Сообщений в теме: 30

[fotka]

Приключения она всегда обожала. А уж оказаться в настоящем средневековом замке — это вам ни в какую-то там Турцию съездить!
Щелкая затвором камеры, Фотинья предвкушала, как будет хвастаться фотками. Ох, не догадывалась она об истинной природе чудес…
Сам замок выходил отлично: и фасад, и внутреннее убранство, зато его обитатели… На фотках дамы и джентльмены получались то слегка смазанными, то словно в дымке, то сквозь одно изображение вроде бы смутно проглядывало другое. Радда - так вообще умудрялась оказываться спиной!
Заинтересовавшись, Фотинья повнимательнее пригляделась к новым знакомым и вскоре поняла, что внешность гостей — всего лишь иллюзия.
А потом кто-то произнес вслух название замка, и все встало на свои места.
«Schiftstellerburg! Так они писатели…»
Ну, теперь понятно! Значит, и она оказалась здесь не случайно…

Сообщение отредактировал fotka: 30 Декабрь 2012 - 15:54

[fotka]

Фотинья спустилась в холл и замерла — елка! Огромная, до самого потолка, настоящая рождественская елка! Еще вчера вечером, когда все расходились спать, ее не было.
— Ух ты! — Михас даже приостановился, на секунду забыв о заветном баре, который каждую ночь чудесным образом пополнялся и обновлялся.
— А подарки?
— Чё и подарки будут?
— Подарки — это клево!
Топот и легкий стук каблучков по лестнице, радостный смех… Рядом с елкой, гости здорово напоминали детей. Даже выглядели иначе.
«Неужели…»
Расслабившись, обитатели замка на время вышли из роли и предстали в своем естественном виде! Фотинья вскинула было камеру, но передумала: нехорошо. Все равно что подсматривать…
— Подарки получат только те, кто расскажет историю! — авторитетно заявил развалившийся в кресле Никольский.
— И все-то вы знаете! — Елена первой пришла в себя — точнее вспомнила о роли. — История не проблема: я вам сколько угодно историй накидаю! Да и подарков тоже — любое желание! Стоит только как следует захотеть…

Сообщение отредактировал fotka: 30 Декабрь 2012 - 15:56

[fotka]

Я желаю
Автор: Елена Маючая

– Алло, Аня, это я. Выставка открылась еще в среду. Ты не пришла, что-то случилось? – спрашивает Дима.
– Нет, просто не смогла. Как Нина Сергеевна? – меняю я тему.
– Не болеет. Ждет тебя в гости, обижается, что редко бываешь.
– Как-нибудь забегу...
– Так же как на выставку? – уточняет Димка.
Он знает, что я приду. Потом, через пару недель, когда там станет не так многолюдно. Буду долго рассматривать его работы, до самого закрытия. Я всегда так делаю.
– Кстати, – напоминает Дима, – через два дня исполнится двадцать лет.
– Не беспокойся, – успокаиваю я. – Я отправила тебе письмо.
– Зачем? Живем в одном городе.
– Так интересней.
– Это только ты можешь додуматься послать клочок бумажки почтой.
– Не клочок. Надеюсь, ты узнаешь собственную руку.
– Неужели тот самый рисунок? – удивляется он. – Ты в голубом платье.
– Точно.
– Ты написала желание на этом листе?
– Да. Знаешь, сейчас ты рисуешь намного лучше.
– Не намного, – смеется Дима. – Сам удивляюсь, почему столько народа приходит на мои выставки.
– Вероятно, потому что недорого берешь за вход, – шучу я.
На самом деле Димка очень хороший художник. Его желание исполнилось. Я знала, что он загадал еще тогда, давно, двадцать лет назад.

* * *

Родители разошлись, когда мне минуло семь. Отец переехал жить к своей матери.
– Тебе обязательно надо уйти? – спрашивала я, когда он собирал вещи.
– Да, Анюта, да, – отвечал отец.
– Почему? – не успокаивалась я.
Помню, что родители ссорились, скандалили по пустякам, но тогда мне казалось, что так и должно быть, что это нормально. Бабушка с дедушкой по маминой линии тоже собачились – мало не покажется, однако разводиться не собирались.
– Я буду забирать тебя на выходные и каждый день звонить, – твердо пообещал отец и отдал матери ключи.
Свое обещание он сразу же не выполнил – в тот день не позвонил. Целый вечер я сидела у телефона в прихожей и репетировала, что скажу.
– Ну, как ты там? – спросила бы трубка папиным голосом.
– Дерьмово, – ответила бы я.
На самом деле я бы такое не выдала, потому что это «взрослое» слово, дети так не говорят, поэтому я бы просто промямлила:
– Плохо.
– Почему? – поинтересовался бы папа.
Надо было бы, конечно, выложить правду: мол, потому что ты ушел. Но я приплела бы какую-нибудь ерунду, типа «мама заставляет есть молочный суп».
Помню, как бегала на кухню и нюхала оставленный отцом сигаретный дым, который сине-серым конусом висел в углу. И еще, как влезла на табурет и закрыла форточку, чтобы он не выветрился, мне казалось, что если этот табачный туман рассеется, то случится что-то из ряда вон плохое. А потом я наелась апельсинов, назло всем. У меня на цитрусовые была аллергия, такая золотуха за ушами – дикий ужас! Мама много раз говорила, что я опухну, если стану есть апельсины. Я потихоньку, пока она в зале смотрела телевизор, достала из холодильника два апельсина и слопала. После пошла в свою комнату, легла на кровать и стала представлять, что у меня сначала опухнут уши, потом голова, руки, ноги, и, возможно, я умру. А утром мать помазала мне за ушами какой-то вонючей мазью и сказала, что от золотухи не умирают. Получилось, что я зря апельсины съела, только чесалась потом, как Бобик, неделю.
Отец позвонил на следующие сутки и звонит до сих пор, каждый день, ну или почти каждый, и я должна быть справедливой к нему, но почему-то врезался в память именно тот вечер, ничего не могу с этим поделать.
По субботам он забирал меня, и мы шли по магазинам. И если с мамой бродить по «Детскому миру» было абсолютно неинтересно, то с папой совсем наоборот. Он ни примерял на меня при продавцах противные колючие гамаши, не напяливал в отделе зимней одежды тесную цигейковую шапку, не предлагал купить тетради в косую линейку, нет, для этого существовала мама. Зато мы часами пропадали в отделе игрушек, и хоть иногда вместо куклы я получала в подарок машинку или футбольный мяч, видимо сказывалось его желание иметь сына, все равно это было здорово. Еще, в отличии от матери, отец считал меня очень взрослой, а потому не ругался, когда я красила фиолетовой помадой губы или ела конфеты перед котлетами. С ним легко можно было договориться и о надетых задом наперед колготках, и о тройках, и о цыпках на руках. Я даже постепенно привыкла к тому, что с понедельника по пятницу мною ловко манипулирует мама, а потом я наслаждаюсь двухдневной свободой и обществом всегда улыбающегося отца. Однако это длилось всего полтора года, потому что, как выяснилось, теплые чувства к папе питала не только я.
Моя беда звалась Ниной Сергеевной, имела трехкомнатную квартиру и умопомрачительные туфли на шпильке. Как сейчас помню нашу первую встречу. На столе коробка «Ассорти» и апельсины, нарезанные кружочками, – маленькие оранжевые солнышки.
– Что же ты не сказал, что у Ани аллергия, я бы яблок купила, – сказала отцу Нина Сергеевна.
– У меня и на яблоки, – болтая ногами, солгала я.
Очередное разочарование висело в рамке на стене.
– Это мой сын Дима. Ему десять. Он сейчас в лагере, вернется в августе. Вы подружитесь. Он покажет тебе свои рисунки».
– Здорово, – сказала я и подумала: «Ну вот. Теперь, чтобы выглядеть воспитанной, я должна показать незнакомому мальчику открытки и значки и молча делить с ним моего, заметьте, моего папу.
Дома было не легче. Мало того, что на меня обрушились тетенька на каблуках и юный художник Дима, так еще и мама попросила со всеми подробностями описать «папину кралю».
– Во! Такая! – я показала кого-то страшного, кем обычно пугают непослушных детей.
На самом же деле Нина Сергеевна была очень даже ничего, до мамы, разумеется, не дотягивала, но и с дворничихой теть Дусей, у которой на лице насчитывалось с десяток здоровенных родинок, ни в какое сравнение не шла.
– А сын? – не унималась мать.
– Обычный сын. Бледный такой сын, я бы сказала.
Успокоенная мама спала очень крепко, я же всю ночь увлажняла подушку. Под утро мне привиделось, что папу переехал трамвай, не насмерть, но точно пополам: одна половина пошла со мной в «Детский мир» за давно присмотренным медведем, а вторая любовалась рисунками бледного Димы.
Понимаете, есть на свете счастливчики, которым везет во всем. Их не гоняют в булочную за хлебом, не выговаривают за разбитые коленки, не заставляют читать газету полуглухой бабушке. А еще им достаются по два папы сразу. Оказалось, что у Димки замечательный отец: усатый, высокий, да к тому еще и летчик. Я проигрывала по всем статья: мой папа был ниже Нины Сергеевны почти на голову, усов не имел, блестящей кокардой на фуражке похвастать не мог. Однако это не мешало Диме играть с ним в шашки, ездить на рыбалку и, что самое противное, фотографироваться. Я не находила места, корила себя за отсутствие талантов и даже, пытаясь развить хоть какой-нибудь, записалась в хор, но вскоре была изгнана оттуда за отсутствие слуха.
Теперь по магазинам мы ходили втроем: я, папа и Дима. Было жутко обидно, так, что я иногда «терялась», а потом подолгу сидела на какой-нибудь лавочке и рыдала. Признаться в том адском чувстве, что съедало меня изнутри, я не смела. Дело в том, что Дима был хорошим, намного лучше меня. Он не высыпал потихоньку содержимое солонки в суп Нины Сергеевны, не надкусывал все яблоки в вазе, не притаскивал богомолов, не прикидывался простуженным, не вырезал «лишних» с общих фотографий. Оставалось бороться с действительностью своими силами и делать вид, что все в порядке. Так прошло несколько месяцев.
А потом Дима заболел. Не как я, а по-настоящему. Я не знала, чем он болен, Нина Сергеевна и папа не говорили, и только из их редких перешептываний до меня доносилось окончание – «мия». Я увидела его только в канун Нового Года в больнице… и не узнала. Это был совсем другой мальчик: у того Димы не было таких потухших глаз, тот Дима не лежал на кровати в пижаме посреди бела дня. Пока Нина Сергеевна и папа разговаривали с врачами, он показал свои последние рисунки, среди которых оказалась и одна очень хорошо знакомая мне особа в голубом платье.
– Аня, это тебе, – протянул листок Дима. – Хочешь, подпишу?
Очень хотелось заорать: «Зачем?! На память?!» и заплакать, но я сдержалась и просто покачала головой. Надо было перевести разговор.
– А где твой сосед? – соседняя кровать пустовала.
– Выписали, – сказал он и отвернулся к стене. – Вы елку уже нарядили?
– Нет, – соврала я.
Мне стало стыдно и за мохнатую пахнущую зимним лесом елку, и за переливающийся серебром «дождик», и за алую жизнерадостную звезду, и за мамину предпраздничную суету, и за уже полупустой кулек с конфетами.
– Я вообще не люблю Новый Год, – очередная ложь легко слетела с моего языка.
– Ну и зря. На Новый Год можно желание загадать.
– Сбывается?
– Пока не пробовал. А ты?
– Я тоже. А как надо загадывать? – спросила я.
– Очень просто. В полночь написать на листке.
– И все? – не поверила я.
– Ну и захотеть, чтобы исполнилось, сильно-сильно.
– И так каждый год можно?
– Можно, но бесполезно. Сбывается только раз. Смотри не промахнись, – предупредил он.
– Постараюсь, – пообещала я.
На улице пуржило. Продрогший ветер пел грустную песню и бросал прохожим в лицо охапки снежинок. Стрелки больших часов на площади торопились навстречу новой дате. А где-то за городом, в ожидании своего часа, кружились в быстром вальсе самые потрясающие желания.
Я сделала все, как сказал Дима. Это оказалось невероятно сложно, ведь хотелось многого. Во-первых, чтобы папа с мамой снова были вместе, во-вторых, собаку – маленького толстолапого овчаренка, в-третьих, умчаться на все лето в Анапу, в-четвертых… Но загадать можно было что-то одно и только единожды в жизни. И все-таки я выбрала, твердой рукой написала с обратной стороны своего первого в жизни портрета (так оно казалось мне более глобальным из всех остальных) и «сильно-сильно» пожелала.

