Татьяна Берцева
Практика, рок и Евграфия (рабочее)
Вот он — самый замечательный итог самой проклятой практики! Нет, не красный диплом и даже не направление в интернатуру. Это билеты на концерт «Идолов идеала», полученный из рук самого Джо Доджера — моей сбывшейся мечты.
Тетка Евграфия наконец заткнулась. Все ее «твоя мать… горячая точка… ты обязана продолжить ее дело» я знала наизусть с детства. Однако было в ее словоизлияниях и рациональное зерно: главрач отправил дочку на практику в Германию, поэтому на отделении, где начинала карьеру хирурга моя мама и где до пенсии тетка работала старшей сестрой, освободилось местечко. Спасибо Евграфии — подсуетилась: профессору моему по спецкурсам капнула, Закрайнему — заву своему бывшему — звякнула, пристроила меня.
Всё хорошо, только велела тетка не раскрывать Закрайнему, кто моя мама. Что-то в прошлом не сложилось у мамы с ним. Еще, оказывается, Закрайний фанатично ненавидит рок, теперь придется ездить на практику в обычной куртке, не в кожаной косухе. Ерунда, прорвемся.
Собралась, пошла к Закрайнему на практику устраиваться. Смотрел он на меня, смотрел и как рявкнет:
— Мать кто?!
— Нет матери, не помню, маленькая была…
— Не юли! Была кем?!
— В горячей точке пропала.
— Кем была?! — Аж побагровел. — Не хирургом?
Руки опустились, лишь кивнула. А он на мои берцы уставился, что из-под брюк торчат. Не подумала. Зря.
— Не возьму! Иди в гинекологию.
Туда? Никогда! Как вспомню на той практике синее тельце новорожденного на фоне плаката улыбающегося младенца… Нет, только со взрослыми — их смерть не так неправильна. Машу головой.
— Завтра в восемь. Экзаменовать буду. Опоздаешь — сама виновата.
Без четверти восемь я в строгом костюме стояла у кабинета Закрайнего. Вместе со мной студент Паша. Разговорились, сдружились — в одну пропасть прыгаем.
Странно, он из военмеда, а на простые вопросы ответить не может, зато говорит быстро, четко, прям по уставу. Мне ничего сложного не досталось, хотя пару вопросов только в интернатуре изучают. Ерунда, прорвемся. Обидно, что Пашку Закрайний похвалил, в пример поставил, к себе взял. Меня назначил под начало некоей Грубиной. Судя по интонации, словно наказание назначал. Видать, у Грубиной отношения с ним не сложились, как когда-то у мамы.
Единственный проблеск улыбки увидела на его лице, когда он узнал, что спецкурс нам Добрин читал. Даже рекомендовал обращаться к нему за советами. Тут взгляд его уставился мне на грудь. Похолодела. Испугалась, что начнет клеить меня, но вдруг вспомнила, что на лацкане пиджака у меня значок с гитарой приколот. Прокол! Крах! Хорошо, документы на практику он мне уже заполнил.
Позвонила Доброву. Разумеется, Добряк согласился помогать.
— Сразу первый совет: никаких символов, никаких упоминаний рока.
Надо было вчера звонить. Хотя тетка предупреждала.
Со следующего дня полностью погружаюсь в работу, забыв о доме, институте, фактически живу на отделении. Исполняет все поручения Грубиной. Она таскает меня на осмотры, операции, учит правильно держать скальпель. Ерунда, прорвемся.
Пашка все время рядом. Закрайний дал ему трёх пациентов и пустил на самотек. Поэтому Пашка за нами хвостом ходит, слушает наставления Грубиной, раз Закрайнему не до него. Обидно: у Пашки три пациента, у меня ноль. Как учиться?
— Понимаешь, он меня терпеть не может, не сложились у нас с ним отношения, — призналась Грубина. — Я в первый рабочий день пришла в футболке с Цоем, а рок для Закрайнего, что красный плащ быку. Похоже, ты его чем-то… Видимо, хочет сорвать тебе практику.
Старый пень! Придется-таки выяснить отношения.
Главное — войти прямо, выглядеть уверенно. Закрайний — администратор, вот и буду давить бумажками. Он мне — тебе не обязательно, я ему Положение о практике. Он мне — там нет прямого указания, я ему — Программу практики. Он мне… не успел, я сверху договор практики положила.
— Хорошо, но пятерки тебе всё равно не видать, а угробишь — ищи другую профессию.
Евграфия звонит…
— Что? Какая авария? Какая машина? Ах, мотоцикл! — Деменция у нее что ли? Бред несет. В подворотне рок-клуба она какого-то байкера сбила. Он ее — понимаю, но она его… Хотя, это ж Евграфия! — Сама-то цела?
Теперь волнуюсь. Мне сейчас к ней не выбраться, пока практика.
— Проблемы? — возник рядом Пашка. — Сюда привезут: мы дежурная больница.
Следом возникла Грубина:
— Нас Закрайний вызывает.
Ого! Судя по виду Грубиной, где-то мы прокололись.
— Везут одного с аварии. Ее будет, — ткнул в меня зав. — От самого приемного покоя.
Ощущаю себя машиной: слой памяти — вспомнить все о первичном осмотре, порядке прохождения кабинетов, второй — запоминать симптомы, признаки, реакции. Третий — обрабатывать поступающие потоки, реводить в ответные действия. Всё на автомате, нельзя поддаться эмоциям, как бы страшно ни было. На отделении, пока пациента определяли в палату, успела заполнить половину электронной карты, когда кормили ужином — вторую, вместе с назначениями. Ради них звонила Доброву: он мои предложения одобрил, подробно рассказал о возможных осложнениях в ходе операции.
— Вы допустите меня к операции? — спрашиваю Грубину, рассказываю, что думаю о ходе лечения.
Да-да-да! Допустит. Случай простой, и она рядом будет. Наконец я возьму скальпель в руки! Хотя иглы нужнее будут.
Пашка давно рядом не появлялся. Даже странно. Или у меня внутренне время так исказилось?
На следующий день после операции, утром, проспав ночь на сидячем диванчике с надписью «хиротд3», я осознала, что мой пациент — Джо Доджер! Похоже, Грубина тоже это осознала. Обе возрадовались, что Закрайний так не любит рок. Бросилась вызванивать тетку Евграфию.
Всё хорошо, что хорошо заканчивается, как практика, по которой осталось лишь дописать отчет. Вдруг выясняется, что рекомендации в карту пациента внесены Пашкой. Типа он все придумал, назначил, расписал. Наверное, я тогда так ухайдокалась, что забыла выйти из личного кабинета. Дура! Тут даже Грубина не поможет, раз в карте от имени Пашки записано. И Пашка на последней конференции отделения претензии предъявил. Друг называется!
Грубина — классная! Потребовала пригласить Закрайнего, устроить опрос. Оба должны рассказать, как и какой диагноз поставили, какой и почему назначен план лечения, что и как сделано, какие результаты.
Пашка бойко отвечал, что было записано в карточку, но на объяснениях плыл. Разумеется, я ответила на вопросы, рассказала ход операции, о проблемах восстановления и рекомендациях на реабилитационный период.
«Вы же не сказали, что мне еще и это выучить надо», — жалобно глядя на Закрайнего проныл Пашка. Закрайний так и взвился, готовый прибить Пашку. Это стало началом конца обоих.
Пашке поставили трояк, Закрайний написал заявление на пенсию. А я получила все, что хотела, даже много больше. Вот только тетка Евграфия после той аварии совсем свихнулась и стала такой крутой рокершей, что я бы позавидовала, если бы ни Джо рядом.