fotka

Дом за Полярным Кругом

Мои глаза — пустые окна.

А где-то странствует одна,

Ветрами жжёт, дождями мокнет

Душа, уставшая до дна…

Дмитрий Скирюк

В октябре подморозило. Нормально, бывало, и раньше. Заполярье. Вечная мерзлота. На ней его и построили.

«Хорошо построили, спасибо, уже почти шестьдесят лет стою...»

Себя Дом считал старым, хотя слышал от людей, что где-то дома стоят и двести, и триста, и даже страшно подумать сколько лет. Должно быть, там тепло. Ох, солнышко-то скоро надолго скроется. Полярная ночь наступит. Зато когда снова выйдет… Солнце здесь особенное. Какой пронзительно-радостный свет!

Почему Дому казалось, что местное солнце самое прекрасное? Потому что весной придут белые ночи, и  будет долго светло. А северное сияние? Такое бывает только на Севере...

Дом собирался вздремнуть и уже начать было зевать, но вместо этого чихнул — так неожиданно налетел порыв ветра. Внутри грохнуло.

«Шкаф в двадцать пятой квартире. Думал, раньше развалится, а столько продержался...»

Шкаф ладно, развалился и развалился, там давно никто не живет. А что пласт снега с крыши упал — позор. Хорошо, ночь и людей во дворе нет.

***

Когда-то Дом был молодым. Одна жиличка даже написала про него в газете: какой он красивый и как вкусно пахнет свежей краской! Вот люди здесь раньше жили! Молодые, энергичные. Пироги пекли! Да вообще чего только не готовили в праздники! Достать продукты тогда было нелегко, целые очереди стояли — взрослые вместе с детьми, потому что некоторые продукты на человека выдавали. Но жильцы многое умели: и майонез сами, и крем без всяких там машинок, руками взбивали. Ведь как можно в Новый год, да без торта и без салата оливье? А грибы! В сопках много подосиновиков, так их собирали, жарили на сливочном масле, закатывали в банки, а потом ели с картошечкой. 

Запах лета...

Особенно Дом любил, когда зимой топили на кухне печь. Обычно-то готовили на электроплитках, потому что газ в домах не провели, а для печи требовались дрова. Только какие дрова в сопках? Деревца мелкие, а уголь не продавали. Зато в праздники…

Печь занимала чуть не половину кухни. В основном ее использовали в качестве стола. Накрывали клеенкой. Но в праздники некоторые хозяйки разжигали печь...

А соседние дома! Веселые, задорные. Зубаскалили, как говорят люди, желали друг другу «да не протечет у тебя крыша!» Никакой мороз был не страшен: паровое отопление, горячая вода. Конечно, и жильцы помогали: утепляли зимой окна ватой, замазывали пластилином.

Над Домом, правда, слегка подтрунивали — звали «нянькой». Потому что у него на первом этаже располагался детский сад. Но он не обижался, даже подозревал, что ему слегка завидовали. С детьми-то веселее. Хотя во всех домах жили молодые пары, и у многих были дети.

Дети, они такие забавные! Как-то молодая женщина попросила соседку Тамару с дочкой посидеть. У Тамары и своих двое: четырех лет и девяти месяцев. Младший спал, соседская девочка и старший играли в комнате, Тамара готовила. Она, кстати, довольно часто готовила на плите. И вот Тамара, с поварешкой в руке, заглядывает в комнату и видит: девочка сидит на горшке, а старший сын строит вокруг крепость из кубиков…

«Ты что творишь!» — рявкнула.

«А Маше скучно какать...»

Или еще. Поднимаются как-то по лестнице девочка и мальчик.

«Мне исполнилось шесть лет, а тебе пять, — говорит девочка, — я тебя на год старше!»

«Значит, ты раньше меня на год умрешь, — немного подумав, отвечает мальчик...»

Дети забавные, но и взрослые не уступают. Соседский дом рассказывал, что как-то в телевизоре помехи пошли, так жилец — офицер-подводник, инженер, то есть человек образованный — кинулся разбирать телевизор. Нет, чтоб на крышу сначала слазать да посмотреть. Ветер в тот день сильный был очень, антенну сбил.

Да много чего...

Дом вздохнул. Аккуратно, а то еще опять снег с крыши свалится.

***

А потом дома замолчали. Сначала один заколотили, затем второй, третий…

Законсервировали.