– Скажи какое, – спросил Димка при следующей встрече.
– Сначала ты! – потребовала я.
– Читай, – он приподнялся на кровати и достал из-под подушки листок.
Я не удивилась его желанию, в конце концов, он здорово рисовал.
– Ты им непременно станешь, – заверила я его.
– Теперь ты.
– Не сейчас, – увильнула я и выскользнула в больничный коридор.
Он оказался удивительно любопытным, но и я не сдавалась.
– Через двадцать лет. Ты узнаешь, что я загадала ровно через двадцать лет, – он просто вытянул из меня эту клятву.

* * *

Я спросила на почте, сколько будет идти письмо. Меня заверили, что ровно два дня. Очень не хочется оказаться обманщицей. Пусть Дима получит мой сюрприз вовремя, хотя какой это сюрприз. Так, рисунок из далекого детства, на обратной стороне которого самое замечательное из всех исполнившихся новогодних желаний.

Сообщение отредактировал Antimat: 30 Январь 2013 - 22:40

[fotka]

— Принимается!
К неожиданным появлениям и исчезновениям Фертес все уже привыкли: вот ее вроде не было, а вот она уже возле камина в кресле; и Анивайль на коленях мурлычет.
— Достойное желание, — продолжала Фертес, поглаживая млеющую кошку. — С таким не стыдно обратиться и к самому Деду Морозу. Только, бывает, его сразу и не признаешь…
Подтверждая слова хозяйки, Анивайль замурлыкала громче и отчетливее.

Сообщение отредактировал fotka: 27 Декабрь 2012 - 03:20

[fotka]

Дедушка
Автор: Юлия Фертес

Жанр: рождественский рассказ
«Никого не будет в доме. Кроме сумерек.
Один зимний день в сквозном проеме
Не задернутых гардин…»
Она терпеть не могла этот фильм, каждый год навязываемый всеми, словно сговорившимися, телеканалами. Но сегодня тихая песня об одиночестве и сумерках заставила Аську лениво поменять дремотное положение в глубоком кресле и даже слабо улыбнуться.
Сегодня любой фильм, любой отстойный концерт выполнял одну единственную задачу – не дать уснуть в пустой, тихой и поэтому пугающей квартире; во всех комнатах горит свет, обе входные двери закрыты на все мыслимые замки; под рукой телефон, чтобы чуть что позвонить тете Марипе и пожаловаться на страх. И ни одной живой души, кроме самой полуиспуганной Аськи, готовой от любого внезапного звука пружиной вылететь из кресла.
На экране герои надоевшего фильма уселись за стол,– Аська сглотнула подступившую слюну. Сейчас она, голодающая с Поволжья (как говорила всегда мама) слопала бы все, что движется и горит (так говорил папа). В холодильнике достаточно еды, чем можно было бы перебить волчий аппетит в ожидании дяди Эркина, который сказал: «Буду через час», – а сам уже весь вечер едет из больницы и телефон отключил…
И-эх! Чтоб вы подавились! Аська заставила себя подняться и прошлепать на кухню. Перебивать аппетит, так перебивать: отрезала ломоть чайного батона и, - игнорируя колбасу, салат, мамину остро-сладкую приправку, - щедро наложила сверху слой вареной сгущенки… Объеденье! Лучше пусть прыщ, как всегда пугает мама, вскочит, чем Аська заставит себя приготовить себе что-нибудь более солидное или разогреть невкусный суп с луком и морковкой…
Вернувшись в зал с огромным бутербродом на тарелке, Аська, перед тем, как сесть в кресло, включила новогодние огоньки на елке, переключила канал (надоели эти нудные взрослые) и показала язык фигурке домового (пусть не таращится!). С тех пор, как маме подарили его на работе, Аська не может без какого-то постоянного чувства вины смотреть на него: смотрит, – у, чучело пучеглазое! – как та тетка на известной картине. Никуда не деться от взгляда: и все-то он знает… Несколько раз именно из-за него Аська была вынуждена заметать следы своих преступлений или признаваться в содеянном: даже спрятанный в шкаф домовой все равно прожигал своим взглядом дверцу, и непослушная хулиганка подчинялась мыслям «Дедушки».
Уже на половине бутерброда Аська поняла, что потребуется запивон – чай или, как лучший вариант, томатный сок. Извращенье, конечно, запивать сгущенку томатным соком, но вкусы детей, как известно, так же «изысканны», как и у беременных.
К тому же чайник было ставить лень, и девчонка полезла в холодильник, за соком. Где-то за окном, во дворе, послышалось знакомое ба-бах – мальчишки баловались с петардами. «Уроды!» – беззлобно подумала Аська, слизывая капли томатного сока, стекающие по наружной стенке бокала. Пусть бабахают и орут, главное – чтобы вокруг были живые звуки: так не страшно одной в пустой квартире.И вдруг вокруг стало темно. «Только не это, уроды!» – Аська поперхнулась соком. На ощупь, внезапно ослепнув, она поставила бокал с недопитым соком на стол и подошла к окну. Ну конечно, нет света во всем районе, а где-то вдалеке, у счастливчиков, окна по-прежнему радостно-жёлтые.

Она прислушалась. А в темноте все жуткие звуки хорошо слышно. Где-то за стенкой что-то заскрипело, а со стороны спальни – трех, трех, будто кто вылазит из шкафа, закрывает за собой дверцы…
«А-а-а!» – Аська побледнела и, чувствуя волну страха, ползущую по спине и к ногам, уже не соображая, вытянув перед собой руки, метнулась прихожую, схватила свою куртку и, как была в тапочках, вылетела на лестничную площадку, по ступенькам, вниз – на улицу.
И здесь вдруг тишина. Даже мальчишки со своими петардами исчезли куда-то; район словно вымер. Аська поджала под себя ноги, попыталась как-то устроиться на неудобной скамейке (и как бомжи на них спят?). Хоть бы дядя Эркин побыстрее приехал из больницы, куда поехал проведать Аськину маму… Если будет долго добираться, Аська точно замерзнет здесь, на улице, но перепуганная девчонка предпочла бы скорее превратиться в сосульку, чем вернуться в страшную, пустую квартиру…

– Ай-яй-яй! – внезапно раздавшийся голос с хрипотцой заставил подзамерзшую и, кажется, задремавшую Аську слегка вздрогнуть,– восемь лет человеку, а она темноты боится!
– От-ткуда вы знаете, что м-мне восемь?- Аська с трудом выстучала зубами вопрос,– вы зд-десь живете?
В потемках она попыталась рассмотреть незнакомца:
– Вы б-бомж, к-который у нас в п-подвале ж-живет?
– Боишься?
– Н-не знаю,– вяло ответила Аська.
– А сама-то почему здесь сидишь, мерзнешь?
– Д-дядю жду.
– Приедет твой дядя Эркин…
– Откуда?..
– Я все знаю…мне из подвала все слышно… Э-э-э, дорогая, а ну-ка вставай, совсем примерзла, быстро домой!
Аська сомкнула веки на своем вопросе, как ни было темно, бомж заметил сонливость девчонки, одним движением сильных рук встряхнул девчонку и поставил на затекшие ноги.
– Мне страшно, я не пойду…– Аська захныкала.
– Трусиха! Как шоколадки воровать из маминой сумки, так смелая, а как одной дома побыть… Ладно, пошли, я посижу с тобой…
Аська не стала сопротивляться, хотя отчетливо вспомнила мамин наказ – никогда и никому чужому не открывать дверь, а тем более, впускать в квартиру.

Окоченевшая от холода, она плохо соображала, как оказалась в квартире, бомж заботливо уложил ее на диван, укрыл пледом, принес горячий чай. Ходит по квартире, как у себя дома, еще обворует и убьет ее, доверчивую Аську, и никто ничего не узнает, машинально подумала трусиха, жадно глотая вкуснющий, горячий сладкий чай.
– Поспи немного, дурочка, ничего я не украду. Я просто с тобой побуду, а утром уйду,– успокоил бомж, словно прочитав мысли.
И Аська провалилась в теплый и уютный сон. Как, оказывается, она, на самом деле, хотела спать…Как там мама? Хоть бы завтра пустили в реанимацию… Уезжала бледная с санитарами, силы хватило только погладить дочь по голове и кивнуть на домового: «Слушайся Дедушку!»…
Проснулась Аська от урчания в животе и зверского чувства голода: молодой организм брал свое. В квартире по-прежнему полумрак, но – стоп! – здесь же, в зале, рядом с Аськой журнальный столик уставлен тарелками (Запах! Слюной подавиться можно!) и свечи… Совсем не страшно, наоборот, как в фильмах…
А в любимом Аськином кресле сидит бомж и, как домовой, немигающим взглядом смотрит на нее.
– Проснулась? Вставай, я кое-что успел приготовить. Вернется твоя мама, а ты тощая… Давай, подымайся…
– Ни чё се! А когда вы успели все приготовить?
Она не заставила себя упрашивать и потянулась к столу:
– У, круто! Салатики! Селедочка…
Бомж наложил девчонке по чуть-чуть каждого салата, картошки.
– А шами почему не едите? – с набитым ртом спросила Аська, вспомнив про вежливость, одно из требований мамы.
– Я не голоден…
Внезапно включился свет и заработал телевизор. Аська едва не подавилась, неожиданно «прозрев». Бомж был, конечно, ничего, не страшный, только грязноват немного…
– Ешь, я руки помыл, еда нормальная, – кивнул старик.
Точно, это был старик с серой бородой до груди и седыми достаточно длинными волосами… Как он мысли читает? Аська уже не так поспешно жевала салаты и только настороженно водила глазами, следуя за стариком. Тот уверенно перемещался по комнатам, выключил лишние лампочки («Экономить надо»), поправил на елке гирлянды и спокойно уселся напротив Аськи, в кресло:
– Ты уроки-то сделала? Или опять завтра в школу не пойдешь?
– Уже четверть кончается, каникулы скоро. Завтра я в больницу поеду к маме, дядя Эркин сказал…
– Понятно,– протянул старик и крякнул, хлопнув себя по коленкам,– ну, я пошел…
Не, если бы он был плохим, Аська бы почувствовала, но сейчас, разомлевшей от вкусных новогодних салатов, ей было неловко.
– Оставайтесь, дядя Эркин приедет, он вас не выгонит… Вы можете даже помыться у нас.
Старик улыбнулся в бороду:
– Неужели не боишься меня?
– Неа! Вы совсем не страшный!.. А я вам полотенце дам…
Старик почесал бороду и задумался ненадолго, потом улыбнулся:
– Правда, давно я уже не мылся. Пора бы к Рождеству-то старую грязь смыть… А потом идти надо… проведать кое-кого…
Аська проворно спрыгнула с дивана и принесла полотенце, протянула:
– Вот!

Старик ушел мыться. Аська, вытягивая шею, из-за угла, постояла, прислушиваясь к звукам воды в ванной, потом прошлась по комнатам. Вроде, все цело. Если что-то пропадет, мама убьет ее. Если вернется из больницы…
На кухне была такая чистота, какую Аська сама ни в жизни бы не навела. И ведь успел бомж, в темноте-то… Деньги были на месте…
Аська с облегчением вернулась к салатам. Старик что-то намурлыкивал в ванной, что-то такое знакомое, Аська прислушалась и даже убрала звук у телевизора: пел старик мамину колыбельную. Мамочка, мамочка! Поскорей бы ты вернулась…
Аська бросила накрытый стол и на цыпочках прокралась к ванной. А дверь-то была приоткрыта! Старик мылся в ванной, задернув цветастую шторину.
Почти у самой двери, на полу, аккуратно были сложены вещи. Девчонка еще немного постояла, с тоской подслушивая знакомые слова, опустилась на корточки, вытянула аккуратно на себя одежду бомжа.
– Ты подглядываешь, негодяйка? – вдруг строго, маминым тоном, когда она злилась, спросил бомж, оборвав песню.
У Аськи ноги подкосились, она только пробормотала:
– Н-нет, вы мойтесь, я вам халат папин сейчас принесу.– Я скоро выйду. Ты хорошо покушала?
– Д-да… Вы мойтесь, мойтесь…Интонации, определенно, мамины. Несколько секунд Аська постояла у двери, смущенная и неподвижная, и все-таки решилась, – обхватив кипу грязного белья старика, вышла в прихожую, комнатку, возникшую когда-то благодаря отгороженной от соседей лоджии. Как пользоваться машинкой-автоматом, Аська знала, потому что мама научила. Засунула внутрь всю стариковскую одежду, засыпала порошок и включила… Одежда, вроде, и не пахла ужасно, но, все равно, выглядела грязной. Теперь, если на ней были блохи, то эти гады пусть умрут!

