Похоронное бюро на улице Солнечной
Сын у Алтаевых пропал давно - почти полтора года назад. Но так - "давно" и "почти" - мог сказать следователь, давно кинувший тонкую папку с "висяком" на нижнюю полку старого советского шкафа, или бабульки, почти всегда сидящие на скамейке перед подъездом.
Для Тимура и Светланы прошло уже 448 дней с того полудня 19 августа 2001 года, когда Мурка пропал...
"Играл во дворе и не вернулся домой Мурат Алтаев, 1996 г.р.. Был одет в синюю футболку с большой белой надписью "Найк", белые шорты и серые кроссовки. Приметы: рост, примерно, 50 см., худощавый, волосы темные короткие, глаза карие. Особые приметы: небольшой свежий ожог на тыльной стороне кисти левой руки (от утюга). Предположительно, мальчика увел мужчина в черном пальто. Всех, что-либо знающих о местонахождении ребенка, просьба позвонить по указанным ниже телефонам или "02".
Каждое утро Тимур начинал с того, что из окна кухни с высоты четвертого этажа окидывал взглядом обычный алмаатинский двор - то солнечный, то дождливый, то заснеженный. Даже зимой казалось, что вот-вот увидишь малыша, идущего домой по снегу в белых шортах. "Холодно же ему, холодно", - приходила в голову безумная мысль... Таких мыслей было много, и некоторые из них могли преследовать несколько дней.
Света большую часть времени проводила у телефона и выходила из дома только раз в месяц - в редакцию крупной газеты повторять объявление с маленькой фотографией Мурки. Потом в газете ей стали говорить, что все площади заняты под рекламу, извинялись, обещали повторить объявление через месяц, бесплатно, и даже несколько раз, действительно, повторили. Но однажды позвонил некий замредактора (так он представился) и, попросив к трубке "хозяина", деликатно объяснил Тимуру, что эта "тяжелая и не решаемая пока проблема играет в каком-то роде против популярности газеты, взявшей курс с криминала на позитив". При этом он пообещал и дальше ставить "иногда" объявление, но за эти два с половиной месяца оно так и не вышло. Света в другие газеты не пошла. Она вообще больше из дома не выходила.
А Тимур, глянув утром в окно, выходил на еще спящую улицу и бродил по окрестным дворам. Его уже узнавали дворники и собачники. Один из них, с далматинцем на поводке, даже как-то предложил: "Мужик, понимаю, бегать тебе нельзя, а раз ходишь - возьми щенка, все веселее, дешево отдам". Тимур покачал головой...
Потом он шел на работу. И это был еще один день, наполненный бессмысленной суетой людей, у которых было все. Все, кроме денег. Они этого не понимали, просто бегали за деньгами и все. Только друзья иногда вспоминали, что у Тимки пропал пацан. Обычно это происходило, когда пили "за все хорошее". Кто-нибудь осекался, и все замолкали. Тимур перестал пить с ними - зачем? Он не любил портить настроение людям. А пить в одиночку не мог. Да и не успокаивало это - вообще никак не действовало. Водка только обжигала гортань и стоила столько-то денег.
Он просто работал, а вечером видел жену, сидящую у зеркала. Первое время она сидела у телефона. Потом - в детской, у кроватки. Сейчас у зеркала. Сидит целыми днями, глядя в сторону. Немного ест. Тимур готовил и оставлял Свете на столе. Иногда еду приходилось выбрасывать, иногда в тарелке было заметно вмешательство чайной ложки. Любимой ложки Мурки. Сын всегда определял ее по чрезмерной гнутости (из-за пристрастия к йогуртам, которые он до капли выскребал из стаканчиков). Тимур не раз хотел выправить ее, но детский слоган "моя гнута!" удерживал его.
Сегодня Света поела "гнутой" гречку. Тимур бросил остатки в ведро, ополоснул тарелку и, включив свет в зале, сел на кровать. Было слышно, как у соседей президент говорил об улучшении. Дверь в комнату сына, как всегда, была открыта, и в проеме белел покрывалом угол кровати, под ней желтела долька баскетбольного мяча.
