Отправлено 17 Март 2013 - 14:09
2. Найденыш
Я встретил свой кошмар в царстве вечного холода, где солнечный ветер, сдувший атмосферу с Марса, слаб и еле ощутим. Межзвездная мгла исторгла черную громаду мертвого корабля у пояса Койпера - ледяного стража границ системы. Сумеречная зона, где Солнце горит чуть ярче других светил, была, наверное, самым подходящим местом для появления порождения тьмы. Морок тянется к мраку.
Пояс Койпера виделся мне криогенной камерой для тысяч больших и малых небесных тел. Малоизученная унылая периферия принадлежала человечеству формально, и интерес к ней, наверняка, появится только тогда, когда область вечного льда превратится в землю обетованную для теплолюбивых форм жизни. Правда, случится это не раньше, чем через пять миллиардов лет – столько отмерили нашей планете господа физики. Потом Солнце начнет пожирать своих детей: нашему желтому карлику прочат кошмарное перевоплощение в красный гигант. Но пока Землю не опалило пламенем звездной короны, и в дружном солнечном семействе ничто не предвещает бури.
Космического скитальца засекли радары потрепанной временем станции, чей персонал искал следы загадочной «первоматерии» – вещества, из которого древние и давно забытые боги вылепили Солнечную систему. Появление незваного гостя, как правило, не сулит ничего хорошего, но участникам событий, цепь которых запустил таинственный визитер, все представлялось иначе.
Пришельца приняли было за комету, - их иногда выбрасывало из облака Орта. Объект внесли в базу данных, присвоив безликий номер, и готовились отослать сообщение на Землю, где ученая братия рассчитала бы его орбиту и, возможно, благополучно б о нем забыла. Проплыви калика перелетный мимо, и сказу конец, но вмешался так называемый человеческий фактор - треклятое людское любопытство.
Кто решил провести дистанционное сканирование объекта и зачем, история умалчивает. В архивах, куда я заглядывал позже, эти данные не сохранились, либо их кто-то изъял. Да и не суть важно. Так или иначе, выяснилось главное: безымянный объект никогда не распустит пышный хвост, даже если подлетит к Солнцу ближе Меркурия. Гость был не кометой, а, скорее, огромным металлическим самородком. Иными словами – целым состоянием, ведь рыночные цены на ископаемые формирует диктат уровня потребления, снижать который человечество никак не намерено.
Корпорации и более мелкие компании рвут друг другу глотки за право разведки и добычи ископаемых в главном поясе астероидов. Есть за что: область между Марсом и Юпитером нашпигована обломками мифического Фаэтона - объектами, состоящими из горных пород и металлов. Это настоящий Клондайк астрономического масштаба, а в поясе Койпера нет практически ничего, кроме замерзших летучих веществ: аммиака, воды и метана. Наткнуться на космический самородок за орбитой Плутона, конечно, гипотетически возможно, но с той же вероятностью, что и сорвать джек-пот в планетарной лотерее. То есть, едва ли реально.
Стоит ли теперь удивляться, почему на станции новость о неожиданно богатом подарке, преподнесенном от имени ее величества Вселенной, встретили с ликованием. Чепчики разве что не подбрасывали, - не было на станции чепчиков. Гостя встречали фанфарами и красной дорожкой, расстелить которую отправили старенький десантный бот с четверкой разведчиков на борту. Среди них волей случая или злого рока оказался ваш покорный слуга. Было мне тогда всего девятнадцать, я закончил училище, куда поступил по настоянию матери (Ты же мечтал о звездах, сынок! Отец бы это одобрил!) и, как представлялось, вступал в долгую и яркую жизнь в компании прожженных космических волков.
Я только-только получил новенькие нашивки юниор-десантника и распределение на стажировку к черту на кулички - на отдаленную станцию, болтавшуюся на окраине Солнечной системы, едва разложил вещи в кубрике. Не скажу, что направление сюда меня обрадовало: те, кому родители наскребли на подарки аттестационной комиссии, попали на настоящие корабли, ходившие между планетами и даже звездными системами. У меня же денег на взятку не было: а мама сама едва сводила концы с концами, пытаясь прокормить моих младших сестер. Но я не унывал, памятуя: путь начинается с первого шага, пусть даже совсем маленького. Кто б мог подумать, что опустив ногу, вляпаюсь в дурно-пахнущую субстанцию вполне определенной природы.
Тесный отсек десантного бота не имел ничего общего с аккуратной стерильной камерой симулятора, которому я провел немало учебных часов. Лицо не ласкали прохладные струйки озонированного ветерка, спертый воздух пах нагретой изоляцией и крепким казарменным духом. Ложемент, к которому меня пристегнули, был неудобным и жестким. Не знаю, кто и с какой целью проектировал это прокрустово ложе, но я даже сквозь скафандр чувствовал твердые углы в самых невообразимых местах. Конструктор, явно, стремился к тому, чтобы экипаж бота не расслаблял булки, и он того добился. Минимум комфорта, максимум функциональности! И почему я считал, что этим принципом руководствуются только при производстве тазиков?
Соседний ложемент занимал старший группы – Лион. Свои звали его Левой, но я в близкий круг пока не входил. Да и с чего бы? Лион - сухенький человек среднего роста, но большой харизмы – вызывал у меня благоговейный трепет. Живая легенда, ветеран нескольких конфликтов, брал на абордаж десятки судов противника, бросаясь в открытый космос по несколько раз на дню. На станции Лион пользовался безоговорочным авторитетом, и, поговаривали, имел право входить без доклада к капитану. Как он попал сюда, я не знал, и старший никогда не говорил. Лиона могли списать со службы за серьезный проступок. Чем, если не ссылкой, объяснить присутствие ветерана на затрапезной станции?
