Салон мадам де Лямур
Свой тридцать пятый день рождения Вика отпраздновала шумно, широко, наутро проснулась от головной боли, сунула ноги в тапочки и прошлепала в ванную принять душ. В эмалированной купели отмокали длиннющие розы, подаренные Николаем Правдиным. Вика усмехнулась. Вчера он привез ее из ресторана домой и впервые не захотел остаться. Если б такое случилось года два-три назад, ни за что не простила бы, но с тех пор многое изменилось. Любовь дала трещину. Трещина разрослась и превратилась в овраг. Не перепрыгнуть. Не докричаться. Вика сама вызвала такси для Николая, на прощание пафосно чмокнула в щеку.
– Мы в ответе за тех, кого напоили.
На что он, подавляя зевоту, пьяно икая, отшутился:
– Как ни крути, а жопа сзади.
Пришлось искать вазу для роз, но, оказалось, вся подходящая посуда занята и даже сливной бачок в туалете был задействован. Из его вместительной утробы топорщились букеты, спеленутые целлофаном. Крышка бачка стояла на полу, аккуратно прислоненная к стене. Цветы были всюду. От их предсмертного тошнотворно-сладкого дыхания Вике сделалось дурно. Не раздумывая долее, она воткнула розы в мусорное ведро и встала под хлесткие струи воды. Головная боль понемногу отступала. После душа захотелось покурить. Вика порылась в сумочке, но вместо пачки сигарет выудила визитную карточку «Салон мадам де Лямур». Под простым запоминающимся номером телефона было написано: «Хочешь изменить судьбу? Звони!» Вика удивленно прищелкнула пальцами.
– Ну, и ну. Я, думала, избавилась от нее.
В ресторане, где Вика с коллегами отмечала свой юбилей, странная особа не сводила с нее глаз. Собственно, в назойливом внимании заключалась вся странность, внешность дамы ничем не была примечательной, если не считать оранжевую с широкими полями шляпу. Дама в одиночестве потягивала красное вино из высокого бокала.
Вика, одетая в маленькое черное платье, выглядела сногсшибательно. Шику ей добавляли чистейшие, якутские бриллианты в ушах. Они вспыхивали при малейшем движении Вики. Поначалу она думала, что бриллианты привлекли внимание незнакомки. Затем поняла, почувствовала: дело вовсе не в камешках, а в камне за пазухой. Вика нервничала. Гости провозглашали тосты.
– Виктория, значит, победа! За Победу!
– Нашему топ-менеджеру! Гип-гип ура! Ура!
– За викторианскую эпоху нашей компании!
– Золотой Телец покровительствует нашей Виктории!
– За прекрасные зеленые глаза Победы!
– За женщину красивую, умную, независимую! За Викторию! За несравненную Вику! Мужчины пьют стоя!
Стол, накрытый в три яруса, ломился от холодных и горячих закусок и сходился к центру, к овальному серебряному блюду. На нем, вытянув рыльце вперед, возлежал, запеченный целиком, молочный поросенок. В прорезях его глаз светились маслины и, казалось, придавали взгляду какую-то осмысленность. С двух сторон серебряное ложе подпирали, выдолбленные изнутри, наполненные дольками фруктов, арбузы-корзины. По бокам их гроздьями свисал виноград.
Тостующие пили до дна. Все хорошенько поднабрались. Вихрь бесшабашности подхватил празднующих и понес танцевать. Вика взяла курс на оранжевую шляпу. Хозяйка шляпы с готовностью поднялась навстречу, вручила визитку имениннице и, не проронив ни слова, удалилась.
Наконец-то Вика могла расслабиться. Она облегченно вздохнула, штопором ввинтилась в круг танцующих, извивалась, отрывалась на полную. Остаток вечера гости мигрировали от танцплощадки к столу и обратно и когда, оркестр свернул программу, продолжили посиделки, разбившись на группы по интересам.
Две молоденькие девицы рассуждали о старости. Одна из них, механически поднося ко рту зажженную сигарету, выдыхала колечки дыма и говорила отрывисто, наставительно:
– Никакие крема не восстановят упругость кожи, и никакие правила здоровой жизни не помогут. – Вдох-выдох, колечки. – Что-то изменить в лучшую сторону можно только операбельным путем. – Вдох-выдох, колечки. – Причина старения заключается в работе клеток организма. Каждая из них делится до пятидесяти раз и дальше умирает, и хочешь ты этого или нет, старость придет в виде безобразных морщин, отвисающих брылей и бесформенных губ. Одним словом, полный пипец. Так что кури и не парься.