- По поводу пацана, он у нас, - быстро сказал мужской голос, когда Тимур схватил трубку телефона. - Никому ничё и приходи завтра в парк, один, часам к пяти, к чертову колесу, я сам подойду. Еще раз говорю: никому ничё...
Света посмотрела на Тимура. Он понял, что давно не видел ее глаз.
- Завтра, - сказал Тимур.
Она все еще смотрела на него.
- Завтра в пять.
- Мурка, - вдруг произнесла она запретное слово.
- Спать, - сказал Тимур и погасил свет.
Ночью он слушал, как она встает и на цыпочках уходит в детскую, как поправляет там покрывало на кровати и, в который раз, переставляет игрушки...
Утром он не пошел по дворам. Пришел на работу и сидел в своем кабинете, слушая недовольное буханье ведра уборщицы Лены. Сослуживцы собирались словно нехотя. За окном редко сыпал снег пополам с дождем - нелепая алматинская зима. Вызвал шеф: надо срочно ехать в Атырау, в командировку.
- Не могу, - выдавил из себя Тимур и вышел из кабинета, понимая, что до увольнения осталось всего ничего.
В час он был уже в парке. Бродил, стуча ботинками по грязно-ледяным аллеям, каждый раз выводившим его к "чертову колесу" - давно замерзшей махине. Здесь Тимур делал остановку, выкуривал еще одну сигарету, слушая карканье ворон, смотрел на часы и снова делал небольшой круг. За все это время ему встретилось человек пятнадцать, в основном, служащих ушедшего в зимнюю спячку зоопарка, случайных прохожих, сокративших через парк свой путь, и нескольких рабочих, мостивших аллею, а вернее, лениво куривших у черного с красным катка. Заглянул Тимур и в зоопарк - пустынный тихий зимний зоопарк, где мерзли зубры, на льду пруда уныло сидел немногочисленный птичник с подрезанными крыльями, за решетками мертво лежали медведи и нервно бегали из угла в угол волки. Уже выйдя из зоопарка, он услышал протяжный многоголосый звук, царапающий ледяными иглами спину. И вдруг понял, что это кричат животные. Почему-то они кричали все разом, и в этом крике было что-то... тоска или боль? Тимур впервые такое слышал.
- Привет, - буднично сказал куривший у "чертова колеса" парень в темно-синей куртке,
- Где пацан? - выдохнул Тимур.
- С тебя пять штук.
- Сейчас?!
- Завтра, в одиннадцать. Здесь же.
- А он...
- Все будет чики. Только - никому ничё.
- У меня пока нет столько...
Парень не дослушал, развернулся и ушел. Тимур хотел побежать за ним, проследить. Дошел до ближайшей скамейки и осел. На дереве была прибита фанерная стрелка с полустершейся надписью "илиция". Закаркала ворона.
- Мне нужно пять тысяч, - сказал Тимур, зайдя к шефу.
- Нет пока на аванс денег, тебе что, в бухгалтерии не сказали?
- Мне... долларов.
- Баксов?!
- Да. Квартира в залог.
- Это не реально.
- Мне сына возвращают.
- Что?! А-а... - Егорыч взъерошил волосы. Потом спросил: - Ментам звонил?
- Нет.
- Ну, так звони!
- Нет! Егорыч, сын мне живой нужен.
- Может тогда ребят нанять? Могу. П...лей навешают.
- Не... Там же пацан мой.
- Но ведь нет сейчас у нас такой суммы! А если бы и была, как потом отчитываться? Писать в документах "квартира в залог"? У меня есть баксов пятьсот, могу дать. Мужики еще соберут. В бухгалтерии что-нибудь наскребем... Хотя, конец года, на командировки даже не хватает.
- Не надо мужиков! Это же опасно! Сболтнет кто-нибудь, и завтра полгорода будет знать! Я и так столько... ждал.