Страшно, когда в домах заколачивают окна: снаружи ничего не видно, а внутри что? Штукатурка отсыревает и осыпается, трубы ржавеют да мебель, хозяевами брошенная, рассыхается. Ну, кошки заберутся. С этими-то никаких хлопот, сами о себе позаботятся, ловкие они, им лишь бы отоспаться в укромном уголке — даже в заброшенной доме теплее, чем на улице. А если подростки — за теми глаз да глаз, только и следи, чтобы не покалечились. Иной раз приходилось и пугнуть. Чтоб неповадно было. Страшные истории потом они друг другу шепотом рассказывали...

У всех нежилых домов одинаковое горе: о чем говорить? Вот и молчат.

Хотя временами в какой-нибудь из домов вселялся магазин. Делали небольшой ремонт, ставили новую дверь, вывеску, начинали заглядывать покупатели. Продолжалось это обычно не долго: опять бросали, заколачивали. Но едва в таком доме появлялись новые окошки, он снова начинал общаться. Ой, какую же смешную история рассказали покупатели в мебельном магазине!

Случилось, что по ошибке на вечной мерзлоте построили дом, который предназначался для Севастополя — документы перепутали. С большими окнами, балконами и цветниками. Про южные города Дом наслушался, как и про балконы, и про цветники: со всей огромной страны в нем жили люди. А тут молодая пара въехала. И выдалось на редкость для Севера жаркое лето. Ну, жена и решила посадить цветочки…

Дом вовремя вспомнил, что смеяться зимой тоже опасно и привычно собрался.

Семена посеяла, утеплила — и тут, как водится, мороз. В общем, посадила она в результате весной мох с ближайшей сопки. Вот он прижился…

Жаль, но скоро и этот мебельный магазин закрыли. А весь двор стали называть словом «гетто». Что означает? И спросить некого. Наверняка что-то нехорошее. Стены домов подростки разрисовали каракулями. «Граффити», обронил случайный прохожий. Снег здесь практически перестали убирать…

***
Сколько прошло лет, Дом не знал — стоял с заколоченными окнами. Но неожиданно появились строители. Отремонтировали два нижних этажа, покрасили снаружи, вставили стеклопакеты, и Дом, наконец, открыл глаза.

Да-а-а-а... ему явно повезло больше, чем соседям. Выцветшие, отсыревшие, в потеках, с черными проплешинами в местах, где отвалилась штукатурка.

«Суровый климат. А ведь еще пару месяцев назад я наверняка выглядел не лучше...»

Смотреть было страшно, зато внутри его самого снова закипела жизнь — въехал детский сад, — и Дом сосредоточился на ней.

Вспоминать и горевать? Опасно: еще сосульки отрастут да на кого-нибудь свалятся...

***

— Слышь, Восемнадцатый?

Дом не сразу сообразил, что обращаются к нему.

Ах да, когда их только построили, то дали просто номера. Так они друг друга и называли. Это уже потом появились улицы, а у домов новые номера.

«Великий Фундамент! Неудобно-то как, забыл его номер… вспомнил, Пятнадцатый! А тот, что углом к нему — Четырнадцатый...»

Пятнадцатый по молодости любил сообщать о новостях. Не удивительно, раз фасадом выходил на шоссе, а торцом — на площадь, где праздновали, маршировали. Соседний Четырнадцатый в силу своего местоположения видел куда больше, но в нем находился магазин, прозванный в народе «Средний». Именно там очереди за продуктами и стояли. Опять же жильцы. До праздников и парадов ли тут? Буркнет чего-нибудь — и снова следить, чтобы «ящиком с товаром кого не зашибло»...

Оба этих дома периодически подновляли, делали косметический ремонт, а в последнее время затеяли, похоже, серьезный, капитальный. Однако Пятнадцатый не торопился. Молчал, пока в проемах не заблестели новые двухкамерные стеклопакеты и не въехали люди.

«Неужели все никак не верил...»

Эх, отремонтировали бы заодно еще и другого соседа! Спокойный, добродушный. Так приятно было поболтать. Еще лужа рядом с ним всегда была. Да и сейчас никуда не делась. Каждый год асфальтировали, и каждую весну она возвращалась. Зато маленькие дети там любили играть. Только не будут его восстанавливать внутри двора-то...

— Слышу, Пятнадцатый! — откликнулся Дом.

— Ага. Свежие новости.

«Нисколько не изменился...»

