Сообщений в теме: 6

[tvorchestvo.kg]

Перенесено со старого форума.

 

По дороге к бабушке, путевой очерк или просто поток

 

Беззвучно стоял разгоряченный воздух, солнышко закатилось за здание, показываясь мутным янтарным свечением. Поток. Поток ржави и прямо в незащищенные, привыкшие к темноте и бесcветию воздуха глаза. Слезились мои глаза, щипали, кололи, прикрывались, бесились мелкой дрожью, но смотрели, не подводили. Шли прямо на ржавый свет, зырили узко, но пристально, с каким-то глубоким внутренним пониманием. Умные, черненькие немного сощуренные, под изогнутой бровью и полосящим лбом, который весь в пробоинах и оспинках колосящейся молодости.

Ножки тонюсенькие подворачиваются, кривятся от бессилия и громоздкой духоты. Ватные, онемевшие, но идут, идут. Волочатся зеленые кедики на серой изношенной подошве, но продолжают движение, а на талии коротенькая юбчонка вся лениво подергивается, над ней впалый животик и сразу шейка.

Идем прямо на север, на горы с белой заснеженной шапочкой, я и ножки. Вспыхиваем, потеем, костерим бога за посланную духоту, боимся бога, молим прощение, вымаливаем почти слезливо: "Прости, прости, Боженька, милый, добрый. Чего это я дура сказала, вырвалось..." Сердечко застучало, и от поступавшего воздуха на левой стороне стало покалывать мелко и остро. "А вдруг не простит, вдруг...". Душонка моя съежилась и в конечностях закололо, словно на дворе промозгло и искоса падает мокрый снег.

- Ничего, Дашенька, прощаю, - прозвучало успокаивающе в голове и стало так легко, так легко, что ножки совсем не слушались, а внутри сделалось весело и беспечно, словно я умерла и думать мне больше ни о чем не надо. И даже Боженька, сам Боженька мне шептал на ухо и отвечал на мои дурные, инфантильные вопросы.

Обильная менструация уже третий день истощала мое тело, и от тампона делалось потно и немного не комфортно в том месте.

Закат опустился очень низко и скрылся за каждым зданием, вокруг стало серее и приятнее для глаз. Тетеньки и дяденьки, уставшие, томно ходили по улицам с понурыми зеленоватыми лицами, пакетики раскачивались на их безвольных руках. Люди в большинстве своем полноватые, с ляжками и бедрами, и летом все это физическое безобразие явственно проявляется. Кожа у людей, в основном, в коричневатых пигментах или бугристая, у юных девиц и парней вскакивают красные гнойники.

- Чего смотришь? - протявкала глухо рыжая плешивая собачонка с уставшими от собачьей жизни глазами и неохотно вильнула ободранным хвостом, отдаляясь.

Веселые и жизнерадостные бомжики распивали водку и казались чуть ли не единственными людьми вокруг, имеющими чувства и их хоть как то выражающие. Лица их гладенькие от одутловатости, а одутловатость от перепития. Бомжики всегда улыбаются, наверное, спиртное осело у них в организмах и непрерывно веселит сознание. По обочине бабушки просят милостыню и все никак не умирают. Одна уже третий год так сидит. Я раньше давала ей измятую денежку или монетку, завалявшуюся, думала: "Совсем плохая бабушка уже, еле сидит, оперившись о кирпичную стену", а она так сидит третий год и не делается ничуть хуже, словно забальзамирована.

Прохожу, виляя коротенькой юбчонкой и делая сурьезный вид, а на меня глядят мужики и пепел сигарет не стряхивают, не отрывают похотливый взгляд. "Кобели", - зло думается в голове и одновременно: "Вот бы они сейчас меня, залезли под юбчонку и всей потной толпой", - и от представлений головка кругом-кругом, отрывается от реальности...

Попиваю пиво - блики падают и сверкают на зеленоватом бутылочном стекле, после - курю, пуская искоса объемный сигаретный дым и ловлю неприятные и неодобрительные выражение лиц.

"Смотрите, смотрите, чертовы конъюнктурщики", - думаю про себя, а они словно читают мысли и делаются еще более угрюмыми. "Осуждают, осуждают сцуки!"

Заворачиваем во дворик, старушки перед смертью мелят языками, а деточки бегают, крутятся, не знают, куда деть всю эту сидящую в них жизнь. В подъезде лужица расползается в уголке, лампочка вот-вот потухнет, причем всегда и без исключения, как будто покупают потухающие лампочки. В лифте обновленная надпись и всегда одинаковый затхлый запах. Распахиваются тамбурные двери, гудит тревожно советский звонок. Бабушка отворяет дверку, прокручивая по три раза верхний и нижний замок.

- Не приходишь совсем. Пора помирать, вам только проблемы создаю, - жалуется она натренированным болезненным и протяжным голосом.

Лет пять жалуется - дышит...

[tvorchestvo.kg]

Высший свет.

 

- Здравствуйте – Здравствуйте! Вы первые, никого еще нет, самые пунктуальные – улыбнулась Жанна Георгиевна, приветствуя первых гостей, - супругов Архиповых. Виталия Петровича и Анастасию Владимировну. Виталий Петрович – большой чиновник в министерстве природных ресурсов и экологии, от того человек важный и очень желаемый для хороших отношений, точнее для деловых связей.

Жанна Георгиевна проводила супружескую пару в гостиную комнату, слегка ощущалась ее рука на спине Анастасии Владимировны, дружески направляя и усаживая супругу важного человека на диван.

«Не слишком ли дурно выглядело, все-таки мы не так дружны…» - подумала про себя Жанна Георгиевна и улыбка на мгновение сползла с ее лица, сменившись несколько недоуменным выражением.

. – Никита! – позвала она мужа, обращаясь в соседнюю комнату, и принялась вести легкий, почти бессмысленный разговор с супругами Архиповыми, сопровождая всякое свое слово приятной и возможно отрепетированной улыбкой, какой обычно приветствуют гостей хорошие хозяйки. Она одобрительно кивнула стоящему вблизи дворецкому, красивому мужчине лет 30, в клетчатой жилетке горчичневого цвета поверх белоснежной рубашки, и тот в свою очередь, немедленно вышел из гостиной комнаты, встречать очередных гостей.

- Да вы присаживайтесь, Виталий Петрович – услужливо произнесла Жанна Георгиевна все еще стоящему важному человеку, заставив себя скривить притворную улыбку. Это даже никакое не притворство, а привычное и должное для любой хозяйки выражение. Не встречать же гостей с каменным лицом. Все услужливо улыбаются и нарочито смягчают голос, делаются более жеманными.

Из соседней комнаты показался Никита Валерьевич, хозяин дома, супруг Жанны Георгиевны и соучредитель крупной компании имеющей дело с нефтепродуктами.

Он был облачен в английский классический костюм темного серого цвета, на толстой шеи натуго затянут бардовый галстук, а в левом кармашке пиджака выглядывал такого же цвета, аккуратно сложенный платочек. 

- О, Виталий Петрович – вскликнул Никита Валерьевич странно-вопросительной интонацией, будто чем- то был удивлен, крепко обнял дорогого, во всех отношениях гостя, чуть ли не расцеловав от желания произвести верное и приятное впечатление.

- Анастасия Георгиевна, понимаю, что так принято говорить любой даме, но вы действительно, без всяких скидок и поблажек, замечательно выглядите – окончив комплимент, хозяин опустил свою голову и поцеловал Анастасию Георгиевну в ее прелестные груди, что аппетитно выглядывали из глубокого декольте. Она же в свою очередь стеснительно рассмеялась, как обычно принято смеяться приличным дамам в компании, скромный не вульгарный смех подхватили все присутствующие.

Приоткрылась дверь и в холл вошла, цокая каблучками, пожилая дама с ярко накрашенными губами и вытатуированными « в ниточку» бровями, за ней развалистой походкой, опустив руки в карман, брел полноватый парень, розовощекий с золотистыми кудряшками на голове. На нем несуразно смотрелся темно-синий двубортный костюм с большими золотистыми пуговицами в два ряда и широкими брюками со встречными стрелками. На пожилой даме можно отметить большое количество пудры и черное длинное платье с открытыми плечами, все в безобразных кружевах и оборках. Косметики было же настолько излишне, что при свете без проблем можно было разглядеть частички пудры в глубоких морщинах ее лица.

