Глухая заводь

Глухая заводь
Я, как вышел на заслуженный отдых, поскучал месяцок другой на пенсию и понял в городе на эти деньги недолго ноги протянуть, сдал квартиру приезжим и махнул с женой на дачу. Дом у нас добротный, баня, колодец, всё по уму сделано. Строил мой отец. Строил да приговаривал: «Гляди, Пётр, время придёт, дом этот вместо меня будет подкрепой тебе». И впрямь пригодилось отцово именье. Обустроились на земле, живём, в ус не дуем: картошка своя, капустка, огурчики, чай травяной. Алёна моя женщина исключительно интеллигентная, тонкая, манеры, осанка, ходит – яблоко с головы не упадёт. В первую зиму ей трудновато было, а потом ничего, пообвыкла и, вроде бы, понравилось на природе быть, а летом особенно. Рассказывает:
– Коростеля спугнула случайно, он в траве прятался красивый, рябенький, меня увидел и побежал, несётся, вытянув шею, кричит да громко так, а голос у него скрипучий трэк-трэк, будто водит палочкой по зубьям гребёнки. А ещё: иду по тропинке, смотрю, куча навалена прямо на дороге. Думаю, не могли в стороне нужду справить, переступила и оглянулась, замысловатой показалась мне куча, смотрю, а у неё глаза, как две спички, вставлены. Жаба.
Места у нас, прямо скажу, сказочные. Карельский Перешеек он и есть Карельский Перешеек – сплошной отдых и польза здоровью. Садоводство наше старое, считай деревня, втиснулось треугольником в пересечённую местность. Одним углом выходит на шоссейку, вторым – к железной дороге, а третьим в реку упирается. Каждый угол своё название имеет. Первый – Автопарковый, второй – Весёлый угол, а третий, наш – Глухая заводь. Лучшего названья не придумать. За рекой лес дремучий, будто зверь, дышит.
В низине, где самая топь, в избушке на четырёх пнях живёт Полина Игнатьевна Чуркина, по-нашему Баба-Яга. Характер у неё обыкновенный, бабский, уютный и жалостливый. Одинокая она и в годах. Сколько ей лет не скажу, не знаю, может восемьдесят, может девяносто, а может и все сто. Почти полвека с ней бок обок живём. Она меня мальчишкой двенадцатилетним помнит, а я её и полвека назад – старухой: лицо гладкое, нос крючком и на нём большенная бородавка, во рту голо, как у младенца, только два нижних клыка торчат, сама горбатенькая и ноги колесом. Знахарка она: в травах разбирается и на камешках умеет гадать, хранит камешки в белом холщёвом мешке. Женское население садоводства ходит к Бабе-Яге за добрым советом. Видно, знает она дело своё, если Весёлый угол в степенный превратился. Только Володька Тихомиров бузит по-прежнему.
Как-то раз и я погадать ходил. Деньги пропали. Баба-Яга бросила камешки и говорит:
–Деньги твои за порог не выходили, не греши на людей впустую, ищи на книжной полке.
Я порылся и нашёл в томе Чехова. Сам туда положил, да вот забыл. После меня Димка с Автопаркового – хороший парень, кудрявый, плотный такой, румянец во всю щеку, пошёл к Бабе-Яге права водительские искать. Баба-Яга говорит ему:
– В казённом доме твой документ.
И точно. В МРЭО нашлись.
Баба-Яга позже всех открывает сезон и закрывает раньше других, потому что участок у неё топкий. По весне река из берегов выходит, заливает грядки, к крыльцу подступается. Зато и земля получает удобрение: укроп, лук, петрушка так и прут, ягод много, про картошку и говорить нечего, и всё, будто бы само собой растёт. И сроду не видели мы, чтоб Баба-Яга в огороде копошилась и вот, поди, ты, всё ухожено и солнечно на её участке от разных цветов и кустов духовитых и всюду: в доме, на веранде и на крыльце пучки трав и коренья сушатся. Алёна моя прикипела к соседке. Чуть прихворнёт, идёт к ней за помощью. Усядутся вместе, вечеряют, чаи гоняют, секретничают, шушукаются, а я уши грею. Интересно! Баба-Яга говорит:
– Всякая трава в свой срок в силу входит, у каждой свой норов, тут и смотри по человеку, чтоб характер его и травы одиконаковые были, смотри какая на пользу, а какая во вред. Одна трава воду любит, к реке задумчивая жмётся, другая в тени сидит горькая незаметная, третья весёлая солнце любит и тепло, четвёртая у дороги, вроде репейника, цепляется к каждому, а пятая ничего не боится, всюду растёт и ничто не берёт её ни засуха, ни сырость. Камешки? А что камешки?! Сами-то они ничего не скажут. Ты на человека смотри, у него на лице жизнь прописана, учись читать человека.