— У тебя там девочка жила. Была девочка, а стала бабушка, — захихикал сосед. Осторожно, потому что снегу с вечера намело, как говорят люди, «мама не горюй». — Собирается приехать. На Городок наш посмотреть. Ну и на тебя. В соцсетях нашла. Вспомнила, узнала. Крыша, говорит, только у тебя одного красная — аж из Космоса видать. В общем, оформила документы, пропуск ей через КПП обещали сделать. Короче, то ли в декабре, то ли в феврале приедет…

Что такое «фотки» и «соцсети», Дом знал: в детском саду были компьютеры, а у воспитательниц и нянечек смартфоны.

Хотя «Фотки» раньше называли фотографиями или снимками. Некоторые жильцы фотографировали, потом проявляли пленки, печатали, глянцевали... Целые фотолаборатории устраивали — в ванной или в кладовке. Большие кладовки у него в квартирах, вместительные. Эх...

— А что за девочка?

— Да вот как раз сейчас пишет моей жиличке, что письма старые перечитала, адреса на конверте уточнила. Погоди… Ага, жили сначала в одной квартире, потом в другую на том же этаже переехали.

И назвал номера квартир.

О, своих жильцов Дом помнил. Девочка, которая пыталась выяснить, есть ли Дед Мороз...

***

Ни в декабре, ни в феврале, ни даже в апреле никто не приехал.

Все это время Пятнадцатый расписывал, как его шикарно отремонтировали, хвастался жильцами, новой планировкой, кафелем в ванных комнатах и на кухне, стиральными машинами, холодильниками, мебелью… Дом терпеливо слушал. Зато много про новые строительные материалы и технику узнал. Да и любой собеседник лучше, чем никакого. Это уж Дом за долгие годы одиночества понял.

Еще углядел переписку: пожилая нянечка вывесила в какую-то группу фотку со знаменитой лужей, а неизвестная женщина из другого города ответила, что прошло больше пятидесяти лет, но лужу ту до сих пор помнит. Нянечка смахнула слезу и лайкнула.

— Не приедет она, — сообщил в мае Пятнадцатый. — Не выстроилось там что-то, — в его интонации промелькнуло сожаление. — Знаешь, она ведь очень хотела посмотреть мои новые квартиры. Ну, и на тебя из моих окон глянуть. Сфоткать. Необычный же ракурс. Может, все-таки приедет?

«Ну, конечно, не оценила твои новые квартиры...» — с грустью усмехнулся про себя Дом.

— Приедет, — заверил он Пятнадцатого. — Обязательно приедет.

Дом привык верить в хорошее. И еще ни разу не ошибся.
_______________________________
60-е двадцатого века и 10-е нынешнего.
Тот же дом, почти тот же ракурс, даже краешки двух оконных проемов от угла на первом этаже, только автор современной фотографии отошел на несколько метров.

Миниатюра для разгона. Надеюсь дописать "трилогию" про Городок.

Год Собаки

быль

Обычно первое января — день ленивый, медленный. Или медлительный. Особенно с утра. А дальше уж как сложится. Обычно.

Только не в Карелии — крае однозначно мистическом. Да еще в деревне за сто верст от цивилизации, да еще когда в новогоднюю ночь с вами произошли некие необъяснимые события. Но об этом я уже как-то писала.

***

Проснулись мы с мужем от того, что почувствовали движение в избе. А еще потому, что печка, которую с вечера жарко натопили, почти простыла.

Протерли глаза, в темпе оделись, выскочили в сени. Вот уж где был настоящий дубак! В окошке туалета, прям как в детстве, ледяные узоры (привет, Alyona!); вода в рукомойнике со льдинками. Хорошо еще, разбивать не пришлось! Север. А чего вы хотели!

Стуча зубами, зашустрили вверх по лестнице.

Любушка-поэтесса в накинутом на плечи пуховике варила овсянку. Впрочем, тут собрались одни литераторы — поэты да писатели, — так что больше и поминать не буду. Пожелали "доброго", обнялись, поцеловались. Отворили дверь в горницу.

Сидя на корточках, хозяин растапливал печь, трое его сыновей — четырех, семи и двенадцати лет — прыгали с лавки на лавку; в спальне хозяйка кормила грудью трехмесячную дочку.

Спрашивать, чем помочь, не имело смысла, поэтому скромно присели на стульчики у двери, чтобы не мешать...

И вот наконец, печка затрещала, хозяйка уложила ребенка, а Любушка внесла и с гордостью водрузила в центр стола кастрюлю.

Ели молча. Четырехлетний Гриша пискнул было, что каша не очень вкусная, но отец только глянул, и младший заработал ложкой вдвое быстрее.

