— Смотри, тут всего трое записались!
Я сощурилась, но список висел слишком высоко — пришлось доставать и напяливать очки.
«Семинар по русскому народному творчеству. Руководитель — доцент Ермакова Е. О.»
— Видишь! — не унималась Ленка. — Тебе в самый раз, ты ж у нас сказки пишешь. — Или, может, со мной на фонетику, а?
Нет уж, только не к Моисееву, который три года нудил у нас русский язык. Достал уже своими открытиями «мирового масштаба».
— Ладно, — поднявшись на цыпочки, я кое-как накорябала фамилию и номер группы.
Лучше бы я этого не делала…
***
— Ну вот, теперь и среда занята, — загрустила Ленка, когда мы уже шли по набережной от универа к остановке.
Занятия у вечерников четыре раза в неделю, а когда при этом работаешь по пятидневке... Жалко, конечно, Ленку, но сейчас меня одолевали совсем другие проблемы: лекций Ермакова у нас не читала, поэтому инициалы Е. О. ни о чем не говорили.
— Екатерина Осиповна? — предположила я вслух.
— Олеговна!
— Ты-то откуда знаешь?
С молодыми людьми Ленка не церемонилась, не то, что я: едва глянув на вынырнувшего откуда-то из-за спины парня, сразу же покраснела.
«Хорошо, что темно…»
Но этот гад заметил:
— Обожаю, когда девушки краснеют: значит, у них горячая кровь.
Ленка уже открыла было рот, но Леня — так он представился — оказался без комплексов и, как большинство мужиков-филологов, страшно болтлив. В нашей группе точное такое же трепло! Не успели мы опомниться, как уже знали, что он на два курса старше, что долго был в академке, что пишет диплом по фольклору…
Короче, когда подошел наш с Ленкой автобус, Леня пообещал встретить меня в следующую среду у Пушкинского Дома[1], где, оказывается, работает Екатерина Олеговна, и проводить…
Почему проводить?
***
Накануне я первый раз в жизни купила шляпу — ярко-красную, кожаную.
— Смелая женщина! — вместо здрасьте, огорошил Леня.
И пока я, естественно покраснев, пыталась понять, комплимент это или совсем наоборот, уже во всю трындел о Пушкинском Доме:
— Знаешь, там целый лабиринт из таких узких-узких коридорчиков. Лампочки почти не горят, а кругом книги, книги… На стеллажах, на полу — везде. Старинные. Бывает, открываешь такую: переплет, страницы все на месте — и ни одной буквы…
Я было развесила уши.
— Говорят, здесь водится книжный червь. А еще, рассказывают, один научный сотрудник…
— Да ну тебя!
Вошли мы в ярко освещенный холл с широкой мраморной лестницей, но когда поднялись повыше — туда, где находился научный сектор, картина резко изменилась: надвинулись низкие сводчатые потолки, запетляли-закружили мрачные коридорчики, заскрипели деревянные лесенки с вытертыми ступеньками… На очередной я чуть не навернулась — Леня едва успел поддержать. Еще немного, и я готова была поверить и в книжных червей, и в привидения, но тут, наконец, послышались голоса.
— Пришли! Тебе сюда, — мой провожатый кивнул в сторону приоткрытой двери, — а я пока к ребятам зайду.
И исчез.
Серьезно, исчез: оглядываюсь, а его уже и след простыл. Ладно. Я постучалась.
— Екатерина Олеговна?
— Заходите, она сейчас придет! — откликнулись откуда-то из-за стеллажей, и почти сразу действительно вошла эта самая Ермакова Екатерина Олеговна, доцент и сотрудник Пушкинского Дома.
Выяснив, кто я и зачем, тяжко вздохнула:
— Ну, раз вы очень хотите…
«Да не больно-то и хочу, просто другие семинары были уже переполнены…»
Слава богу, не ляпнула вслух: оказалось, что и этот семинар был давно и надолго переполнен (народ просто не записался), что попасть сюда практически невозможно, что участники его фанатично любят фольклор, что каждое лето они даже ездят в экспедиции… В общем, угораздило.
