Танцы на стеклах
Солнце только восходило, на горизонте появлялись оранжевые, похожие на острые копья, лучи. По-видимому, день будет жарким. После вчерашнего дождя, которого так не хватало эти дни, трава немного сырая, поэтому сидеть на ней и смотреть на рассвет я долго не могла. Мне особенно нравилось здесь вставать рано утром и смотреть на восходящее солнце, после дождя оно было каким- то нежно- розовым, обогревающим своим теплом облака вокруг. Нахожусь я здесь уже третьи сутки, и добраться ближе к цели у меня, вроде как, получается. Как обычно я сидела не далеко от своего номера, на не большой поляне, старалась встать как можно раньше, пока эта полянка не забьется толпой голодных людей. Я уже начинаю тосковать по дому, по обыденной кухне…
Сегодня я продолжу наш разговор и надеюсь вскоре смогу отправится домой с удачным репортажем. Еще неделю назад я и не думала, что задание окажется таким сложным, и я буду столь сентиментальна. Когда к себе вызвал меня наш редактор и сообщил мне, что я должна отправиться в Австралию. К женщине с тяжелой судьбой, о которой он, мол, договорился с важными людьми, снять документальный фильм. Жизнь ее и вправду, оказалась суровее, чем я думала.
Прямиком с поляны я отправилась к Имале, где как обычно ждал меня горячий шай бил нана (чай с мятой). И не задерживаясь мы продолжили то, на чем остановились. Мне казалось, что я уже настолько вошла в ее доверие, что вот-вот она оставит меня у себя.
-мои страдания начались тогда, когда у моей семьи не осталось ни кусочка хлеба. Нас было семеро, как я говорила, я была самой старшей. Нет, погоди, страданий таковых в эти моменты я еще не ощутила, да и не предвещала. На тот момент меня охватывал только страх. Страх за моих родных, за моих братьев и сестер, я видела, как они голодают и как превращаются в кости мои родители. Мне только исполнилось 9 лет, это сейчас я понимаю, что была совсем ребенком, но тогда мне казалось, что все в моих руках. У нас не было положено помогать друг другу, так как всем итак было нелегко. Тогда у меня была близкая подруга, которая втайне от своих родителей, воровала корки недоеденного хлеба и приносила их мне, аккуратно завернутые в порванный кусочек ее подола платья. Родителей своих я почти не видела, они круглыми сутками работали на нашего шейха, готовили и убрали для него, который обещал им в конце всей работы чашу муки. Я делила эти корки хлеба между своими братьями и сестрами. Они у меня золотые никогда не дрались за еду, когда видели, что я сама падаю в обморок от голода, пытались выделить мне каждый по ломтику. В особые дни, как я их сейчас называю, нам предоставлялась возможность побывать на кухне шейха, ну как кухня, соломенная палата, где все лучшее из еды доставалось ему. Туда нас приводил отец, пока шейх был на смотринах очередной жены. Там мы с братьями по старше старались напихать в карманы как можно больше муки, риса и прочих продуктов.
В один необычный день, а необычным он был потому, что мои родители как никогда были вместе с нами целый день, точнее быть, вертелись около меня, особенно мама. Знаешь, будто бы хочет в чем- то признаться, как маленький ребенок, который признал свою вину. И как только стемнело, она подошла и подсела рядом на мою тряпочную кровать.
Взгляд ее был очень пронзительным, она еще до конца не понимало хорошо это или плохо. Тогда с ее уст были произнесены страшные для меня слова. « сегодня видел тебя наш шейх, Имала. Он хочет, что бы ты стала его женой»
Шейху нашему было 67 лет. Жен у него было 48, я была по счету следующей.
« Имала, он обещал нам корову и разрешил брать продукты до тех пор, пока они не закончатся в его кладовых» . Мне было жутко страшно, но я понимала, что так будет только лучше для моих родных. Да и отказ грозил моей семьей выдворением из нашего племени. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться, с поставленным предо мною фактом.