Тут дверь распахнулась, и в горницу вошел Серега. Охотник и рыбак. Ну, и писатель, конечно. Ой, забыла, уже говорила, что все здесь... Пожелал всем "счастливого-нового", принял от Любушки тарелку с овсянкой.

Отведал одну ложку, вторую. Крякнул и достал откуда-то бутылку водки.

Взрослые заметно оживились. На столе появились рюмки. Разговорились. Каша пошла на ура. Потом хозяйка выставила шампанское, вино, коньяк, из сеней принесли оставшиеся со вчерашнего закуски — и понеслось…

— Ладно. — Хозяин поднялся. — Пошел топить баню.

Баня — дело долгое и ответственное. Можно было прогуляться по деревне. Которой, между прочим, больше ста лет и есть на что посмотреть. Но меня волновало другое.

— Сережа, не протух бы заяц?

Зайца наши хозяева купили накануне Нового года у местного охотника. И запихали в морозилку. А вчера вытащили и поставили размораживаться у печки — на горячее. Только ночью никто готовить, ясно дело, не стал, благо закусить было чем и даже больше.

Нет, я читала, что предки добытого на охоте зайца оставляли на сутки отлежаться в сенях, но теория есть теория, а на практике кто знает? Тем более, что заяц у печки за ночь разморозился, потом его вынесли в сени, а теперь он снова оттаивал в тазу у печки. Что я и поведала Сереге.

— Стушить с картошкой, — пожал тот плечами.

И приступил к священнодействию. Для меня во всяком случае. Поскольку в жизни не готовила дичь. Зато рыбу, лично Серегой пойманную и закопченную, пробовала, поэтому доверяла ему целиком. Со своей стороны почистила картошку да покрошила лук, пока остальные мыли посуду.

Какой же шел аромат! А вкус…

После обеда все потянулись в баню. Вниз по деревенской — в ледяных колдобинах — улочке. Кто нес кастрюля с остатками "зайца", кто бутылки, кто рюмки-стаканы, кто кувшины с клюквенным морсом, кто тарелки с салатами и закусками. Перетаскали не за один раз. Благо не далеко.

***

Банька была небольшая, с крохотным предбанником, зато пристройку хозяин сваял на славу. Тепло, светло, просторно. Длинный деревянный стол, вдоль деревянные лавки. Разгоряченные после бани, мы сидели в купальниках и плавках, накинув полотенца на плечи. Играла музыка. Громко. Причем нисколько не мешала трехмесячной девчонке, которая спала в коляске на улице. Помните анекдот про третьего ребенка? Так тут четвертый!

Забыла. Из бани время от времени выскакивали на мороз, а особо смелые еще и окунались в прорубь. Бани-то предки на ручьях не зря ставили.

Даже и не заметили, когда к нам зашла собака. Огромный такой пес, солидный, ухоженный и упитанный. По виду домашний. Может, соседский? В деревне еще в двух домах справляли Новый год. Попытались покормить, но пес от угощения отказался. Просто лег в углу. Уютно так устроился.

Пришел погреться?

Жрать не стал, а насчет совместного селфи ничего не имел против. Не огрызнулся ни разу. Да вообще за несколько часов мы не услышали от него ни единого звука. В конце концов, привыкли и перестали обращать внимание.

А потом он пропал. Никто не заметил, когда и как исчез…

На следующий день, правда, вспомнили и подивились, а хозяин, не поленился, поспрашивал соседей. Однако оказалось, что ни у кого такой собаки нет. До ближайшей деревни достаточно далеко, а представить себе туристов в палатках зимой, в мороз, в карельском лесу — это уж чистая фантастика.

И тут до нас дошло: встречали-то год Собаки...

______________________________

Тот самый заяц)

Дитё в коляске.

Очень странный, похожий на тролля, сугроб - без малейшего фотошопа, чисто с натуры. Подозреваю, нам кто-то угрожал...

Ну и защитник

Легкомысленно пообещала, что запросто, мол, вытащу сцену из какого-нибудь своего романа.

Ага, щаззз 

Большое произведение - на то и большое произведение. С героями читатель знакомится постепенно, и автор, не торопясь добавляет деталей и пр. и пр. Поэтому когда выдергиваешь главу - какой бы самостоятельной она на первый взгляд не казалась! - что-то все равно не понятно: то мотивации, то еще чего...

