Снег скрипит под ботинками. Я люблю этот скрип-скрип-скрип. Шаг за шагом отмерять пройденное расстояние, отмерять жизнь. Семь раз отмерь – один отрежь. А что отрезать? Кому отрезать? И насколько кусков? Куски… куски… Деньги? Мясо нынче дорогое, деньги – бумага, яркая бумага. Много краски уходит. Все правильно. Деньги должны делать жизнь яркой, пусть даже это просто крашеная бумага с хитрой аппликацией.
И секс. Да, кстати, я хотел сказать про секс, но забыл. Увлекся скрипом снега. И ведь продумал, как начну. Красиво начну, красиво кончу. Но мысли разбегаются. Со мной так часто, когда я сюда прихожу. Сказать по правде, я только сюда и прихожу. Я не знаю других мест, или не помню, или не обращаю внимания, когда приходится там бывать. Моя жизнь связана с этим мостом. Да нет, не только с тем, конечно. Вообще, со всеми мостами в городе. Окажись в другой стране, тоже первым делом пойду на мост. Все потому, что… да, начало. Я снова забыл. Я хотел примерно так:
В свете фонаря снежинки казались мотыльками. Сонмы их кружились в причудливом, хаотичном танце и исчезали бесследно, коснувшись моей разгоряченной кожи. В детстве я очень часто ловил этих холодных мотыльков языком, в юности перед мысленным взором раз за разом вспыхивала одна и та же строчка: «Хладные звезды обжигают воспаленные веки»… Бред. Конечно, я знаю, что это бред наивного подростка. А теперь мне хочется выебать кого-нибудь на мосту. Вот так, чтобы горели фонари, чтобы в их свете кружился рой снежинок, а по дороге мчались тысячи автомобилей, и из каждого на нас – на меня и мою партнершу – глядели любопытные, влажные глаза. Я хочу погружаться в чье-то горячее, вибрирующее желанием, лоно и видеть, как под нами проносится жизнь.
Я это написал на другом мосту, до прихода сюда. Спрятал в карман пальто и очень боялся, как бы сестра не обнаружила. Хрен бы я тогда смог сюда придти. Хотя, нет, все равно пришел бы, но перед сестрой было бы неудобно.
А так я пришел. И снял себе проститутку. Так же, как месяц назад на другом мосту. Мамка насторожилась, попыталась заглянуть под капюшон, но холод, сыпучий снег, крашеные бумажки, и девушка уже лежит грудью на перилах, подставляя свой упругий зад, гостеприимно приподнятый зад, на который падают снежные мотыльки и тут же исчезают, будто обжегшись.
Под нами проносятся машины, мост вибрирует, город вибрирует, тело подо мной вибрирует, наращивая скорость, разгоняясь, мчась с сорванными тормозами, что мне уже не стыдно. Я знаю, что так и надо. Что это мой кусок жизни, вырванный у сестры. Я реален только здесь, на мосту. На любом мосту города. Почему именно мост, я не пытался понять никогда. Не было времени. Только дикое желание трахаться и чувствовать, видеть чужие жизни.
Я тот брат, который должен был быть у сестры, но появился на свет мертоворожденным. Я был бы старшим братом, если бы был. Если бы мне была дана такая возможность. Быть может, когда—то я просто застрял на мосту, не смог перейти его, опоздал, или, хуже того, сорвался с него? Быть может, потому помимо непреодолимого желания трахаться на мосту, у меня часто возникает потребность сбрасывать своего живого, настоящего партнера с этого моста?
А, быть может, меня никогда и не существовало? И я не был даже зачат? Сестра придумала меня и забыла? Да так забыла, что теперь даже не догадывается о том, что я есть, что я живу в ее теле, что это ее тело ходит на мост и стропоном трахает проституток?
Холодные мотыльки летят вниз. Горячие живые тоже. Но я – нет. Меня нет. Есть только мост. Мой мост.
Сообщение отредактировал Asmodeus: 20 Декабрь 2013 - 23:45