- Нателла Вячеславовна, рад, очень рад видеть – подбежал Никита Валерьевич, поцеловав пожилую даму в груди. Спешно отстранив свое лицо, протянул руку полноватому парню, а тот в свою очередь протянул обе руки, и они обменялись рукопожатием. Полноватый розовощекий парень Дмитрий, приходился младшим сыном Нателлы Вячеславовны, а та в свою очередь богатая вдова, и говорят когда то приличная поэтесса. Погибший ее муж имел неплохой ресторан, который передался по наследству двум сыновьям; в ресторане и по сей день подают отличные блюда и посещают как обычно престарелые буржуа.

Никита Валерьевич принялся представлять друг - другу гостей, сопровождая представление всякими любезностями и чрезмерной похвалой, а к тому времени красивый статный дворецкий прикатил небольшой передвижной барный столик с аперитивом: шампанским, портвейном, абсентом, содовой, разнообразными соками и соответствующей емкостью для употребления.

Никита Валерьевич одобрительно кивнул головой, и дворецкий покинул гостиную комнату. Присутствующие же продолжили разговор, попивая напитки: женщины о себе, мужчины о политике и бизнесе, только краснощекий Дмитрий ходил развалистой походкой по комнате, разглядывал убранство, не вынимая рук из карманов. Он шагал размашистыми и прерывистыми шагами, будто что-то отмерял, вдруг резко останавливался, разглядывая картину или же перебирая в своих влажных полных руках какую-нибудь статуэтку в виде слона.

Постепенно, квартира стала заполняться вновь прибывшими гостями: соучредитель компании и давний друг хозяина Андрей Степанович, полный и низкорослый мужчина с короткими конечностями и его супруга Алла Константиновна, высокая на его фоне дама в синем шифоновом платье и небольшими грудями, которые поцеловал Никита Валерьевич, в знак приветствия. Буквально следом появились и Дмитрий Эдуардович, предприниматель и бывший, а возможно и будущий депутат Государственной Думы, лысоватый мужчинка с ехидной и очень неприятной улыбкой в сопровождении молодой особы лет 27, его girlfriend. Туповатая на вид девица в розовом коктельном платьице с черным поясом «под грудь» Светлана, так звали девушку, плелась за ним, неуверенно ступая на высоченных каблуках и иногда через силу, заставляя себя не очень убедительно улыбнуться. Скорее, совершенно неубедительно улыбалась Светлана. Улыбка делала из нее большую дуру, даже большую чем она являлась на самом деле.

Никита Валерьевич подошел к девушке, оттянул платьице в том самом месте и жадно присосался к небольшим грудям, посапывая и похрюкивая от удовольствия. Молодая особа обеспокоенно глядела на своего спутника, того самого бывшего, возможно будущего депутата, а все вокруг ехидно улыбались ее детской неуверенности и обеспокоенности.

Гости продолжали беседу, улыбались, заправляясь новой порцией алкоголя, и иногда даже хохотали, в особенности после какого-нибудь едкого замечания Дмитрия Эдуардовича. Несмотря на свою скучную в прошлом работу депутата, которую, скорее всего он получит вновь на очередных выборах, Дмитрий Эдуардович имел хороший юмор и простую манеру общения, даже несколько развязную для такого карьериста и конформиста, каким он без сомнения являлся. Он был членом правящей партии, и в его обязанности было нажимать на нужные кнопки при голосовании и как можно чаще присутствовать на самих заседаниях. Очень странно, что такого не выбрали в «депутатские активисты», какие обычно ходят на телевидение и пропагандируют то, что и следует пропагандировать членом правящей клики. Дмитрий Эдуардович прекрасно бы подходил на такую роль, но «верхушка» не сочла нужным его в том применить и задействовать. Даже не включила в ныне действующий состав, пообещав включить непременно в следующий.

Со второго этажа в сопровождении нянечки, спускались дети Никиты Валерьевича и Жанны Георгиевны, пятилетний Юра и девятилетняя Надя, отсталая от рождения девочка с косящими глазами. Они держались с двух сторон за руки пожилой приятной дамы с большими бедрами и крючковатым носом, нянечки тети Тони, как ее называли и дети и родители ласково с взаимной симпатией. Юра подбежал к отцу и Никита Валерьевич, поцеловав сына, тихо произнес: «Юра, поздоровайся с гостями». Маленький Юра, в черном костюме и красной бабочке, подходил к мужчинам и протягивал им обе руки, мужчины ласково улыбались. Женщины улыбались с еще большим упоением, а пожилая Нателла Вячеславовна больше других растрогалась и произнесла радостно и от чего- то волнительно: «Настоящий маленький мужичок», и засияла морщинистым лицом. Все непродолжительно похохотали, а маленький Юра застеснялся и опустил голову. Более взрослая Надя ни с кем не поздоровалась, а только стояла около Жанны Георгиевны, шевеля своими косыми глазами и теребя подол нежно розового платья. Жанна Георгиевна гладила волос девочки, но даже в этот момент умилялась стоящим чуть поодаль сыном.

Никита Валерьевич поглядывал на ручные часы и завидя 19:11, пригласил пройтись всех в зал и все гости, цокая каблуками, прошли-таки в зал и уселись за длинный лакированный стол.

- Должна подойти Анна Николаевна с супругом и детьми. Вот-вот должны, но мы все, же начнем» - Никита Валерьевич прокашлялся, гости прекратили болтовню и затихли, обратив взгляд на хозяина. – Я знаю вашу исключительную занятость – продолжил торжественным тоном хозяин, - и мне очень радостно, что вы пришли к нам на ужин… Никита Валерьевич стало быть запереживал и разволновался, не имея дальнейших слов для продолжения своей речи, но в тот же момент послышались шаги и детский голос был чему то недоволен. В арке, соединяющей гостиную и зал, показалась Анна Николаевна с ребенком на руках, а следом за ней в зал прошел и ее муж, Владимир Иосифович с пятилетним сыном Иваном, который канючил и чего-то неистово требовал от родителей. 

- Извиняюсь за опоздание - запыхалась Анна Николаевна. Ребенок на ее руках, совершенно крохотное дитя повизгивало, или производило те звуки, что свойственно производить крохотным детям. Владимир Иосифович, совершенно аутичный мужчина, лицо которого выражало перманентное извинение и неловкость, неизвестно за что, наверное, за свое присутствие, кивал головой, считая наверняка это приветствием.

- Здравствуйте Анна Николаевна – улыбнулся Никита Валерьевич, - мы только что приступили… Он хотел подойти и расцеловать женщину в груди позабыв о младенце на ее руках, но вовремя понял затруднительность поцелуя, и просто сухо поздоровался с аутичным Владимиром Иосифовичем

- Здорова, богатырь - протянул руку пятилетнему Ване Никита Валерьевич

- Здорово – ответил мальчик, и все гости громко захохотали, только Владимир Иосифович от чего - то поморщил нос.

- Ну чего, большой уже? – улыбнулся хозяин, погладив Ваню по голове.

Мальчик тут же приспустил штанишки, затем голубенькие трусики, выпустив наружу маленький бледный пенис, немного задернув его своей ручонкой.

- О, большой. Молодец-молодец – выразительно произнес Никита Валерьевич голосом благородного сказочного героя, и все гости вновь гулко захохотали.

- Покажи свой! – Ванин голос был утвердительным и имел манеру взрослого человека, повелевающего ребенку. Так обычно заставляют кушать: « Доешь кашу! Слышишь, доешь!»

Громкий хохот образовался в комнате: Дмитрий Эдуардович сопровождал смех похлопыванием обоих рук о колени, Нателла Вячеславовна прикрывала скалящую челюсть правой ладошкой. Ее полноватый сын Дмитрий сделался еще более краснощеким, и краснота со щек плавно перерастала и расползалась по всему его лицу; высокая Алла Константиновна с лошадиной челюстью от смеха даже пустила слезу и аккуратно промокала потекшую тушь, молоденькая же girlfriend депутата сделалась еще более туповатой.

