Жолокчу*
Ему было уже под сорок, когда на свет появился Данис. Наследник. По-настоящему родился… Не умер в утробе, как двое детей от первой жены. Издал победный крик и послушно зачмокал у материнской груди. Аллам поцеловал замученную Гулийпу в лоб, отёр рукой испарину с её лба, легко прикоснулся к волосатой головке младенца, выпрямился над кроватью и осторожно заглянул жене в глаза. Та поняла сразу, облизнула пересохшие губы и, прикрывая тельце сына рукой, будто защищая от решения мужа, твёрдо сказала:
– Не надо, Ал… Не прощу…
Не выдержал, опустил глаза, а затем сдержанно кивнул соседке, принимавшей роды, надел тулуп, ещё хранящий морозный уличный дух, и вышел во двор. Мимо хлопотавших возле уличной печки соседкиных мужа и сына. Холодно в горах зимой, а возле печки, если сидеть рядом, – тепло, только успевай подкидывать хворост. В казане варится шорпо, аромат уже чувствуется, глядишь, к вечера вся небольшая улочка соберётся у Аалама дома. К тому времени не только шорпо будет готов, сытный куурдак да устукан развяжет языки местным аксакалам, нажелают столько – на всю жизнь богатырю хватит. А пока надо подумать о важном…
Перекинулся парой слов с радостным соседом, словно у того, а не у Аалама сын родился, похлопал благодарно по плечу и пошёл к коню, раскуривая папиросу. «Не прощу», – еле слышно сказала Гулийпа, и внутренний голос согласился: «Сам себя не простишь…» Но выбор сделать – между традициями предков и собственным «хочу» – как же это тяжело…
Докурил папиросу (а ведь обещал бросить!), притоптал носком сапога и вскочил на коня, не медля дернул поводья и полетел. На станцию – позвонить родителям Гулийпы, обрадовать. В одиночество, в горы – крепко подумать. Не сделать сегодня обещанного когда-то отцу – не сделать никогда. Летел, а сам нет-нет, да и щупал рукой правый карман. Ждала своего часа трубка, запечатанная три года назад, не простая, несущая смерть или дар – как повезёт… Как повезёт…
Проехал мимо станции Аалам, остановил коня у дамбы, спешился. И зарыдал. От счастья, от благодарности. И от страха. За будущее…
В своей семье Аалам был младший. Двое их осталось, детей – Ал и Сайкал. Но не потому что послевоенные голодные годы высасывали жизнь из более здоровых и крепких, чем младенцы, – в семье Темирбая так должно было случиться: выжить мог только сильнейший. Настоящий жолокчу. Сестрёнка Сайкал хоть и не умерла, а от яда, которым отец смазал губы ей, новорожденной, чахла всю свою жизнь. Слабая была, как сухой качим*, подует сильный ветер – и уже на ногах еле стоит, готовая последовать за воздушным порывом. Какие ей поездки с таким-то слабым здоровьем?
Перед рождением Аалама отец много молился, просил милости тому, кто должен был, обязан сохранить древнюю традицию – стать защитой пастухам от ненавистного клеща-жолока. Когда дохнет всё стадо – голод и нищета набрасываются на семью, поэтому нужен был жолокчу в горах как посланник свыше, как защитник, как сам древний бог.
И услышал Создатель мольбы – выжил мальчик. Заплакал лишь, ощутив на дрожащих губах вкус не материнского молока – отравы, разбавленного водой смертоносного порошка. Уснул, словно потерял сознание, а утром закричал, требуя себе внимание, тепло и еду.
Шесть лет было Ааламу, тогда отец впервые взял с собой, испытать дар. Запомнилось мальчику, будто ехали они в сопровождении трёх встревоженных чабанов, целую вечность. Засыпал, привалившись к отцовской груди и придерживаемый крепкой рукой, просыпался – вокруг те же горы и редкие юрты. А приехали – встретили их, словно самых дорогих гостей. И до этого гордился Аалам отцом, а тут и вовсе за святого почитать начал. Но Темирбай в этот раз, после молитвы, подвинул чашу с водой к сыну и кивнул, мол, давай сам, балам.
И Аллам набирал в рот воду – и брызгал на овец. Их было так много, что щёки устали, но «балам» мужественно, чувствуя на себе взгляд отца, всё выдувал и выдувал из себя водопады становившейся волшебной во рту воды. На овец, на землю под ногами, где тёмных жолоков и вовсе не разглядеть…
А после была тревожная ночь: мужчины бдели, тихонько переговариваясь за досторконом, и только дети, все, кроме Аалама, крепко спали, уложенные на мужской половине юрты. Виновник тревоги сам то проваливался в сон, то, всхрапывая, просыпался и поднимал голову, вглядываясь в задумчивое лицо отца. А утром, когда солнце присело на макушку горы, наконец, появился радостный хозяин в юрте:
– Суйунчу*, Темирбай-ата! Достойного сына вырастил!