Поковырявшись в вещах, которые мама упрямо продолжала хранить даже спустя три года, после папиной смерти, Аська нашла все, что нужно было, и осторожно положила на пол, вместо «украденной» грязной одежды старика; и пошла в зал, к телевизору.
Старик вернулся спустя минут пятнадцать. Теперь мокрые борода и волосы явно посветлели, да и сам бомж стал куда благообразней.
– Ой, вы на деда Мороза похожи, только в спортивном костюме! – бодро сказала Аска, пытаясь скрыть свою детскую гордость: теперь она точно научилась благодарности.
–Ты хоть понимаешь, что наделала? – как-то грустно сказал бомж-дед Мороз,– зачем ты забрала мои вещи?
– Так они же грязные были!
Аська почувствовала неуверенность в своих словах и, желая загладить свою вину, побежала на кухню:
– Я вам сейчас тарелку принесу! Вы садитесь… Чай я тоже сама умею поставить.
Вернулась с тарелкой и вилкой, стараясь не смотреть на суровое лицо старика, притворно весело спросила:
– А как вас зовут?
– Саам,– после некоторого молчания ответил старик,– из Саама я. И все-таки ты нехорошо сделала, что не спросила меня.
– Я хотела как лучше, не волнуйтесь, одежда скоро постирается и высохнет до утра. Мама, конечно, не разрешит вам здесь остаться. Но сегодня-то можно…
Старик внимательно разглядывал смущенную дочь хозяйки квартиры:
– Значит, не зря я... Ты слушай, внучка, свою мать-то. Теперь тебя только она сможет защитить…
– Оливье у вас вкусный получился, как у мамы. Я вообще могу его целый тазик съесть…- Аська перевела разговор.
–Вкусный, говоришь? – старик нерешительно взялся за вилку, думая о чем-то своем, потом махнул рукой,- ладно, напоследок можно!..

Съев немного, меньше даже самой восьмилетней Аськи, вытер бороду салфеткой, как культурный человек, и вперил острые глаза в девчонку:
– Будь по-твоему. За милость твою и мою свободу, я исполню три твоих желания. Два – сейчас, а третье – когда сам решу. Только помни, что желания надо с умом загадывать.
– Это как?
Аська наелась до отвала и теперь сыто полулежала на диване, закутавшись в плед и листая телеканалы в поисках мультиков.
– Попросил как-то один миллион у.е., – разбогател, только его через месяц жена отравила. А одна девочка попросила такую куклу, чтобы могла с ней разговаривать, – подарил, только никто, кроме самой девочки, не слышал слов этой куклы. Вот все и решили, что девочка сильно заболела; теперь она с этой куклой в одной очень нехорошей больнице находится…
– Любое-любое желание? – недоверчиво улыбнулась Аська,– а разве вы – дед Мороз?
– Почти. Ну, так как?
Аська задумалась: предложение было заманчивым. Почему бы и нет? Даже глаза отвела от телевизора.
– Ты думай, думай, хорошо думай, а я пока тарелки уберу. Едет уже твой дядя Эркин. Скоро будет здесь.

Аську охватил азарт: правда, чтобы такого пожелать? Ну не бутылку же шампанского на Новый год, в подарок дяде Эркину!..
– Придумала? – Старик помыл тарелки и вернулся.
Аська, подумавшая о маме, робко взглянула на старика:
– Я хочу, чтобы мама выздоровела и больше не болела… Так сильно… Чтобы больше операций ей не делали…
– Гуд, то есть хорошо,– кивнул старик, – плохих последствий, как будто, не предвидится… И второе? Попроси для себя…
– Не, я куклу не хочу,– поежилась Аська, вспомнив о предупреждении строгого, но очень дружелюбного, притягательного гостя,– я не знаю…
– Может, что-нибудь посоветовать?
– Давайте.
– Не желай никогда себе вещей: они имеют свойство портиться. Желай себе всегда… э-э-э… поймешь ли?.. быть скромной, умной… Не морщься, тебе говорю! Зачем тебе лишняя игрушка, если ума не хватит ей воспользоваться?
Аську так и подмывало сказать: «Сотку хочу», – но она благоразумно, неуверенно и вопросительно сказала:
– Хочу перестать быть трусихой…
– Вот молодец!- старик расцвел в улыбке,– молодец! Хвалю за это. Ладно. Будет тебе второе желание…

– Дзынь! Трала-ла! – заиграл телефон.
Аська, не дослушав слова бомжа, выскользнула в прихожую, к телефону:
– Привет, ты не спишь, Аська? – наконец-то! Это был голос дяди Эркина,– я тут с машиной застрял, до утра, наверное… Ты там как одна?
– Нормально,– Аська покосилась на старика,– мультики смотрю… Только вы, дядя Эркин, все равно поскорей приезжайте!
– Боишься, трусишка? Ты хоть поела там?
– Да, я … салат ела.
– Молодец! Давай, ложись спать. Я долго не могу разговаривать: звоню с чужого телефона, на моем батарейка села. Я ещё у мамы, скоро заеду за тобой. Все, давай, ложись спать, и никому дверь не открывай!
– Хорошо,– Аська послушно согласилась со всеми приказами.
– До встречи!
– До встречи…

Она положила телефон и разочарованно вернулась к старику, у которого непостижимым образом успели так быстро высохнуть волосы и борода. Было видно, что он по репликам девочки понял ход разговора.
– Дядя прав, ложись спать. Никаких мультиков – время уже к утру. А мне пора.
– Но как же…
– Свои вещи я заберу завтра, вернее, сегодня утром, попозже, зайду. А ты закрывайся и никого не пускай! Поняла?
– Поняла… – Аська только подумала было о том, что опять будет одна, но то, что старик уйдет и никто из взрослых не узнает, что она, бестолковая, пустила в дом незнакомого человека, уже было хорошо.

Она закрыла дверь на ключ и, вешая цепочку, услышала глухой голос за дверью:
– Спокойной ночи и с Рождеством тебя!
– Спасибо, вам тоже спокойной ночи! – припала губами к замочной скважине,– и тоже с Рождеством, дедушка…
– Иди спать! – довольно проворчал за дверью удаляющийся голос.
Аська с облегчением вернулась в зал, невольно посмотрела на домового. Взгляд стеклянных, пластмассовых глаз был пуст, как у обычной игрушки. И больше не следил.
– Ты просто кукла! – сказала Аська домовому, – я тебя больше не боюсь!
И залезла под плед, почти мгновенно уснула под приглушенные звуки телевизора.

Дядя Эркин приехал поздно утром. Протирая глаза, Аська открыла дяде дверь. Ставя обувь напротив стиральной машинки, дядя заметил:
– Стирала, что ли?
Аська моментально проснулась, вспомнив, что так и не вытащила вещи бомжа:
– Ой, – полезла внутрь.
Но в серебристом барабане были только какие-то коричневые ошметки, как от размоченной туалетной бумаги.
– Что случилось-то? – засмеялся дядя,– иди, умойся! Сейчас позавтракаем и поедем к нам.
– А как мама?
– Все отлично. К утру пришла в себя, уже отключили от аппарата. Доктора сами удивляются, что все благополучно. Да и про тебя она спрашивала. У нее сейчас тетя Марипа. Давай, давай, шуруй в ванную, я пока чай приготовлю… О! Ты сама салаты делала?
Аська остолбенела: значит, не приснилось…
– Молодец! Кстати, у меня для тебя подарок есть. Необычный!
Дядя быстро сервировал стол.
Аська рассеянно села за стол и вдруг заметила за окном белый город: за несколько часов снег покрыл крыши, деревья и замел дороги. Девчонка подбежала к окну:
– Ух, ты!
– Садись, ешь, «ух ты»! – рассмеялся дядя Эркин,– да, метель была - будь здоров! Всего за пару часов дед Мороз украсил наш город. Хватит прыгать! Садись, а то подарка не получишь!
– А какой он, подарок?
– Ну-у-у, быстро и не расскажешь. Скажу только, что он белый…
– Как снег!
– Ну да... пушистый!
– Пушистый?!- Аська затаила дыхание,– это?..
- Как ты и просила, котенок… Кто-то подкинул твоей тете Марипе под дверь сегодня утром. Поспрашивали, не соседский. Так что ты будешь его хозяйкой.
Аська завизжала и запрыгала по кухне, бросилась обнимать дядю:
– У него такая мордочка красивенькая и ушки?..
– Красивенькая,– засмеялся дядя Эркин,– зачем тебе кот в квартире? Везде шерсть будет валяться, и по коврам будет бегать твой кот.
– Я хотела котенка, чтобы мне не страшно было одной! А теперь мы будем вместе играть, и он будет меня охранять! Я не хочу завтракать, я ночью ела. Давайте поедем поскорее, а?
– Не кричи, сядь хоть чай попей. Оглох от твоих криков. Сама не хочешь – мне дай спокойно позавтракать: полночи с машиной провозился…
Аська схватила бокал, жадно выпила весь чай и упорхнула в свою комнату переодеваться. Там не выдержала и повисла на подоконнике, не в силах сдержать «уау» от белого чистого пейзажа за окном.
В город пришло Рождество.

Сообщение отредактировал Antimat: 30 Январь 2013 - 22:42

[fotka]

— Рождество, Новый год, деды Морозы, Санты, Снегурочки! С ума все посходили с этой мишурой!
Под скептическим взглядом Лестады огоньки на рождественской красавице испуганно мигнули.
— Да ладно, чего уж там, — смилостивилась Лестада. — Раз кому-то нравится: загадывайте свои желания — на бумажках пишите; играйте! А по мне, так лучше творить чудеса собственными руками…

Сообщение отредактировал fotka: 30 Декабрь 2012 - 16:41

[fotka]

Скарабей
Автор: Лестада

На календаре 31 декабря, а у меня совершенно нет настроения. Какой в анус Новый Год, если жизнь – дерьмо? Вся эта праздничная мишура, назойливые объявления о распродажах, ввинчивающиеся в мозг своей банальностью, все эти слащавые улыбки консультантов, ванильные статусы друзей, рекомендации о том, как накрыть стол и в чём встретить Новый Год…
Каждый год одно и то же. Я – маленький скарабей, который лепит из дерьма шар бесконечности и катит его по загазованному небу в надежде, что мой импровизированный снежок развалится и засыплет своими остатками всех, кто этого заслуживает. Но идиотская ответственность заставляет меня усерднее работать лапками, тщательнее слепляя дерьмовый ком, который разрастается в размерах по мере приближения срока сдачи годовой отчётности.

Чудо… Я хочу чуда! Почему оно происходит в дурацких рождественских комедиях?! Чуду есть место даже в трешовых малобюджетках, когда герой каким-то макаром спасается от падающей на него декорации. Но чуду нет места в реальности. Чёрт, я хочу опять быть маленьким мальчиком, чтобы верить в щедрого Деда Мороза и невинную Снегурочку. Я не хочу видеть, как фигуристая стриптизёрша втаптывает прозрачными каблуками в цветное конфетти вместе со своими трусиками крохи моей надежды на Сказку, а дед в красном халате, расшитом блёстками и стилизованными снежинками, под дружный гогот предлагает трахнуть свою аппетитную «внучку», у которой такой «знатный кардан».

Я мог бы сам сыграть в Деда Мороза. Но не в такого говнюка, а в нормального. В такого, каким и должен быть настоящий Дед Мороз. Я мог бы арендовать костюм, нацепить фальшивую бороду и отправиться по приютам поздравлять детишек, но… Но я говнюк. Я не верю в альтруизм, я клал на гуманизм, мне посрать на униженных и оскорблённых. Я глубоко убеждён в том, что всех не спасти, всем не помочь, и если государству плевать на обездоленных, то мне, как лицу некомпетентному в вопросах благотворительности, плевать тем более.