В кресле впереди расположил могучий торс Георг – геолог и, по совместительству, пилот нашего бота. Говорил он с легким акцентом, произнося «о» как «а», а «е» как «э», из-за чего имя старшего группы звучало из его уст не иначе как «Льёва». Примечательный диалект выдавал в Георге уроженца колоний, в которых еще встречались носители языков, не получивших широкого распространения. Лингвоформы, не пожелавшие попасть в котел глобализации, искали убежище на окраинах человеческой ойкумены, где их сохранили в общинах, нравы и обычаи которых в глазах жителя метрополии нередко выглядели варварскими.
За Георгом, впрочем, ничего варварского я не примечал. Возможно потому, что был он мне глубоко симпатичен. Чернявый и горбоносый здоровяк, едва вмещавшийся в ложемент, отличался веселым нравом и острым чувством справедливости, из-за чего частенько ругался с Лионом, с которым дружил, и в котором души не чаял. Станционная молва утверждала, что Георг знаком с «Льёвой» еще с той поры, когда оба ходили в юниорах.
Четвертым членом команды был Виктор - инженер-электронщик, отвечавший за работу вверенных группе приборов. На станции его за глаза кликали Немчиком, хотя германских корней в родословной он вовсе не имел. Столь странное прозвище Виктор заслужил потому, что представлял собой яркий образчик асоциального типа – не по образу, а по определению: он чурался компаний, компании сторонились его. Нормального общения с ним почти ни у кого не складывалось, поскольку Немчик был склонен к пространным и малопонятным монологам об обреченности человечества (он считал, что цивилизация движется к вымиранию) и о технике. Ее он уважал и любил столь же искренне, сколь, как мне казалось, презирал живое общество. Техника, будто чувствуя это, отвечала Виктору взаимностью. Ей почему-то нравятся асоциальные типы.
По мере приближения к неопознанному объекту, стало ясно: он имеет искусственное происхождение. Был темный пришелец похож на вытянутый клин: с одной стороны угадывалось хищное жало носа, с другой - широкая корма. По огромному корпусу бежали нити витиеватого узора, разделявшие корабль на бесчисленные соты отсеков, увенчанные странными надстройками, щупальцами антенн или устройств схожего назначения. Гигантская туша неизвестного судна поражала воображение: оно достигало пары километров в длину и несколько сотен метров в поперечнике.
- Какая громадина! – я не смог сдержать удивленного возгласа, о чем тут же пожалел.
- Захлопни рот, - цыкнул Лион. - В следующий раз оставлю на станции.
- Не надо, - выдавил я и покраснел, радуясь, что в полумраке это не заметно. В темноте все кошки серы, хотя, на мой взгляд, правильнее было бы сказать – в сумраке. В темноте кошку не разглядеть.
– И чем только вам головы в учебке забивают? – раздраженно буркнул Лион. Я не видел его лица, но догадывался, что старший нервничал, и дело было вовсе не во мне.
Многим позже я узнал, что грозного ветерана бьет мандраж перед каждым выходом в вакуум. Услышь об этом медики, давно бы списали его на твердую поверхность с астрофобией или каким-нибудь схожим диагнозом, но в тайну Лиона были посвящены только проверенные временем члены десантной группы, а они, естественно, молчали.
Я подозревал, что той или иной формой звездной болезни страдает каждый, кто хоть раз побывал в открытом космосе. Психиатры сталкивались с массой странных случаев еще на заре освоения околоземного пространства. Некоторые пионеры космоплавания отказывались возвращаться на борт, пребывая в эйфории, кто-то мучился головокружением или вовсе переставал ориентироваться в пространстве, а других сковывал страх – им казалось, что они падают в бесконечное никуда. К счастью, большинство астронавтов не любят делиться страхами, в противном случае человечеству пришлось бы забыть о Вселенной, и довольствоваться уютным и родным, но очень уж тесным мирком.
- Лева, дорогой, зачем молодого пугаешь? – подал голос Георг. – Нам разве пуганный десантник (дэсантник) нужен? Нет!
- Машинкой рули, а в мою епархию не лезь, - огрызнулся Лион, но, помолчав, добавил. – Но салага прав: посудина прет большая. Надо бы к ней приглядеться.
Бот изменил траекторию и, уровняв скорость с чужим кораблем, двинулся параллельным курсом. На фоне циклопической конструкции, неспешно дрейфующей в пространстве, аппарат с несколькими космонавтами на борту казался мелкой букашкой – на прихлоп. Воображение рисовало мне фантасмагоричных существ, которые, ухмыляясь в усы или хоботки наблюдали за нами с борта своей махины, готовясь выпустить ракету или поразить лучом. Эта мысль нагоняла страх, и я чувствовал, как по спине бежит холодный пот, но старался не подавать вида, чтобы не вызвать усмешек у старших товарищей: в юности многим хочется выглядеть серьезней и старше.
Лион, тем временем, вызвал станцию и доложился. С минуту в открытом эфире бушевала дискуссия. Лион считал, что мы должны продолжить сближение. В случае, если корабль обитаем, говорил он, персонал станции войдет в историю, как первооткрыватель неизвестной расы и контактер. Если же объект покинут, - то мы можем предъявить на него имущественные права, благо такая возможность оговорена в Космическом кодексе. На станции, однако, испытывали сомнения в успехе кампании, называли Лиона авантюристом, озвучивали опасения за судьбы отважных десантников и вверенное им имущество, которое стоит немалых денег, но в конце концов сдались, признав аргументы оппонента убедительными.
болевой порог, видимо, не тот 