Короче, пусть будет рассказ. Старый. Знаю, что есть он где-то на форуме, но искать специально не стала, потому что кое-что исправила и подработала. На Рождественском Декамероне точно не играл

Выход

Любые совпадения случайны

Талант создавать порталы открылся у Артема Енина совершенно неожиданно и поначалу доставлял огромную радость. Пока не нашлись добрые люди и не приспособили его к делу. Увы, обязаловка имеет обыкновение радость убивать.

На первый взгляд, все замечательно: с одной стороны, масса всевозможных конкурсов, с другой — их победители, которые не всегда имеют возможность прибыть за получением причитающихся наград. Кому некогда, кому не по карману дорога в другой город, кто занят, кому просто лень…

И тут вдруг появляется человек, способный во мгновение ока перенести их за тысячи километров! Шагнул прямо из квартиры или офиса, получил заслуженное, выслушал похвалы и аплодисменты в свой адрес — и прямиком обратно.

Здорово, ничего не скажешь! Все довольны: и сам лауреат, и члены жюри, которым теперь не надо с досадой откладывать в сторону диплом или приз и без всякого энтузиазма сообщать, что их обязательно передадут с оказией.

Здорово-то здорово, однако мотаться туда-сюда по стране и ближнему зарубежью оказалось довольно утомительным. Очень скоро Артему это основательно надоело, а казавшееся поначалу праздниками превратилось в рутину. Однако ему неплохо платили (всегда легче заплатить одному, чем обеспечивать дорогу и проживание сразу нескольких конкурсантов), поэтому отказываться пока не спешил…

* * *

Где и в связи с чем проходила очередная «раздача слонов», Артем уже успел позабыть. Какой-то литературный конкурс?

Стоя в кулисах, Енин не спеша потягивал коньячок и от нечего делать разглядывал членов жюри.

Первым, как и положено, высказался председатель, известный в прошлом писатель-деревенщик — крупный седовласый мужчина с черными косматыми бровями и стойким родным диалектом. Потом затрясла кудряшками субтильная постбальзаковского возраста поэтесса. И, наконец, секретарь — черноволосый вертлявый молодой человек с горящими глазами и неуемной энергией.

Все бы ничего, но здесь не разрешалось курить. Артем с тоской глянул в сторону выхода, потом на часы и тяжко вздохнул.

А церемония награждения шла, между тем, своим чередом: секретарь называл имена, из зала поднимались счастливые победители, а две девицы — блондинка и брюнетка — вручали награды и цветы.

На третьем лауреате председатель начал дремать. На четвертом принялся тихонько похрапывать, однако бдительная поэтесса всякий раз тактично наклонялась к его уху, и маститый прозаик распрямлялся, старательно тараща глаза.

«Интересно, что ему снится? Родная деревня?..»

Залпом допив коньяк, Артем убрал фляжку и в ожидании условного знака секретаря представил распахнутую калитку, тропинку в обрамлении кустов смородины…

«Лето…»

По сравнению с душными кулисами, видение показалось сказочным; от удовольствия Енин даже на минуту зажмурился…

* * *

Пора. Привычно сосредоточившись, Артем открыл портал очередному лауреату, и на сцену важно прошествовала… коза. Самая настоящая, черная с белыми пятнами и длиннющими рогами скотина!

В зрительном зале удивленно вскрикнули. Пораженный секретарь машинально глянул в список, зачем-то перевернул страницу, смахнув при этом пластиковый стаканчик с колой. Коричневая лужица растеклась у его ног, и пока заинтересовавшаяся коза дегустировала диковинный напиток, с тихим стоном упала в обморок поэтесса.

Секретарь не шевелился. Зрители, похоже, вообще перестали дышать, только на сцене самозабвенно чавкала коза, да набирал силу храп председателя, следить за которым теперь было просто некому.

— Бе-э-э-э…

Блеянье обиженной козы, чисто подобравшей лужицу, стало сигналом. Подхватив бесчувственную поэтессу, секретарь метнулся под защиту трибуны — за ним рванули блондинка с брюнеткой. Это они зря: именно там дожидались своего часа подносы с закусками для фуршета. Почуяв съестное, коза развернулась и атаковала трибуну, а зрители, до которых наконец дошло, что происходящее не запланировано сценарием, роняя стулья, с криками бросились к выходу. Не тут-то было: мужичок, который первым добрался до двери, вместо того, чтобы толкнуть ее наружу, намертво вцепился в ручку и что есть мочи тянул на себя...

— Позовите охрану!!!

Истошный вопль секретаря перекрыл могучий храп председателя.

В дверях образовался затор, и пока несколько человек пытались разжать пальцы испуганного зрителя, открылась вторая половинка двери и в зал ввалился охранник.