Я занят безумно важным делом. Я разрабатываю стратегию компании на следующий год, продумываю постновогоднюю PR-акцию, которая должна привести к нам новых клиентов, хотя больше всего на свете я хочу послать всю эту работу к чертям собачьим.

- Ты понимаешь, что делаешь говно? – потрясает шеф какими-то бумажками – У твоего отдела самые дерьмовые показатели! Где клиенты? Я тебя спрашиваю?! Почему ты молчишь? Какого хрена вы так паршиво SMM-ите? Что это за концепция?

- Да иди ты, - говорю я. Беру пепельницу и вытряхиваю всё её содержимое на голову шефу, который только и может, что удивлённо таращить глаза, да беспомощно хватать ртом воздух.

- Ёлочка гори? – спрашиваю, поднося зажигалку к его всклокоченным волосам. Замечаю судорожное сглатывание слюны, задаваясь вопросом, какую ещё субстанцию приходилось сглатывать шефу в своей жизни. По сути, всем нам приходится время от времени подставлять задницы каким-нибудь дряблым херам, которые имеют нас за сомнительные бонусы в виде зарплаты, отдельного кабинета, собственной секретарши и возможности самим превратиться однажды в такого же хера.

Я улыбаюсь. Улыбаюсь и убираю зажигалку, не позволяя пламени даже на мгновение поцеловать выбритую щёку.

- Я тебя уволю, - сипит шеф.

- Я сам увольняюсь. Сегодня. Сейчас, - бросаю, мысленно кончая от звука своего же голоса, произносящего такие долгожданные слова.

- Ты не можешь… Нет, не уходи. Ты ценный сотрудник. Хочешь, я подниму тебе зарплату?

- Выплати сначала предыдущую.

- Но там же кризис… Куда ты пойдёшь?

- Срать. Я пойду срать на тебя, на кризис и на всю эту систему.

И я действительно иду срать. Я покупаю на базаре бараньи кишки и украшаи ими декоративные растения в приёмной у шефа, пока секретарша занята утешением моего, теперь уже бывшего, начальника.

На календаре 31 декабря. И я по-прежнему не верю в чудеса. Но от вида наряженного фикуса на душе становится теплее. Увольнительная записка греет не хуже глинтвейна, плещущегося на дне моей кружки, а морозное дыхание грядущего года позволяет мне надеяться на перемены к лучшему.

Сообщение отредактировал Antimat: 30 Январь 2013 - 22:42

[fotka]

Фикуса по близости не наблюдалось — только елка. Фотка немедленно представила вместо гирлянды баранью требуху и невольно поежилась.
— Тем более, что первоначально ёлки украшали именно кишками и прочими внутренностями человека, — отлакировала картинку Лестада.
Собравшиеся в холе заметно оживились: кто-то и впрямь недолюбливал Новый год, кто-то не хотел показаться по-детски наивным и переборщил с цинизмом (кому понравится, когда по твоей душе пройдутся грязными сапожищами?), а у кого-то, видимо, было плохое настроение...
— Новый год, говорите?
И молчавшая по своему обыкновению Радда плотоядно ухмыльнулась…

Сообщение отредактировал fotka: 31 Декабрь 2012 - 01:26

[fotka]

Гринч во мне
Автор: Radda

Город скрипел резиновыми подошвами по снегу. Гирляндные огоньки мерцали разнообразием цветов на вывесках магазинов и баров. Город готовился встречать Новый Год.
Никогда не могла понять, почему этот праздник так важен для людей. Новый Год – новое начало, или новый шаг на пути к смерти, к пустоте? Дети сестры повесили на ёлку письма Деду Морозу. Когда человек перестает верить в чудеса? Когда впервые узнает, что не существует Деда Мороза, или по дороге домой, безрезультатно молясь, чтобы пропала двойка из дневника?Я всегда напоминала себе Гринча. Нет, не зеленым цветом кожи или бородой, а скорее духом и схожестью мыслей. Жалею себя с пяти до шести, а в половину седьмого ненавижу всех вокруг. А потом добрые кторградцы перестали выбрасывать на свалку жизненные блага, и пришлось забить расписание новыми занятиями, например, работой. Только вместо собаки у меня кошка. Поэтому я никогда не пыталась спасти Рождество, потому что она не удержит воз подарков весом в добрую тонну.
Но отрадно наблюдать, как нынешнее поколение порождает все новых нас, Гринчей. Сегодня девятилетний племянник в ответ на угрозу остаться без подарка на Новый Год из-за непослушания ответил: «А на хера я тогда письмо Деду Морозу писал?».
Вот она, правда жизни. Может, если бы Новый Год наступал летом, я бы относилась к нему более снисходительно. Но праздники зимой – это словно не слишком смешная шутка. Холод, гололед, замерзшие волосинки в носу. Вдобавок ко всему зима приближает меня каждый год к старости. Что такое двадцать два, вся жизнь впереди! – говорит моя мама, но простой математический расчет покажет, что это четверть моей жизни. И это еще при очень удачном раскладе. Двадцать два года легко могут оказаться и третью, и даже половиной отведенного мне срока. Может поэтому человечество бесконечно тешит себя байками про конец света, чтобы не ждать поминутно наступающей смерти. Жизнь – это словно наблюдение за таймером на бомбе.
«Иииииитак, жить Вам осталось двадцать три года, семь месяцев, девятнадцать дней, сорок минут и двенадцать, одиннадцать, десять…» - объявляет воображаемый рефери на заранее проигранной схватке со смертью.И что при таком раскладе прикажете делать суицидально не настроенному человеку? Садитесь, пять. Верно, натянуть улыбку на челюсть, поднять бокал «Советского» и орать благим матом: «С Новым Годом, с новым счастьем!».
«Жизнь – увлекательнейшее путешествие», брякнул с дуру кто-то когда-то и мы с остервенением принялись повторять это на разные лады. Ну вот какой турист настолько идиот, что отправится в путешествие, заранее обреченное на смерть?
Хотя на самом деле я понимаю, что подобные размышления обусловлены некими химическими процессами в моем организме, создающими ощущение полной апатии. И скорее всего это связано с непрерывной тошнотой после поедания с любовью приготовленного праздничного пирога, который потоками исторгается из моего измученного желудка.
«Новый Год к нам мчится, скоро все случится» - возвещал радиоприемник в такси Экспресс, везущего меня домой. Что случится-то? Вот это, разумеется, известно доподлинно. Люди, неожиданно «освиноподобившись», объедятся четверными порциями оливье и запеченной курицы с картошкой, после шампанского плавно перейдут к обширным запасам водки и коньяка, и будут желать друг другу счастья засаленными губами, смотря помутневшими глазами. Странный способ отмечать праздник, разве нет? По-моему, в праздник нужно наоборот, очистить организм от вредных шлаков и провести ночь в медитации, сливаясь с окружающим миром.
А хотя, что я знаю о праздниках. Я же Гринч, и праздники отмечаю по-своему. В этом году у меня отличные планы. Во-первых, расскажу маленькой племяннице, что Деда Мороза нет, а подарки покупают родители. А во-вторых, объясню потянувшемуся к шампанскому дяде, что его недавний визит в реанимацию связан с обильным потреблением алкоголя. В общем, пора начинать портить всем настроение. Счастливого Нового Года тебе, маленькое зеленое чудовище!

[fotka]

— А что такого, пусть каждый отмечает праздник, как нравится!
— Забить на всех и получать кайф!
— Да я, собственно... — похоже, Радда ожидала совсем другой реакции.
— А вот я, простите, по старинке: подарки люблю дарить и всякое такое... — Северная обезоруживающе улыбнулась. — Чтоб было потом чего вспомнить... Не так много у нас времени, чтобы тратить его на хандру! И детей не стоит разочаровывать раньше времени — успеют еще столкнуться с реальностью. Тем более что чудеса все же случаются...

Сообщение отредактировал fotka: 31 Декабрь 2012 - 00:38

[fotka]