— Очень! — покраснев, промямлила я. А что еще оставалось? Ну, не обижать же людей? — Я даже сказки пишу…
Екатерина Олеговна, которая до этого момента выглядела усталой и озабоченной, аж вся засветилась, а из-за стеллажей послышалась возня, и на свет божий вылез длинноволосый небритый парень.
— Михаил, наш дипломник, — с гордостью представила его Ермакова. — Ну, что там, Миша?
— Да опять Тёмкин все перевернул!
Дальше, что называется, произошел диалог «с использованием местных идиоматических выражений», из которого я поняла лишь, что какой-то семинарист тайком роется в бумагах, и остановить его почему-то нет никакой возможности.
— Извините, — первой о моем присутствии вспомнила Екатерина Олеговна. — С удовольствием примем вас в наш коллектив. Тем более, что и тема подходящая… — она потянула из высоченной стопки документов коричневую папочку с завязками. — Еще никто не писал об этой…
Стопка опрокинулась — Миша бросился помогать…
— Вот! Рабочее название: «Былина Данило Борисович» как уникальное явление русского Севера». Тут уже есть некоторые материалы, почитайте, подумайте…
— А почему уникальное?
Должна я была хоть что-то спросить?
— Потому что в других русских былинах героев-вампиров нет…
***
Аудиенция, судя по всему, подошла к концу: мне поставили задачу, назначили время. С папкой подмышкой я обреченно благодарила, пятясь к двери. Должно быть, вид у меня был идиотский, и Миша это заметил:
— Я тебя провожу!
«Вот спасибо!»
Пока плутали по коридорчикам в обратном направлении, то есть плутала-то, конечно, я — Миша здесь чувствовал себя, как дома, — поинтересовалась, что это за Тёмкин такой, и нарвалась на быличку местного разлива…
Некий студент писал у Екатерины Олеговны курсовик: ходил чуть не каждый день, спорил, горячился, перерывал тонны материала, а потом неожиданно исчез. Как выяснилось, Тёмкин умер в библиотеке от сердечного приступа — прямо за столом, над сборником восточно-славянских быличек. С тех пор в кабинете у Ермаковой кто-то каждую ночь роется в папках с недописанными курсовыми работами.
— Пару раз ребята даже видели его около университета, а недавно…
— Ты еще про книжного червя расскажи!
Нет, эти ученые, точно ненормальные: ладно бы диссертацию еще докторскую писал, но помереть из-за какого-то паршивого…
— А-а, червь! Про червя как раз Тёмкин и придумал. Байки сочинять Ленька был мастер!
— Ленька?
— Ну, да, Ленька Тёмкин.
Чтобы не упасть, я ухватилась за перила — те со скрипом поехали в сторону.
— Осторожно, им же двести лет!
— На какую тему писал Тёмкин свой курсовик?
— Да вот на ту самую, что тебе и предложили, — подхватив меня под руку, Миша бодро зашагал вперед. — Ты почитай, классная былина! Редкая — кажется, всего в двух списках. Как же там было? Ленька еще любил цитировать… э-э-э:
«Да не дёржит меня да мать сыра земля,
Тольки дёржит меня да нонь осинов кол!»
— Все, теперь не заблудишься. Ну, а я пошел. Увидимся!
Помахав рукой, Миша повернул назад — в недра родного института.
— Пока.
Машинально сделав несколько шагов вниз по мраморной лестнице, я остановилась.
Торопиться было некуда — возвращаться не имело смысла. Я знала, что внизу меня ждут…
«Тольки дёржит меня да нонь осинов кол…»
Видимо, чтобы потянуть время, я открыла потертую коричневую папку.
«Допиши… только обязательно допиши…»
Надпись была сделана красным и шла поперек титульного листа.
[1] Литературный музей Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в Санкт-Петербурге
Прикрепленные изображения
Сообщение отредактировал fotka: 14 Январь 2013 - 19:15