Уже на следующий день меня должны были повести к нему на выданье и получить за меня моар( оговоренная сумма денег или же продуктов). Соседки, услышав эту новость, прибежали в тот же час готовить меня на выданье и заодно разузнать все подробности. И при удобном же случае, пропихнуть свою дочурку и получить за нее выгодную сумму.
Всю ночь меня готовили, примеряли мне платки, рисовали мне хной на руке. На тот момент я ничего не понимала. В голове лишь пустота.
После того как пропел петух и слышен был призыв к молитве, из неподалеку стоящей мечети, меня повели к шейху. Он и еще несколько старейшин, ждали нас возле своей палаты, где и находилась часть его жен. Тогда на мне был платок, и лица его я не видела, я лишь видела его дряблые руки, которые тряслись и слышались его разлетающиеся слюни, из его беззубого рта. Этот звук я помню до сих пор. Было настолько шумно, что я не понимала половину сказанного и только в конце, когда шейх подвел меня к себе, меня окатило холодным потом. О своей семье я могла забыть. Женам не разрешалось навещать своих родных. После обряда я попрощалась с мамой как в последний раз. Слезы стекали с ее глаз так аккуратно, будто бы ручей, который не видел на своем пути никаких преград.
Весь день шейх принимал поздравления от соседних племен и их старейшин. Поздравляли все так, будто бы это было в первый раз. Тогда мне казалось, что он уже ничего не понимает, а кивает он от старости, от нервного тика. Почти всю ночь продолжались танцы у костра, тогда мне хотелось лишь сесть, так как все это время я стояла неподвижно возле своего мужа.
Как только закончились танцы и пляски меня отвели уже взрослые жены в палату, где по сей видимости у нас должна была состояться близость. Я стояла, молча и неподвижно. Меня переодели, во что- то непонятное. Надели мне на ноги бусы, которые гремели на всю палатку.
Тогда мне сказали «танцуй - это желание шейха» и неважно умею я танцевать или нет, я должна была это делать.
Я не понимала, что происходит во круг, кто все эти люди? Меня оставили наедине с моим мужем. Он сидел недалеко от меня и ждал от меня действий. Мне хотелось домой, но я должна была сделать хоть что – то, дабы понять к чему все это приведет дальше.
Я стала танцевать, а танцевала я хорошо. Помню, находясь дома и укладывая младших братьев и сестер спать, я не рассказывала им истории, а танцевала…
Сделала пару движений из национального танца, чувствовала себя очень неловко и скованно. И эти браслеты на ногах напоминали мне оковы как у рабов. Они очень гремели, что придавало мне еще больший дискомфорт. Танцевала я без музыки. Да и уверенна была, что музыку под эти звуки браслетов никто и не услышал. После нескольких минут танца, шейх внезапно встал и медленно вышел из палаты, так как быстро ходить он уже не мог.
Что сделала я на тот момент? спросишь ты, после того, как шейх вышел, я перестала танцевать и стояла босая на кусочке шерсти. После нескольких минут звенящей тишины, зашли две беглые старушки, которые, наконец, уложили меня в углу комнаты и сами позже прилегли спать на другом конце.
Всю ночь я не спала, я думала о своих родителях, о моих братьях и сестрах. Хоть здесь было и намного теплее, чем дома, мне все равно хотелось домой. Я и не заметила, как наступило утро, что нужно дальше делать я по-прежнему не знала. Услышав, какой- то шорох я вскочила и прижалась к соломенной стенке. Тогда одна из этих женщин сказала мне «не бойся» и подозвала к себе. Я осторожно подошла, после чего она усадила меня около себя и велела съесть все то, что должны были принести. В палату зашли двое молодых парней и принесли нам рис с чаем. Как я поняла, эти женщины рядом со мной- это одни из первых жен шейха, посему им доставалась такая возможность, руководить людьми. После нашего так называемого завтрака, мне сказали не выходить из комнаты, пока не вернется мой муж. Так я просидела в углу на том же куске шерсти весь день. Периодически мне заносили еду все те же парни. На улице я слышала различные звуки, прислушивалась к каждому голосу, что бы услышать хоть один, похожий на мамин.
На мне по-прежнему были эти браслеты, и я не знала можно ли мне их снимать или нет.