- Ладно, Тима, ладно, успокойся. Никому не скажу. Знаешь, зайди завтра с утра - я постараюсь наскрести все, что можно. Может, сам у кого подзайму. А вообще, знаешь! Ты бы потянул время, раз в одиночку хочешь. Чтобы квартиру успеть оформить - я имею в виду, в ломбард бы тебе надо.
- Попробую. Только Егорыч, прошу, никому ничё... тьфу! никому ничего не говори.
Тимур поехал в "микры", к другу. Жанат дал все, что было: 250 баксов и три тысячи тенге. Рвался ехать назавтра вместе, но, получив твердый отказ, задумался, склонившись над бутылкой пива. Зная его характер, Тимур предупредил:
- Не вздумай завтра за мной ходить, Жан. Я не знаю, кто это и сколько их. Один неверный шаг... Даже случайного прохожего они могут принять за сотрудника! Тогда мы Мурку вообще не увидим... - он заплакал.
- Обещаю, Тим. Но если что, звони сразу - уделаем, сук!
Он уже ехал в такси, когда позвонила Света - из ломбарда. Мобильник буквально взорвался ее голосом:
- Говорила тебе, выпиши брата, выпиши! Едь теперь в Омск, бери у него согласие! Ах, горе-то, го-оре...
Утром шеф приехал неожиданно рано, кивнул ошарашенной Лене, вошел в кабинет к Тимуру, молча положил перед ним конверт и вышел. В конверте было две тысячи долларов. Всего набралось две с половиной.
Парень у "чертова колеса" взял деньги и сказал, что позвонит через два дня, когда Тимур соберет остальное. И также деловито и быстро ушел, словно растворился среди черных стволов.
...Мурка пришел сам. Света в прихожей не было, но Тимур увидел его отчетливо: футболочка, шортики, даже темный волдырек на руке, сжимающей грязную лопатку.
- Пивет, пап, - как в ни в чем не бывало сказал сын...
Тимур хотел сказать "привет" и проснулся. Рядом не спала жена. Он протянул руку к ее бедру, и она, поймав, сжала его пальцы. Прошло уже полмесяца, а похититель не звонил. За это время с квартирными документами они все утрясли - через маклера, и этот же маклер нашел покупателя на квартиру. Пусть чуть ли не в полцены, но главное, продали быстро и вернули две тысячи Егорычу. Жан взять деньги отказался. Жили пока еще здесь - выторговали у нового хозяина две недели (тот согласился легко, обрадованный ценой), чтобы дежурить на телефоне. А Жан присмотрел и "держал" комнату в какой-то приватизированной общаге - за сто баксов в месяц с последующим выкупом.
Долгожданный звонок прозвучал через два дня после истечения оговоренного с новым хозяином срока. В зале уже громоздились его вещи в коробках, и на занесенном накануне грузчиками диване спала его родственница. Всю свою мебель и бытовую технику - все, кроме кроватки сына, одежды и посуды - Тимур и Света распихали по городским комиссионным магазинам. На поздний звонок Тимур выскочил из детской, где они спали на полу, постелив два одеяла.
- Мужик, - сказал знакомый голос. - Все чики. Завтра тащи оставшиеся четыре штуки и у нас все получится.
- Как четыре? Мы же...
- Понимаешь, мужик, пацана твоего кто-то кормил, поил, одевал. Понимаешь?
- Д-да.
- Ну, вот, а тебе жалко...
- Не, не жалко!
- Ну и чики. Приходи завтра на то же место в три - один, ты понял: один?
- А сын?
- Я же сказал - значит, все! Получишь пацана, как новенького! Только, ты это... без глупостей, слышь. Никому...
- ...ничё! Я понимаю, никому ничё!
Парень был одет гораздо лучше, чем при первых двух встречах и все порывался угощать дорогим пивом. Тимур мрачно отказывался, но тот не унимался, барским жестом беря бутылку за бутылкой в парковых киосках. Шел какой-то праздник, взрослых и детей вокруг гуляло немало.
