Джаз осенью
«Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прошумел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость»*
* «От окраины к центру» – стихи И.Бродского 1962 года.
Пятьдесят лет спустя поздней осенью в одной среднеазиатской стране новая Ева от окраины к центру, или уж – к сентрю, сквозь тысячу арок бежала навстречу к ярко-красному Адаму. Красный Адам, уже давно красный от холода стоял возле кинотеатра Ала-Тоо, держа в руке стакан с недопитой колой.
«Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна»
Я зашел в один известный паб, где играли в этот будничный вечер понедельника хороший ли, плохой ли, но джаз. Мне хотелось, чтобы праздник продолжался, хотелось как-то ознаменовать новый этап в своей жизни, свой шаг в круг профессионалов.
Утром пришел пробоваться на вакансию фотографа, а мне предложили арендовать у них помещение в студии, то есть платить им денежку. Сказал, что подумаю, но мысль о своей студии окрыляла.
В пабе было темно, концерт уже начинался. Публика занимала столики, компании молодых ребят располагались сразу на диванах. Уверен, во внутреннем кармане пиджаков у них было чем согреваться в этот вечер, кроме ритмов джаза-свинга с темпом более 190 ударов в минуту.
Присел рядом с двумя мужчинами в возрасте Бродского, когда он написал своё знаменитое «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря...». По-видимому, они были одними из организаторов концерта, ибо смотрели заходящим не в лица, а в их руки. В моей же руке был только фотоаппарат. И ни пенни.
– Я из журнала «30х30»
– Из какого журнала?
– Тридцать на тридцать, это музыкальный журнал, не слышали разве о таком?
Зал наполнялся, встречались друг с другом приятели и друзья, тепло обнимались и неизменно улыбались, но не так ослепительно, как Луи Армстронг, много-много проще, и слабее – я бы еще добавил.
Впереди меня возникла фигура знакомого, знатная такая фигура. Учились с этим молодым человеком в одной школе, не в общеобразовательной, и не в школе хороших манер, как выяснилось потом, а так, всего лишь для увлекающихся поэзией. Рядом стоял мой собрат поэт, меня своим братом не признавший. Он делал вид, что не видит – говорил то с одним джентльменом, то с другим.
Заиграл джаз-бэнд. На сцену вышла славянская Элла Фицджеральд. Джаз, музыка которая была символом свободы – сейчас она звучала как освобождение от длинного трудового дня, как приятная усталость, или чувство заслуженного удовлетворения.
«Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть -
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твоё вдруг подброшено вверх саксофоном»
Мой «приятель» привстал, увидев одного мистера:
– Аркадий Васильевич, здравствуйте.
– Здравствуй, Денис.
– Смотрю вы это или не вы, Аркадий Васильевич, на всякий случай решил поздороваться, как у вас дела?
Вот гад, строит из себя саму учтивость, а со мной решил, значит, не здороваться. Настроение сильно подпортилось, но, когда его фигура села, я наконец успокоился и стал следить за сценой.
Эллочка пела хорошо, со знанием дела. Отпела несколько хитов мирового джаза и присоединилась к ближайшему столику послушать соло-сакс. Господи, а ведь Иосиф Александрович наверняка слушал — вот так вот в каком-то маленьком пабе, как и я, джаз – вдруг озарило.
Прошло больше полугода, как я бросил свою верную Еву, ушёл не оборачиваясь, оставив одну, неудовлетворенную в её комнатушке. Я давно уже порывался уйти, и в тот день ноги сами унесли меня, вперёд к свободе.
Я её не любил и был с ней, потому что она была сиротой. Если я всегда ощущал своё душевное сиротство, то она на самом деле была сиротой – это единственное, что меня с ней связывало. Уже давно перестал об этом вспоминать, но слушая джаз – в исполнении местных музыкантов, смотря на грузный силуэт знакомого, на столики с пивом и десертами, я вдруг осознал одну вещь… Я должен петь.
И он запел:
«Это – вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких».
Сообщение отредактировал Benzin: 24 Январь 2015 - 19:29
"ибо нех"