- Никит, ну покажи – Жанна Георгиевна нежно улыбалась и одобрительно взглянула на супруга.

Никита Валерьевич ослабил ремень, опустил брюки вместе с широкими трусами, и приподняв рубашку покачал толстеньким членом. Пенис имел полностью прикрытую плоть и чуть темноватый оттенок. Никита Валерьевич натянул кожицу, и из нее выскочила розовая, продолговатая головка, чем-то напоминающая нераскрывшийся бутон тюльпана.

Пятилетний Ваня молча осматривал пенис, его карие поблескивающие глаза округлились, и он произнес только: «Огооо» - протяжным и удивляющимся голосом.

Гости вновь расхохотались, а Никита Валерьевич взъерошил по-доброму Ванины волосы и натянул брюки.

- Ну а теперь давайте приступим к ужину – торжественно объявил Никита Валерьевич, а Жанна Георгиевна подала знак стоящему у арки дворецкому, кивнув головой.

В зал вошли два молоденьких паренька в белых рубашках с прилизанными идентично волосами на правый бок и похожими отчего-то лицами, скорее своими несколько вздернутыми носами и русыми волосами единого оттенка. Они несли широкие серебристые подносы с угощением, раскладывали блюда на стол и разливали в соответствующую посуду те алкогольные напитки и соки, какие желал каждый из гостей. И когда все блюда были разложены: множественные и разнообразные салаты, розовая маслянистая семга, говяжий язык в кисло-сладком соусе, тушенные кабачки или цукини, отварные мидии и еще масса всего и всякого; мужчины подняли рюмки с «Белугой», а женщины бокалы с «Шардоне» и разом глотнули водку и соответственно не торопясь отпили вино. Гости принялись о чем-то разговаривать, разбившись на компании мужчин и женщин; выпивать и закусывать, обтирать салфетками жирные рты и пытаться произвести на собеседника приятное впечатление.

Детей усадили за небольшой столик и подали те же блюда, исключив из меню алкогольные напитки. Они громко о чем-то играли, порой визжали и смеялись детскими высоки голосами. За одним столом с детьми сидела тетя Тоня, нежно прижимающая к себе малыша Анны Николаевны, который посапывал и похрюкивал, как делают все младенцы, ублаженные в объятиях.

Кто то, как полагалось, затронул политическую тему, мужская и женская компания слились воедино.

- Ну и вышли они вдруг… Интеллигенция и городские сумасшедшие, и чего? Ну, им - то чего выходить, боже мой. Я понимаю, когда беднота поднимается, но средний класс у нас в стране имеет все – пренебрежительно сетовал бывший - будущий депутат Дмитрий Эдуардович, разгорячено жестикулируя руками.

- Да это все не серьезно, никакой революции они не хотят. Походили, поактивничали и притихнут так же неожиданно – кивнул рукой Виталий Петрович, чиновник из министерства.

- Да, конечно! – подхватил убежденно Никита Валерьевич, - все они понимают. Понимают, что если власть сменится, непонятно, кто придет на их место. И что будет с их собственностью, если придут, к примеру, коммунисты…

- А кто там будоражит людей, я, если честно не в курсе? – честно поинтересовалась Алла Константиновна, поправляя свое шифоновое платье.

- Немцовы всякие, Рыжковы… - отмахнулся Дмитрий Эдуардович, наморщив лицо.

- Знаете, я совсем не сторонница авторитарных всяких режимов, но с нашим народом не получится никакой демократии. У нас, наверное, иная ментальность, история… - костлявые руки Нателлы Вячеславовны извивались в воздухе, - Русский народ обязательно прольет кровь. Им ведь что близко, большинству из глубинок и деревень… - пожилая дама сделала паузу, призадумалась, и так же воодушевленно продолжила, - Выпустить на телевидение того же Лимонова, и ведь народ пойдет под его «Сталин – Берия – Гулаг» или «Все отнять и поделить» Им близки такие идеи, забрать у более богатых и отпустить всех до уровня своей нищеты.

- Ну все таки там интеллигенция тоже вышла, не самые бедные и провинциальные люди – скромно возразил матери краснощекий Дмитрий.

- Дим, ну какая интеллигенция? – вопрошающе - неодобрительно заговорила Жанна Георгиевна. – Ну кто? – не унималась хозяйка, - Собчачка что ли интеллигенция?

- Лия Ахеджакова, она тоже принимает участие – вдруг неожиданно послышался голос аутичного Владимира Иосифовича.

- Ну да, это активная – улыбнулся Андрей Степанович, - Помните ее знаменитую речь в 93 году, когда коммунисты устроили бучу в Доме Советов?

- А где наша армия? Почему она нас не защищает от этой проклятой конституции? Граждане, не спи-те! Нас опять ждут комму – нист – ты! - завопил Дмитрий Эдуардович высоким голосом, парадируя известную актрису.

Все громко расхохотались, давясь от своего хохота и не проглоченной еды, и молоденькая глуповатая Светлана тоже расхохоталась, будто понимала о каком выступлении идет речь

- Нусс, друзья, давайте отвлечемся от политики – прервал активную беседу Никита Валерьевич, и пытаясь сострить, произнес: «Политика грязная вещь и ничего хорошего она нам не сулит, кто бы там не был во власти или в оппозиции»

Никита Валерьевич кивнул дворецкому и молодые похожие друг на друга парни с прилизанными челками внесли синтезатор, а следом за ними в зал прошел длинный худющий армянин с впалыми щеками и длинным, обычным для армян носом; весь с иголочки, в черном смокинге и блестящими остроносыми туфлями. Он поклонился гостям, вежливо улыбнулся, присаживаясь на пуфик и заиграл. Звучали известные и приевшиеся слуху классические мелодии Моцарта, Вивальди, Брамса и Шуберта, только вариации танцевальной еврейской мелодии «7:40» развеселили гостей. Они заулыбались и даже захлопали в такт тряся коленками, а довольный армянин ловко перебирал по клавишам, изредка поглядывая на гостей.

- Нателла Вячеславовна, прошу вас спеть «Как молоды вы были», а Ерванд Теванович с удовольствием Вам подыграет – улыбнулся Никита Валерьевич, - Я запомнил ваше исполнении на каком то мероприятии. Мероприятие не запомнил, а исполнение ваше запомнил очень хорошо.

Нателла Вячеславовна не успела согласиться, как раздались первые аккорды и армянин заиграл мелодию.

- Оглянись незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком… - пропела старческим вибрирующем голосом пожилая дама. Женщины прижались к своим мужьям и все тихо подпевали Нателле Вячеславовне.

- Хорошая песня – вдохнула проникновенно Анастасия Георгиевна по окончанию, - сейчас, таких не пишут.

Армянин удалился, приклоняясь и сияя белыми зубами, следом за ним вынесли и синтезатор.

- Теть Тонь, отведите, пожалуйста, детей в детскую комнату, пускай поиграют – обратилась Жанна Георгиевна нянечке.

- Конечно-конечно Жанна Георгиевна – старушка торопливо привстала с дивана, - Пойдемте дети в комнату, айда – те – держа на руках младенца, тетя Тоня подозвала остальных детей и они зашагали по лестнице вверх, в детскую комнату.

Никита Валерьевич подошел к Свете, girlfriend депутата, схватил полными руками ее девичьи груди, сжимая их сильнее и сильнее; девушка одобрительно заскулила, неуверенно взглянула на улыбающегося Дмитрия Эдуардовича. Никита Валерьевич обнажил молоденькую сучку, расстегнув замочек на спине, присосался к грудям, полизывая коричневатые и отвердевшие от возбуждения соски. Дмитрий Эдуардович подошел сзади, впуская руки в густые Светины волосы, мелкими поцелуями спустился от шеи к ключице, полизывая временами языком. Андрей Степанович запустил свои короткие руки под платье Жанны Валерьевны, поглаживая пальцами кружевные трусики, хозяйка возбужденно вздохнула, приоткрыв пухлые губы. Разорвав трусики, Андрей Степанович раскрыл двумя руками пизду Жанны Валерьевны, плюнув глубоко в отверстие.

