Осенняя распутица выдворила семейство грачей с дороги, ведущей в пригород; прихваченный грязью прошлогодний башмак торчал у трухлявого подножия кустарников, словно забытый сундук, птичий скарб. Грачи в этом месте радели: хороводили, хватая за подолы старомодных юбок торопливо идущих женщин- работников почты, пекарни. Птицы путались под ногами, дразнили прохожих.
Крепкие заборные щиты, родственно окрашенные, простирались вдоль дороги, оттесняли заблудившиеся стайки тумана.
Неторопливо, вразвалку пролагал путь молодой высокий мужчина, заплечная сумка, явно ручной выделки бестолково билась о могучую спину: ватник не мог скрыть разбойничью стать, крепкое сложение. Грачи, подпрыгивая каждый на одной лапке, трусливо скрывались в придорожном бурьяне. Комья жирной земли отлетали от армейских ботинок.
Недоброго путника встречали ладные улочки провинциального городка, старушечье исподнее, с бестыжею заботой развешанное во дворах, коростой покрывшиеся скамьи.
Темный день прирастал камнями, выбившимися из-под фундамента, незаметной трескучестью впалых стволов деревьев.
Иногда человек останавливался, чтобы спросить дорогу у заглядевшейся на дальнюю рощу добронравной бабушки, непоседливого словоохотливого пенсионера. Молодых лиц не видел, ребятня в это время собиралась у реки-смотреть на проходящие речные суда. Места здесь были укромные, притайные, тем и привлекали тоскующие сердца.
Сероватое, с оспинками, грубое и красивое лицо, глубокая посадка глаз, брови бессовестного гордеца, перебитый когда-то нос, - достойный образец для антропометрического атласа.
Как он шёл - так ищут любимую женщину, для любви и смерти.
Кто -то вдруг выкатился с крыльца, по-медвежьи обхватил старого знакомого. Петр - школьный товарищ.
Соседки уставились на парочку, не сводя с приятелей антрацитовых глаз - темнело вокруг, заволакивало - и застывшими улыбками женщины бессмысленно передавали друг другу свои впечатления.
- Какие люди, здорово, Черный! Надумал остаться в наших краях, подыскал себе пахоту?
Путник оскалился и живо поддержал приветствие:
- Привет, друг. От меня не уйдет. Вышли на меня, понадобился. Волка ноги кормят.
- Ну, ты, ты парень рукастый, не пропадешь. Кто посоветовал и куда определился?
- Да живет здесь одна…приезжая. Как узнала- Бог весть, выбор здесь невелик, в нашей местности. С претензией мадам.
- Твой же батя известный был мастер, куда что ушло и пропало. Сейчас и в городе не сыскать такого. Не забыл ещё, как в минуту укладываться?
Они стояли в центре улочки, мимо профурчал уазик. «Боров ещё катается на своем козле»,- подумали одновременно.
Говорили, почти не глядя в глаза, лишь Черный ненадолго задерживал внимание на юношеских черточках, заостренном подбородке. Друг был меньше ростом, тоньше, одет не по- городскому: все большего размера, даже кепа едва держалась на округлой голове- ни дать ни взять послевоенная шпана. Подбирать слова становилось все труднее: чувствовалась несоразмерность, несоединимость и легкая победа в ленивой схватке
-Будет. Расскажи-ка лучше, чем дышишь, и как ребята тешатся. Передавай им: сниму угол- пусть заходят, потолковать надо.
-У меня соберемся, всех позову,- с усилием радостным, морща лоб, вымолвил Петр, - так он совсем походил на ослушавшегося подростка, притом невинного.
Черный усмехнулся, опустил руку на плечо друга и тотчас убрал, как петлю смахнул.
- Прощай, свидимся ещё, порешим, что и как.
С минуту раздумывая, Пётр бросил вслед пешему, окликнув зычно:
-Так я знаю, к кому ты идешь. Прално, бери правее, дом старый, на деду Аркашу похож- держится костылем, -узнаешь.
Чёрный в ответ, не обернушись, сделал непонятный финт рукой.
Ангелина( Лина) ждала мастера с одиннадцати утра; встала, как всегда в последнее время, рано, засветло. Да и не ложилась вовсе -так, вцепилась в думку плюшевую с бахромой: нити перебирала, плела косички.
Тянулась лунная струна вдоль лица, разделяла на левую, малую часть - смурную, неузнаваемую в своей застывшей гримасе, яростную, и правую-оснеженную, тут же покойно улыбавшуюся.
Лина заселилась недавно. Бросила в колодец ключи от прежнего жилища- это первое, что она сделала.
На массивном столе с закругленными ножками- неровная горка орехов: несколько откатилось за ночь; Лине пришлось вскочить с голой кушетки: за окном что-то ударило, мокрое, липкое, слегка качнулась напольная кривая лампа.
Три года назад почтальон вручил ей на пороге современного городского жилища телеграмму-извещение о смерти отца. Текст был составлен продуманно, не дежурно, но с припрятанным вопросом-колючкой : приедешь ли ты, дочь своего отца? Отправляла соседка, тетя Рита, хлопотливая женщина средних лет, с белым лицом-булкой.