Исповедь
Автор: Северная

Пушистые снежинки с треском разбивались и умирали на лобовом стекле. Город был словно в тумане, от сильнейшего мороза, дым выхлопных труб машин не рассеивался, а висел в воздухе, не позволяя видеть даже капот собственной машины.
- Т*** мать! Куда прешь! – орал я спустив оконце своей машины – понапокупают права, идиоты! Одарив еще вдобавок его сигнальным гудком, я нажал на педаль газа и ринулся в свой ряд. Светофор уже сменил суровый красный на зеленый свет.
Я несся по главной улице города, еще около 6-7 перекрестков и город останется позади, угрюмо и совсем не празднично переливаясь огнями. Заправочная станция, куда я направлялся, являлась нашим поставщиком. Она находилась в 15 километрах от городка. Отвезти им подписанный нами последний акт выполненных работ в этом году, и можно ехать домой.
Приятный и совсем не встревоженный голос с радио вещал – «В связи с низкой температурой и усиленным ветром, выезд из города строго запрещен. Объявлено штормовое предупреждение. Температура воздуха достигла максимальных отметок – минус 41 градус». Затем сообщение повторили еще раза 4. Но мне то что, у меня дорогая иномарка. Я довольно погладил руль, люблю своего железного коня. Зову его Буцефалом. Меня еще со школьных времен впечатляла история про укрощение своенравного коня юным сыном правителя Македонии, ставшим великим полководцем, создателем мировой державы. Потому и с первых дней стал называть свой хетчбэк – Буцефалом. День, когда я пришел в салон для его покупки, я буду помнить долго. Мой отец никогда не мог позволить себе такой роскоши, в тайне я всегда завидовал ребятам, у родителей которых были автомобили, поэтому еще в детстве зарекся много учится и работать, чтобы когда-нибудь купить себе дорогое авто. В салоне были прозрачные стены, чтобы проходящие люди с улицы могли наслаждаться внешним видом могучих и притягательных машин. Девушка с округлыми формами очень долго показывала мне всевозможные автомобили, тщательно выговаривая заученный текст с названиями и характеристиками. Ее я особо не слушал, меня сразу приглянулся Chevrolet Cruze.
- Cruze хетчбэк притягивает взгляды. Благодаря плавным линиям кузова и покатой крыше в стиле купе новый хетчбэк Cruze выглядит внушительно и притягивает взгляды - щебетала девушка, когда мы остановились у приглянувшегося мне автомобиля.
Я сделал радио громче, играли хиты моей молодости. Сладостно улыбаясь, расслабился. Совсем замотался на работе. Зазвучала бессмертная новогодняя песня. Выезжая из города, присвистывал незамысловатый мотив, душа, неожиданно для меня самого, ликовала. Я любил ездить один. Меня всегда привлекала езда на большой скорости за пределами города. Будучи еще совсем юным, я часто выбирался из шумных городских лабиринтов, гонял по связующим города трассам. Включая излюбленные треки, я получал ни с чем несравнимое удовольствие. Были только я, моя машина, дорога и мир волшебных децибел. Душа уносилась в это сказочное пространство. Звуки обволакивали мой разум, и я ведомый мелодией, ритмом парил на дороге.
Давно я не выезжал один. Обычно мы ездим семьей. Под бесконечные рассказы моей жены и капризы сына, мы едем на небольшой скорости по улицам и проспектам городка.
Навстречу мне неслись груженые фуры. Наверняка везут нам овощи и фрукты с юга. Новый год – самая удачная пора для торгашей. Товар разлетается в миг. Каждый спешит украсить свой праздничный стол яствами.
Всё дальше отдаляясь от города, я увлекся мыслями о праздновании Нового года. Как обычно жена запечет гуся с яблоками, приготовит кучу салатов, к половине из которых я даже не притронусь из-за больного желудка. Мы будем мило улыбаться друг друга. Сын бесконечное количество раз обследует елку, в надежде найти еще какой-нибудь подарок. Ведь положенного заранее ему будет мало. Потом приедут наши друзья, они расскажут, как ужасно добрались и что снова метет. Мы посидим немного, выпьем. Они уйдут. Мы ляжем спать. Всё ужасно скучно. И всегда по одному и тому же сценарию.
Резкий свет в глаза, встречная машина не переключила фары. Лязганье тормозов. Дорога, словно зеркальное поле. Машину ведет. Справиться с управлением невозможно. Моего железного коня покружило и выкинуло в овраг. Сильный удар. Глухой звук. Тошнота. Ядовито зеленая жидкость окрасила девственно белый снег. Выползая из машины, я не сразу сообразил в чем дело. Тело ломит, лоб разбит. Только теперь я заметил дерево. В нашей степной зоне у дорог часто высаживают деревья, которые зимой служат особой защитой от снега дорог. Дерево разделило пополам капот. Радиатор пробит, от переполняющей злобы я не мог даже выматериться. Голова жутко болела. Трасса, которая только что бурлила машинами, словно по злому року превратилась в пустынное пространство. Я судорожно начал соображать. Ринулся к мобильному телефону. «Сети нет» - бездушно выдал мне оператор. Когда наша связь будет идеальна, сколько можно тратить деньги на рекламу? Доведите уже до ума качество связи, мысленно вопрошал я к мобильным операторам.
Решил вернуться в машину. Поворачивая ключ в зажигании, отчетливо осознавал, что это бесполезное действие при разбитом двигателе. Мороз начал сковывать движения. Размышляя, пришел к выводу, что при такой температуре и не работающей печке, замерзну часа через 2.
Захватив с собой снег в кабину машины, я приложил его ко лбу. Рана пульсировала и кровоточила. Голова кружилась, меня тошнило. Я не чувствовал собственного тела. Мысли путались. Шевелиться, не хотелось. Тщательно укутавшись, я закрыл глаза.
Очнулся от холода. Мороз медленно окутывал машину в свою ледяную паутину. Он пробирался во внутрь, заглядывал в мои воспаленные и опухшие глаза, дышал в лицо ледяным угаром. Этот правитель Зимы, уже овладел моим телом, заколдовал мои ноги, пальцы не шевелились, опутал невидимыми ледяными нитями руки, вдохнул изморози в мои прокуренные легкие. Прошло около сорока минут, а я уже промерз до костей. Посмотрев на трассу, огорчился. Она была бесконечно пуста. Видимо дороги перекрыли по всем направлениям, и ждать помощи не откуда.
Сознание выдавало мне всевозможные сценарии дальнейшего развития событий. И все они были печальными. Человек, достигший кульминации генетического развития за миллионы лет эволюции, беспомощно гибнет в ледяном авто. Средство роскоши превратилось в последний причал.
Отрекаясь от Бога, Чудес, Судьбы, я всегда верил только в себя. Руководствовался лишь здравым смыслом и суровыми принципами. А сейчас будучи запертым в этом морозном гробу, мне захотелось поблагодарить Жизнь за все приятные моменты, события и Чудеса. Их было много в моей жизни. Почему я не замечал этого раньше? Когда я, будучи студентом-первокурсником, в очередном пьяном угаре с отравлением попал в больницу, случилось первое Чудо. Я встретил Ее! Она воздушная и нежная, шла по коридору, поправляя свои прелестные локоны. Мило улыбаясь, прошла мимо меня, оставив шлейф великолепного пряного аромата. Благодаря ей, бросил свои гулянки, расставил приоритеты. Она помогала мне быть смелым и мужественным, стойким и надежным, победителем и героем. Чудесная Людмила! В сознании мигом всплыло воспоминание – она еще совсем юная, прямиком из душа идет ко мне, вся мокрая и обнаженная. Капельки воды стекали по ее упругому телу, плавно скатываясь по изгибам. Она, кокетливо улыбаясь, протягивала мне полотенце и с совершенно невинным выражением глаз просила вытереть ей спину. Меня ломало от сексуального влечения и страсти. Желание кусало изнутри. Эх, золотая пора, молодость. Мне никогда не забыть ее шелковистую кожу, запах тела, мягкие волосы.
А второе Чудо, ну как можно не упомянуть и его? Когда врачи лишь разводили руками, не зная чем нам помочь. Когда мы совсем отчаялись и потеряли надежду на ребенка. Судьба одарила нас! Жена подарила мне наследника! Эти крохотные ручки тянулись ко мне. Он смешно хватал меня за усы. Мой Ярослав. Я мечтал, что когда он вырастет, мы будем вместе играть в футбол, строить замки на песке, плавать в бассейне. Сейчас он уже первоклассник.
Что же стало со мной? Я угрюм, зол, постоянно озадачен рабочими моментами, прихожу домой усталый. После просмотра новостей заваливаюсь спать. Не обращаю внимания на жену, не играю с сыном. Я даже не знаю, как он добирается до школы. Какое право я имею сейчас вообще на Чудо? Что было мне дано, я не ценил. Ведь Чудо подобно комнатному цветку нужно лелеять, удобрять лаской, поливать нежностью, вскармливать добром.
Веки тяжелеют. Закрываю глаза, здесь хорошо, темно и не чувствуется холода.
***
Зажмуривая глаза от яркого света солнечных лучей, проснулся. Руки перебинтованы, ног не чувствую вовсе. Такое ощущение, будто меня переехал многотонный грузовик. Пятнистое одеяло скомкано. В палате я один. В памяти рваными лоскутами разбросаны воспоминания ушедшей ночи – звук разбивающегося на миллионы кусочков стекла, громкие крики сквозь пелену боли и прерывающегося дыхания, прозрачная жидкость обжигающая горло, прикосновения, приносящие колоссальные мучения.
***
Просматривая репортаж про Чудо-спасение в лютый мороз, я обнимал сыночка, теребя его макушку. Жена сидела в бардовом кресле, подмяв ноги под себя, любовалась нами. В просторной гостиной пахло елью, накануне мы украшали ее все вместе. После праздника мы поедем кататься на санках. Уложив всех спать, я подошел к окну и глядя на несмолкающие за окном фейерверки, тихонько поблагодарил Судьбу за еще одно Чудо. Шепнул – я буду беречь его…

[fotka]

— Всех с наступающим Новым годом!!!!!! И пусть это всего лишь праздничная ночь, несущая за собой новую дату на календаре — пусть она подарит всем энтузиазма и чуточку Чуда! Всем здоровья, счастья, осуществления планов, надежных друзей, искренних чувств! Не экономьте эмоции и душевные порывы - жизнь одна... — заключила Северная.
Послышались ответные поздравления. Михас демонстративно опрокинул очередной бокал.
А может, и не очередной? Ой, он больше играет, чем пьет! Впрочем, его дело — каждый сам выбирает себе роль...
Румяные с мороза, к гостям присоединились Розовый Ганс и Джаста Дэ. Похоже, играли в снежки...
Нет, что ни говорите, а в Новом годе есть нечто. Вон и Лисица: вроде высказывалась против, но главное, что рассказала...

Сообщение отредактировал fotka: 31 Декабрь 2012 - 01:20

[fotka]

Ну и подарочек!!!
Автор: Lisica

Это был наш первый с Лолой новый год, когда мы встречали его, во-первых, в своем доме, во-вторых, без родителей, в-третьих, вообще одни. Мы переехали в этом дом летом. Для нас это было настоящей радостью. Для Лолы весь огород был в распоряжении (мама не любила, когда эта красавица рылась в огороде), а я просто устала от нашего шумного семейства. Я в шутку всегда называла свою семью «Семейкой Адамс». Одним из этих «адомсов» была моя квартирантка и содержанка Лола.
Лола, неуклюжая, большеухая, кареглазая, пухленькая красавица ждала через пару недель прибавление в наше теперь уже маленькое семейство. Не знаю, нагуляла ли она это прибавление от жениха, которого я ей нашла или от соседа… Лола не признавалась, а только смотрела на меня своими умными глазами и томно вздыхала… Да, тяжело ей с таким животом, но беременной она мне нравилась больше, потому что я любила гладить ее животик и чувствовать, как там двигаются малыши.
Вот и наступил долгожданный - не долгожданный «Новый год». Свой дом мы с Лолой украсили еще в начале декабря. Кулинарить что-либо мы не захотели, потому что я знала, что мама приготовит как обычно много салатов и всяческих блюд, часть из которых она отдаст мне. Но это угощение нужно было заслужить, поэтому я с утра пораньше поехала к родителям, оставив Лолу наедине с ее любимым печеньем и молоком.
В конечном итоге у родителей все салаты делала я, потому что младшая (а теперь уже средняя) сестра, Ежик, она же Настя, сбежала к своим друзьям на дачу, а мама возилась с Аней младшей. Анюта – приемная дочка. Папа долго сопротивлялся тому, чтобы удочерить ребенка, потому что верил в плохую наследственность, но после того как мама после операции больше не могла иметь детей, но поставил одно условие: из второго дома выселяются квартиранты и мы с Лолой переезжаем. Осенью мы с Лолой уже жили отдельно, а где-то в середине ноября появилась Аня.
Вечером, перед уходом, нагрузив меня пакетами с «излишками» салатов, родители завели свою шарманку про то, что «Диана, тебе уже замуж пора бы», «Ты так легко ладишь с детьми, а со своими бы ты…», «Диана, почему ты бросила Славика?» и т.д. Я отнекивалась и отбивалась, как только могла, и, в конце концов, решила бежать, применив стратегический план: «У меня дома беременная». Хотя, Лола больше ждала вкусностей, которые я ей приношу по праздникам.
Мой дом находился через 3 квартала от дома родителей, но всю эту недлинную дорогу я ненавидела, потому что приходилось переваривать то, что наговорили в очередной раз родители. Возможно, они и правы. Хотя, про Славика они многое не знают. Да, внешне он не плохой, и даже симпатичный, умом блещет, но он не романтик и бездушный…. Славик любил приходить без приглашения и невзлюбил Лолу, что меня раздражало в нем. Из-за чего я его бросила? Последний раз он выдал такую фразу, что я не выдержала. Он сказал про Лолу, которая в тот момент лежала на диване: «У этой вшивой должна быть своя комната и желательно за пределами нашего дома». За «вшивую» и «наш дом» он тут же был выпнут из дома, и все его мольбы и засыпанный порог дома цветами не загладили вину.
Вот и дом. Открывая дверь, я по старой привычке громко говорю «Я Дома!». Теперь мне на встречу не выходит мама или Ежик, зато я слышу, как в соседней комнате с дивана сползает беременное чудо и выходит ко мне. Ее наглая мордочка деловито поверяет принесенные пакеты и, забрав самый легкий, чапает на кухню.
- Ну ты и наглость, Лола! – услышав свою кличку, она оборачивается и радостно машет хвостом. Лола – шикарный бассет-хаунд и моя любимица. Мы с мамой вообще любительницы собак, но Лола… Лола это точно один из членов семьи, маленькая волшебница и индикатор людей. С теми, кто ей не понравился, я не могу найти общего языка.
Накрыть на свой стол было легко и быстро, но не зачем. Все съесть я не смогла бы. Но все же на стол было поставлено пара тарелок с салатами и бутылка вина, а мы с Лолой сидели на диване и смотрели телевизор. Точнее Лола смотрела, положив морду мне на колени, а я ушла в свои размышления…. В углу стояла маленькая елочка и переливалась цветными огоньками. Наверное, такая же елочка сейчас стоит у Стаса, и ее украшала наверняка его жена
Из-за Стаса, скорее всего, я до сих пор не вышла замуж. После того, как мы с ним расстались, другие парни меня не устраивали. Он слишком приучил к себе, да и внешне он мне очень сильно был приятен. В общем, этот безбашенный кареглазый блондин стал неким моим идеалом. До сих пор совесть меня грызет, что я ему чуть не изменила. Хотя для меня поцелуй считался изменой. Потом, когда я Стасу рассказала, что стало причиной нашего расставания, он рассмеялся и назвал меня ребенком.
Сейчас этому «ребенку» внезапно захотелось выть от одиночества и пустоты в душе. Лола, как будто что-то почувствовав, подняла морду и посмотрела на меня. Я улыбнулась ей и погладила.
- Все хорошо, Лола…
Было уже 11:05, когда Лола попросилась гулять. Что оставалось делать? Дома было скучно и я, одевшись и взяв поводок, собралась выходить, как в дверь позвонили. Немного удивившись, я открыла дверь и подошла к воротам.
- Кто там? – спросила я, не рискуя открыть дверь.
- Девушка, у вас валидола случайно не найдется? – донесся приглушенный голос. Кто-то начал скрестись когтями. Я открыла дверь. Сразу же вбежал пес – шикарный большеухий бассет. Его хозяин сидел спиной, прижавшись к моим воротам. Лола, успевшая выскочить раньше меня, обнюхала незнакомца и забежала в дом. Пес парня метался между хозяином и мной.
- Что с вами? – подскочила я к парню.
- Сердце… - прошептал он, почти теряя сознание. Лола уже вернулась из дома с маленьким чемоданчиком в пасти. Как я рада, что когда-то мы с ней проходили медицинскую подготовку. Из кармана куртки фонарик. Включила и зажала в зубах. Пощупав пульс, я поняла – валидол тут не помощник, но все равно дала таблетку. У соседки часто бывают сердечные приступы, так что необходимые лекарства у меня всегда под рукой. Остальное дело техники, которую на общем медицинском знании я отточила. Вскрыла ампулу, набрала в шприц жидкость и сделала укол молодому человеку.
- Встать сможете?
- Попробую…. – прошептал парень.
Закинув его руку на свое плечо помогла ему встать. Потихоньку мы зашли в дом, и я уложила его на диван. Лола с псом хозяина зашли следом. Моя красавица несла чемоданчик. Оставив парня на диване, я сбегала закрыть двери и ворота. Придя в комнату, я обнаружила, что обе собаки мирно сидели в ногах у молодого человека, которому стало легче.
- Извините, что вас побеспокоил… Просто мы гуляли, потому что дома одним было скучно. Мы были далеко от дома, когда мне стало плохо, и как назло таблетки дома оставил. Альф привел меня к вашим воротам и начал скрестись, - начал оправдываться парень.
- Ничего страшного, - улыбнулась я. Мне стало радостно от того, что помогла парню и сейчас не одна.
- Диана, - представилась я. – А это Лола.
- Эрик, - улыбнулся парень. – Диана, с меня вам подарок за спасение… - его прервал звук курантов.
- С Новым годом! – улыбнулся парень. Его карие глаза сияли счастьем.
«Вы и есть тот самый подарок», - подумала я и улыбнулась. В этот новый год я не одна…

