Федора в деревне каждая собака знает. Куда бы не пошёл, всюду задорный лай. Понятное дело, уважают. Бывало, затянет Фёдор песню, а лохматые ему со всех концов подпевают. А вот девки не жалуют, фыркают да носы воротят. Надо отметить, имелось у Фёдора одно дело прибыльное: самогон гнал - лучший в деревне. А уж какие настойки делал! У него сам председатель к праздникам отоваривался.
– Жениться тебе надо, – завела любимую пластинку баба Рая. – Пожалел бы меня, старую, нашёл кого, а? Вон девок незамужних да баб разведённых в деревне полным полно. А ты все бобылем скачешь. Уж пятый десяток разменял, а семьи нет.
– Не шуми, баб Рай. Сама подумай, куда мне жениться? Девкам твоим богатырей подавай: на конях гнедых да в латах серебряных.
– Тьфу, дурень. Какие такие кони? Совсем мозги пропил? – баба Рая покачала головой. – Нюркин сын, рыжий который кривоногий, вчерась из города жып пригнал. Девчат сбежалось поглазеть с пол-деревни. Нюрка хвалилась, до самошнего вечера их катал, отбою от охотниц не было.
– Так ведь и я о том же толкую, старая. Много ты их видела возле моего аппарата?
Баба Рая хоть и немолодая давно, но взгляд потупила.
– Ты чё, старая, я ж про него, – и Фёдор похлопал блестящую металлическую конструкцию с трубками и спиральками.
Баба Рая пожала плечами.
– Вот, ни одной! – подытожил внук.
– Насмешил, чего там рассматривать-то?
– Не скажи, – Фёдор взял тряпку и принялся натирать без того идеальную поверхность. – Это, не аппарат, это – торжество инженерной мысли! Моей, стало быть!
– Ты бы своё торжество в другом месте применил.
– И применю! Я тут на днях его малость усовершенствовал, сидр буду варить. Из яблок.
Баба Рая всплеснула.
– Я ему про Фому толкую, а он мне про Ерему.
– Да ты послушай. Сидр не простой, молодильный.
Баба Рая покрутила у виска.
– Точно без бабы-то умом поехал. Меня бы старую пожалел?
– Уговорила. – Выдохнул Фёдор. – У нас же в погребе полно яблок?
Баба Рая махнула рукой, подхватила ведро и пошла в сарай, корову доить.
***
А случилось это в Сочельник, в аккурат перед самым Рождеством.
– Федька, – окликнула внука баба Рая, стряхивая с рук муку, – куды лыжи навострил?
– Пойду, прогуляюсь.
– А пол-литру за каким за пазуху пихнул? – баба Рая прищурилась, – думал не угляжу?
– Дык, это и не самогон вовсе. Новый продукт: сегодня сварил. – Федор надел ушанку, телогрейку, обул валенки и напоследок выкрикнул. – Глядишь, жениха тебе приведу!
Баба Рая сплюнула.
– Ты себе жену приведи. Вот замёрзнешь в сугробе, а меня, значит, пусть люди чужие хоронють? – и резко хлопнув дверью, скрылась в избе.
Долго не возвращался Фёдор, уж стемнело. В домах деревенских люди за праздничным столом собрались, а баба Рая сидит одна-одинешенька, грустит и в окошко поглядывает. Она даже не сразу шум на улице услыхала. Музыка, смех: девчата вроде с ребятами веселятся? Колядуют, что ли? В дверь постучали. Да так забарабанили, что подкова заплясала.
Баба Рая нехотя отворила. И тут из толпы ряженных, как запоют:
«Коляда, коляда,
Накануне Рождества!
Тетенька добренька,
Пирожка-то сдобненька
Не режь, не ломай,
Поскорее подавай,
Двоим, троим,
Давно стоим,
Да не выстоим!
Печка-то топится,
Пирожка-то хочется!»
И средь них стоит ее внук, Фёдор. Улыбается.
Баба Рая хотела нагнать компанию, да опомнилась. Праздник же, как ни крути. Ну и пошла за пирожками, что в обед напекла.
Раздала, а Фёдор протягивает ей бутылку и говорит:
– На-ка, старая, выпей за праздник, – и хитро подмигивает.
Да ещё молодёжь, будь она неладна, подзадоривает. Взяла бутылку и хлебнула, зажмурившись.
– Ну-ка, Ивановна, надевай тулуп да валенки, – стаскивая кабанью голову-маску, обратился к бабе Рае парень лет тридцати, а то и меньше, – да с нами идем колядовать!
Ей показалось, что однажды она уже слышала этот голос: звонкий и задорный. Баба Рая посмотрела парню в глаза и обмерла: перед ней стоял Прохор, гармонист, только на пятьдесят лет моложе.
– Матушка моя, – она тихонько попятилась, – как же возможно? Сгинь нечистая.
Резко развернулась и схватилась за кочергу.
– Тише, ты. Зашибешь, – рассмеялся Фёдор.
Молодежь дружно подхватила, поспешно стягивая маски. Баба Рая почувствовала, что вот-вот готова лишиться чувств. Комната закружилась, завертелась, в печи огонь будто с новой силой вспыхнул, но кочергу баба Рая из рук не выпустила.
Вот Валентина стоит, вот Ульянка. А рядом Степан с Колькой и все как один – юные, с мороза румяные.
– Ну вот, – начал Фёдор, – обещал жениха, получай.
Фёдор подтолкнул Прохора к бабе Рае. В голове у неё промелькнула лунная ночь, как целовалась у пруда, как на БАМ собирался, как обещал вернуться... и вернулся, но не один. И стало ей так обидно: за себя, за всех девчат обманутых. Махнула кочергой, да он вовремя вместо своей, кабанью голову подставил.
– А ведь любит! До сих пор любит! – выкрикнул Прохор и прижал к себе Раю.
Кочерга звонко грохнулась на пол. А баба Рая, словно почувствовав легкость, привстала на цыпочки и, как тогда… у пруда.
– Прости меня, голуба, молодой дурной был, – переводя дух, прошептал Прохор.
– Да чего уж, теперь?
Огляделась баба Рая. Мало их осталось, стариков деревенских. И все по одному. Что было, того не вернуть. Ай, и впрямь сидр у Федора молодильный? До чего душе-то петь охота!
– А гармонь твоя, Прохор, жива? – хитро улыбнулась Рая.
– Спрашиваешь! Степан, давай ее сюда.
***
Долго еще гуляла компания у бабы Раи. И песни пели и сидр, медовуху пили, и закусывали. А уж когда старики в пляс пустились, Федор чуть слезу не пустил. Так ему радостно стало, приятно. Он даже не сразу заметил, как к нему Маруся подошла.
– Знаешь, Фёдор, я давно своего деда таким счастливым не видела. Будто и нет этих годов у него за плечами. Хорошая была идея, собрать всех вместе.
Она взяла его за руку и потянула за собой в сенцы.
– Пойдем, пройдемся? – улыбаясь пропела Маруся, – Луна нынче какая, сильная.
Прикрепленные файлы
Сообщение отредактировал fotka: 14 Январь 2019 - 01:26