Гляжу, увлеклась моя, и у нас в доме пучки трав стали появляться, и мешочек холщёвый с камешками завёлся. Жизнь вокруг Бабы-Яги вертится. Да что говорить: лето не начнётся, покуда она не приедет.
Из города Бабу-Ягу Димка привозит на своём микроавтобусе. Он сгружает узлы, коробки, корзину с котом, а мы, я и Алёна, помогаем, переносим вещи на веранду. Про кота надо сказать отдельно. Кличка – Маркиз – рыжий весь, здоровенный, плоскомордый и наглый. По деревьям лазает, заберётся на сук и затихнет, ждёт, когда кто-нибудь из нас пройдёт под тем деревом, дождётся и плюх с высоты, а в нём килограмм пятнадцать живого весу, целая рысь получается. Вредный он. Для примера скажу: у нас под летней кухней живёт еж со своим семейством. Алёна уважает ежей, каждое утро покупает для них совхозное молоко, нальёт в миску и оставит возле домика их. Маркиз тут как тут, выпьет и давай Бог ноги. Или вот ещё. Только посадишь огород, рыжий по грядкам топчется, мало ему дорог-тропинок. Мало того, он же ещё и охотник! Крота, мышь или даже крысу поймает, придушит и несёт мне подарок, на крыльцо кладёт. Перцу бы ему под хвост, паршивцу. Алёна в крик, боится грызунов. Я беру лопату и иду копать у забора могилку, там целое кладбище звериное образовалось.
Этим летом из-за кота большая неприятность дважды приключилась. Прикормила Баба-Яга диких уток. По две буханки расходовала на день. Утки привыкли и, если случалось, что старуха забудет про них, так они сами напоминают о себе. Выйдут из воды на берег, впереди красавец-селезень выступает, следом уточки подтягиваются, приходят к дому, шум поднимают. Вот в такой-то раз Маркиз отличился, схватил селезня за крыло. Хорошо ещё мы вовремя подоспели, отбили красавца и нарекли Гошей.
А вот второй случай. У Бабы-Яги на каждой яблони кормушки висят. Вечерами она сидит у дома за круглым столом, лущит семечки для птичек, тыквенные и подсолнуховые в разные бадейки складывает. Повадился за кормом волнистый попугайчик да не один, а с приятелями, к стайке воробьёв пристегнулся, верховодит ими и, главное, чирикает на их языке. Попугай, понятно, ручной, людей не боится. Спорхнёт на стол, крылья за спину заложит и расхаживает, в каждую бадейку клюв сует, угощается и балаболит:
– Ну, что купил? Паразит! Мы за честные выборы! Володька, погодь-ка, а ну дыхни! Срамник! Ксюша Собчак – зубы лошадиные. Проня хороший.
Баба-Яга смеётся – клыки наружу, а попугай просит:
– Канимура, дай на похмелку.
Она ему:
– Умница! На-ко банан, Проня.
Калякают они меж собой, а воробьишки смелеют, питанье из рук берут. Смекаем: зима грянет, воробьям не привыкать к холоду, а Проня погибнет. Решили изловить его и накрыли сачком. Он давай ругаться да в масть:
– Эх, вы людишки, креста на вас нет!
Я выронил сачок, паршивец вырвался на свободу, сел на ветку повыше и вещает оттуда:
– Мурло, харя пьяная!
Я ему:
– Сам ты мурло.
Проня козырнул словечком, будьте любезны, и чуть, что:
– Оставьте ваше сообщение после сигнала.
Изловчились и поймали матерщинника, посадили в плетённую металлическую корзину с крышкой. Взял я попугая к себе в дом. Ох, наслушались: так загнёт с фантазией, только диву даёшься, как в его головёнке слова укладываются. Так вот живёт у нас Проня неделю, другую, третью. Вдруг звонит сотовый, а мне редко звонят, бегу, хватаю трубку:
- Алло.
А там сплошной гудок. Только к делам вернусь, опять звонок, опять бегу. Уходился, пока не смекнул, что это Проня. Затейник! Алёна фрукты ему в корзину подсовывает:
– Ешь, глупенький. Ешь!
Он ей:
–Канимура, мать твою, гадина, змеища, обезьяна толстозадая!
Кто такая эта Канимура? Бывают же имена! Взять хотя бы жену Володьки Тихомирова имечко у неё Даздраперма. Бой-баба! Скандальная, никому спуску не даёт, законного супруга гоняет, а Володька, как пил, так и пьёт и советы Бабы-Яги не впрок ему. Ну, это я отвлёкся.
Жена говорит мне:
– Надо вернуть попугая хозяину.
Жалко мне стало Проню, только ведь с моей Алёной не поспоришь. Сообразили объявление и прикнопили к фонарному столбу на станции. Написали так: «Найден волнистый попугай, окрас зелёно-голубой, умеет говорить. Просим хозяина срочно придти по такому-то адресу». Кличку специально указывать не стали. На другой день пришла девочка лет четырнадцати белобрысенькая, лента в косе. «Ой, – говорит, – Спасибо большое. Это же наш Проня. А мы искали, искали его. Иди ко мне, Проня».
