Варлок

Леший.



…- Я ведь когда первый раз лешего то увидел, чуть не обделался…а теперь вон, ничего, вроде пообвыкся, как бы даже считаю явлением нормальным. Оно ведь как, один раз увидал и всю жизнь с ним ходить будешь, тянуть тебя будет к нему, пока не уведет. Маетно станет в дому, в деревне, рваться будешь к окаянному. Я вот почти и не живу уж в Шартовке то. Больше всё здесь.
Лодка дернулась от жеста рукой.
- Да ты не боись, в эту ветку они не заходют. Боязно им здесь что ль. Бывало вот до сопки только дойду, метрах еще в ста от реки, а леший уже не идет дальше. Встанет за дерево и стоит, смотрит, морды страшные кривит, глазами сверкает, а не идет. Боязно значит…
Я слушал и улыбался. В деревнях старых, да в глуши и не такое услышать можно.
-…и в деревню не идут. Кто их знает, може света, може толпы бояться. А деревенские все равно крестятся, бабы круги у домов чертят. Кто его знает, вдруг…оно ведь один раз и всё, пропал…жизни то уж и не будет.
Лодка уперлась носом в мягкий ил и дернулась останавливаясь.
Ноги мокрые, как и весь низ джинсов, не каких-нибудь, настоящих - « Дольче Кабана», с инициалами на поясе из серебряного металла. Колени чуть потерты, в кармане небольшая дырка. Это все мелочи, карманами я и не пользуюсь. А колени, что колени. Вон, мой собеседник, вообще в стеганой безрукавке и засаленных шароварах. Кому здесь до этого дело.
- Вот так сейчас пройдешь, версты две не боле. Поторопишься, до захода успеешь. Первый дом - там Марьянка. Попутать трудно у неё на крыше флюгер. Смешной такой вроде как птица – вроде как зверь. Голова петушья, а тело дикое, большое, кошачье. Ну да найдешь.

И я нашел. Правда вопреки ожиданиям переправщика с пути я сбился и прибрел к Марьяшкиному дому ближе к полуночи. Но в небе светила почти полная луна и бродили всего две прозрачные тучки, оттого дом с полуптицей- полукошкой был виден с опушки.
- Жди меня, Марья, Марьяша, - пропел я скороговоркой и постучал.
Открыла она настолько быстро, что у меня сложилось мнение, будто стояла под дверью.
Запахнутая в теплый серый платок,сузив мутные, черные глаза, она несколько минут исчерпывающе смотрела на меня. Потом глухо сказала, прикрыв рот морщинистой рукой.
-Входи, - развернулась и вошла в избу.


-Значит журналист, - она произнесла это почти брезгливо, разливая по пиалам чай, вернее нечто похожее цветом, но совсем не похожее запахом. – Что ж вам неймется то всем. Увидать, пощупать, за руку поздороваться. А для чего? Любопытно, – последнее слово она протянула, стукнула железным чайничком о покрытую сажей подставку и присела к столу. – Много вас тут приезжает. Всем увидеть хочется. А мне вот интересно, неужто, верите?
Я с сомнением посмотрел в пиалу и сделал неуверенный глоток. Приятно, тепло, я даже улыбнулся, как-то спокойнее, увереннее стало, что ли. Я сделал еще глоток и залпом допил до дна.
Хороший чай. Всё-таки чай.
- Не верю, - я вытер губы ладонью.
Марьяна усмехнулась, сидя на другом краю, откинувшись на спинку старого стула.
- Вот и я о том же. Никто не верит. А едут и едут. Зачем?
- Ну а вдруг я ошибаюсь.
- А вдруг нет. Вот выйдет он к тебе, что ему скажешь?
Как же все таки хорошо то мне становилось. Марьяша чудилась милой бабулькой, и не усмешка то у неё была, а улыбка. Добрая, хорошая. И говорила она с добротой.
- Так что скажешь, милой?
- Здравствуй, товарищ Леший, скажу, - меня перло от собственной уверенности и какой-то безграничной радости.
Она засмеялась, откинув голову назад и обнажая неровные остатки зубов.
- Ну а коли он не добрый, чего делать будешь?
- Дык сначала увидеть его надо, а потом и решать. Это ж мелочь не беда. Сначала увидеть, - я ерничал, весело мне было.
Она разом перестала смеяться и посмотрела на меня исподлобья.
- Увидать не беда, беда не хотеть видать, а видеть. Значит, точно решил.
-Точно Марьяна, точно.
- А сколько стоит, знаешь?
-Знаю.
- Так положи на стол.
Я начал рыться в кармане куртки.
Она поднялась и снова на лице появилась малозубая улыбка.
- Как чувствуешь то себя, милой? Может чайку?
- От чайку не откажусь, - я кивнул. – Знатный у тебя чаек.
Она рассмеялась. И все таки хорошая бабка – Марьяна.