Сообщение отредактировал Antimat: 30 Январь 2013 - 22:44

[fotka]

Одиночество...
Говорить о нем имеют право лишь те, кто испытал, однако говорят — да еще со знанием дела — все)))
"Люди, благодарите тех, кто вам мешает и каждодневно пудрит мозги: у вас есть иллюзия, что оставшись в одиночестве, вам будет хорошо! Ну да, хорошо будет день, месяц... О чем это я? Праздник ведь!" — одернула себя Фотка.
Да нет, просто прочитала мысли Фертес - похоже, она готовилась позабавить гостей новой историей...

Сообщение отредактировал fotka: 31 Декабрь 2012 - 02:16

[fotka]

С Новым годом, Елена Владимировна!
Автор: Юлия Фертес
Жанр: новогодняя сказка с треми финалами, на выбор читателя

От автора:
Подходя к концу истории, я никак не могла решиться, как мне поступить со свое героиней. В результате мучительных взвешиваний решила – пусть, хотя бы у читателя будет возможность альтернативы.


В туалете до рези в глазах воняло хлоркой. Одиннадцатиклассницы Ксаночка и Марина, натянув воротники водолазок на нос, матерясь, оттирали надпись на дверце туалета. От бывшего «объявления» осталось всего три буквы – «Я», «Д» и «И»; маркер оттирался плохо: надпись была сделана ещё несколько дней назад и успела основательно пристать в краске.

– ***ть, я уже сама провонялась, найду, **ка, того, кто это написал, заставлю жрать говно из очка,– Ксаночка горела в праведном гневе от унижения. Несколько минут назад в туалет «случайно» заглянули несколько врагов из параллельного класса, демонстративно справили нужду в кабинках, не смыв воду, брезгуя «дотрагиваться до веревок на сливном бачке», вымыли руки с мылом, так же громко высказавшись по поводу туалетного амбре, и ушли, хохоча.

– Твари, это стопудов они, сучки, – согласилась с подругой Марина, – после уроков надо будет стрелку забить. Я расколю их.

– Не вздумайте этого делать, – за спинами ожесточённо трущих дверь одноклассниц возникла суровая Елена Владимировна, классный руководитель, поставленная вместо некстати заболевшей доброй Ирины Дмитриевны. Не морщась, будто в туалете и не воняло, приблизилась и наклонилась к надписи,- молодцы, девочки, почти все стёрли.

– Елена Владимировна! Ну, понятно же, что это не мы, мы же не дуры писать про себя такое? – Ксана разогнулась, – это одиннадцатый «К». Теперь над нами ещё и ржать будут, сучки.

– Оксана! – Елена Владимировна с укором остановила школьницу, – я поговорю с девочками из «К» класса, но вас я попрошу не устраивать драк. Помните: на провокации поддаётся слабый. К тому же, вам в этом году заканчивать школу. Поэтому внутришкольный учёт вам не нужен.

– Всё, закончили, – Марина с облегчением закрыла отмытую дверцу, – это они сделали, мы знаем.

– «Кэ» классу вы, конечно, ничего не сделаете: крышуете их.

– Оксана! – Елена Владимировна повысила голос, – никто их не «крышует»… Вы везде оттёрли?

И шагнула к следующей дверце, распахнула её, на внутренней стороне было написано крупно красным маркером: «Сидорчук и Пряникова из 11 «А» бляди. Звоните кто хочет» - и номер телефона ниже.

– Девочки, здесь не забудьте помыть. Это в ваших интересах…

Ксана заглянула внутрь и сделала вид, что её тошнит:
– Елена Владимировна! Я не буду – там дерьма вагон…

Классный руководитель вытянула шею:
– Действительно… Кто-то не умеет пользоваться сливным бачком. Но вам не обязательно туда заходить. Как вымоете, я разрешаю выйти на улицу, проветриться.

– Ну, Елена Владимировна! – хором заныли одноклассницы.

Однако учительница только понимающе улыбнулась и вышла из туалета. Выпустив наружу заковыристый мат, Ксана пнула расписанную дверцу:
– Твари, отвечаю, говно заставлю жрать… всех…

***
Мобильный телефон покорно лежал на столике рядом, затаив своё дыхание в ожидании звонка или поздравительной смски от какого-нибудь ученика. Дочь-студентка, которая училась далеко, в другом городе, и осталась там праздновать с друзьями, уже успела «отметиться», попросила прощения в очередной раз за то, что не находится рядом, но очень любит, целует, желает мамочке здоровья, красоты, повышения зарплаты и побольше нормальных учеников…

Мужа у Елены Владимировны не было уже лет пятнадцать: ушёл, не выдержал хронических будних пельменей на ужины и срочных проверок тетрадей вместо исполнения супружеского долга; нашёл себе менее занятую. Через лет шесть после его ухода в доме появился сфинкс, светлый кот с независимым характером и очень хорошим потенциалом – подарила какая-то ученица. Спустя ещё один год в двушку гордо въехала такая же самочка, и Елена Владимировна скоро поняла: кошачий бизнес не дороже мужниного ворчания. Смирилась с женским одиночеством и стала разводить лысых, вечно мёрзнувших кошек. Кот – не муж, терпеть скудный рацион не будет и долг не вымолит – выцарапает и добьётся своего. Зато каждый раз партия маленьких котокрысов приносила в дом больше денег, чем государство, которому Елена Владимировна подарила два десятка лет. Обновив мебель в квартире, заменив дверь на бронированную, кошатница ушла бы с работы, но, будучи упрошенной начальством, осталась на своем месте, урезав рабочую ставку и давая уроки исключительно для души.

Выпуски учеников сменялись один за одним, не забывая на выпускных вечерах клясться в вечной доброй памяти. Первое время после них ученики звонили, забегали на День учителя, Первое сентября, перед Новым годом, потом – всё реже и реже… Елена Владимировна сначала переживала, по молодости, потом смирилась и решила, что дети, как и коты, – благодарны до тех пор, пока зависят от тебя, пока их кормишь и ласкаешь. Конечно, кошка – не человек: случись что, валерьянки не накапают и по телефону скорую не вызовут. Что-то в душе надтреснуло после осознания этого всего, но работу не бросила, разве что стала строже и равнодушнее к истерикам школьниц, претензиям вечно требующих невозможного родителей. Быть учителем – карма за, очевидно, грехи в прошлой жизни. Все ждут от тебя железной выдержки, внимания и профессионализма, – общество скатывается в постоянное «должна», «дай», «сделай»… Государство платит меньше, чем уличным девкам, имея каждый день, но рассчитываясь раз в месяц, не забывая снимать сутенёрские проценты.

Елена Владимировна немного поправила кота-любимца на коленях, меняя затёкшую ногу. Через полчаса на экране Президент будет минуты две поздравлять своих соотечественников, подчинённых, рабов – народ. И это будет единственный мужчина, который сегодня поздравит одинокую учителку, которой даже с соседкой не хочется справлять смену календарных цифр: надоело, из года в год одно и то же. Потом ещё часик, от силы, праздничной программы – и на боковую.

Предсказуемая, пресная жизнь… Может, завтра сходить в кинотеатр, сделать себе подарок? А вечером можно и к коллеге какой-нибудь заглянуть… При мысли о некотором разнообразии Елена Владимировна немного взбодрилась, переложила с коленей на диван возмутившегося кота, и пошла на кухню сделать себе коктейль к звону Курантов. В коридоре остановилась рассеянно у зеркала, по привычке поправила себе причёску, заглянула в тусклые глаза и прислушалась к приглушённым голосам в подъезде, кажется, рядом с её квартирой. «Неужели?..» – ёкнуло радостно сердце, и Елена Владимировна, стараясь не шаркать тапочками, подкралась к двери, открывать внутреннюю дверь не стала, прислушалась. В подъезде кто-то знакомый хихикал в полголоса, что-то издавало звуки, похожие на выпрыскивание лака для волос.

«Оксана?.. Саша и Марина?..» – негромкие голоса за дверями были знакомы.
На прошлой неделе ссору между ученицами 11 «А» и 11 «К», коммерческого, в котором учились дети из весьма обеспеченных семей, размолвку удалось погасить. Готовящуюся вот-вот вспыхнуть драку погасили, сначала за школой, потом – на дискотеке, после которой учениц вручали родителям из рук в руки. Ксаночке тогда сильно влетело от матери, вызванной в школу с рабочего корпоратива… Но дети ведь, ничего не поделаешь…

Диалог в подъезде исчез сразу после звука уехавшего вниз лифта. Больше из любопытства, угадала голоса или нет, Елена Владимировна пошла на кухонный балкон и, не включая свет, посмотрела вниз – угадала: Ксаночка и Марина жили в соседнем подъезде, Саша – их одноклассник и постоянный участник всех школьных драк среди старшеклассников, – жил в доме рядом.

Подумав немного, Елена Владимировна вернулась к входным дверям, открыла их, вышла на площадку и не заметила бы ничего, если бы не коты, пожелавшие воспользоваться ситуацией и обнюхать крышку мусорного бачка. Подхватив кормильцев на руки, хозяйка, повернувшись к собственной квартире, увидела размашистое послание на металлической двери. Несколько букв, не поместившихся на металле, украсили собой стену рядом. «С новым годом, Елена Владимировна! Чтоб ты здохла сука!» – легко прочиталось в аккуратных строчках, выведенных чёрной краской. Удерживая вырывающихся котов одной рукой, хозяйка помеченной квартиры свободными пальцами провела по черной полосе, замарав пальцы. Принюхалась – точно краска из баллончика.

Финал первый
Настроение моментально ухнуло вниз, к желудку, а на глаза навернулись слёзы. «Сволочи, какие же вы сволочи!» – Елена Владимировна отнесла котов в квартиру, закрыла в зале, а сама полезла на антресоль за растворителем.
Дверь была отмыта в два счёта, только на стене осталось несколько букв. Немного сделав их бледнее, хозяйка извандаленных дверей вздохнула и пошла искать белую краску, чтобы сразу закрасить оставшиеся серые полосы. В этот момент на улице загрохотал салют. «С новым годом тебя, Елена Владимировна», – как была, с полупустой банкой белой краски и кисточкой в руках, учительница опустилась на стул в кухне и разрыдалась.
Запив обиду вином, она уснула под утро, решив не устраивать репрессий хулиганам. Всё-таки, дети. Когда-нибудь, поймут, что были не правы, глядишь, придут и попросят прощения…

Финал второй
«Ах вы, сволочи!» – руки Елены Владимировны ослабели, но тут же подхватили скользящих вниз котов. Она вернулась в квартиру и по памяти набрала номер квартиры Ксаночки:
– Алло, Ольга Констатиновна?.. Да-да, узнали… Вас тоже с наступающим… Ольга Констатиновна, вы меня извините, но… Понимаете, несколько минут назад Оксана вместе с Мариной и Сашей… да, который Трегубов… Исписали мне всю дверь. Поздравили с Новым годом, так сказать… Что?.. Крайне неприятные вещи, да… Нет, это точно была ваша дочь… Ну что мне, почерковедческую экспертизу что ли проводить?.. Я не наговариваю… Я понимаю, кому хочется портить праздник, но факт остаётся фактом… Что?..
Трубку на том конце бросили. «Сволочи, все они сволочи, как и их родители…– Елена Владимировна взяла на руки кота, трущегося о ноги, – ничего… впереди экзамены… там посмотрим, как вы запоёте… Да, Софоклик?.. А стирать мы ничего не будем, пусть родители приходят и сами подтирают за своими детьми».
Елена Владимировна отправилась на кухню, где накапала себе валерьянки. Из гостиной раздался звон Курантов, за окном забабахало, и крики с балконов «С новым годом! С новым счастьем, люди!» стали множиться эхом двора.
«С новым годом тебя, Елена Владимировна!» – стукнув бокал с разбавленной валерьянкой о бутылку с вином, женщина залпом выпила лекарство за праздник.