- Кончай, Тимоха, - необычайно словоохотливый похититель почти сразу полюбопытствовал, как зовут Тимура. - Сегодня классный день! Ты чо, за пацана своего даже пивка не выпьешь? Давай!
- А где он?
- Пей, давай! Базар потом.
Тимур вливал в себя горькую холодную жидкость и шагал рядом с постоянно оглядывающимся по сторонам и несущим какую-то чушь про "американцы же все равно поймают Бен Ладена, братан", существом. Так они углубились в сторону детской железной дороги и там остановились. Парень прикурил очередную сигарету и спросил:
- А ты часом не палишь меня, братан?
- Не! С чего ты взял?!
- Ладно, тихо. Бабки давай.
- А мальчик где?
- Так дела не делаются. Давай бабки и адрес, завтра щегла к дому подвезут... даже позвоню сразу, чтобы вышли навстречу.
- Точно завтра?
- Ну, или на днях. Проверить-то надо - вдруг ты засаду приготовишь.
- Клянусь, никто не узнает!
- Ну, это ты, а жена стукнет и...
- Не стукнет!..
- Короче, бабки и адрес.
- Земляк, братан, понимаешь, я там уже почти не живу, пару дней от силы протяну и, если ты вдруг позже привезешь...
- Ну, ты даешь, чувак! Бля, ему сына возвращают, а он башли жадит отдавать, да еще адрес не говорит.
- Вот, сотку мою запиши!
- Сам запиши.
- Сюда, в парк, привези и сразу позвони!
- Не учи меня, Тимоха, сам знаю, куда привезу и когда звякну. Ты башляться-то будешь?
Тимур отдал деньги и свою пачку сигарет, на которой замерзшей рукой написал номер мобильника.
- Только не выброси случайно пачку! - взмолился он.
- Не боись, - получив деньги, парень снова повеселел. - Ты это... чо трясешься-то так?! Все будет чики! Считай, что все уже закончилось! Завтра сына привезу!
- Брат, прошу, пожалуйста, только не обмани, а... - у Тимура перехватило дыхание.- У меня жена с ума вот-вот сойдет.
- Да, все по-честному, братан! Не веришь, да?
- Верю! Но... Брат, не убивай нас, скажи, честно пацан у тебя, а? Ведь ты же адрес должен знать.
- Ни хрена себе, я чо, должен помнить, что полгода назад было?!
- Так не полгода же, а больше чем полтора.
- Полтора?! А-а... ну, тем боле!
- Ты... - Тимур побелел и вцепился в рукав парня.
- Эй, ты чо, бредишь что ли? - испуганно отшатнулся тот. - У меня твой пацан, честно говорю! И завтра ты его получишь! Да, никуда я не денусь. Верну и... и мы водяры с тобой треснем, друзьями станем! Чо плохое помнить, да?
Но Тимур все еще держал его за рукав.
- А вон, давай докажу! - парень неожиданно указал на деда, бродившего по аллеям со стареньким полароидом и картонкой на груди с фломастерной надписью "Момент-фото".
Прошло шесть дней. Тимур не выключал мобильник, старательно следя за подзарядкой, и целыми днями шатался возле своего бывшего дома. С темнотой медленным шагом шел через весь город в общагу. В кармане лежал квадратик полароидного снимка: одно лицо красное, странно улыбающееся, второе с какими-то собачьими глазами, оба в обнимку, а сзади темно-зеленая с послезимними рыжеватинками ель. В общаге почти всегда было шумно, в подъезде пахло мочой и стиральным порошком, носились дети и шатались подвыпившие парни. Комната была с хлипкой дверью, батарея почти не грела, и приходилось включать на ночь старую бытовую плитку, на которой днем Света жарила картошку. Она как-то ожила, утеплила моченой бумагой окно, побелила потолок, обновила на Муркиной кроватке постельное белье и что-то шила из тряпок. Когда Тимур заходил, она вздрагивала и некоторое время смотрела куда-то за него, потом молча бралась за шитье.
