Я спохватилась, подошла к лампе и накрыла ладошкой.
- Не время сейчас, дорогой джинн, чтобы ты там не затевал, – прошептала я, делая вид, будто салфеточку на телевизоре поправляю. Мы экран прикрыли от греха, а то мало ли как гость среагирует на главное достижение человеческой цивилизации. Это же вам не Пушкинские сказочки, яблочко не покатаешь, тарелочка-то вон она – за окном висит.
Кое-как уже далеко за полночь спать Мишеля мы всё-таки уложили, не смотря на бурный протест и желанье прогуляться под луной. В дальней комнате уложили на первом этаже. Там окна в сад и кроме деревьев ничего не видно. Даже вышка на Машуке радостно не светится триколором. Да и фейерверками уже не бахают – всю прыть на новый год растратили.
Мы со скатертью убрали со стола и переместили грязные тарелки в посудомойку. Как же хорошо, когда у тебя такая помощница! На завтрак условились что подавать, а там видно будет, как пойдёт. Честно говоря, я совершенно не представляла, что дальше делать с нашим гостем. Нельзя же его взять и за здорово живёшь обратно выпихнуть. Ага, на дуэль прямым ходом. Вот было бы здорово, если она вообще не состоялась. Глядишь, Мишель бы остепенился, дописал «Штосса» и сочинил ещё много-много стихов, а наши внуки и правнуки изучали бы их в школе и читали на празднике поэзии возле памятника. Ну того самого, который в пиджаке.
Лампа сама прискакала из комнаты и прыгнула на стол. Ладно, чего уж там, я глубоко вздохнула, потёрла её украшенный витиеватой вязью бочок и быстренько поставила обратно.
Из носика снова потянулся жиденький дымок. Но вот он заклубился, засверкал, переливаясь немыслимыми цветами, и увеличился в размерах, а через мгновение прямо передо мной материализовался натуральный джинн. Был он изумрудно-зелен и немного прозрачен. Зелёным было всё: кожа, волнистые волосы, глаза на несколько непропорционально большой голове, мягкие руки и даже форма поручика Тенгинского пехотного полка. Создавал он впечатление джинна ещё более мрачного и нелюдимого, чем его копия во плоти, которая мирно похрапывала внизу на кушетке. Я чуть со стула не упала.
- Здрасте приехали… – только и смогла сказать я.
- И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды… – вместо приветствия процитировал джинн довольно приятным баритоном. – Что делать будем?
- В смысле?!
- В прямом, – джинн взлетел и уселся на холодильник, заложив ногу за ногу.
- Это ты у меня спрашиваешь, что делать?! – возмутилась я.
- Это же ты у нас Василиса премудрая, я не ошибся? Вот и помудрствуй на досуге. Не хочу я такой смерти! Не-хо-чу! Не пойду в джинны! А-а-а-а!
Джинн заплакал, и под холодильником стала собираться прозрачная зелёная лужица. Мне стало его жалко. Вернее их обоих. Одного, за то что вырос без родителей такой язвой, а другого за то, что не смог обрести покой. Одно вытекало из другого, а я пошла за тряпкой – не ровен час холодильник коротнёт от этой сырости.
- Ладно, уговорили. Тем более что сама я думала о чём-то таком. Желаю в общем, чтобы дуэль не состоялась. Желаю, чтобы Мишель обратно отправился. Желаю, чтобы ты печальный демон, дух изгнанья, больше не летал над грешною землей. Кажется всё.
Тихо тикали часы и минуты падали в вечность. В окно заглядывала любопытная луна, освещая чуть припорошённую лёгким снежком землю.
- И скучно, и грустно, и некому руку подать… – сказала я в пустоту и пошла спать.
Премудрости премудростями, а против моей старшей сестры Клио не попрёшь. «Штосса» Мишель так и не дописал. На следующий день на мою электронную почту пришло письмо от сестрички – копия некоего документа XIX века.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Тенгинского пехотного полка поручик Михаил Юрьев, сын Лермонтов, одержим золотухою и цинготным худосочием, сопровождаемым припухлостью и болью десен, также изъязвлением языка и ломотою ног, от каких болезней г. Лермонтов, приступив к лечению минеральными водами, принял не более пяти горячих серных ванн, и не долечился, а проследовал в дальнейший путь, в результате чего и скончался в дороге от несварения желудка.
В удостоверение чего подписом и приложением герба моей печати свидетельствую, гор. Пятигорск, июля 15-го 1841 года. Пятигорского военного госпиталя ординатор, лекарь, титулярный советник Барклай-де-Толли.
Я на фамильную ценность потом месяц дулась – сама готовила и убирала со стола, а скатерть сложила в шкаф на полочку для профилактики.
На дуэль опальный поэт в результате пребывания у нас в гостях опоздал. Или дуэль сама по себе как-то расстроилась – не суть. Суть в том, что сказали мне как-то невзначай наши внучки: Ника – богиня победы, и Алиса из страны чудес.
- Живи бабушка, как живётся.
- А тётя Клио рассудит.
Сообщение отредактировал Рыжая: 12 Январь 2020 - 19:56
![:]](https://litmotiv.com.kg/forum/public/style_emoticons/default/ni_mogu.gif)
Иначе, боюсь, причиной безвременной утраты классика послужила б пневмания. Подморозило, все ж таки )) Взглянул на Михаила Юрьевича с иного ракурса, и понял, сколь много романтик добавила его образу смерть на дуэли... Спасибо автору замечательного рассказа за удовольствие!