Как только стемнело, меня охватило какое-то волнение. Соломенная дверь зашелестела и в нее вошел мой супруг. Как и вчера, он сел на то же место не проронив ни слова. Только глядел на меня подслеповатыми глазами. Тогда я поняла, что нужно танцевать. Сегодня я была бодрее чем вчера, то ли от полученной еды, то ли от того, что не делала никаких дел по хозяйству, как в своем доме. И я даже была рада, тому, что мне выпала такая возможность, о которой мечтают многие. В тепле, одна, никто не тревожит, а главное сытая. Подумаешь сплясать перед сном своему мужу, проще простого. Я привыкла это делать для своих родных. Ну и в хорошем расположении духа я начала танцевать, получалось хорошо, я даже не стеснялась, а приняла это как за должное.
Танцевала я намного дольше, чем вчера. Даже походила по небольшой комнате. На мне была та же непонятная одежда и эти браслеты. Шейх не отводил глаз и будто бы присматривался во все движения, во все то, что я делала, как профессиональный танцор.
После долгого просмотра он все же ушел, как и вчера. Медленно и плавно не проронив ни слова.
Тот вечер для меня был таким же, как и прошедший, опять эти же женщины и опять моя постель. Эту ночь мне удалось даже поспать. Наутро я встала раньше них, чувствовала себя более уверенно, мне захотелось выбраться на улицу, осмотреться, может быть увидеть кого- то из родных, но выйти без разрешения мне было не дозволенно.
Странно, в тот день в нашей палате оказалось больше людей и это были не подчиненные, а жены шейха. Вместе со мной, в комнате их оказалось шестеро. Они принесли мне другую одежду. Помню, это было белое, просвечивающее платье в пол, с короткими рукавами, если сравнивать его сейчас, то что-то вроде ночной рубашки.
Наконец сняли с меня эти браслеты. Они не говорили ни между собой, ни со мной. Нам занесли еду, мы плотно позавтракали, после чего все жены встали и ушли, кроме одной. Та усадила меня на коленки, как сажала меня мать и дала мне некое наставление. –« сегодня будет тяжелая ночь, ты не должна будешь пытаться убежать, держись изо всех сил.. Мы все через это прошли. Привыкли. Если не послушаешься меня, это может плохо кончиться для тебя». После этих слов она оставила меня одну и вышла с палаты.
Я и представить себе не могла, что может произойти. Мозг заполняли миллион мыслей, я решила прилечь и успокаивая себя, прокручивала в голове. «Что такого может произойти? Все через это прошли, ну и я смогу. Я должна, чего бы это не было, во благо моей семьи, пройти через все, что произойдет»
Вокруг был какой-то неразборчивый шум. Меня немного потрясывало ведь ночь все ближе и ближе. Желания выйти уже не было. Хотелось закрыться и спрятаться, что б никто не нашел. Уже садилось солнце. Все та же суета. Я все таки решилась выглянуть немного из своей комнаты. Подходя ближе к соломенной двери, услышала громкий хохот возле порога, который безумно напугал меня в тот момент. Тогда я быстро вернулась на свое место.
Уже стемнело. Время последнего, вечернего намаза. Я сидела неподвижно, в ожидании чего-то непонятного. Как вдруг с громким грохотом, залетели двое служащих к нам в комнату. Они молча расстелили белый кусочек ткани с только что битыми стеклами.
И быстро вышли из комнаты. Тогда я особо не понимала, что это могло означать и продолжала так же сидеть в недоумении. От волнения и от того, что я не понимала, что происходит у меня жутко скрутило живот и вспотели ладошки. Спустя некоторое время зашел в комнату шейх…
Я невольно замечаю как на глазах Ималы скапливаются слезы. Может быть, ей трудно вспоминать о происходящем. Тогда я ,что бы немного разрядить обстановку, предложила долить остывшего чаю. В тот момент она призналась, что воспоминания всплыли в ее памяти.