- Ты... это... Тимоха! Какого хрена меня забыл?! - знакомый, но очень пьяный голос раздался из трубки в два часа ночи, - Все чики, понял! Давай, езжай ко мне!
- Ты где?!
- На даче...
- Где?!
- Короче, езжай на Ремизовку, а я тебя по дороге поведу. Давай... - раздались короткие гудки.
Тимур вскочил, быстро оделся и, бросив жене: "Я скоро, ты только не волнуйся!", - выбежал на улицу. С трудом поймав такси - никто на дачи ехать не хотел, пока один частник не согласился за астрономическую для такого расстояния сумму - помчался по ночному городу. Уже на Аль-Фараби позвонил по определившемуся в мобильнике номеру сотки.
- Долго едешь, чувак! Тебя только за смертью звать! - пьяно злился собеседник, - Ты хоть водки взял, чудо?!
- Ты же не сказал...
- Ни хрена себе! Ему с-сына, понимаешь, вернуть хотят, а он даже поставить не хочет?! Тебе точно пацан нужен, козел?!
- Да!!!
Тимур сделал крюк в магазин (водитель накинул цену) и взял две бутылки водки и коньяк. Машина выскочила на узкую горную дорогу, сжатую с обеих сторон дачными заборами, и, петляя, помчалась по пустой черной ленте асфальта. Впереди никого не было, только сзади тускло чертили фары. Тимур позвонил еще раз и объяснил, где едет.
- Теперь медленно езжай! Сигареты-то хоть взял, тормоз?!
- Да, - соврал Тимур.
После указанной приметы - полуобгоревшего домика за автобусной остановкой - Тимур попросил остановиться и вышел. Дальше требовалось идти пешком. Он расплатился и купил у шофера початую пачку сигарет. Проехавшая мимо машина "скорой помощи" на мгновение осветила его руки, и он увидел, как они трясутся. Держа телефон включенным и слушая отрывистые указания пьяного мужика, он побежал по темному переулку. У открытой настежь калитки остановился и вошел.
Небольшой, но добротный дом с мансардой и балкончиком светился всеми окнами, слышалась громкая музыка. Дверь открыл он - с крутым мобильником у уха, в дорогой, но залитой чем-то липким, спортивке, и глядя на Тимура, весело сказал в трубку:
- А вот и смертушка пришла!
Тимур опустил и выключил свои телефон.
- Да, ты заходи, Тимоха! Че, ты, в натуре, обиделся, что ли? Я ж пошутил. Просто выпить хотелось, скучно одному, ****и сбежали, блин, и филок нема... Ты хоть деньги-то привез?
- Какие деньги?!
- Обычные, зеленые. Я же видишь, какую хату прикупил, шмотки там, видик-шмидик, казино! На тачку вот не хватает...
- Где мой сын?!
- Не ори - не дома, и дома не ори. Короче, с тебя еще две... нет, три штуки. А щегла...
Он не договорил. В открытую дверь вбежала Света. Она оттолкнула Тимура и выставила вперед руку с каким-то предметом.
- Где мой ребенок, сука? - не надорванным, а скорее порванным голосом сказала она.
Тимур увидел, что это ножик, вернее, скальпель, медицинский скальпель.
- Уйди, мамаша, - зло ответил похититель, поднимая кулак.
И Тимур бросился на него! Втроем они катались по комнате, дико крича, что-то опрокидывалось, звенело, какой-то черный рэппер тараторил по-английски...
Когда Тимур на полсекунды пришел в себя, Света еще кричала: "Вяжи его, вяжи!", а он уже затянул последний узел своего ремня на запястьях лежащего ничком человека. Затем они перевернули его на спину и стали вдвоем бить по лицу, мешая друг другу и спрашивая одно: "Где?". Лицо криво улыбалось распухшими кровавыми губами и старалось уклониться от ударов.
- Ах, так! - вскрикнула она и вскочила, вертя головой. - Утюг где, где утюг?!
- Чего? - не понял он.
- Утюг, болван! Утюгом их надо... - и наклонясь, пошла по развороченной комнате, вороша вещи. - В фильмах все показывают... как их там...