Вдоль опушки я шел слегка покачиваясь и с твердой мыслью: « Не чай то был, не чай».
Перед глазами все скакало и плясало. Небо в обрамлении толстого серпа и миллиарда звезд то сжималось в один комок, облачая меня в призрачный цилиндр, то вдруг разрывалось и уносилось так далеко, что луна переставала быть видна.
Где-то внизу, под пляшущими ногами, земля извивалась неровной тропой, то сужающейся, то расширяющейся. Ветви - живые, дикие, хватали за куртку и тянули.
- Брысь окаянные! – каркающим голосом гаркнула старуха.
Ветки захрустели. Небо дернулось застыв, а меня замутило.
- Не время еще, не время, милой! – Марьяна схватила мою руку и потянула вглубь деревьев.
Гуще и гуще, темней и темней. И этот противный чай-нечай теперь стоял где-то на подходе к горлу.
- Держись, милой! – В первую секунду, я думал, что она это сказала, что бы я сдерживал себя. Но почти сразу понял, ох, как я ошибся!
Мы летели.
Нет, не в смысле, что мы летели. А летели кубарем под горку. Сшибая колени и локти. Чувствуя, как трещит куртка и брендовые джинсы «Дольче Кабана». И хлестали ветви по лицу, я закрывал его руками. Но все равно - хляпс, хляпс, черт!
Я ткнулся лицом в кислую, вонючую листву, ощущая на лице грязь и еще что-то мерзкое, тягучее.
-Да что б те…
-Тшшш, - марьяна проговорила это настолько тихо и зловеще, что я забыл и о грязи и о том, что меня мутило.
Замер и замолчал.
Она не указывала мне куда смотреть. Она ничего больше не говорила, я только видел как бабка ухмыляясь попятилась, и исчезла за ближайшим деревом. Я не мог двигаться. Знал одно, нужно обернуться. Не просто что бы встать с грязи, а что бы увидеть. И впервые с момента моего замысла, стало страшно, от понимания – ОН там, за спиной. Хотя нет, это было не понимание, это было ощущение, такое, когда по всему телу изморозью.
И я обернулся.



- Да, брось ты, - толкнул меня Митька и швыркнув кофе отошел к своему столу.
- Серьезно говорю, весь в траве, в листве, цвета землистого, а глаза синие как небо, жуткие, но манящие. Как вспомню и дрожь и тепло как будто.
Митька махнул на меня руку.
- Тебе в деревню нельзя. Всяким байкам веришь. Тебя посылали зачем? Что бы ты мозги читателям, которые верят в эти сказки, на место вставил. Нет Лешего в Шартовке. Нет и никогда не было.
- Да говорю тебе, есть он. Куда ж, по твоему, из «комсомолки» Петька девался, и Улька из « Вечерки», и Витек…все они были в Шартовке, говорю тебе. Вот и бабка Марьяшка говорила, что я не первый туда пришел. Понимаешь! Точно тебе говорю. Леший их забрал.
- Ага, их забрал, а тобой побрезговало.
- Да почему побрезговал? Может, ждет, когда вернусь.
- А ты после этого вернуться хочешь? – Митька заржал. – Видать, Марьяшка чумовой напиток делает. Наверное, я тоже туды сгоняю. Ишь как тебя колбасит.
Я обиженно отвернулся.
- Дурак ты, Митька, не в напитке дело. И не езди туда. Не надобно. Говорю, есть он, значит есть.
- Да ладно, мальчишки,- пропела выползающая из-за дальнего стола Галка - главред, толстая и неповоротливая. – Есть и есть. Лёнька, ты материал то по нему готовить когда будешь?
Я помолчал.
- Не буду,- и отвернулся.
- А нахрена тогда катался туды? – злобно хрюкнула Галка и со стуком села обратно. – Не, ну пи…ц, деньги прокатал и в ж…
- Да, верну я…с премии вкладу.
- Ну, ну, – злобно хмыкунула бабенция и уткнулась в монитор.
Я незаметно для неё скривился и показал язык.
Вот какой человек такая и газетенка. Мелкая, пропитанная новостями вековой давности, грязными сплетнями и давно прогнившими баянами.
Я вышел.
Душно и от малогобаритности комнатенки и … просто душно. Прошел вдоль улицы, чиркнув зажигалкой закурил, но после первого же затяга бросил. Не хочу. В груди печет. Воздуха мало. А вокруг машины, гомон, топот. Тетка какая-то толкнула, проходя мимо. Хоть бы извинилась. Корова! И так захотелось…простора, свободы, чистого воздуха, без вот этих…без вот этого…без всего.
Если пройти до конца, свернуть на лево и снова до конца, до конечной остановки автобусов и таксистов, за старыми деревянными домами; там поля и за ними лес.
Я не помню как преодолел этот путь. Остановился в шаге от деревьев. Вот так сразу. Вдруг пришел в себя. Он стоял напротив, выглядывал из-за дерева.
- Хорошо тебе здесь, свободно.
Леший кивнул.
- И одиноко.
Он снова кивнул. Я оглянулся, позади видны дома. Высокие и низкие, панельные и кирпичные, с прямоугольниками окон и кодовыми дверьми. Разные, но все одинаково душные. Как в них живут люди. Как я в них жил.
Как?
Я еще смотрел на душный город, когда косматые лапы пропахшие сырыми листьями опустились на мои плечи.