Виталий Петрович, недолго думая, обнажив пожилую Нателлу Вячеславовну, облизывал потрепавшиеся морщинистые груди, нервно теребя старческую пизду. Старушка выгнулась, опрокинув назад голову, поглаживая лысоватого партнера по спине, а ее сын, краснощекий Дмитрий мастурбировал свой маленький член, весь поросший рыжеватым волосом. Аутичный же Владимир Иосифович стоял как вскопанный, пока к нему не подошла Алла Константиновна, схватив потерянного за яйца, расстегивая и приспустив аккуратно брюки. Она легким движением вынула темноватый член, оголила алую головку, и прежде слизнув показавшуюся прозрачную смазку, принялась отсасывать.

Анна Николаевна лежала на спине, раздвинув широко мясистые ноги, пухлый Дмитрий, облизнув два пальца водил по волосатой манде, осторожно проникая глубь розовой щели. Анна Николаевна поохивала, замирала от удовольствия, закатывая глазницы, а краснощекий парень проникал все глубже и глубже во влажную женскую мякоть и протяжно мычал.

- Встань на коленки – приказал Андрей Степанович, и послушная, извивающаяся Нателла Вячеславовна изогнулась «раком» оттопырив угловатую задницу. Андрей Степанович плюнул в очко, пенистая белая слюна сползала по морщинистой жопе, скапливаясь в самой дырочке. Мужчина натянул до основания кожицу хуя, поводил поглаживающими движениями по коричневой окантовке ануса, резко войдя вглубь. Нателла Вячеславовна вскликнула и запыхтела.

Выебав окончательно Аллу Константиновну, Дмитрий Эдуардович обменял ее на свою молоденькую girlfriend Светочку, а Никита Валерьевич принялся ебать Аллу Константиновну, проникая в разъебанную основательно щель, сминая ее большие сиськи.

Светочка усердно вылизывала анус своего спутника, причмокивая и целую в самое отверстие, пробивала дырочку языком, обнюхивая, словно какая-то собаченка обнюхивает неизвестную псину. Дмитрий Эдуардович напрягся, лицо его налилось багровым цветом, и сжимающийся от напряжения анус выпустил наружу темно-коричневую массу, размазывая фекалии по лицу Светочки. Та в свою очередь взяла какашку в рот посасывая и выпустила ее в раскрытый рот Аллы Константиновны. Они передавали друг другу какашку, от чего она сделалась мягкая и кашеобразная.

Все еще непродолжительно ебались друг с другом: тискали груди, вылизывали анусы и растягивали половые щели, вздыхали и потели от усиленной ебли.

- Мама – маленький Юра спускался с лестницы, помахивая какой-то игрушкой.

- Юра, иди в комнату. Где тетя Тоня? – раздражительно крикнула Жанна Георгиевна, покачиваясь от ебли.

Взволнованная тетя Тоня, спустилась со второго этажа, извиняясь, увела маленького Юру, который все махал своей игрушкой.

Голые запыханный от траха женщины, потные со взбалмовшными, свисающими на лица волосами, улеглись на спину, открыв широко рты. Струйки мочи ударили по женским лицам, заливали их тела и распущенные волосы.

Никита Валерьевич подал знак дворецкому и в зал вошли прилизанные парни с вздернутыми носами. Датские доги срывались с поводка.

[tvorchestvo.kg]

Даниил (ремейк), рассказ, реализм

 

 

Даниил всматривался в заиндевевшее окно, оперевшись локтями о подоконник. Редкие звезды вспыхивали в ночи и мерцали желтым светом, вобрав в себя мрак и темноту улиц.

Парень резким движением отстранился от окна, подошел к компьютеру, озабочено вглядываясь в светящийся монитор. Его губы мелко зашевелились, прошептав нечто неразборчивое, что, возможно, мог понять лишь сам Даниил. 

Голубые глаза, прежде выражающие лишь горесть и душевную тягость, засияли, и оттого казались еще отчетливее, словно с лица юноши не сходило внезапное удивление.
Стеснительная улыбка, придающая ему несколько детский вид, проявляла чистоту, но внутреннюю скованность, словно тело вселяло в себе приятное и одновременно пугающее чувство.

Первое свидание. Даниил переписывался с ним месяца полтора, и кажись, в каждый смайлик вкладывал большое и эмоциональное значение. Расписывал свою душу, делился своим внутренним, дорогим, значимым, постукивая неуверенно по клавиатуре. 

Юношу все время не покидали смешанные чувства, следуя за его мыслями и пробираясь глубоко в сознание. Смятение двоилось в душе, словно контрастный душ, согревало и в то же время охлаждало тело, пробирая и заставляя его встрепенуться. 

Мысль о сегодняшней встрече, вселяющая радость, и нескончаемое волнение не покидало Даниила ни на минуту, словно все сознание вмещало в себе эту волнующую мысль, и для того только и служило. 
Встреча, которая не должна закончиться анальным фистингом на съемной квартире или минетом «на скорую руку» в обоссаном подъезде сталинской трехэтажке. 

Даниил оценочно всматривался в зеркало, изогнув бровь, и вновь стеснительная улыбка показалась в отражении. Пробирал руками волос, разглаживал отдельные пряди, не переставая глядеть в отражение. Всматривался скрупулезно и озабочено, недовольно выпуская разгоряченный воздух в пространство. 
Одномоментно взлохматил волос, тряся головой в разные стороны, но тут же расчесал обратно, выделяя взъерошенные пряди. 

Перебирая торопливо гардероб, Даниил, в конце концов, натянул скинни, бирюзовую футболку с изображением мультяшных героев; поверх – серый приталенный лощеный блейзер с темно-матовой вышивкой на лацкане и на одну серебристую пуговицу. 

Резким движением набросил на себя двубортное асимметричное пальто, перевязывая шею тоненьким бирюзовым шарфиком. 
Довольная улыбка озарило его лицо, скрывшись и уже не отражаясь в зеркале.

************* 

На темном небе сверкали бесчисленные звезды и сияющий полумесяц казался таким близким и почти осязаемым, будто протянешь руку и ощутишь его нежную теплоту на своих пальцах. 
- Почему же теплоту? Скорее он обжигающе горяч, этот полумесяц, – подсказал Даниилу внутренний голос и тут же смолк.

Свежевыпавший снег проваливался под ногами и на каждый шаг поскрипывал неприятным звуком, словно какое-то больное животное повизгивало и просило о помощи. 
Он выбежал на освещенную трассу, фары автомобилей болезненно били агрессивным желтым светом, вынуждая прищуривать глаза; длинноватые волосы развеивались ветром, щекоча покрасневшее на морозе лицо.

Даниил вытянул руку проезжающему такси, несколько поддергивая ею для убедительности, машина резко остановилась и загудела.

- Знаменка – Можайска. Там березовая роща еще… - проговорил юноша, только приоткрыв дверь автомобиля.

- Знаю – знаю, – поспешил ответить таксист, одобрительно покачивая головой. – Садись, поехали, – добавил он, выпустив наружу сигаретный дым. Его усатое морщинистое лицо болезненно прокашлялось, и было заметно, что у мужика саднило в груди. 

Старый автомобиль загудел и неуверенно покатился. В салоне пахло дешевыми сигаретами и звучал негромко шансон. 

«Это скорее отличительность водил. Редко когда водилы не слушают шансон», - промелькнуло у Даниила в голове, и это внутреннее замечание заставило искривить рот и звучно ухмыльнуться. 

За окном мерцали огни, и так спешно проплывали билборды, что невозможно было разглядеть глупую рекламу на них, торопливо передвигались люди. Несуразно сложенные, в массивных и словно надутых одеждах, ступая мелкими и осторожными шажками. 