Лина прибыла к самому погребению. Она двигалась по своей траектории, безошибочно обходя кладбищенские ямки, канавки с торчащим красным тряпьем в жиже. Многое расступались перед ней; незнакомые лица, тучные фигуры, сутулящиеся.
В руках ежились от приближения смерти, разделённости желтые розы. Кажется, впервые в жизни она сама выбирала и покупала цветы, у приседающей поминутно торговки. Целлофановую упаковку по дороге свирепо измочалила и выбросила.
Пришедшие проститься- сослуживцы, дальняя родня, соседи- не знали, куда смотреть: на опускавшийся гроб или поднявшую вдруг предгрозово лучистые глаза Лину, элегантную в трауре, броскую. Ее каштановые волосы, волнами уложенные, держали безукоризненно форму-капюшон.
Мужчины смещали взгляд и, будто передумывая, скользили снизу вверх, задерживаясь на уровне талии. Один из могильщиков выругался-веревки сорвалась, гроб провис набок. Это мелкое происшествие, всегда неприятным образом отпечатывающееся в сознании суеверного люда, отвлекло от дочери славного Ивана Павловича, умершего тихо, одиноко, росным октябрьским вечером, за свои письменным столом.
...
Лина прошлась по всем комнатам- постоянно чудилось, что и здесь, в гостевой она не была, и в дальней комнате, ароматно пахнущей лежалой хвоей, и в кабинете, на втором этаже.
Она исправно отсылала деньги на содержание дома, в течение трех лет со дня смерти отца. Деятельная соседка чересчур добросовестно спешила отчитаться, до мелочей расписывая траты в ученически аккуратных письмах. И напрасно: Лину это вовсе не трогало, она никому не доверяла. Когда тетка важно напомнила о своей здоровье и дочернем долге, Лина лишь совместила свои намерения с суетным движением души доброхотки.
Нежданная, приехала внезапно, без предупреждения: как хозяйка, ненадолго отлучившаяся, чтобы поправить свои дела.
Она то и дело находила новые вещи: бронзовую фигурку старушки, несущей хворост, хитрое выражение которой искусно передал немецкий мастер позапрошлого века, старушка будто ждала нетерпеливого прикосновения пальцев; голубиные яйца из мрамора, здесь же- кованое гнездо, старую перьевую ручку с гравировкой и много чего любопытного.
Половицы почти не скрипели под размеренным, летучим шагом молодой женщины. Молодой ли? На вид ей было столько же, сколько упругой яблоне в саду: и молодая, и пожившая.
Отец слыл добрым, замкнутым, в среде людей простых- ученым человеком, в среде ученых-незаметным, любителем. Краевед, гравер, он подолгу засиживался над очередным эскизом.
«Полы, я выложу полы паркетом, из красного дерева- вычурно, не годится; из дуба, решено»,- озвучила свою мысль новоиспеченная хозяйка после беглого осмотра помещений. Тетя Рита недовольно поджала губы и ничего не сказала, но про себя добавила, устыдившись собственной непонятной обиды: "Негодница, заявилась» . Когда она встретила на вокзале Лину, та показалась ей высокомерной, но в большей степени- бессердечной.
- Вы знаете, где можно найти мастера подходящей категории, опытного? -давила Лина .
"Счас, выпишу тебе",- прежняя охранительница почувствовала притворную, глумливую мягкость интонации, но все же решила исполнить просьбу:
- Да, есть, старый мастер, не знаю, живой ли ещё, сын у него, по стопам пошел, в Доме Культуры областном и в доме купца Лодочникова паркет лож…клал.
- Хорошо, очень хорошо, непременное условие - трезвость, -улыбаясь, настаивала девица.
- Ну, вроде не пьющий, как все. Только…
- Что только? За ним водятся странности, признавайтесь! Вы осведомлены лучше, чем можно предположить, - Лина не унималась.
- Узнаю, скажу обо всем, -твердо заключила тетя Рита и поспешила проститься: находиться в доме с жилицей было трудно.
Осенний день уходил медленно, дыхание его было то теплым, запоздало ласковым, то свистящим, резким.
Черный взошел на крыльцо двухэтажной дореволюционной постройки, дому шел восемьдесят первый год. Почуяв его возраст, мужчина остановился, не без почтения оглядывая зеленоватые фасадные стены, ажурный козырёк, причудливую резьбу. Проник внутрь без стука, отворив незапертую, податливую дверь. Только перешагнув через порог, громко заявил о себе:
- Принимайте позднего гостя.
Лина нахмурилась; направилась в прихожую, здесь едва не столкнулась со сверкнувшим на мгновение серебристо-пепельным столбом, зачем-то взглянула в треснутое зеркало часов и медленно подошла ближе, расправляя на ходу драпировку поплинового платья.
- Пришли измерять, расчёты проводить, вы принесли хотя бы часть инструмента?
Черный скинул сумку, зазвенело.
- А материал хранится в подходящих условиях? С потраченным возиться не буду,- отрезал пришелец.
-Вначале мне предстоит с вами кое-что обсудить.
Захваченные в полон забытым, безымянным предчувствием, они со всем пристрастием, вызывающе изучали друг друга.
Cont...
Сообщение отредактировал Terniata: 07 Декабрь 2014 - 18:34
Для меня не обычно, читал, спотыкался, ибо много слов, которых не везде услышишь. С чувством, эмоционально...