…я смотрела в глаза шейха и ждала от него каких- либо утешающих слов. Он сел на свое центральное место и сказал « Вставай на стекла. Танцуй». До того, как я встала на стекла, у меня еще была какая-то надежда на то, что эти стекла были хоть как-то подточены. Их было так много, что и пустого места на ткани почти не оставалось. Я встала на стекла, некоторые из них вонзались мне в ноги, некоторые немного порезали пальцы. Сейчас я очень хорошо помню эту первую, шокирующую боль. Пошевелить ногами и сделать несколько движений мне не удавалось. Только колени сгибались от боли, при малейшем движении в сторону. Вспомнив слова старшей жены о том, что я должна держаться, я старалась справиться с болью. Я видела капли крови на стеклах. Было очень больно, когда уже вонзившееся стекло, при движении входило глубже в ступни ног. Казалось, что стекло касается моих костей. Я старалась двигаться медленно и пытаться не хмурить лицо. Шейх сидел молча наблюдая. Тогда, как оказалось он молчал от того, что решил дать мне, испытательный срок. Что бы я привыкала понемногу к боли и, что так будет продолжено и дальше. Танец мой длился недолго. Ну, танцем это назвать было сложно. Прошло совсем немного времени, он вышел. Я с большой радостью, что это закончилось, откинулась на пол, ведь встать на пол со стеклами в ногах, было гораздо больнее. Я начала вытаскивать кусочки стекла, протирая кровь своим платьем. Раны были глубокие и поэтому кровь не останавливалась. Встать на ноги для меня было больнее, чем стоять на стеклах. Я легла на свое место, мне хотелось домой. Я понимала, что так просто избавиться от этого, мне не получиться. Я была в недоумении , как терпели это другие жены. Было обидно, страшно и больно. Я плакала не останавливаясь, протирая кровь на своих ногах. Немного позже ко мне зашли те же женщины, что и утром. Они принесли с собой чашку с водой и какую-то настойку. Они обработали мне раны и переодели платье, оно было все в крови. Все та же женщина, которая наставляла меня, пыталась со мной заговорить, но тогда я не могла реагировать на ее слова. Помню, что она просила не пачкать больше платья, что после каждого танца они будут заходить и протирать мне ноги настойкой, она заживляла раны.
Тогда я поняла, что так будет продолжаться до тех пор, пока я не растеряю силы и не смогу танцевать.
Такие танцы продолжались каждый день. Почти со всеми старшими женами я нашла общий язык, они помогали мне, давали советы как лучше стоять, что бы не было больно. Попыток сбежать у меня не было, потому, как я понимала, что если меня поймают мне и моей семье грозит смерть, не здесь, так за пределами нашего племени. От голода или же мы станем пищей, каких- нибудь диких животных.
И вот мне уже 17 лет. К этой боли я уже привыкла, а та настойка стала для меня лучшим другом. Кстати, я по сей день ею пользуюсь. Были раны на ногах, которые не успевали заживать до следующего танца. Я нашла свое развлечение. После танца ко мне уже не приходили старшие жены. Я и сама могла справиться с ранами. И вот моим занятием стало, подсчитывать, сколько ран на сегодня у меня. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Ты представляешь, каждый день одно и то же. Только со временем ко мне еще добавилась музыка. Это были местные музыканты - 3 человека. Они играли на народных инструментах, и знаешь, с ними танцевать на стеклах мне нравилось больше.
В один из танцевальных вечеров, мне на секунду показалось, что шейх заснул. У него и так были на половину прикрытые глаза, а тут и вовсе ,совсем закрылись. Тогда музыканты продолжали играть, а я что бы облегчить себе свою работу, решила сойти со стекол и танцевать на полу. Думала- откроет глаза, увидит, что танцую и дальше закроет. Тогда я пожалела, что так решила. На самом деле шейх не дремал. Глаза его, как оказалось, были по-прежнему открыты. После того, как я встала радостная на пол и кружилась в танце, сама не заметила, как он оказался рядом со мной. Тогда он, полоснул мне лицо маленьким, самодельным ножиком. После чего я упала, скорее всего от шока, а он вышел. Один из музыкантов, молодой и добрый парень подошел ко мне и протер лицо листом, которым он держал один из инструментов. Я до сих пор помню его добрые глаза. Потом он поспешил за своими коллегами, которые почти следом, умчались за шейхом. Теперь у меня есть шрам и на лице. От подбородка вдоль к левому глазу. Сейчас его не так заметно, в морщинах есть свой плюс.