"Куда спешат эти странные существа? К чему они стремятся и передвигаются?.." - проговорил внутренний голос Даниила и тут же стих. Внутреннему голосу свойственно обрывать мысль, так и не договорив.

Тягостное неспокойствие сжимало в тисках его голову, вызвало нарушение сердцебиения. Сердце билось прерывисто, но настолько сильно, что каждый его стук звучал в ушах громко, словно забивая все иные окружающие звуки. Даниил глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, заставляя обрести спокойствие. 
В голове прокручивался сценарий встречи, множилось переживание и не спадало волнение. 
Его на миг смутило место свидания: отдаленный от центра ресторан, в окружении старой березовой рощи, каменные монолитные скамьи и разрушенный фонтан посреди…
Парень смежил глаза и прогнал прочь неприятную мысль. 

Автомобиль медленно сбавлял скорость, пока окончательно не остановился и не запыхтел.

-Приехали, – улыбнулся таксист прокурено-желтыми зубами и закашлял так, что послышалась клокочущая в горле мокрота.

Даниил спешно расплатился, вылез из автомобиля, несерьезно прикрыв дверь. Холодный злой ветер подул в разгоряченное лицо, и мелкий сыпучий снег падал искоса, будучи подвержен ветряному потоку. 
Громко и неожиданно за спиной хлопнула дверь автомобиля - усатый водила отстранялся от пассажирского сидения и вновь болезненно кашлял, только теперь его кашель не был слышен Даниилу и даже не казался столь болезненным, чем прежде.

Юноша двинулся по березовой роще. Тусклые и редкие фонари кое-как освящали дорогу, но впереди уже виднелся свет ресторана и даже тихо доносились звуки. Наверное, то была музыка.

- Скорее всего музыка, – убедительно подумал Даниил и ускорил шаг.

С каждым шагом парня охватывало волнение, сердце небольно покалывало, но быстро билось, в глазах двоилось от свежего воздуха и сближения с неизвестным. 
Мысли были чисты и романтичны… Это даже не мысли, а чувства, которые переполняли его и будто щекотали в груди. 

18 прожитых лет, 7 из которых отличались непониманием, глубоким копанием в себе, горестными слезами и упадническим настроением, проклинанием себя и всего окружающего, всей существующей жизни, и большой «сахарной надеждой», кажущейся такой близкой и реалистичной в эту минуту.

– Эй! – громко кликнули низким быдляцким голосом. Три человеческих туловища уверенно выдвигались с правой стороны березовой рощи.

Свет фонарей был настолько тусклым, что мог осветить лишь силуэты идущих. Двое здоровые, коротко остриженные, обличенные в осенние темного цвета спортивные костюмы. Третий – щуплый на вид, от того непропорционально высокий в широком и длинном до голени пальто; на голове – спортивная шапочка, натянутая по самые брови. 

- В рот сука хочешь?! – крикнул один из коротко стриженных, это он окликнул Данила ранее, и размашисто ударил парня в челюсть. 

Даниил повалился на запорошенную снегом землю, несильно разбитая губа источала кровь. Оперевшись ладонями, юноша стал приподниматься, но тот же момент получил нагой в лицо и вновь свалился на землю. Увесистый ботинок наступил Даниилу на руку, сдавливая запястье. Глаза и губы напряженно сжались от нарастающей боли и слышны было только глухие протяжные всхлипы. 

- Пид***з, еб***ый пид***з ! – кричал длинный отличительно высоким голосом, сжатым и практически повизгивающим.

Он вытащил из пальто обрезок припрятанной металлической трубы и, сжимая двумя руками, обрушил удар по ноге Даниила.

Юноша громко вскрикнул от боли и нога сжалась в коленях. Ощущение, словно мышцы натягиваются, перекручиваются и рвутся, подавая боль всему телу. 

Длинный все бил и бил, нескончаемо и непрерывно, издавая довольный хрип. «Еб***й пид***з, еба***й пид***з!» - повторял он вновь и вновь, орудуя обрезком металлической трубы. 

Коротко стриженные, прежде стоящие и наблюдающие, принялись бить ногами. Удары приходились куда попало: били по всему телу с особой животной злобой, что проявлялось в их безумно сверкающих глазах. 

Всхлипы и стоны Даниила сменились на молчание. В голове парня прокручивался все тот же сценарий встречи; над представленной надеждой нависал кровавый крест. Удары уже не ощущались пронзительной болью, все тело онемело, будто напрочь лишилось нервов, окончаний и всякой рефлексии. Только в глазах не прекращалась боль, словно десятки фотокамер ослепили парня своими яркими и колкими вспышками.

Один из коротко стриженных приподнял Даниила, резко сдирая с него пальто; окровавленная голова безжизненно свисала на бок. 

- Еб***я сучья тварь, Кирилла ждешь? Вот он Кирилл, перед тобой" – прокричал длинный и зловеще заулыбался. Схватившись за волосы юноши, приподнимая окровавленную голову, плюнул в лицо. Пенистая слюна медленно сползала, свисая на подбородке.

- Идем, бл*дь, от сюда… - нервно проговорил коротко стриженый, потянув длинного за пальто. 

Подонки спешно зашагали и скрылись в березовой роще, откуда и появились. Даниил лежал неподвижно, его окровавленное тело окрашивало белоснежный снег, произвольно выдавая размытые картинки. Он не имел силы кричать и уж тем более двинуться; он мог выдавать горькие слезы и тихие, ели слышные всхлипы. В голове витал один вопрос: «За что?» 
************** 

Его жизнь прекратилась не в отделении реанимации и интенсивной терапии, в окружении молящейся матери и тихо «по-мужски» переживающего отца. Она закончилась там, на окровавленном снегу, когда была растоптана надежда, и в голове сформировался один лишь вопрос: «За что?»

[tvorchestvo.kg]

Любовь сумасшедша 

Любовь безгранична. Безграничность любви - это и есть почва ее существования... и нельзя сказать "СТОП", потому что "СТОП"- омертвление любви в ее цельности.
Любовь сумасшедша, «без:шаблонна» и предельность ее существования – трусость одной из сторон.
Любовная трусость выразительна в своей нечестности. 
Любовь – беззаконна, нешаблонирована, напротив: она не поддается объяснениям и ограничениям. 
Любовь и каноны – диаметрально противоположные слова. Любовники должны пережить любовную иллюзию и полет в облаках. 
Шаблон в отношениях разрушает эти отношения, должна быть полная раскованность и право на беззаконную импровизацию.
Конструкция определяется чувствами, а чувства в свою очередь неподконтрольны. 
Контроль и осторожность – идиотичны. Боязнь любви и ее последствий – подтверждение ее нечистоты, неискренности, нечистоплотности.
Неискренность – еще один враг любви. Любовь чиста и не пачкай ее чрезмерными мыслями и вмешательствами. 
Предосторожность – загаженность любовных чувств, а любовь требует самоочищения, без посторонних вмешательств. 
Любить с умом – бред! Более бредового человек не сотворил 
Еще раз: любовь безумна, а ум порок любви. Грязный порок, порождающий корысть и бл***во
Устои ужасны, выкинь их в помойное ведро!
2008г. (14 лет)




Житие (эссе)

Человек слишком мало живет, что бы прожить жизнь "правильно". Быть "хорошим человеком" - условное, индивидуальное определение, как и правда. Понятие формируется в индивидуальном сознании, в порядке совокупности мыслей, выверенных понятий, субъективных убеждений. Коллективность общественного сознание, ограничивающий свободный процесс самоидентификации, как густой, всеобъемлющий туман с окутывающем тебя "МЫ!"

Мы - коллективная вина, мы - монотонный смысл, мы - огороженное нормами сознание!

Асоциальные типы - не бл***ий плод развращенных мыслей! Они тем и привлекательны, отсутствием "мы", они не живут ради и в системе спорных ценностей, оглядываясь на коллективные помахивания указательным пальцем.

Жить праведно для себя, не для общества. Смысл жизни - очень расплывчат, смысла жизни нет. Гедонистический подход противен коллективизму, он нарушает выстроенную систему общности, он страшит неудачников и конформистов. Они - отцы общественной мысли, они - условное правило, они гадкие ограничения...

