Оставь меня
Предисловие
Зря я, наверное, решила это вспомнить. То был самый реальный кошмар в моей жизни. Я до сих пор не уверена, что всё это было лишь плодом моего воображения, без участия потусторонних сил. Тяжело проходить через это снова. Не знаю, зачем и почему спустя столько лет я взялась записывать то, что произошло тогда на границе сна и реальности.
Тогда, в феврале 2002го меня тянуло записать это, но было страшно. Очень страшно. Позже вспоминать не хотелось. До сих пор морально тяжело. И по-прежнему страшно. Не хочется на ночь глядя оживлять в сознании те образы. Но сдаётся мне, если я не сделаю этого хоть раз, то так и не избавлюсь от них.
Посвящается моему брату – Артёму Лысенко, погибшему 14 ноября 2001 года. Двадцать один год. Столько ему было, когда пьяный водитель на своей новенькой красной Мазде совершил наезд на него, его невесту и друга. Погибли все. Артём отлетел на пятнадцать метров. Жизнь оставила его последним. Собирали буквально по частям. В гробу пришлось связать верёвками, чтобы тело хоть как-то держало форму.
А виновник трагедии отделался шестью месяцами тюрьмы. Убийство троих человек проходило по делу как "Преступление средней тяжести". И через полгода он вышел на свободу благодаря амнистии.
***
Тук. Тук. Тук.
За закрытыми ставнями монотонно гудит засыпающий город. Редкие сигналы машин. У подъезда соседнего дома, в чей двор выходят окна моей спальни, переругиваются мужчина и женщина. Наверху разрывается чей-то младенец, внизу заходится кашляющим лаем собака. Со всех сторон несётся приглушённый разнобой новостных сводок, скандальных ток-шоу, слёзовыжимательных сериалов и тошнотворно весёлых мультфильмов. А над всем этим мерное «Тук. Тук. Тук».
Я знаю этот звук. Он преследует меня с того самого дня, как тело моего брата было предано земле. Комья рыхлой почвы гулко ударялись о деревянную крышку гроба. И я была в числе тех, кто три раза набирал горсть земли и три раза бросал её.
Тук. Тук. Тук.
Слишком чётко. Слишком громко. Слишком близко. На кухне вполголоса общаются родители, а в дверь моего шкафа кто-то стучит. Настойчиво и неотвратимо. От шкафа меня отделяет всего пара-тройка шагов и узкая полоска света из прихожей, прорезавшая комнату напополам. Своеобразная граница.
- Юля, ты спишь? – тихо спросила мама. Я и не заметила, как она пришла с кухни и остановилась на пороге моей комнаты.
- Оно стучит, - неотрывно смотря на дверцу шкафа, прошептала я. – Ты слышишь, мама? Стук. Ты его слышишь? Мама? Мне страшно.
- Я думаю, завтра на похороны бабушки мы поедем без тебя, - вздохнув, ответила мама. – Не стоит тебе снова проходить через это.
- Я боюсь оставаться одна дома, - стук не прекращался. И как будто стал сильнее, нетерпеливее. – Неужели ты не слышишь?
От страха голос пропал вовсе. Мой шёпот потонул в темноте, когда мама пожелала спокойной ночи и закрыла дверь. Теперь между моей кроватью и шкафом не было даже узкой полоски света.
Дверца скрипнула, приоткрываясь. Я села на кровати и, вжавшись спиной в стену, натянула одеяло до самого подбородка. Кричать не получалось. В горле внезапно пересохло, и оно могло выдавать только булькающие хрипы.
Что-то вывалилось из шкафа и стукнулось об пол. Прошуршало ко мне и остановилось у самой кровати. Всё это время я до боли в глазах вглядывалась в темноту, но видела лишь неясные очертания невысокой человеческой фигуры, когда в соседний двор вдруг въехала машина и полосы света от фар пробежались по стенам комнаты, на мгновение выхватив того, кто стоял теперь прямо напротив меня и тянул руки с узловатыми пальцами.
Моя бабушка. Та, к которой я должна была пойти на похороны завтра, но уже совершенно точно не пойду. Её лицо вновь скрыто темнотой, но я чувствую, что она смотрит. Смотрит на меня.
В лицо пахнуло сырой землёй, и на запястье правой руки сомкнулись холодные, влажные пальцы.
- Мама! Мама! Помоги! Мама! – с запозданием, но крик пробил преграду в горле.
- Тшшш, - шипела бабушка и тянула к себе.
Я брыкалась, вопила, плакала, звала на помощь маму, а бабушка всё тащила, уже схватив обоими руками.
- Всё, всё, родная. Успокойся. Всё. Это просто страшный сон. Страшный сон, и ничего больше. Юля, проснись! Слышишь?! Проснись!
- Подожди, сейчас я…
В лицо брызнули холодной водой.
Я открыла глаза. Апельсин-абажур под потолком заливает комнату тёплым, оранжевым светом. На кровати сидит мама и участливо гладит меня по спине. Рядом, с пустым тазиком в руках, застыл обеспокоенный папа. И больше никого.
Из соседних квартир всё так же доносится разноголосье новостных сводок, скандальных ток-шоу и рейтинговых блокбастеров. Уже не сверху, а где-то сбоку-снизу надрывается младенец. В доме напротив с криками бьют посуду и выясняют отношения. Облысевшие за зиму деревья надсадно скрипят, покачиваясь на ветру и треща ветками.
А дверь шкафа открыта. Но там только моя одежда.
Проситься спать с родителями в мои семнадцать совсем несерьёзно и даже стыдно. Но лучше так, чем оставаться одной в тёмной комнате. Если только спать со светом.
Продолжение следует...
тогда хоть на ночь не публикуй, я и так плохо сплю.))
написано на уровне ) свои не приходят, ведь так? ) демоны?