Финал третий
Елена Владимировна открыла рот от изумления, разобрав послание. В мгновение десяток мыслей и решений пронёсся в голове. «Какие же идиоты…» – вдруг она рассмеялась, не ожидая от себя такой реакции. Было одновременно неприятно и смешно: таким образом её поздравляли первый раз в жизни. И всё-таки помнили её, что бы не заключалось в сути этого воспоминания. Наскоро оттерев дверь растворителем и немного осветлив буквы на стене, решила не заморачиваться с уничтожением всех улик. Улыбаясь мыслям вернулась в кухню, взяла разнос с вином и ролами, успела усесться на диване перед телевизором вовремя: Президент начал свою пафосную речь. А когда Куранты начали возвещать наступление нового года, Елена Владимировна зажмурилась на мгновение и потом одним залпом осушила бокал с прелестным полусладким вином.

Посмотрев до пяти утра программу, убрала новогодний столик в гостиной, помыла посуду, немного полежала в ванной – сон всё не шёл. Выглянула с балкона. Отгуляв своё, дома затихли, погрузившись в дремоту, чтобы проснуться через несколько часов и продолжить поглощать остатки праздничного застолья. «Утренний сон сладок», – сорокапятилетняя женщина заботливо укрыла свернувшихся на её шали кота с кошкой.

На антресолях завалялось два баллончика с ярко-синей и зелёной краской: дочь когда-то увлекалась граффити. Одевшись потеплее в старую, давно не ношенную куртку и повязав на голову шарф, Елена Владимировна закрыла квартиру на ключ, спустилась на лифте вниз, поднялась в соседний подъезд, на пятый этаж, где жила Оксана из 11 «А», и краской из синего баллончика вывела рядом с её дверью: «И вас тоже с Новым годом!» Под поздравлением зелёной краской набрызгала силуэт ёлки. Жалко, красного цвета не было, покопалась в карманах халата, нашла помаду и ею «водрузила» на макушку ели пятиконечную звезду.

Полюбовавшись мгновение «открыткой», лифт вызывать не стала, спустилась пешком, по дороге выбросила баллончики в мусорный бачок и на втором этаже вежливо поздоровалась с незнакомым мужчиной, вышедшим покурить на лестничную площадку. Видимо, жена-стерва замучила, не разрешая курить в квартире.

Коты в квартире по-прежнему сладко спали. «Так-то, котятки… С новым годом, новым счастьем, золотые мои», – Елена Владимировна им нежно улыбнулась и с чистой совестью отправилась вздремнуть. Сеанс фильма начинался в полдень, до этого времени можно было вполне выспаться.

Сообщение отредактировал Antimat: 30 Январь 2013 - 22:46

[fotka]

— Одинадцатый "К" - это китайская школа? — со свойственной ей непосредственностью поинтересовалась Елена. — По базарам учениц и в некоторых местах Е. В. показалось, что это исправительная колония!)))
— Не знаю, по мне, так концовка у истории должна быть одна, — холодно заметил Розовый Ганс.
— А одна и есть: замазывать эти художества никто за ГГ не будет!
Фертес ждала еще вопросов, но разговор неожиданно повернул совсем в другое русло.
— Кстати, насчет художеств... А где у нас леди Ровена? — Михас с удивлением озирался по сторонам.
— Действительно, — аккуратно поставив бокал, Розовый Ганс приблизился к картине.
Холст был пуст.
— Не удивительно, друзья мои, не удивительно...
— Ты на что это намекаешь? — почуяв недоброе, подбоченилась Фертес.
Вместо ответа Розовый Ганс загадочно улыбнулся и рассказ свою историю...

Сообщение отредактировал fotka: 21 Январь 2013 - 00:58

[fotka]

Онлайн — косолапый шанс, не упусти его!
Автор: Розовый Ганс

Темы про обыкновенных людей с необыкновенными достижениями — это всегда трогательно, интересно, поучительно, и даже, можно сказать, чрезвычайно мило. Это не может не мотивировать, в конце-концов. Вот хотя бы взять, к примеру, следующую необыкновенную историю из жизни обыкновенного человека.

Обычный человек, также как и все, окончив среднюю использованную презервативу, решил поступить в дебильный вагончик, однако не получилось — не сумел набрать нужного количества баллов на экзамене. Пришлось на год отправиться в обоссаный сарай — родине служить. Ну а после службы человек, как и все, устроился на жопу. Десять лет на жопе, и ни любви до гроба не сыскал, ни карьерного роста с деньгами не стяжал, ну все как у всех, в общем. Он бы и до сих пор так жил-поживал да добра наживал, но...

Однажды обычный человек решил поучаствовать в онлайн конкурсе на лучшую косолапую поебень. Он очень старался, и в результате создал лучшую косолапую поебень из всех, представленных в конкурсе. Это был триумф и личностный прорыв, ведь конкурс очень престижный, международный. И косолапую поебень он впервые сделал, что тоже учесть необходимо, — большая редкость, когда человек, никогда ничем подобным не занимавшийся, делает лучшую косолапую поебень, для этого талант нужен, без него никуда.

Почти сразу человек заметно изменился — рубашка приличная, часы хорошие, туфли из темно-красной кожи, испанские, долларов сто-пятьдесят стоят, не меньше; и обручальное кольцо благополучно поблескивает; все сыскал, всего стяжал... Да и в общем, спокойнее он сделался, увереннее, рассудительнее, неожиданно как-будто бы поумнел, если можно так выразиться. Приятно посмотреть, одним словом.

Журналисты задавали ему вопросы:

— Кто вы по образованию?

— Да никто, — отвечал человек. — Я как и все, окончил среднюю использованную презервативу, затем, не сумев поступить в дебильный вагончик, отслужил в обоссаном сарае, потом устроился на жопу...

— Но тогда как же вы, простой человек, смогли создать самую лучшую косолапую поебень?

— Сложно сказать... — человек задумчиво глядел куда-то вниз, — вы знаете, это невозможно объяснить простым языком... Понимаете, создание косолапой поебени — процесс, связанный исключительно с моим внутренним космосом, глубину которого я вдруг ощутил, как только увидел объявление о конкурсе в интернете. Тогда и открылось что-то такое, чего я раньше в себе не замечал. А дальше — много труда, очень много труда. Ну и капелька везения, без него тоже нельзя ведь.

— Тогда скажите пожалуйста, как вы думаете, для того, чтобы человек как можно раньше мог ощутить глубину своего внутреннего космоса, стоит ли начать преподавать косолапую поебень детям в использованных презервативах?

— Хм, не знаю, не знаю. Мне кажется, что пока рано об этом говорить, у нас специалистов практически нет. Да и вообще... Как сказал кто-то из великих: учить создавать косолапую поебень — это все равно что учить видеть сны.

— Известно, что после того, как вы победили в конкурсе, вам позвонил президент, что он сказал? Вы вообще как отреагировали, сильно удивились?

— Конечно, я очень удивился, чуть со стула не ёбнулся, — улыбаясь, говорил человек, — он поздравил меня, пожелал успехов, даже не помню сказал ли я ему спасибо, такой шок вообще.

— Каковы ваши планы на будущее?

— В ближайшее время у меня запланирована поездка в Париж, на конгресс, посвященный мировым тенденциям развития косолапой поебени. Буду представлять там отечественную косолапую поебень, это очень важно для нашей страны, потому что на таких конгрессах происходит международный обмен опытом. И, конечно, участие в таком мероприятии — это большая честь для меня...
_____________________

И это всего лишь одна из множества приятных, мотивирующих историй, после ознакомления с которыми поднимается гордый дух; постепенно нагревается, казалось бы безнадежно холодная, кровь; вибрирует та неуловимая струна внутреннего космоса...

И в мозгу должно пульсировать подобостарстное: — Спасибо тебе, Белый Человек, за интернет! Спасибо тебе, Хозяин!

Вот, а вы говорите, — х*йня интернет.

[fotka]

— Кажется, кто-то тут говорил про ненормативный базар? — Фертес глянула в сторону Елены. — Вот уж где явный перебор: "косолапой поебени" хватило бы за глаза и за уши!
— "Косолапая поебень"… — со вкусом повторила Лестада. — Отличная находка.
— Предположим, — согласилась Фертес, — только что ты хотел этим сказать?
Не известно, чем бы все закончилось, но Розового Ганса опередил Бензин:

Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
Тихохонько Медведя толк ногой:
«Смотри-ка», говорит: «кум милый мой!
Что́ это там за рожа?
Какие у нее ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на нее хоть чуть была похожа...

Басня вызвала бурный восторг Фотки, а Бензин заметил, что рассказчик наверняка не хотел никого обидеть.
— Правильно! Проще надо ко всему относитьcя. Проще, — подытожила Фертес.
— А я вот вам сейчас еще одну историю расскажу! — не удержалась Елена.

Сообщение отредактировал fotka: 19 Январь 2013 - 16:20

[fotka]