"Общественному мы" нужны неудачники и лузеры, злобные и убежденные, "общественное мы" не терпит нонконформистов, оно - есть система тоталитаризма.

Жить, так крайней точкой общественного явления. Бедно, богато - не важно, но лучше богато. Таких не любят, а это очень хорошо!





Чем пахнет правда? (эссе)

Правда - излюбленное слово "русского" консерватизма...

Правда пахнет помойкой и бедностью, зловонным алкоголем и деревенским сортиром с примесью угарного запаха лавандового освежителя.

Правда - это дерьмо в старом, вискозно-белоснежном целоффане, голодающие старики и устрашающая действительность.

Глядеть правде в глаза невозможно и порой невыносимо, от этого явления веет нехорошим, всегда дурно пахнет и не сексуально выглядит.

"Правда жизни" - это типично со знаком минус, да еще и голимая метафизика. Узаконенные проститутки и не легкие наркотики, коррупция по чекам и с уплатами налогов?

Правда - это некрасивые девушки и порой симпатичные парни.
ПрЫнцы с недырявыми и глубокими карманами - правда нетипичная, всем понятно, а если и встречаются, то далеко уже не прЫнцы, а импотенты. Они скупы и мерзки, похоть у них старческая и только в мыслях.

Грязные, намусоренные улицы с избитыми дорогами, грязные, беспризорные детишки и милостоню просящие бабушки. Их сыновья - алкоголики с небритыми мордами, их дочки - алкоголички с распухшими лицами...

Следовать "правде общества" - ввести "сталинские тройки", установить бл***кие "морально - этические" требования, расстрелять гомосексуалов на площади при восторженной толпе зрителей. Билеты будут раскуплены мгновенно. Их сердца по ПРАВДЕ будут гореть ярким пламенем, их глаза будут излучать искренность и правдивость.

Путину сегодня ПРАВДА 59 лет, а Andrew Gray ПРАВДА - таки красив.

Я, ПРАВДА, фапаю на симметричные лица и ровный тон кожного покрова. Два глаза и нос - это ПРАВДА, хорошо!

У ПРАВДЫ есть сводная сестра - ложь. Она довольно самодостаточная, далеко пойдет. Ложь лишена снобизма, она откровенна, такая как есть! В ней нет двоякости и противоречия, она на вид, как и на запах.

Все, б***ь, козлы еб***е! Политики, дворники, технички, столяра, программисты, кыргызские космонавты, либералы, "нацлидеры"! Сталин с Путиным НЕ козлы - не правда, но мне сказали.

Говорят, правда - это нарумяненная ложь или малосимпатичная реальность. К чему эти словесно-нагроможденные фекалии, к чему эти абстрактные определения? Правда, она всех и везде поимеет, не правда ли?


Несправедливость нас спасает! 

Когда задумываешься о сущности человеческой жизни, приходишь к выводу, что весь ее наполнитель по сути сплошная экзистенция, и никакой структурности эта самая жизнь априори не предполагает.

Ныне, часто употребляемое выражение "когнитивный диссонанс" и есть структура человеческого восприятия. И даже если он (этот самый человек) имеет внутреннюю возможность и готовность выстроить в себе некую условную структуру, его не может не разрывать, или, во всяком случае, не волновать до определенной степени внутреннее противоречие. Единственное, что разделяет человека от психологического или даже психического расстройства - это искусственно образовавшаяся парадигма. Я полагаю, человек не становится психом, лишь потому, что это не принято в обществе, что низвергает его, этого самого человека до "низин". Причем совершенно не правомерно.

Человек, как довольно слабая единица, лишь для выживания создало изначально ранее комьюнити, затем окологосударственные образования, затем государство, огородив, прежде всего себя и от себя же самого, условными поведенческими нормами и как следствие, законами. Человек слаб и недоверчив не только к иному существу, но прежде всего, недоверчив к себе. Такая синтетическая вещь как норма - стала спасителем человека от собственных имманентных инстинктов.

И порой, я думаю, что все без исключения преступники - это в определенной степени модель правильного человека. Ломая условные, синтетически навязанные нормы и табу, он борется с гадким тоталитарным обществом, символизируя подлинно свободного человека (индивида). И степень тяжести совершенного им преступления - это есть не что иное, как степень и показатель его правильности, "человечности", внутренней свободы.

И на каком таком основании "общественная диктатура" определяет и позволяет себе лишать свободы и осуществлять наказание преступника? Неужели лишь затем, что бы сдерживать свободного и сильного человека слабым и никчемным большинством?! И когда Ницше "проповедовал" мысль о "сильных личностей", он был намного более гуманист, чем кто - либо другой, ибо Ницше говорил о эволюционирование человека в сильную личность. Не это ли есть истинный гуманизм, сделать человека сильнее, а не выродить сильных за счет диктатуры слабых?

Приходишь к выводу, что демократия, как способ организации общества, является самым несвободным из всех имеющихся на сегодняшний момент. Демократия предполагает равную несвободу всех без исключения, определяет самые жесткие и мерзкие рамки, ограничивающие возможность человека эволюционировать в сильную личность.

В сравнении, тоталитарный режим позволяет определенной группе, обладающей лучшими человеческими качествами и волей, быть по праву сильнее общественного большинства. Режим автократии, позволяет лишь одному человеку такое право, превращая его, по сути, в еще более могущую личность, в «сверхчеловека», как в свое время и определил Ницше. Из этого следует, что именно эти способы организации общества, являются наиболее справедливыми.

Однако, как слабый и боящийся человек, я отдаю предпочтение мерзкой и гадкой демократии, ведь только она не позволяет сильным личностям уничтожить подобное мне большинство. Несправедливость нас спасает. Вот вам и весь «когнитивный диссонанс».
(мысль, высказанная в эссе не тождественна позиции автора))

[tvorchestvo.kg]

Friedrich N.

Его привезли в психушку поздней ночью, дабы толпы последователей и почитателей не толпились около его дома. На том была согласна и его сестра Элизабет.

-Что людям смотреть, ведь у них в миг затаится разочарование, поучения превратятся в дымку, растают...- сказала она врачам психбольницы, закалывая волосы на голове. Никто не должен видеть его в столь ничтожном состоянии, не должен... Элизабет оглянула лежащего брата и грустно покачала головой. Фридрих глядел в потолок.

Палата была отдельная, выкрашена в светло-голубые тона, кровать широкая, подле нее стоял небольшой столик и настольная лампа, занавески отсутствовали. Фридрих лежал головой вверх, его тело то интенсивно дребезжало, то замирало в экстазе. Прежние усы поредели, глаза отдавали краснотой, расширенным зрачком и небольшой болезненной выпученностью. Руки Фридриха были сухи, с сильно выпирающимися вздутыми венами, на фоне обильных пигментных пятен, ногти не стрижены, с погрызаными, грязными концами, губы потрескавшиеся, с характерными рытвинами.

Его личной медсестрой была назначена молодая еврейская девушка с бледным лицом и рыжими, густыми волосами. Довольно скромной внешности: стройные, скорее чуть костлявые ноги, длинные, аристократичные пальцы на руках были всегда ухожены и аккуратно подстрижены под корень. Груди были маленького размера, широко расставлены, карие, удаленные глаза, нос с горбинкой в 2-3 миллиметра, бледные, сжатые губы.

- Аннушка... - хриплым, дрожащим голосом взывал Фридрих, крайне побаиваясь её скверного характера.

Анушка раздевала 55-летнего "старика", резкими движениями стягивая "обделанное" больничное бельё, столь резкими же движениями подмывала измазанные половые органы, шлепая напоследок полотенцем по костлявой, морщинисто-обвисшей попе.

Порой мыслителя охватывал приступ: глаза краснели и пучились сильнее, тело тряслось интенсивнее, более мелкой дрожью, ноги подкашивались от неустойчивости. Он срывал с себя белье и обмазывал фекалиями все тело: от ног до лица, мазал на стене концептуальные рисунки, довольно любуясь ими после. Аннушка сильно нервничала, нехотя вытирая пол и стены, Фридрих впадал в агрессию, всем телом защищая свое концептуальное искусство. В таких случаях девушка омывала мыслителя ледяной водой и от злости хватала его поредевшие усы, теребя их в разные стороны.