Она прибежала с красивым импортным утюгом, радостно хохоча. И, отстранив сидящего на теле мужа, стала давить утюгом на оголившийся живот.
- Дура, он же не включен! - крикнул жене Тимур.
Она опять захохотала и стала бить плашмя и стальным ребром по лбу, носу и зубам. Тогда он с силой оттолкнул ее и, когда она откатилась, наклонился к кровавому месиву и тихо спросил:
- Где?
- Ни... где, - просипело в ответ. - Я шу... тил.
Тут мелькнула ее рука, и нос утюга с хрустом вмялся в висок.
Когда Света, согнувшись и закрыв лицо руками, вышла из дома, Тимур пошарил в кармане спортивки и выгреб несколько стодолларовых бумажек и сложенный вчетверо листок. Развернул его - это был какой-то документ с фотографией 3х4 убитого и машинописным текстом. Прыгающим сознанием Тимур не сразу смог понять его смысл: такой-то, освобожденный из мест заключения, обязан проживать по такому-то адресу, быть во столько-то дома и являться в такой-то опорный пункт в такие-то дни для...
Он поджег зажигалкой шторы и вышел из дома. Скоро нагнал Свету, бредущую вниз, в город. Приглядевшись, отнял из крепко сжатых пальцев скальпель и бросил в кусты.
- Вернуть надо бы, - чужим голосом сказала она. - В "скорой" украла я. Из судка. Такси твое не дождешься, а мое - только вызови: "03" да сто долларов, куда хочешь свезут. За жигулем твоим.
Она засмеялась, подняв голову к светлеющему небу.
Заведя Свету домой, Тимур вымыл лицо и разбитые исцарапанные руки. Потом поехал по указанному в бумажке адресу. Это был район рощи Баумана. Кривые грязные улочки, стиснутые нищим шанхайчиком старого города, привели его к наполовину открытой, покосившейся калитке, сколоченной из ящичных досок. Двора почти не было: на замусоренном пятачке навзничь лежал старый умывальник, привязанный к деревянному шесту, чуть поодаль стояли шкафчик с грязной раковиной и разломанная собачья будка, над которыми свисала махровая бельевая веревка, непонятно к чему привязанная. Фанерная дверь в полдома... нет, скорей всего, в четверть дома жалко скрипнула, когда Тимур открыл ее и, согнувшись, вошел внутрь. В темноте "предбанника" чернела железная печь, однако тепла не чувствовалось. В единственной маленькой комнате было на удивление светло, пахло бомжатником. Было тесно, хотя всей мебели: железная кровать, столик, два стула, буфет и двухкамфорочная электроплитка. На кровати, застеленной только дырявым красно-полосатым матрасом, лежала молодая женщина со страшным - обтянутый кожей череп - лицом. На ней был грязный китайский спортивный костюм, распахнутый на голой костлявой груди. Она подняла глаза на Тимура и разлепила губы:
- Как вовремя ты... Ты не мент?
Тимур покачал головой.
- Класс... Мужик, ширни меня, а... Я не попадаю...
Тут он заметил, что тощая рука ее обтянута у плеча полотенцем, а в другой руке шприц. Он развернул листок и спросил:
- Ты его знаешь?
- Бля, мент. Ну и утречко, а...
- Он же здесь жил?
- Ага, жил! Да, он, сука, все по зонам мотался, а вернулся - вообще сгинул. Слушай, начальник, вгони, а. Потом я тебе все скажу, на хрен он мне нужен...
- Он сына у меня украл.
- Когда?! Ты че, мужик, в башку ломишься? Он только фигню разную из тачек мог красть, да и на том спалиться. Слышь, давай сделай, а, будь человеком...
- Сейчас. Ты сначала мне скажи, где он полтора года моего сына держит?
- Е...нись, мужик, он всего полгода, как трешку отпыхтел. Ты читать-то умеешь? На твоей мусорской бумажке это все прописано! А-а... все - поняла.
- Что ты поняла?!
