Я просто оставлю это здесь. (с)
Эта короткая весч была написана очень давно. Если мне не изменяет память, то этот сон снился лет в 13 или 16. Решила его записать.
Спустя несколько лет отправляла на один конкурс-тренинг несколько работ, в том числе и этот рассказик. (На самом деле, подсознательная сублимация чистой воды, из которой позже вырастет идея для целого романа. Не дописан до сих пор, силёнок не хватает. То начну, то снова заброшу). Так вот, на этом тренинге, миновав все работы, в том числе "Завтра", профессор М. Рудов, мой учитель в ВУЗе в прошлом, отметил, что стихи мне даются лучше, чем проза.
Такой вот знаменательный для меня рассказик-зарисовка. Благодаря записи, я могу снова и снова окунаться в те ощущения. Ничего не было придумано, сон сохранен на 99,9%
Дельфины
Почему люди бывают несчастными?
Интересно, а дельфины счастливые? Наверное, да: они не имеют судьбы, она им не нужна, потому что у них есть море и даже целый океан, в котором можно плыть, куда хочешь… А я – не могу.
Передо мной коридор. И право дойти до половины его, темного и страшного, – и вернуться. Назад. В такую же серую и мрачную комнату-келью. А можно, если сильно захотеть, идти до конца бесконечных стен, скользких от сырости, до выхода в мир людей… Но я не хочу туда: с людьми еще страшнее: они будут смотреть на меня, прокаженную дочь сурового короля, буравить насмешливыми взглядами и жадно ловить каждый мой промах. Эти люди и дельфинов едят, разрезают их на полосы и складывают в затянутые железными ребрами бочки или кладут на весы красно-теплое и сравнивают усопшие тела с кусками липкого и холодного железа – весит оно всегда больше украденной жизни. Нет, к людям тоже не хочу: я не с теми, кто убивает мне подобных.
Есть еще один выход из тоски и одиночества. Я могу по коридору не идти, а бежать. Как плавают дельфины. По-детски весело и живо. От их дружной стаи, я знаю, шарахаются мелкие рыбешки, вернее, трупы рыб, потому что немыслящие всегда мертвы.
Я бегу, почти лечу по коридору, и жалкие тени придворных осуждающе жмутся к стене, опуская ниже свои канделябры с чадящими свечами. Тени знают, что таким образом они становятся выше, сильнее. А моя тень от этой хитрости сжимается, и ее не видно. Значит – я сама тень, только без канделябров.
Зато у меня есть светлое платье. Если плыть с дельфинами, то меня будет хорошо видно со скал… Со скал, на которых стоит наш замок… Вспоминается комнатка, в самом дальнем конце замка, – о ее существовании, кажется, помню только я. В ней всегда сквозняк и свежо от того, что есть узкое окно и выступ под дырой на волю, каменный трамплин со стены – в океан. Внизу – морды дельфинов, любопытные и улыбчивые. Они живые и знают это. А я не живая или просто давно уже тень. С рождения. Просто родилась без тела и сразу в темноте – иначе меня видели бы другие тени.
Мой отец-король тоже заметил бы. Понял бы, что я – рядом, существую и мечтаю быть с ним. Мое белое платье – крик, я хочу, чтобы отец меня заметил, увидел на этом серо-кирпично-тинно-зеленом фоне.
Но нет, снова заперся в кабинете и никого не принимает. Знаю: козни мачехи. Уж она-то меня видит. Мачехи-королевы всегда видят.
Иду медленно.
Всех принцесс увозят принцы. Уводят в светлый замок, где можно отбрасывать тень на весь потолок. Но меня не уведут, потому что я сама тень: мне отбрасывать нечего. А принцы всегда любят тень, самую авторитетную часть тела. Она должна быть обычная, чуть длиннее человека; обычная, глупая; обычная, с манерно растопыренными пальцами, слабыми от сердечной недостаточности; движения должны быть обычными – нужно ссутулить, опустить грудь до пояса и ходить, еле передвигая ноги, повиснув на принце. Мысли тогда тоже будут привычными: муж – дети, муж – дети, иногда можно вспомнить о покорном сексе, тоже обычном, – всегда одна и та же поза. Все должно быть обычным, кроме лица, на котором обязательно будет маска красоты, подаренная любящими родителями. Такая маска всегда подчеркнет предсказуемость тени, послушные груди до пояса и горб.
Я знаю: принцы выбирают только таких. Им нравятся во всем обычные принцессы, а меня не за что любить. Потому что у меня есть дельфины и океан.
Иногда, правда, я тоже стараюсь ходить горбясь, и чтобы груди… Не получается – не достают. И маску я потеряла. Когда нагнулась посмотреть вниз, с выступа.
Во мне нет ничего интересного, ибо я иду медленно. Назад. Придворные уже не смотрят, а глаз королевы-мачехи точит мне плечи. Спроси я ее, она разрешила бы уйти к дельфинам.
Не примут. Я для них только белое платье, светлое пятно, повиснувшее в сером проеме дворцовой стены.
Никому не нужна. На одном конце коридора – король и мачеха, на другом – усопшая рыба.
Никому.
В разлет бровей улыбкой не попасть,
В движении губ – недоуменье.
Нет, ты не мой – другая ипостась –
Очередное сожаленье.
Судьба такая – быть одной,
Прикосновенья недоступны,
Стократ размножены судьбой
В моих желаниях преступных.
Рыдая тысячью дождями,
Наплачу море. Обернусь
Дельфином с влажными глазами,
С себе подобными сольюсь.
Тогда и ты, стократ истерзанный виной,
Шагнув со скал, последуешь за мной!