Разбежавшись, коза во второй раз грохнула рогами по трибуне, но сколоченная еще при социализме, та опять устояла.

— Ой, мамочки! — пискнула одна из девиц, зато другая завизжала так, что почтенный прозаик, нервно всхрапнув, проснулся.

Некоторое время он с недоумением озирался по сторонам. Потом сумрачный взгляд прояснился:

— Марта?

Готовившаяся к очередному броску коза выпрямилась и прислушалась. Секретарь осторожно высунулся из-за трибуны, справа и слева несмело выглянули девицы.

— Ма-а-а-арточка!

Нежность в голосе совсем не вязалась с грозным обликом писателя, однако козе это было по барабану. Громко стуча копытцами по деревянному полу сцены, она направилась к «доброму дяде», который протягивал яблоко.

— Хорошая, хорошая… Де-е-евочка!

Пошевеливая ушами и встряхивая бородой, «хорошая девочка» не без удовольствия схрумкала и еще одно яблочко.

— Ах ты, дуреха! — умилился председатель. — Ну, пойдем отсюда, пойдем домой… Так где, говоришь, мил человек, у тебя там выход?

Артем, наверно единственный, кто никуда не бежал и не кричал, пытаясь сообразить, что за затмение на него нашло, словно очнулся и махнул рукой в сторону кулис.

Кивнув, председатель легонько хлопнул по боку замешкавшуюся козу и вслед за ней скрылся в светящемся контуре портала, прямо за которым начиналась тропинка, обрамленная кустами смородины.

____________________________________________________

Феникс

Памяти мамы

В 2013-том году, более сорока лет спустя после описанных событий, меня пробило на ностальгию. Полезла в интернет, и выяснилось, что мой любимый закрытый военный городок — буду называть просто Городок — стал не таким уж и закрытым. Нашла несколько групп, массу фотографий. Увидела много новых домов — Городок за это время разросся. Увидела старые — и чуть не расплакалась: краска облезла, все в потеках, окна заколочены...

Наш дом узнала сразу. Из комментов под фотографиям поняла, что он, как и многие его ровесники, стоял некоторое время «замороженным», но потом первые два этажа отремонтировали, фасад и крышу покрасили — даже на фото из Космоса легко отличить его по красной крыше. Почему выбрали именно этот дом? Да потому что там раньше был детский сад. Вот детский сад на двух первых этажах и восстановили.

Как же мне захотелось поговорить с мамой! Столько всего спросить! Но мамы уже пять лет как нет было со мной. Потом подумала, может, и к лучшему, наверно, ей стало бы больно…

А разбирая архивы, вдруг нашла рукопись.

Оказалось, мама писала. Рассказы, повести и даже роман. Удивительно, мы говорили обо всем на свете: про школу, про мальчиков, в которых я влюблялась, про секс, вмести ходили в кино; она читала мои рассказы и романы... а про то, что пишет сама, почему-то сказать постеснялась…

Рукопись датировалась 2006-м годом.

Невероятно, но одиннадцатый километр словно провалился сквозь землю. Утопающие в снегу, покрытые инеем столбики с указателями «десять» и «двенадцать» находились на своих местах, а вот одиннадцатого…

Водитель, уже третьей для нас сегодня попутки, выслушал, засек по спидометру и вскоре притормозил на неприметном отрезке шоссе:

— Должен быть здесь.

Сидевший за рулем сержант был наверняка удивлен, что в такой вечер люди, вместо того, чтобы сидеть перед телевизором, мотались туда-сюда в поисках какого-то там одиннадцатого километра, однако виду не подал.

— С наступающим! — пожелали мы, выходя из машины.

— И вас!

Хлопок закрывшейся дверцы, рев мотора — на морозе моторы особенно громко ревут, — и мы вновь одни на заснеженном, обрамленном черно-белыми сопками шоссе. На одиннадцатом километре — согласно показаниям спидометра. Но если мы на месте, тогда куда подевались следы тех, кто прошел здесь около часа назад? По обеим сторонам дороги лежал нетронутый снег.

— Поехали домой, — почему-то шепотом попросила я, вцепившись обеими руками в плечо мужа.

— Подожди…

Ну, конечно, разве он отступит — с его-то характером! Чтобы отвлечься, я попыталась подумать о чем-нибудь приятном, но в голову как назло полезли рассказы об этих самых сопках. О том, что здесь когда-то шли бои, о знаменитой Долине Смерти, буквально напичканной неразорвавшимися снарядами и останками погибших…

— Значит так, — видимо, принял решение муж. — Ты пойдешь в одну сторону — а я…

— Лучше вместе, — испуганно перебила я, еще крепче вцепляясь в него.