Вике разговор показался скучным, она перекинулась к другой группе. Здесь вниманием коллег владел Правдин. Левой рукой он обнимал талию соседки, правой – рюмку. Он был великолепен. От него пахло деньгами, успехом, пресыщенностью и новомодным парфюмом Del Mar. Он пророчествовал:
– Все началось с Большого Взрыва и тем же закончится. Вселенная склубилась из хаоса и вернется к хаосу – наступит конец всему живому и не живому. Такова суть энтропии! Наступит тепловая смерть всей нашей солнечной системы.
Как сговорились все, заладили о старости, о смерти, – подумалось Вике.
– Мрачноватый прогноз, – вставил реплику Холодков, недавно получивший должность старшего менеджера. Мысли его были далеки от затронутой темы. Он думал о солидной прибавке к зарплате, о своей причастности к элите огромной торговой компании, о новом дорогом костюме от Hugo Boss, купленном специально для этого вечера. Холодков только для того и вставил эту реплику, чтобы привлечь к себе внимание. И теперь все, кто был невольно втянут в свидетели дискуссии, с любопытством ожидали, что скажет Правдин.
Он выдержал паузу.
– Хаос и порядок – родные сестры.
– И что с того? – опять вклинился Холодков.
Правдин в задумчивости раздувал щеки.
– Попробую объяснить на бытовом уровне. Если в доме не поддерживать порядок, то начинается беспорядок. Так?
– Допустим, – легко согласился Холодков.
Правдин, заботясь о том, чтобы всеми быть понятым, терпеливо излагал суть своей теория о конце света.
– Для поддержания порядка нужны направленные усилия. Во втором случае ничего не надо, энтропия все сделает за вас. Она ревностно следит за всякой самоорганизованной системой. Посмотрите на этого молочного поросенка, вернее на то, что от него осталось. Мы насытились и навели в себе порядок, пополнили энергию, и при этом разрушили целостность несчастного животного. Это тоже проявление энтропии: выживать по закону сильнейшего.
– И чем это нам грозит? – подначил Холодков.
– Чем? Подумайте сами. Энтропия изобрела Троянского коня для создания дестабилизации внутри системы и для возникновения конфликтов между системами. В результате чего системы принялись уничтожать друг друга. Она же породила: дефицит, конкуренцию, ссору, войны, драму, трагедию, чуму, каннибализм. Черт побери! Проституция, алкоголизм, наркомания тоже дело ее рук! Чернобыль, катастрофа с подлодкой «Курск», цунами в Таиланде и, боже мой, развал СССР – все это ее происки и нет конца черному списку. Апокалипсис неизбежен.
Правдин опрокинул в себя содержимое стопки, отщипнул виноградину, занюхал и бросил в арбузную корзину. Холодков утвердился в роли оппонента.
– Но, ведь, именно благодаря конкуренции цивилизация достигла высоких технологий, качество жизни растет. А какая конкуренция обходится без конфронтации, без ссор или войн?!
– В этом-то и состоит вся трагедия в законе борьбы единства противоположностей. Чем больше создается систем, тем выше рост энтропии. Вот и получается, что цивилизация сама себя кусает за хвост. Всякая замкнутая система стремится к хаосу. Без преувеличения скажу, над нами злой рок, дьяволица с копытцами. Она участвует в созидании лишь для того, чтобы затем уничтожить. Вот на что направлена ее сила.
Правдин снова наполнил рюмку.
– Человеческий разум не способен вместить всю сложность существующего мира. Этим, кстати, объясняется живучесть религии. Она примиряет человека со вселенной, дает ему доходчивое объяснение о ее происхождении. Я и сам готов бы поверить в Творца. Сожалею, что нет во мне этой спасительной веры и надежды нет, и любви тоже нет. Я абсолютно выхолощен. Вот уж действительно: во многой мудрости много печали; умножающий познания – умножает скорбь.
Старший менеджер зевнул украдкой. Правдин заметил это, хотел добавить что-то и махнул рукой:
– Давайте-ка лучше выпьем за здоровье Виктории!
Выпили и еще выпили, и еще. Холодков схлынул по-тихому. Пророк был совершенно пьян. Шелковый галстук съехал в одну сторону, холеная бородка вытянулась в другую. Он совсем раскис и, уткнувшись в плечо Вики, расплакался.
– Сам не пойму что не так. Ведь, хорошо живу. У меня ведущая должность в компании. Жена. Дети. Квартира – шик: паркет, высокие потолки, район респектабельный, огромная лоджия. И ты всегда рядом. Но почему, когда я выхожу на эту чертову лоджию, меня так и тянет сигануть вниз.