Временами, Ницше охватывало половое возбуждение, он глядел на Аннушку несколько иным взглядом и даже..., но крайне редко пытался пощупать ее небольшие сиськи, за что получал по рукам...

- Противоречие двух сознаний, противоречие... - повторял Фридрих, нервно глядя на стену. Аннушка заливалась бархатистым смехом, прикрывая свои кривоватые зубы. Мыслитель был рад тому смеху, забывая о помешательстве, он говорил, о силе любви, о новой неоклассической философии сексуального объективизма. Аннушка "ухахатывалась" сильнее, поглаживая полысевшую голову мыслителя. Ницше был рад, его возбуждало:

- Это новая, отличительно новая сублимация чувств - кричал Фридрих во весь голос, нервно записывая корявым, неряшливым почерком в своей тетради...###

...агония охватила лежащего Ницше. Спутав с привычным всплеском и агрессивным помутнением, его руки приковали тугими ремнями к бортикам деревянной кровати...###

-Взгляд! Этот запоминающийся, проникновенный и совершенно безумный человеческий взгляд – вспоминает, Аннушка, глубоко вздыхая.

Его последние слова были тяжелы и прерывисты:

"Бог жив! Да, он воскрес! Не смогли Мы его убить, уничтожить! И все прежние утехи - это фальшь, удел удовлетворенных слабаков! И та кровь, истекающая под Человеческими ножами, была фикцией, нашим всеобщим воображением! Не смыть мне поток позора, ибо облегчит мой позор более 
сильный! Он окровит Бога в реалии!"

[tvorchestvo.kg]

Школьники

 

Школьники медленно поднимались по лестницы, волоча тяжелые рюкзаки на детских, хрупких плечах. Резко остановившись на пятом этаже, Маша спустила с плеч рюкзак, расстегнула боковой карман, достав ключ от квартиры. Немного прижавшись, она повернула ключ в обратную сторону, дверь отворилась.
- Входите – сказала Маша, расстегивая детский полушубок. 
Глаша и Дима осторожно вошли в гостиную. Глаша была шустрее, ибо она несколько раз гостила у одноклассницы, Дима осторожно и почему то боязливо переступал с ноги на ногу, украдкой проходя в зал. 
- Не боись – наставительно произнесла Маша, прыгнув на просторный диван. 
Дима был на два класса младше, семья у него была не богата, да друзей не так много, если вообще и имелись. Родители его – конченные пьянчуги, мать была добрее, но все же от отца отличалась малым. Дима был отстал в уме, забит, боязлив и послушен, да и в школе его держали по причине проживания на микро участке. Учителя мальца не любили, придирались, бывало, легонько лупили по затылку. «Имбецил» - называла его Анна Сергеевна под одобрительный смех класса. 
Квартира выглядела богато: узорчатая мозаика на полу, массивные двери с резными обналичниками, стилизованные декоративные витражи в стиле модерн. В зале стояли просторные диваны молочного цвета, небольшой, передвижной «барчик» с дорогим алкоголем; на стенах висели «авангардные» картины, а в левом углу, около массивных колон в стиле барокко, располагался декоративный водопад, с переливающимися, разноцветными струйками воды. У правого края, на небольшом подиуме стояло пианино – это Машу учит музыкальной грамоте, три раза в неделю, престарелая дама в очках по имени Нателла Георгиевна; подле инструмента расставлены фотографии семьи. Самая большая - в узорчатой рамке: совсем маленькая Маша на шее у улыбающегося отца и стоящая рядом мама, нежно прижимающая своего мужа одной рукой.
- Не трогай, положи, поставь на место – наказывает девочка своей подруге, разглядывающей бутылки алкогольных напитков с передвижного «барчика». 
- Может попробуем чуть? Она ведь открыта, никто и не заметит… – неуверенно предложила Глаша.
- Да ты что дура? Дура совсем что ли? Ты знаешь, сколько стоит это питьё? По более твоей ничтожной жизни – возмутительно обрывает Маша подругу, откатывая «барчик» в сторону.
Дима неуверенно стоял около дивана, зажавши в руке школьный ранец. Глаша поедала конфеты, аккуратно выпрямляя золотистые фантики, запивая холодным апельсиновым соком. 
- Ну что, надо быстрее, родители придут ведь – нарушила тишину Маша, со смыслом поглядывая на свою подругу. Глаша одобрительно кивнула.
- Ну что раздевайся Дим – спокойно произнесла одна из девочек.
Дима медленно стал стягивать шерстяную кофту, светлую, скатавшуюся водолазку; еще медленнее опустил зеленоватого цвета брюки и зимние гамаши – остался в трусах и майке. Мальчик глядел в пол, немного покачивая скованными воедино руками, изредка шмыгая сопливым носом. 
- Снимай, снимай всё – подбадривала Глаша, аккуратно складывая его вещи.
Дима неуверенно стянул трусы, остался в одной майке. Маша достала розового цвета фаллоиммитатор, смазав его детским кремом, стала покачивать этот увесистый, латексный агрегат.
- Ого… – удивительно - возбужденно произнесла Глаша.
- 28 см. – утвердительно сказала Маша, продолжая покачивать фаллосом.
Придав Димино тело верной форме, то бишь загнув «неполным раком», Маша стала аккуратно проникать Розовым фаллосом в Димин анус, раздвигая половинки его бледной попы. Мальчонка зажмурил глаза, искривил лицо, слезы проступились из сомкнутых глаз. Голоса не подавал, жмурился, кривился, но не подавал.
В комнату ввалился Хряк – комнатная, декоративная свинья (мини – пиг) – любимец всей семьи, особенно отца. Машин папа любит сесть на диван, включить хорошее кино, налить качественного напитка, поглаживая свина, то за ухом, то в области живота. Хрюшка раздвинет пухлые ноги, откинет голову, приятно кряхтя в ответ, да почесывая рылом о диван. 
- Уведи, уведи его скорее – приказала Маша Глаше, не переставая водить внутри Диминого ануса. 
Движение её ускорились, углубились, рот приоткрылся от наслаждения, взор сконцентрировался, даже моргать перестала. Дима наоборот, расслабился, открыл сомкнутые глаза, стал двигаться в такт Машиным движениям, издавая характерные, но все еще стеснительные всхлипы.
Усевшись на мягкий ковролин, довольно похрюкивая, Хряк глядел на происходящее; половой член стал «наливаться», увеличиваться в размерах, головка оголилась алым цветом. 
- «Ви-Ви» - проорал свин, обильно кончив на мягкий ковролин.
- Смотри, течёт, смотри, пачкает… - взволновано крикнула Маша, резко вынимая розовый фаллос из Диминого ануса.
Глаша подбежала к Хряку, обтирая клетчатой юбкой, измазанный пенис. 
-«Ви-Ви» - издавал свин в ответ.
-Смотри, блядь, смотри – нервно говорила Маша, указывая на небольшую лужицу Хряковской кончины. Что делать теперь? Неси тряпку, неси мыло, быстрей…
Дима находился в неизменной позе, всхлипывая временами носом, девочки отмывали мягкий ковролин; хрюшка сидел довольно, вертя своим пяточком. 
- Ну что ты стоишь сракой вверх, что встал? Одевайся, давай, быстрее – истерично проорала Маша Диме. 
«А вдруг папа увидит, вдруг» - крутилось у девочке в голове. Она истерила, ходила из стороны в стороны, поглядывая на место спермоиспускания. Глаша тщетно обсушивала сухой тряпкой: присмотрится да опять трет, вновь присмотрится и вновь трет. Дима довольно быстро оделся, переминая с ноги на ногу, он, то глядел в пол, то оглядывал окружающее. Волнение, наконец, спало, и он даже, местами стеснительно улыбался, кривив свой и без того кривоватый рот. 
- Ну, все, отец скоро придет, все иди, давай… - выпроваживала мальчугана.
Дима медленно побрел к двери, потом вдруг остановился и поглядел на Машу. Его взгляд был наполнен печалью и большой, просто огромной обидой. Такой же неуверенной и жалостной, как он сам.
- А да… - вспомнила Маша. Только быстрее давай, быстрее.
Она отвела Диму в кухню, отворила холодильник, налила полный стакан «Кока – Колы» и всучила ему в руке.
- На, пей – добро произнесла девочка.
Дима улыбнулся, отпил пол стакана, глубоко вздохнул и наконец допил остаток. 
- Еще будешь? – спросила Маша
Дима молчал, но обнаглевшие к тому времени глаза его выдавали. Маша налила неполный стакан. Дима выпил зараз, обтер рукавом рот, вздохнул.
- А теперь иди, иди уже. Отец скоро вернется – подталкивала парня в спину.
Дима вышел из квартиры, заулыбался во весь рот, счастье и радость охватили его.
- Круто!… - подумал мальчуган, обронив, вовремя не пойманные сопли.