— Да не далеко, всего метров триста! — Он поправил рюкзак. — Если что, кричи.

Он уже начинал сердиться, а мне так не хотелось ссориться в праздник.

Я считала шаги и мысленно ругала устроившего все это. Ну надо же додуматься: справлять Новый год ночью в сопках!

— Сла-а-ава!

Пританцовывая от холода — стоять на месте было невозможно, — я смотрела на освещенное луной шоссе и представляла, как из-за поворота вот-вот появится муж.

— Слава… — неуверенно повторила я.

Еще совсем недавно я была уверена, что где-то рядом меня ждут друзья, а где-то рядом муж. Но он не откликался.

Я начала замерзать.

Идти за ним? Или вернуться? До Городка одиннадцать километров. Много, но зато я точно знаю, куда идти, и там наш дом.

Сначала я шла медленно, то и дело оглядываясь, потом побежала — задыхаясь и чуть не падая, пока раскрасневшаяся от непривычных усилий не остановилась. За спиной послышался звук приближающейся машины.

— До КПП, пожалуйста, — попросила я, залезая в кабину. — Нет, лучше до Дома Офицеров.

Водитель — на этот раз гражданский — лишь кивнул.

Одиннадцать километров промелькнули как один. Проехали через КПП. Почему-то никто не остановил, не спросил документов.

Странно.

«Отмечают Новый год?..»

Въехали в город.

Я зажмурилась, но нет, не померещилось: на въезде, словно из-под земли, выросли две девятиэтажки.

«Откуда? Ведь все дома в Городке пятиэтажные...»

Дальше показались и пятиэтажные, но незнакомые и в том месте, где вообще не было никаких домов. Потом мы свернули, миновав нечто похожее на часовню — новенькую, хорошенькую, словно игрушку.

«Часовня в нашем Городке!..»

А вот наконец и привычные дома, с которых, собственно, всегда и начинался Городок. В отдельных окнах горели огни, но большинство мрачно темнели.

К счастью, мы уже подъехали к Дому Офицеров, где стояла елка, играла музыка и собралась чуть не половина населения Городка.

«Никогда такого не было…»

— Спасибо! — Я вылезла из кабины.

— С новым годом! — Кто-то протянул мне стаканчик с шампанским.

Не видела таких — легкий, похожий на картонный, но не картонный.

Машинально поздравила в ответ. Выпила. Огляделась — ни одного знакомого лица...

Шампанское согрело и на время успокоило, но стоило посмотреть туда, где находился наш дом, и сразу опять похолодало: не светилось ни одно окно…

Кто-то подлил мне еще шампанского. Глотнув, я расхрабрилась и пошла в сторону нашего двора.

Справа — привычные сопки. А во дворе между домами снег. Больше чем по пояс — значит, сюда давно не заходили.

Оглянулась.

«С Новым, 2000-м годом!» — радостно мигнула вывеска на Доме Офицеров.

«Двадцать первый век...»

Залпом допила шампанское, стаканчик, сунула в карман. Не бросать же. Стаканчик с хрустом треснул.

«Не картон точно...»

Идти через снежную целину было глупо: ясно, что не пройдешь. Тогда я свернула вправо и пошла по дороге вдоль дома, который обрамлял двор. Ага, здесь явно проехала машина и утрамбовала снег.

Двор выглядел словно в кошмарном сне. Луна освещала мертвые, в инее дома, стены были расписаны граффити.

Или это сон и есть?

Проваливаясь по колено, по инерции добрела до нашего дома. По краешку, вдоль стены — здесь было неглубоко, видимо, снег сдуло ветром — добралась до парадной.

«Как холодно... Вернуться к Дому Офицеров? Не так далеко, но дверь, она же совсем рядом...»

Дверь была лишь притворена. Только руку протяни… Перила на крыльце белые, и ручка тоже, страшно даже дотронуться.

«Но я ведь только загляну. Погреюсь. Хоть немного, но там же теплее, чем на улице?..»

Натянула рукав шубы на перчатку, выдохнула и распахнула дверь…

Внутри оказалось светло и тепло. 

Начала подниматься по лестнице, и вдруг сама собой начала складываться заметка, которую обещала написать для местной газеты:

«Новое место службы мужа… Отдаленный гарнизон. За окном — сопки, сопки и озера…

Я смотрела на дома и пыталась отгадать, в каком буду жить…

В подъезде запах нового, необжитого здания…

Поднимаемся на третий этаж...»