Вика ножом водила по краю пустой тарелки.
– Вижу, мое место не призовое.
– О чем ты?
– Ну, как же?! Ты сам только что перечислил все в приоритетном порядке: должность, жена, дети, квартира, паркет, потолки, район, лоджия и следом за лоджией я.
Их разговору никто не мешал. Гости развлекались сами по себе. Правдин сорвал галстук.
– Ерунда какая-то. Не там копаешь. А вот представь, кого мы воспитали, кого вырастили с этим ЕГ. Мой сын пишет диктант. В диктанте попадается слово гребля. Слово у него выпадает на конец строки и целиком не умещается. Знаешь, какой он делает перенос? Гре – бля. Подумал, подумал, исправил гр – ебля. Опять не хорошо. Еще подумал, зачеркнул и написал сверху гребля. Гребаный ученик, гребаные учителя, гребаная жизнь. Выдать бы всем им ковбойского пенделя.
Правдин ухватил Вику за талию. Она отвела его руку.
– Хватит жалеть себя. Пожалей меня.
– Чего тебя жалеть? Ты вон какая! Красивая, самостоятельная, успешная.
– Правдин, я на тебя три года жизни ухлопала. Думала, женишься на мне, и все у нас будет хорошо.
– Ты с ума сошла. У меня дети. Я глубоко женатый человек.
– Что ж не вспоминал об этом раньше?
– Ну, да я во всем виноват. А ты, конечно, не причем. Допустим, ушел бы я к тебе. Через полгода, максимум через год ты мне дала бы отставку. Ведь, если разобраться, тебе никто не нужен. Ты самодостаточна, как морской конек.
Вика аккуратно положила нож справа от тарелки.
– Вот и поговорили. Не будем взбивать кудель прошлого. Пусть все остается как есть. Взгляни, какую визитку мне сегодня вручили.
Вика протянула визитку Правдину, тот покрутил ее, порвал и бросил клочки на пол.
– Шарлатанов развелось мать их так. Давай, Клубничка, выпьем за жизнь. Она коротка, как шорты.
Изменить судьбу? Вопрос в том, что на что менять. В своей профессии Вика достигла потолка. Выше не прыгнуть. Да и надо ли напрягаться? Денег хватало. Путешествия, туры, вечеринки, машина, квартира. Чего еще желать? Чего?! Сейчас Вике хотелось излить потоки слез, выкачать себя до дна, очиститься и ничего не получалось. Она разучилась плакать. Промаявшись половину дня, отправилась по магазинам. Шопинг – лучшее средство от хандры. Вернулась, груженая пакетами и коробками и не стала их распаковывать. Платяной шкаф, набитый до отказа, не вместил бы в себя новые вещи.
Вика устроилась в кресле и задремала. Странный сон привиделся ей, будто, стоит она перед нарядно-пряничным домом и не решается войти. Точнее с места сдвинуться не может, будто, на ногах у нее гири пудовые и со всех сторон тьма наползает и никуда не деться от нее, не спрятаться. На углу дома отчетливо светится табличка: Цветочный 1.
«Что это было?» – Вика стряхнула с себя дремоту. Непонятный страх вселился в нее: хотелось убежать из дома, бежать, бежать и, захлебнувшись от бега, упасть лицом в траву и так лежать, ничего не чувствуя, не думая ни о чем. Вика потерла ноющие виски, приложила к ним лед и понемногу успокоилась.
Бесцельная прогулка по загородной трассе – второй проверенный способ ухода от хандры. Ловко объезжая все ямы, Вика ехала, будто, на автопилоте, и сама не поняла, в какой момент, на каком перекрестке свернула в сторону от главной дороги и очутилась в незнакомом поселке. Петляя по его улочкам, пыталась выбраться на трассу, и резко нажав по тормозам, остановилась, вздохнула глубоко, выдохнула, ущипнула себя.
– Бред какой-то.
Перед ней стоял дом из ее сна. Руки сами потянулись к мобильнику, пальцы сами набрали номер. В трубке щелкнуло. Приятный женский голос ответил:
– Салон мадам де Лямур. Слушаю вас.
Вика набралась смелости.
– Можно ли записаться на прием?
– Да, пожалуйста. В какой день вам удобно?
– Сегодня.
– Время двадцать ноль-ноль вас устроит?
– Да.
– Записывайте адрес: поселок Цветочный дом один.
До приема оставалось немного времени. Вика достала карту, хотя, и так знала, что находится как раз напротив нужного ей дома и все-таки решила проверить. Населенного пункта с таким названием не значилось ни в одном направлении от города.