И всех, даже детей, весть подняла с тошоков, вынесла из юрты – смотреть, как за ночь поопадали осенними листьями жолоки с овец, обрызганных вчера ааламовской водой. Так шестилетний мальчик стал жолокчу.
Спустя двадцать лет свидетелем такого же чуда стала первая жена Аалама. Привезли покусанного клещами. Давали лекарства – не помогало, в горную реку опускали, чтобы сбить температуру – и это не помогло, умирал человек. Только лишь когда Аалам побрызгал на умирающего, задышал утром тот ровно, выздоравливая. Но не захотела радоваться и гордиться мужем жена – побледнела, схватилась за жердь и застонала, еле сдержалась не завыть при гостях, опозорить. Месяц назад выкинуло её чрево второго малыша, не успел тот окрепнуть и родиться. Как и первый. Грешила на себя и на тяжёлую работу в совхозе. А тут словно прозрела.
– Не я виновата – ты! – выплюнула обидные слова мужу в лицо, когда вернулись домой. – Весь насквозь ядом пропитан. И чего б от твоей слюны клещ подыхал? Убил твой яд наших детей…
На следующий день уехала к родителям. Остался Аалам снова один. Но не ругал жену, пожалел и простил. Да и кто ж знает, вдруг права была?
И не хотел – женился снова. Молчаливая, знающая цену слову, улыбчивая и милая Гулийпа спустя пятнадцать лет растопила сердце одиночки. А может, время тогда такое было? На стройке не заскучаешь. Тут камни и землю возить надо, раствор месить, технику осваивать – некогда о грустном думать. Так вместе и построили Камбаратинскую дамбу, с тысячью других, таких же верящих в то, что человеку всё подвластно – укротить воду, заставить подавать электричество в каждый дом.
И вот теперь стоял Аалам у этой дамбы, вертел в руках полую баранью кость, внутри которой тихо позвенивал, пересыпаясь, порошок, словно песок внутри рукотворной детской погремушки. Стоял Аалам и смотрел на воду, несущуюся, как и тысячи лет назад, вперед, а сегодня натыкающуюся на плотину и толкая лопасти гидротурбины, продолжая двигаться и пытаясь взять своё – ускользнуть от человека, остаться собой.
«Вот и человек, – думал Аалам, – однажды встречает свою плотину. Можно скакать, не оглядываясь, как встарь, наши отцы, пересекали долины по наезженной дороге в поисках лучшей доли. А можно пожертвовать своей свободой – и дать другим свет. Жизнь. Не забрать, а дать…»
Промозглый ветер обнимал Аалама, превратив слезу, что не успела смахнуть рука, в льдинку. Тоже вода, только усмирённая.
Замахнулся рукой Аалам, чтобы выбросить кость с заточенным в ней порошком семи жолоков, пожравших друг друга, – и не выбросил. Пусть, на память будет. Да и негоже воду травить: работает она, старается, так за что же её?
А пока нужно было ещё на станцию заехать, напомнил себе молодой отец, обрадовать родителей жены и огорчить своего отца. Может, и родится ещё жолокчу. Если нужен будет своему народу, обязательно появится! Потом – домой, кормить жену шорпо, чтобы у сына молока была вдоволь, у жены – сил.
Будто камень упал с сердца. Легко стало и весело. Закричал Аалам горам:
– Сы-ын у меня родился! Сы-ы-ын!
Горы только улыбнулись шёпоту: говорливая речка заглушила и эту большую радость маленького перед природой человека
-------------------------------------------------------------------------------
*Жолокчу. Глава написана по мотивам статьи Тайтуре Батыркулова (род. в 1922 году, дата смерти автору не известна), азиатского спецкорреспондента журнала «Вокруг света», - статья «Жолок и жолокчу», № 1, январь 1991 г.
*Качим - или Гипсофи́ла, или Гипсолю́бка (лат. Gypsóphila), — род цветковых растений семейства Гвоздичные (Caryophyllaceae). Многолетние или однолетние, часто сильно ветвистые травы, редко небольшие полукустарники, образует в числе прочих так называемое «перекати-поле». (Википедия)
*Суйунчу – радостная новость (кырг).
*Аалам - имя переводится как "вечность". (тюрк)