[tvorchestvo.kg]

Бабы (эссе)


15 февраля 2010 год.



В отделение ГУВД Самарской области явилась молодая девушка, сообщившая о том, что зарезала сожителя (гражданского мужа). По сообщениям женщины, труп находится в съемной квартире уже вторые сутки, издает дикий, смердящий запах. Запах тухлого мяса. Голос ее был спокоен, никакой истерики...

Приехавшие в дом менты, обнаружили труп молодого парня, двадцати шести, как оказалось в последующем, лет. Он лежал на полу подле кровати, головой вверх. Рот его был приоткрыт, с засохшими потеками крови, густой консистенции; веки приоткрыты с закатившимися глазными яблоками. На нем были обнаружены многочисленные колотые ранение в области шеи, груди, живота (она била его кухонным ножом, будто спускаясь по телу) Добралась!: у молодого человека (трупа) отсутствовали тестикулы (яички), а также половой член. На простыне кровати, а так же на самом трупе (в области живота), эксперты обнаружили следы семенной жидкости. Как в последующем объяснила сама девушка: "Перед тем, как я его убила, - у нас был отличный оральный секс. На большее он не был способен, почти импотент, ничтожество..."

На вопрос о причинах убийства, девушка усмехнулась, демонстративно искривив рот, произнесла: "Хреновый он был мужик. И трахнуть не мог, по мужски. Не стоит у него. Точнее, не стоял! А сунет,- так кончит сразу. Зачем он нужен? А любить - любил! Сильно любил, бегал, как шавка какая-то, ничтожество..."

"Ствол" полового члена, был обнаружен в нижнем отделении шифоньера, где лежал среди косметики, женских гигиенических прокладок и тампонов.

Молодая девушка, уже задержанная, объяснила ехидным, подтрунивающем голоском, все так же "взначай" искривляя губы: "Ну а что?! Сам не мог, так я и использовало его по назначению!" 

В общем, использовала как дилдо. Живое, человеческое дилдо, не искусственное там какое то, а самое настоящее...

После проведения психолога - психиатрической экспертизы, эта молодая девушка 22 лет, признана вменяемой и отдающей отчет своим поступкам///



Бабы - страшные и безжалостные, намного безжалостнее мужика. Порой, я полагаю, что они вовсе не люди - существа в человеческом обличии. Так это или не так - мне не знать! Думаю, и сами бабы об этом не знают, но сидит в них сила дьявольская, толи господом-батюшкой дана иль дьяволом самим. Одно ясно и четко для меня приоткрыто: имманентное это их состояние, не выведешь гниль и чернь душевной, ни заговорами, ни молитвами, ни битьем. Молись - замолись, бей - перебей хоть до кровушки, хоть до бессознательного состояния, а чернь и муть, да гниль, сидящая в душе таиться, на глубоком, этаком подсознательном уровне. Говорю же, она и видать то в себе сея, не может, да как проявится, да как вылезет змий этот из души ее, да из тела... Света не будет мужику, жизни ему не будем! 

Женщины много глупее мужчин. У них, хотя и два полушария функционируют, - да работают плоховастенько, совсем ничтожны их способности в деле "ума". Не за зря говорили: «У бабы волос долог, да ум короток». Может мозги то у них и есть, да пользуются они ими, толи скудно, толи пользоваться не в могу, толь вообще ленятся.

«Баба с возу — кобыле легче» - говорили издавна. И верно ведь говорили, праведно, хоть и чувствуется тон этот насмешливый. А на кой тут смешиться, да острить почем зря? Это дело серьезное, масштабное, эпохальное!

«Курица не птица — баба не человек»! И сие наблюдение верно подмечено. Далекими временами по то думали, да мыслили, да чуяли, чуяли дыханием своим, да изложить не могли. Древние все же, сознание на малом, зародышевым состоянии у них имелось. Чуяли человеческими душами своими, да изложить, проанализировать, да суть вычленить не в моготу было.

Дурная баба для мужика подарок. Та, что подстилается, та, что и поперек то слову не ставит, да слушать будет, да исполнять без укору всякого. А мужицкий укор - будет как правило принимать, как приказ, кой исполнять следует в обязательном порядке. Бабы хотя и глупое отродье, но встречаются средь них с умом. Те - коварные ведьмы, проклятые. И на вид то их определить - не определишь, знатно скрываются под маской человеческой. Такие ведьмы и с ангельским лицом, да очами открытыми, да с улыбкой доброй бывают; но и визуальные "черни" тоже попадаются. Глаза кошачьи, взгляд зоркий; порой глаз, словно прищуренный. Острый, колкий взгляд, проберется в душу к мужику, уколет в серцие его, да прольет кровь изнутри. Потом мужик - страдай, болей, в муках бейся, да извивайся, а один хрен - помрет.



Женский род стоит перевести в отдельное поселение, настроить им бараки для житья - бытье, что- то вроде хлева для них выстроить. Работу дать сложную, что не по уму, конечно. Место, должно быть сельское, дабы хозяйство вести, да навоз грести день и ночь. Баба, конечно, не скотина, к ним и благодарность должна иметься. Тут, как не крути - баба источник генетического материала. Посему и уход, какой - никакой, пусяй они и лекарствами какими пользуются: спиртом, да бинтом, да еще чего там им для жизни надобно. Пускай спирт и внутрь по немного принимают, что бы из - за стресса не издохли. А чего тут, вона, даже скотина,- и то от стресса гибнет, а тут баба!

Бабу надо селекционировать! Здоровые, шо бы рождались, а слабые и хилые - вырождались. На кой черт хилая баба сдалась? И поколение от крепких здоровое родится и работать сможет добротно. А хилая то чего? Тьфу! Проку никакого!

Старых баб, тех, что после 60, а мож даж и за 50 - усыплять гуманным способом. Но над этим еще поразмыслить стоит, взвесить. Все же мужики - люди, да существа сердобольные, морально-нравственными ориентирами не обделенные! Может и порешаем коллективно: раз баба хорошо работала, гены ее женские на рожденье дитя пошли - можно и хлеб дать и зерна насыпать немного в старости. Все равно после труда такого, да в условиях жизни женской - много не переживет!

Мужики же в городе должны жить, в цивилизации, так сказать. Семьи должны быть однополые (гомосексуальные) Ну чего?! Найди себе хорошего мужика, умного, да красивого, ну и живи в счастии и добре, семью созидай, да солнцу широко улыбайся. Сыновей надо заказать у врачей - наука ведь далеко пошла, в пробирке вынашивают уж как. Сына не менее двух должно быть: от разных отцов. А то мало ли - почва для обид каких...

Коли от бабы родился здоровый сын - премию ей какую то надо выписать, грамотой можно наградить, рису мешка подкинуть. Коли дочь родила - пинать на бабу не надо, по справедливости ведь и не виновата баба эта. Пускай дочь к себе в хлев, да в барак забирает, грамоте бабьей учит, а дите убивать не надо! Все же, не по божье, да не по человечье это. 

Вот, так и жить. Тужить - не тужить...


«Знай, баба, свое кривое веретено».