Узкая, опрятная улочка, вымощенная булыжником ровным, гладким, будто нарисованным и вдоль нее нереально красочные дома, похожие на игрушечные цветные кубики вызывали умиление, но в этом по-детски безмятежном краю не было главного. Не было жизни. Ни собак, ни кошек, ни птиц, ни людей, вообще никого, ничего ни звуков, ни запахов. Вся округа смахивала на яркую, сочную декорацию, от которой становилось не по себе. Это первое что пришло Вике на ум.
– Нет. Нет. Этого не может быть. Для реальности здесь слишком мертво. Я сплю.
Вика сильно зажмурила глаза и открыла. Картинка никуда не пропала.
– Ну, что ж, – решила про себя, – подождем приема.
Солнце быстро катилось к горизонту, и вскоре все погрузилось во мрак. Ни в одном из домов не зажегся свет, не видно было даже намека на него. Недоброе что-то, прятавшееся за нарядными фасадами, теперь бесшумно выбралось наружу и неотвратимо надвигалось на Вику. Она боялась шевельнуться, боялась выдать свое присутствие.
В бардачке машины хранился карманный фонарик. Вика вспомнила о нем, нашла ощупью, включила и тьма отступила, и легче стало дышать. Ровно в двадцать ноль-ноль она позвонила в дверной колокольчик. Дверь незамедлительно распахнулась. Мадам де Лямур, молча, повела рукой, приглашая войти. Вика шагнула в прихожую и от изумления рот открыла. Она переступила порог своей же квартиры. Вот, нераспечатанные покупки, вот ее тапочки, дальше на тумбе возле телевизора чашка с недопитым кофе. Изо всех углов торчат, не расчехленные цветы, все-все в точности повторяло ее быт, который она покинула часа два тому назад. Вика опустилась на диван, машинально бросила взгляд на его светлую обивку и, заметив крохотное пятнышко от кофе, посаженное утром, окончательно сбилась с толку.
– Я умерла?
Мадам де Лямур печально улыбнулась.
– И да, и нет. Выбор за тобой.
Вика судорожно сглотнула слюну. Мысль о том, что она вовсе не у себя дома, не покидала. Между тем мадам де Лямур держалась по-хозяйски.
– Ты хочешь изменить судьбу? Верно? Иначе не пришла бы. Ведь так?
– Может быть. Кто вы?
Мадам придвинулась настолько близко, что Вика ощутила ее дыхание на своем лице.
– Я – любовь. Я – содержание. Я – цель. Ты – замкнутая система. Всякая замкнутая система стремится к хаосу. Помнишь?
– О чем вы? Я не понимаю!
Мадам церемонно отворила дверцы шкафа, его содержимое посыпалось на пол.
– То же происходит с тобой, с твоим сознанием.
– Это ничего не объясняет. – Вика честно старалась уловить суть сказанного.
Мадам запутывала дело, говоря загадками и отвечая вопросом на вопрос.
– Разве? Ты не знаешь главный закон?
– Какой закон?
– Что внутри, то и снаружи. Хаос и порядок – родные сестры.
Мадам вложила в ладонь Вики брошку – дешевую бижутерию в виде бабочки, распахнувшей крылья.
– Прими этот знак любви.
– Я вам не верю! Нет никакой любви! Что значит вся эта буффонада? Что вам нужно? – сорвалась Вика на крик.
Мадам улыбнулась.
– Ну, тогда прими, как знак жизни и смерти.
Вика взяла подарок и, не взглянув на него, прицельно отправила в мусорное ведро из которого торчали розы.
Дальше все происходило, как в замедленных кадрах кино. Не долетев до цели, бабочка повисла в воздухе и вдруг ожила и, покружив над головой Вики, приземлилась на зеркало. Из глубины амальгамы пристально смотрела старуха. Вика узнала в ней себя и отшатнулась. Зеркало тут же покрылось мелкими трещинами. Откуда-то сверху посыпались цветные кубики, послышался вой сирены.
На загородной трассе произошла авария: столкнулись легковая машина и грузовик. Водитель грузовика ходил по пятам за сотрудником ГАИ и твердил:
– Она выскочила на встречную. Что я мог сделать? Что я мог сделать?
Старший патрульного экипажа хмыкнул:
– Чего людям дома не сидится? – и, повернувшись к помощнику, спросил, – Девушка жива?
– В коме, – вытянулся в струнку помощник.
– Ну-ну, – вздохнул офицер, – Чего людям дома не сидится? Чего ищут, рыщут?
Сообщение отредактировал Yuliya Eff: 16 Декабрь 2014 - 20:05