- А ты не ори на меня! Вообще ни хрена не скажу.
- Ну, ладно, че ты... я же сына ищу.
- А мне похер, у меня свой вон есть, понял. Давай ширяй или вали отсюда!
Тимур взял шприц и склонился над желтой, исколотой в сплошной синяк на сгибе, рукой.
- Давай, родимый, давай, хороший, - сухо зашептала жещина. - Ломает, уже мочи нет! Только, смотри, половинку вдуй...
Тимур остановился и посмотрел ей в глаза:
- Так что же ты поняла?
- Господи, ну, скажу, скажу! А ты давай коли!
- Скажи сначала.
- Ну, он, как откинулся, с месяц тут валялся... жена я ему... все газеты листал, гад, работу, говорит, искал. А потом засмеялся и ушел. А потом с бабками пришел, весь прикинутый. Эх, хорошо тогда погуляли... А потом он ушел и все, пропал, сука. Ну, давай же...
Тимур воткнул наугад иглу и резко ввел грязно-коричневое содержимое шприца. Женщина закричала:
- Гад, ты что наделал?!
Она оттолкнула его руку и схватилась за торчащий в сгибе шприц, вдруг встала почти на гимнастический мост и, разогнувшись, так шлепнулась о кровать, что пружины гулко заныли. Из сухого рта выступила желтая пена. Постояв немного, Тимур закрыл ей глаза и сделал шаг к выходу... Но вдруг уловил едва заметное движение под кроватью. Присев, он увидел лохматого мальчика лет пяти, одетого в грязную рубашонку, давно малую и ползунки с отрезанными носками. Ребенок, поняв, что обнаружен, заплакал, тычась носом в дальний темный угол, где чернел ворох каких-то тряпок. Тимур вытащил его за ногу. Мальчик, закрыл ладошками худое чумазое лицо и зашелся в тихом плаче.
- Утюг, - пробормотал Тимур, - где утюг?
Он огляделся, потом закурил сигарету и, пару раз затянувшись, ткнул ею в левую руку малыша. Пацан завизжал!
Засунув ребенка под пальто, как котенка, Тимур вышел из калитки и, низко пригнувшись, побежал по просыпающейся улочке. В такси мальчик смотрел на него испуганными глазами, полными больших слез.
Зайдя домой, Тимур отдал его Свете. Она взяла ребенка на руки, и они долго молча смотрели друг на друга. Потом мальчик отвел глаза и, указав пальчиком на Тимура, произнес:
- Дя... фа... Ма, дя, фа, - и показал Свете руку с уже вспухшим шариком ожега.
- Мурка! - Света обняла малыша, и по щеке ее потекла длинная слеза. - Ручку обжег, моя кровиночка, рученьку обжог плохой утюжок... Пойдем, я тебе кашки дам, пойдем... Ой, а молока-то мама-дура не взяла! А ты чего стоишь, как пень?! Видишь, ребенок голодный! Сейчас, моя лапочка, папка наш молочка принесет...
- Па... фа, - снова сказал ребенок, показывая ей руку.
Тимур выскочил на улицу.
Выйдя на улицу Джандосова, он огляделся в поисках ближайшего магазина. Город уже был светел, шумен, полон машин и спешащих людей. Через дорогу на обочине стоял столб с большим указателем из блестящего белого металла, на котором черными буквами было написано "Похоронное бюро на ул.Солнечной". Поглядев на него, Тимур улыбнулся.
В основу положены реальные события, происходившие в Алма-Ате в конце 90-х годов
Сообщение отредактировал Yuliya Eff: 23 Январь 2015 - 14:06
а жеть только за то, чтобы улучшить ) и, к слову, хорошо, что не о подснежниках повествуете 
У вас это ружье, внезапно появившееся под занавес, не выстрелило ни разу. Тогда зачем оно? Разве что как символ "тот ребенок умер, да здравствует новый"? Но все равно тогда этот момент немного не дожат. Вы бросили судьбу Мурки на произвол читателя, переведя взгляд на найденыша.