На следующее утро меня оповестили, что должен приехать чужак к нам в племя. А чужаками они называли нынешних репортеров. Этот чужак должен был отснять наши традиции, наших людей и сказали, что шейх хочет, показать ему свою танцовщицу, то есть меня. У меня были танцевальные способности, и я догадывалась, что танцую лучше некоторых молодых жен. Их после меня и не сосчитать сколько появилось.
Я волновалась, ведь такого у меня никогда не было. Обычно когда приезжали чужаки, я сидела, не высовываясь дома. Боялась этих современных приборов и яркий свет(вспышка).
На сегодня мне дали платье по наряднее, браслеты похожие на те, что в начале и легкий платок, которым я должна была завязать лицо, оставив открытыми только глаза. Так я должна была спрятать свой свежий шрам.
Шум. Наш наигранно радостный и ликующий народ. Устроили пир, накормили, напоили и ознакомили с традициями. После танцев у костра чужаков - это были оператор и фотокорреспондент, ваш коллега. Повели ко мне в комнату вместе с шейхом. Музыканты пришли немного раньше, для того, что бы к их приходу у нас уже все было готово.
После того, как они вошли, их усадили на почетные места и по взгляду шейха мы поняли, что пора начинать. От ярких вспышек я не могла сосредоточиться. Мне казалось, что стекла сегодня было особенно острыми. Я не могла ровно наступить на них. Меня спасали лишь гремящие браслеты, которыми я отвлекала внимание от своих сжатых от боли пальцев.
Во время резких движений, с меня слетел платок и упал к ногам фотокорреспондента, я в испуге поспешила подобрать , а он поспешил подать мне . Я взяла с его рук платок и невольно подняла взгляд. Это были огромные голубые глаза с длинными светлыми ресницами. После, я сразу же продолжила танцевать, оставляя на полу следы крови. На которые потом смотрели чужаки.
Танцевала я дольше обычного. После завершения они ушли за шейхом. Я стояла опустив взгляд.. Тогда тот, кто подал мне платок, обернулся и слегка, может даже с некоторой жалостью улыбнулся
Ранним утром ко мне ворвались двое старейшин и самая старшая жена. Они вывели меня босую на улицу, где проходили обычно наши праздники. Я глубоко вдохнула воздух. За 8 лет я первый раз была за пределами своего заточения. Они подвели меня к шейху, который беседовал вместе с переводчиком, с чужаками. Он сказал мне, что я поеду с ними. Забирают меня, выкупили. И подтолкнул меня рукой в их сторону. Тот, кто подал мне вчера платок, улыбался широкой улыбкой и что- то мне сказал, тогда я ни слова не поняла. Я знала, только одно, что они меня забирают, и что больше я сюда никогда не вернусь.
Я не знаю за какую сумму или еще за что меня отдали. Меня усадили к ним в машину, я была в том же платье что и вчера, волосы были растрепанны после сна. Я села на заднее сидение и помню, что долго рассматривала все вокруг, медленно притрагивалась ко всему, что рядом. За рулем был оператор, а рядом сидел тот самый корреспондент. Они всю дорогу говорили между собой, я ничего не понимала, да и не вникала. Я смотрела в окно, по сторонам, на них и опять по кругу. Вдыхала тот воздух, свободы, который касался меня из открытого окна. Для меня это было избавление от боли и мук проведенных в неволе долгие годы… Это было незабываемое чувство…..
Сейчас мне 48. моему мужу уже 52. Он по-прежнему фотокорреспондент, который своими снимками обрел большую славу. Я же, открыла свою школу танцев, которая так же славится и признанна лучшей школой на территории нашего континента.
У меня трое детей с огромными, голубыми глазами и светлыми, длинными ресницами…
И буквально через пол года мы- я, Имала и ее муж, смотрели документальный фильм «Танцы на стеклах».
