– Пойдем на перрон, – тяну я мужа.
Он ворчит, поправляет мне капюшон и пытается отговорить:
– Еще минимум пятнадцать минут, замерзнем.
Ветер касается моего лица невидимой рукой, потом трогает за руки и, как настойчивый любовник, забирается за пазуху. Муж не слышит, да он и не может этого слышать, что в воздухе уже носится ее имя – Олеся.
«Здравствуй, милая», – шепчу я. – «Сегодня твой день. Скоро приедет, потерпи».
Разрезая пространство пополам и чихая синим дымом, медленно ползет по рельсам поезд – наконец-то. На минуту сердце замолкает, а потом начинает биться так, что я закрываю глаза и кладу руку на грудь.
«Тише, тише, Олеся. Он приехал. Все хорошо. Видишь, идет», – успокаиваю я.
Валера изменился – время отметилось на висках, опустило правый уголок рта, резануло по лбу.
Мы обнимаемся. Муж не ревнует – так надо.
– Ну, как ты? – его голос немного дрожит.
Я думаю, сказать сейчас или позже. Лучше сразу.
– У нас будет ребенок.
Что-то пробегает по лицу Валеры – быстрое и размытое, как мираж.
– Справишься?
– Да, – уверенно говорю я.
– Я рад, я очень рад. Когда?
– В мае. Если все будет хорошо.
– Все будет хорошо, – говорит муж то ли мне, то ли Валере. – Поехали домой.
Я чувствую, что Олеся рядом. Заглядывает ему в глаза, прикасается к щеке прозрачными губами. «Возьми за руку», – шепчет она, и я беспрекословно подчиняюсь. Валера вздрагивает и сжимает мою ладонь почти до боли.
– Не перестаю удивляться, как вы здесь не замерзли, у нас еще загорать можно.
– Привыкли, – улыбается муж.
– Летом приезжайте ко мне. С маленьким. Я буду ждать.
«Олеся, ты счастлива? Он рядом» – проклятые слезы совершенно ни к чему.
Дома тепло. У нас всегда тепло. Надо выпустить его руку, но не могу. Валерин пульс бьется в моей груди: нежно, сильно, больно. Раз, два, три, раз, два, три.
– Я привез тебе подарок.
«Слышишь, Олеся? Подарок. Смотри».
Это пятое. Четыре на моих пальцах. Подмигивает зеленым глазом, сжимает золотой хваткой.
– Спасибо. Красивое.
Не могу отказаться. Муж понимает, но все-таки не выдерживает, убегает на кухню, гремит чайником, курит. Крепкий чай, изюм в вазочке – остатки лета, неспешный разговор.
– Во сколько поезд?
– В шесть.
– Еще три часа. Хочешь глянуть фотографии?
– Конечно…
«Подожди, Олеся. Скоро, скоро» – украдкой прижимаю к глазам платок и подхожу к окну. На скамейке парочка: обнимаются, целуются. Что им осень, что им зима? Весь мир на одной лавочке. Пошел снег – крупный, мягкий, наивный. Глупый, растаешь, превратишься в холодные капли, в ненужные холодные капли. Еще не пришло твое время, притаись, выжди. Или пришло?
«Почему не хочешь поговорить о себе? Почему, Олеся? Я ничего не знаю, ты обо мне все, а я о тебе ничего. Пусть расскажет хоть что-нибудь. Не про то, где работала, что читала и как одевалась, нет. Про то, как смеялась, отчего грустила, о чем думала. Пусть расскажет».
– Можно, я возьму вот эту?
– Эту? Конечно. Мы тут смешные. Через неделю после свадьбы. Разве ты в прошлый раз не видел? Надо было приезжать, – упрекает муж.
– Чертова работа, – оправдывается Валера. – Не отпустили. На юбилей вырвусь обязательно.
Сажусь рядом, касаюсь его руки, сейчас наберусь смелости и посмотрю в глаза. Нет, не набираюсь, снова убегаю к окну.
Возле качелей лохматый пес, на тротуаре голубиная суета, молодой ясень отвоевал у ветра несколько листьев. Зачем? Весной распустятся новые – в мае, непременно в мае, раньше не надо.
«Он любил тебя, Олеся. И сейчас любит. Ты же знаешь, я здесь абсолютно не причем. Он приехал только к тебе. Посмотри какое кольцо, мне такое никогда не дарили. Я даже немного завидую, ты, наверное, была очень счастлива», – я смотрю на часы. – «Прекрати нервничать, еще целый час».
– Как твой диплом? – обрывает мои мысли Валера.
– Приближается.
– Помощь не нужна?
– Нужна. Посмотришь?
«Пусть отвлечется на формулы, он устал, ты видела какие у него глаза? Я боюсь за него. Помоги ему, Олеся».
– Ошибка на ошибке. Я заберу это с собой. В поезде пересчитаю, потом вышлю.
Так лучше – ему долго ехать одному.
«Пять колец, неужели это было так давно. На следующий год будет шесть. Спасибо тебе, Олеся, это самые лучшие кольца, они прожили на моих пальцах разноцветные дни».
– Кого хотите?
– Девочку, – почти одновременно отвечаем мы.
Валера улыбается. Уходят на перекур.
«Или это ты улыбаешься, Олеся? У него другая улыбка. Или мне только кажется?».
Зима все-таки победила: жадно хватается белыми лапами за мокрую землю, вставляет толстые стекла в лужи, и, хлопая пушистыми крыльями, влетает в форточки в надежде поживиться чужим теплом.
Они возвращаются, сидим молча, часы на стене с постоянно меняющимися красными числами. Смотрю на мужа – пора.
– Буду на улице, – говорит он и хлопает дверью.
«Давай же, Олеся. Он ждет» – я подхожу к Валере, обнимаю его голову и прижимаю к груди.
Теперь существует только один звук – четкий, смелый, тот, что скрыт за длинным шрамом.
«Меня нет, я вернусь через несколько минут – пусть послушает, пусть поговорит с тобой. Сегодня твой праздник. Все его слова только для тебя, лови их и держи крепко-крепко, пусть живут в твоем сердце, которое бьется теперь в моей груди. С днем рождения, Олеся».
Сообщение отредактировал Lisica: 13 Январь 2013 - 19:40