Остановилась перед дверью в квартиру, достала ключ. Подошел.

«...и вот она, наша квартира, паровое отопление, горячая вода…»

На этом рукопись обрывалась.

То ли маме это приснилось? У нее бывали яркие сны. То ли она раньше меня заглянула в интернет и решила писать фантастику? Уже не спросишь.

Еще я нашла конверт со сложенной в несколько раз газетой за 1966-й год. Опубликованная в ней заметка называлась «Так держать!»

________________________________________________

Задумала мини-триптих.

Первая часть — очерк. Или как сейчас модно, эссе. Не люблю писать очерки, но ничего не поделаешь...

Чудо, вернись!

В пять лет я, как все нормальные дети, пыталась не спать в новогодняя ночь, чтобы увидеть Деда Мороза. Однако сколько не крепилась, конечно, засыпала, а утром подарки уже лежали под елкой.

Когда мне исполнилось шесть, я снова собиралась не спать — вернее, не спать мы договорились с другом Толиком, — но под самый Новый год случайно подслушала разговор бабушки с папой и, кажется, сообразила, откуда берутся подарки.

Кажется. В плохое верить не хотелось...

Смутно помню, что задумалась и решила разобраться. Разбираться я пошла во двор. Бабушка помогла напялить обычные «сто одежек», включая, рейтузы, шерстяные носки, шубку, шаровары, валенки с галошами, меховую шапку, под нее платочек, под воротник шарфик… На минуточку действие происходило за Полярным Кругом в военном городке.

Зимой там холодно. О-о-очень холодно и плюс еще полярная ночь. Зато детей спокойно отпускали гулять одних. Машины во двор почти не заезжали, посторонних в городок не пропускали через КПП, да и взрослые всегда присматривали. И серьезно, надо заметить, присматривали! Помню, чья-то мама только глянув на меня, спросила, где живу, а потом взяла на руки и бегом кинулась к нам домой, оставив во дворе собственного сына. Как потом выяснилось, спасла мою щеку от обморожения.

В четыре года ребенка закутывали, открывали дверь, а дальше он сам спускался по лестнице и бежал на горку. Оставалось только найти брошенную кем-то картонку или фанерку — и вот оно счастье, катайся сколько хочешь! В шесть-семь дети прямо на коньках самостоятельно шли на каток или катались на лыжах с ближайшей сопки. Разумеется, случались всякое. Белоснежные от инея перила на крыльце меня просто манили, и как-то не удержалась, лизнула! Никто и не думал ругать рыдающего ребенка, а когда бабушка, давясь от смеха, рассказала, что в детстве лизнула в деревне заиндевевший на морозе топор, слезки мгновенно высохли. А как мы, тайком от родителей, пытались сушить на лестничной батарее парового отопления позвякивавшие мелкими льдинками шаровары! А какие весной на Севере сосульки — огромные, прозрачные, искрящиеся! Солнце там особенное...

Но я отвлеклась. Итак, спустилась я тогда во двор. По меркам маленького северного городка вполне себе самостоятельный человек. Насчет картонки не скажу: нашла ли, каталась ли в тот раз с горки - слишком уж серьезную задачу мне предстояло разрешить. Подробности, естественно, затерялись в памяти — прошло много-много лет! — но вроде бы спрашивала у ребят, есть ли Дед Мороз? Моего друга Толика во дворе точно не было, зато смутно всплывает мальчишка постарше — весь снегу, краснощекий, разгоряченный, выше меня, который с возмущением выкрикивает: «Дед Мороз есть!»

Кажется, кто-то сомневался… Опять-таки представляется смутно. Зато помню, как вернувшись домой, выдала бабушке примерно следующее: «Зачем ты сказала про деньги и про подарок? Мне так нравилось верить в Деда Мороза!» И заплакала.

А вот теперь прикиньте, способен ли человек, в шесть лет расставшийся чуть ли не с самой сокровенной иллюзией, писать детскую литературу?

Для себя я уже давно ответила — нет. Знаю, пробовала. Хотя в чудеса, как не странно, даже сейчас, пятьдесят с лишним лет спустя, верить не перестала…

__________________________________________________________

На первой фотке я с мамой. На второй не я, но двор тот самый 

Если кому покажется, что снега мало, то ошибетесь: это он уже утрамбован. Высота от асфальта - метра 1,5