Чужой ангел
Автор: Елена Маючая

Клюнула я на эту квартиру по причине крайней дешевизны. Не смутил даже тот факт, что совсем недавно умер ее последний съемщик, некто Лачин. Времена у меня наступили тяжелые – не до суеверий.
– На работе скончался, с сердцем что-то, употреблял, знаете ли, – поведала владелица квартиры, передавая ключи.
Утруждать себя уборкой она не стала, поэтому бытие предыдущего жильца явилось во всей красе. Глядя на мешки с бутылками, тряпьем, окурками, тарой из-под разносолов и прочим урожаем, собранным мною за несколько часов, я поняла, что Лачин употреблял в день столько, сколько средний европеец не осилит и за год.
Наскоро поужинав, я прилегла на диван и задремала. Проснулась же со странным ощущением, что в комнате нахожусь не одна. Действительно, на подоконнике, залитом лунным светом, сидел мужчина и что-то ел из консервной банки.
– К-к-кто вы? – заикаясь от страха, спросила я.
– Альфред, – чавкая, ответил незнакомец.
– Нобель?
– Почему же Нобель? Альфред Бенедиктович. Ангел. Скумбрию будешь? – и протянул банку.
– Какой еще ангел? Мой?
– Нет. Хорошая скумбрия, попробуй.
– А ну убирайтесь отсюда! – закричала я. – Я сейчас милицию вызову.
– Зачем же так? – пожал он плечами. – Ангелов в милицию не забирают.
– А куда их забирают?
– Известно куда, на небо.
– Ну так и летите себе!
– Не могу, – вздохнул он.
– Крылья отвалились?
– Нет, – самозванец помахал здоровенными белыми крыльями. – Телеграмму жду.
– А в другом месте нельзя подождать? Кстати, чей вы ангел?
– Лачина, ныне покойного. Нельзя мне отсюда съезжать, телеграмму на этот адрес отправят.
– Так, так, – ухмыльнулась я. – Ну, а где тогда мой персональный ангел?
– Так ты же в нас не веришь. Ангелы только верящим полагаются.
«Чем бы его по голове огреть?» – я посмотрела по сторонам.
– Ангелов по голове нельзя, – погрозил пальцем Альфред Бенедиктович.
«Сейчас включу свет, и он исчезнет. Это просто дурацкий сон», – и щелкнула выключателем.
– Это не сон. Говорю же, Альфред Бенедиктович. За консервы извиняюсь, не удержался.
Крылатый человек казался абсолютно реальным. Я принялась рассматривать его. Все мои предыдущие познания о внешности небесных заступников были неверными. На подоконнике сидел толстяк средних лет, кареглазый, пухлощекий и совершенно лысый. Вместо белых длинных одежд – джинсы, майка и кроссовки «Adidas».
«Знает, собака, толк в обуви», – отметила я.
– Я не собака. Там (он указал на потолок) всем ангелам такие выдают, чтобы удобно было ходить.
– Вы ж летаете, – съязвила я.
– В исключительных случаях. Крылья беречь надо. От частых полетов перья выпадают.
– А Альфред Бенедиктович почему? Разве у ангелов такие имена?
– А какие же?! – и продолжил. – У нас с этим просто. Хочешь Леонтием назовись, хочешь Бернардом или там Малхазом, дело твое.
– Альфредом Бенедиктовичем, получается, пожелали стать?
– Угу. Запоминается хорошо, правда ведь?
– Безусловно, – согласилась я. – Значит, ангел? (он кивнул) Ну, а Лачина тогда почему не уберегли? Разве это не ваша обязанность?
– Моя. Проспал я, – и он виновато опустил глаза. – Жалко Лачина, сильно похмелился, чересчур сильно, сердце не выдержало.
– И что теперь?
– Хорошее надо что-нибудь сделать, вину, так сказать, загладить, иначе телеграмму не пришлют.
– Ну, так делайте! – чужой ангел успел мне порядком надоесть.
– Я и собираюсь, – ответил Альфред Бенедиктович, болтая ногами. – Давай, для тебя что-нибудь хорошее сделаю…
– Лучше не надо.
– Да подожди ты! – оборвал ночной гость. – Хочешь у Михайличенко интервью взять?
Я рассмеялась.
– Да кто меня к мэру пустит?! Я же внештатный корреспондент, на-чи-на-ю-щий. У меня опыта нет.
– А если пустят? Если сами еще позовут?! А?!
– Тогда непременно. А сейчас, сделайте милость, замолчите. Мне вставать рано.
«Если Альфред Бенедиктович не сон, значит, галлюцинация. Завтра пойду к психиатру. Это на нервной почве», – решила я и отключилась.
Каково же было мое удивление, когда утром позвонил главный редактор. Вот у него нервишки точно пошаливали.
– Полчаса на сборы! В мэрию срочно! Михайличенко требует тебя! Машина уже у подъезда. Потом сразу же в редакцию! Поняла?
Альфред Бенедиктович пил чай на кухне вприкуску с пряниками.
– Ты уж это, за пряники прости, не удержался, – извинился он и, хитро улыбнувшись, добавил. – Надеюсь, интервью пройдет удачно.
– Я тоже! – крикнула я, мечась между ванной и шифоньером.
– Главное, не волнуйся, я все предусмотрел, – успокоил Альфред Бенедиктович.


Мэра трясло еще больше, чем меня.
– Вы кто? – спросил он, жестом приглашая пройти к столу.
Я представилась.
– С утра нашло что-то. Так захотелось интервью дать, спасу нет. Позвонил в редакцию вашей газеты и говорю: «Нужен самый дрянной журналист». Порекомендовали вас.
– Приступим? – хотелось казаться профессионалом, хотя после услышанного это вряд ли было реально.
Вопросы я, естественно, не подготовила, не успела, а мастером импровизации никогда не являлась. Однако крылатый толстяк, действительно, все «предусмотрел».
– Сколько у вас любовниц, Геннадий Викторович? – поражаясь собственной наглости и включая диктофон, спросила я.
Михайличенко закашлялся, нахмурил брови, но ответил:
– Три.
А после торопливо прикрыл рот ладонью, как это делают маленькие дети, когда нечаянно выдают секрет.
– И давно? – продолжила я.
– Третья всего полгода. Машенька. Чудная девочка. Квартиру просит. В центре, – со слезами в голосе признался Геннадий Викторович. – Другие – те поскромнее, на пособие согласны или льготу какую. Но Машеньке не могу отказать. Вы уж поймите, чудная девочка: ручки, ножки, сиськи…
– Сиськи?!
– И не только! – вконец разоткровенничался мэр.
– Ладно, ладно, оставим. У меня следующий вопрос. Куда делись средства, выделенные для ремонта дорог?
Михайличенко умоляюще сложил ладони и попросил:
– А может, я вам лучше про Машеньку расскажу?
Я покачала головой, и он продолжил:
– На личные нужды денежки пошли.
– Выходит попросту профукали казенные средства?
– Ага. До копеечки, – мэр виновато улыбнулся.
– Как же вы думаете дальше городом управлять?
– Да так же, – и Геннадий Викторович разрыдался.
Когда я явилась к редактору, он сначала пожелал принять меня в штат, а через пять минут, после того как прослушал запись, захотел ударить монитором по голове, чтобы списать все на мою невменяемость. Но как только стало совершенно ясно, что бить по голове придется еще и мэра, этот закоренелый журналюга решился напечатать провокационные факты на первой полосе. Так, с легкой руки Альфреда Бенедиктовича наш город лишился мэра и обрел скандальную журналистку, то есть меня.

Прошло несколько месяцев. Постепенно я привыкла к Альфреду Бенедиктовичу. Правда, немного пугалась, когда по ночам он летал под потолком, напоминая скорее хорошо откормленную куропатку, чем ангела.
– Чтобы форму не потерять, – объяснял он, кружа возле люстры. – А то телеграмму пришлют…
Но ее все не было. Альфред Бенедиктович загрустил. И так как творить «добро» в своей карьере и личной жизни я категорически запретила, то он просто ходил со мной в супермаркет, где жадно хватал с полок банки со скумбрией и пакеты с пряниками, до которых оказался большим охотником. Или же топал в кино, благополучно засыпая там на первых же кадрах. Люди смотрели на него с интересом, но не более.
– Со спектакля? – изредка спрашивали прохожие.
– С неба, – обиженно ворчал чужой ангел.
Удивительна была его привязанность к Лачину. Я наливала чай, он предупреждал:
– Не злоупотребляй.
Я готовила морс, он подозрительно принюхивался к содержимому графина:
– Сколько градусов?
Бесполезны были все попытки вразумить его.
– Одного не уберег, второго точно не простят, – напоминал Альфред Бенедиктович.
И все бы ничего, да только он все чаще заводил следующий разговор:
– Туда охота, к своим. А ты ничего доброго сделать не разрешаешь.
– Понимаете, Альфред Бенедиктович, доброе по заказу совершить нельзя. Надо искать того, кому ваша помощь действительно необходима.
И он стал искать. Помогал выигрывать на спортивных состязаниях явным аутсайдерам, ловил за руку шустрых карманников и щедро награждал их, пугал одиноких женщин в темных переулках, предлагая проводить до дому, и даже, совершенно отчаявшись, вернул купированный еще в щенячьем детстве хвост ротвейлеру. Все напрасно.
Глядя на его мытарства, я сдалась и позволила делать «доброе» мне. Он начал с наследства. Буквально через месяц я стала обладательницей и двухкомнатного сарая в деревеньке о трех избах, и картины неизвестного и абсолютно безумного художника, и толстенной кулинарной книги «Съешь сам». Вероятно, этого для телеграммы оказалось недостаточно, пришлось терпеть далее. Теперь Альфред Бенедиктович с удвоенным рвением принялся за мою личную жизнь. Женихи посыпались словно манна небесная.
– Здравствуй. Выходи за меня замуж, – будил меня звонок очередной жертвы чужого ангела. – Только быстрее!
– С чего вдруг? – удивлялась я.
– Черт его знает, но только быстрее. Понимаешь, так приспичило, на днях с женой вот развелся…
Меня стали останавливать на улице синеокие незнакомцы, предлагая руку, сердце и прочие радости семейной жизни, а у всех коллег мужского пола подергивались поволокой глаза, лишь поздоровайся я с ними. И даже главный редактор, давным-давно очерствевший от журналистских будней, умудрился пригласить меня в ресторан.
– Но вы женаты, у вас четверо детей! – возмутилась я.
– Они вырастут и все поймут, – ответил он и попытался меня поцеловать.
Пришлось приводить его в чувство клавиатурой. Это, конечно, не монитор, но все же подействовало.
Альфреду Бенедиктовичу было поставлено условие: либо он оставляет попытки выдать меня замуж по своему, ангельскому, расчету, либо теряет жилплощадь. Естественно, он выбрал первое.
После неудач в сфере личной жизни чужой ангел принялся за мое образование, сочтя, вероятно, недостаточно одаренной от природы, что наверняка так и есть. За несколько дней сами собой исчезли все мои пробелы в области точных наук. Я с ужасом поняла, что знаю не только школьную программу, но имею также представление об устройстве и самолетного двигателя, и гидравлического пресса, и бурильной установки, с легкостью могу припомнить каждый элемент из таблицы Менделеева и точное значение числа «π». Кроме того, стала превосходно говорить на английском, хотя ранее занималась французским и испанским. Однако здесь Альфред Бенедиктович что-то начудил, ибо самые незначительные знания в последних двух языках испарились начисто, зато на английском я теперь не только свободно изъяснялась, но даже частенько думала.
Тем не менее, все усилия Альфреда Бенедиктовича сделать для меня что-нибудь хорошее ни к чему не привели. Безо всякого аппетита кушал он «Скумбрию в масле», и в глазах его все чаще блестели слезы.
– Забыли, забыли, – шептал он, стоя перед открытым окном.
Я успокаивала, как могла, позволяя проводить надо мной прочие ангельские эксперименты, и уже сама не верила, что телеграмма когда-нибудь придет.


Но вот однажды приключилась следующая история. Неподалеку от моего дома загорелось заброшенное общежитие. Я возвращалась с работы, когда пожар почти потушили.
– Никто не пострадал? – спросила я у зевак.
– Ищут пока, сумасшедшего одного, с крыльями. Примчался и сразу в огонь, а через минуту Витьку – бомжа местного на руках вынес, на траву положил, говорит нам: «Вдруг еще кто остался» и снова в подъезд. Мы его отговаривать: «Брось! Давай назад! Сам сгоришь!», но он только рукой махнул.
Через минуту из здания вышел пожарный и крикнул напарнику:
– Нет там никого. На второй этаж пройти нельзя, там решетка. А первый весь обшарили. Пусто. Только кроссовку нашли и перья какие-то обугленные. А людей никого. Мужик, который бомжа вынес, скорее всего, в окно выскочил.
Я подбежала к нему:
– Вы что, сдурели?! – заорал он. – Сюда нельзя!
– Знаю, знаю. Вы только скажите, какая кроссовка, «Adidas»?
– Да разве в дыму разберешь? Нет там никого, успокойтесь. Нет там никого, – повторил пожарный.
Дома на подоконнике стояли открытая банка консервов и кружка с остывшим чаем, на блюдце – надкусанный пряник, а рядом листок, на котором была одна строчка: «Альфред Бенедиктович зпт срочно вылетайте тчк Ждем тчк». Я заплакала, хотя не понимала почему. Ведь ангелы могут проспать, могут сделать что-нибудь не так, но они не горят. Ангелы никогда не горят.


С той поры прошел не один год. Я часто вспоминаю Альфреда Бенедиктовича. И еще думаю, а какой ангел у меня, и почему он не прилетает? Почему? Ведь теперь я верю, что ангелы есть. Да что там верю! I precisely know.






* I precisely know – я точно знаю

[fotka]

Странное дело: безобиднейшая, на первый взгляд, история вызвала бурю эмоций и положила начала целому скандалу. То ли Елена совсем не принимала критики в свой адрес, то ли гости слишком долго находились в замкнутом пространстве, и разрядка была просто необходима?
Оскорбления и перерекания неожиданно пресекла Лестада: едва уловимый жест - и Елена исчезла...
Забегая вперед, заметим, что не совсем: в течение трех дней, пока Елене был заказан вход в общую гостиную, обитатели замка слышали ее шаги, слышали, как хлопала дверь ее комнаты...
— Слушай, это... — Фертес с удивлением посмотрела на Лестаду. — Не знала, что ты так умеешь. В ообщем, мое это дело.
— Зря! Веселая была дамочка, — загрустил Розовый Ганс. — Ну, и что теперь?
— Теперь рассказывать буду я.
И Михас рассказал...

Сообщение отредактировал fotka: 19 Январь 2013 - 17:40