–Как тебя зовут, – спрашиваю девочку.
Она, смущаясь:
– Олеся.
– А маму?
Совсем смутилась.
– Даздраперма.
Я не растерялся, чиню допрос, как полагается, чтоб не ошибиться:
– Далеко ли от нас живёте?
Олеся глаза на меня вытаращила.
– Вы что, дядь Петь, не узнали меня?! Тихомировы мы с Весёлого.
–Володи Тихомирова дочь?
– Ну, да.
Тут Алёна моя вмешалась.
– Вот те раз. Точно Олеська. Какая ты стала взрослая. Не узнать.
Я говорю:
– Тьфу ты ну ты палки гнуты. Привет отцу передавай.
– Передам, – говорит .
Олеся посадила Проню на плечо и пошла. Только за порог ступила, Проня шасть на вишню, с вишни на яблоню, не достать. Полдня бегали мы за ним, а он дразнится, то пониже опустится, то повыше заберётся. Поиграл, поиграл с нами, да и улетел. Думали, не вернётся. Повздыхали и разошлись. Олеська со слезами домой отправилась. Проня явился к Бабе-Яге под вечер. Дело ясное: голод не тётка. Тут Маркиз и подкараулил, цоп и нет Прони, только пёрышки по земле. Ёжкин кот! Алёна слезу пустила. Баба-Яга суетилась, кудахтала, охала, ахала и посадила Маркиза в корзину. Что его ругать?! Природа у него охотничья. Против природы не попрёшь. Пришлось могилку рыть. Тихомировым ничего не сказали, Олеську пожалели.
В конце сентября Баба-Яга собрала вещи. Мы с Димкой погрузили всё в машину. Грустно делается, когда соседи разъезжаются. Димка с утра деловитый то одно колесо пнёт, то другое, настроения моего не замечает, завёл двигатель.
– Давай, дядь Петь, курнём напоследок, пока движок прогревается. Закурили. Баба-Яга угнездилась на заднем сиденье, крутнулась влево, крутнулась вправо, глянула в корзину, она пуста. Маркиз сбежал. Баба-Яга говорит:
– Ой, кота нету.
Димка движок заглушил, вздохнул:
–Мы его на этой машине к хирургу возили. С тех пор боится.
Искали Маркиза всей улицей. Баба-Яга то за сердце схватится, то за голову. Димка ругается, ему назавтра на работу рано вставать. Мечется он, ходит вокруг машины, руками разводит, темя чешет и не знает, что делать: то ли сгружать всё, отложить выезд, то ли подождать ещё. Решил подождать. Так они с Бабой-Ягой семь часов кряду на узлах просидели. К вечеру пропажа нашлась. Маркиз под нашу летнюю кухню зашкерился и сидит тишком, боится мяукнуть. Ежи обложили его со всех сторон, в плен взяли, ощетинились, и главное, здоровенные такие, за лето отъелись на совхозном молоке, чисто дикобразы, ежи противотанковые, с места не сдвинуть. Попался, который кусался. Выручили мы его, пришлось полы на летней кухне разобрать, две доски сковырнули и вытащили перепуганного, трясущегося за шкирятник. Маркиз сам в корзину запрыгнул и крышку за собой захлопнул. Баба-Яга слезу утёрла:
– Милые вы мои, храни вас Бог!
У Алёны губы трясутся, вот-вот расплачется. Перекрестила нас Баба-Яга и уехала, следом за ней засобирались другие соседи. В Глухой заводи остались только мы с женой. К середине октября садоводство и вовсе опустело. Тихо-тихо сделалось. Гоша стал приходить к нашему крыльцу. Мы его на зиму у себя в сарае поселили, и водоём небольшенький соорудили.
Пред Новым Годом встретил я на станции Володьку Тихомирова. Он шёл, довольный жизнью человек, нараспашку, в руке держал початую бутылку пива. Поздоровались.
– Какими судьбами? – говорю.
Володька обрадовался мне:
– Приехал воздуха свежего дохнуть, заодно банки с вареньем забрать из погреба.
То да, сё, вспомнили Проню. Спрашиваю:
– Володь, кто такая Канимура?
Он усмехнулся, отхлебнул из бутылки, утёр усы и говорит:
–Генерал японский.
Дошли мы до развилки. Я собрался было попрощаться, Володька остановил:
– Новость слыхал?
Я насторожился:
– Какую?
– Соседка твоя, Полина Игнатьевна померла, – сказал, как обухом, саданул.
Я замер:
– Как померла?
– Сердце. Скончалась в машине скорой помощи.
– Что теперь будет? – говорю.
Володька зашвырнул пустую бутылку в сугроб.
– Как было так всё и продолжится: зима пролетит, весна придёт, за ней лето, бабы к твоей Алёне ходить станут, и скажи ты ей, дягиль с можжевельником не помогают мне, пусть чего-нибудь придумает позаковыристей. Ну, бывай, Петро. Тороплюсь я, надо на электричку успеть.
Он к своему дому направился, а я стоял, как пришибленный, и не мог поверить, что сказка закончилась.

#1 lilia

#2 Vladimirovna

#3 lilia

#4 Розовый Ганс

#5 lilia

#6 Vladimirovna

Прикрепленные изображения

#7 lilia

Количество пользователей, читающих эту тему: 0