Ревизор

И в этом тенденция нашего времени, Нынешнему поколению лень читать. Нафига?

Здесь, я полагаю, речь идет о Кыргызстане и странах СНГ, в которых сегодня кризис идентичности... Расскажу, как обстоят дела с чтением в США, где пришлось побывать лично. Там из года в год читают все больше и больше. Сейчас на каждого американского ребенка приходится в день 21 минута чтения художественного текста (в 1950-е годы было 7 минут), это по данным крупнейшего в мире детского издательства "Сколастикс". В стране выходит 600 литературных журналов на бумаге и еще 700 онлайн, попасть туда авторам очень сложно. В Миннеаполисе при нас на ежегодную конференцию писателей съехались 14 тысяч делегатов... Самая популярная ведущая американского телевидения Опра Уинфри ведет передачу с обзорами новинок книг. Студенты США сейчас получают два высшего образования, по традиции, - своё "родное" и дополнительное, так вот сейчас мода - получить дополнительное образование писателя или чего-либо связанного с книгами... Многие американцы после основной работы едут на вторую работу - бесплатную, вечерами, например, они выпускают детские книги для детей своего района... Это - стиль жизни американцев. Читать стали меньше бумажной литературы, это верно, но всё просто переместилось в цифровую сферу. Отмечается резкий рост продаж цифровых книг. И кичится тем, что не читаешь книги, в Америке сегодня не принято - могут не не так понять, посчитать тебя за неуспешного или за неудачника, ведь у американцев очень большой пиетет перед печатным словом. Был президент, который на людях хвастался, что прочел в жизни всего одну книгу, Библию, - это Линдон Джонсон, американцы к нему крайне плохо относятся из-за вьетнамской войны и не любят вспоминать... А насчет боевиков в 3d - и здесь вы правы, многие из наших предпочитают смотреть фильмы, а не читать. В Америке киноиндустрия как раз и делится на две части: одна снимает кино для себя, внутреннее, высокого качества, а другая - на зарубежье, дешевые боевички, для развивающихся стран... Это в мире знают все - ну, разумеется, за исключением тех, кому в лом прочитать три странички текста  

Для меня сюрреалистично. Кажется, нужно войти в аналогичное состояние, чтобы текст втёк в моё читательское сознание. Однако плутать по этим лабиринтам Хозяина текста было интересно. Спасибо.

С Новым годом, господин Президент!

 

…Часы пробили двенадцать ударов, и наступил Новый год.

Мы чокнулись, как и положено, – я шампанским, хозяева дома, где я коротал ночь, водкой. Дружно вздрогнули и пожелали друг другу всего-всего-всего. Я почти не употреблял спиртного и сегодня сделал исключение ради приятелей и праздника; приглашающая сторона же уже была сильно хорошенькой и держалась на ногах исключительно для того, чтобы упасть лицом в оливье после традиционной дюжины ударов, а не до неё.

 

Выпив, закусив, мы, по ходу, посетовали на то, что бою кремлевских курантов в этот раз не предшествовало ставшее привычным поздравление по телевизору Президента. Но не было, так не было, что ж… Во всяком случае всей новогодней мишуры хватало и без того, и тем более на столе бушевало море алкоголя.

 

За окном раздалась пальба. Это ошалевшие граждане пускали ракеты, взрывали пиротехнические бомбочки, стреляли петардами, устраивали фейерверки и т.д. Небо озарилось разноцветными гремучими сполохами, и тьма стала похожей на радужный шестицветный флаг.

 

–Друзья, айда во двор, посмотрим? А? – предложил я.

 

– Чего смотреть-то? Ик!.. С балкона вон всё видно… – пробормотал хозяин и приложился к очередной рюмке.

 

– Тогда я сам, на пять минут, сбегаю… – Мне было совершенно невыносимо сидеть в такой момент в тесной квартире, тем более чужой. Я выскочил в подъезд, оттуда – на заснеженную улицу и, задрав голову, с замиранием сердца глядел на мерцание пороховых вспышек, сопровождаемое грохотом и бабахом справа и слева, и вообще везде.

 

«Интересно, – думал я, – а кто мне первым на мобилу позвонит? Говорят, от этого звонка весь год зависит…»

 

И тут, как по команде, у меня заиграла мелодия входящего вызова. Кстати, я установил себе «Боже, царя храни». Достав телефон из широких штанин, бросил быстрый взгляд на экран –там, однако, горело только: «Номер не определён». Странно. Но, блин, приятно, в такую-то ночь…

 

Я ответил на вызов – закрывая уши от боевых действий окончательно свихнувшихся горожан.

 

«Внимание, с Вами будет говорить Президент нашей великой Родины, –сообщила мне в трубку какая-то девушка. – Не отключайтесь. Оставайтесь на линии».

 

– Что-о?! – заорал я в ответ. – Тут ни хрена не слышно! Я не понял!..

 

И в тот же миг сообразил, что пальба на улице как-то вдруг сразу прекратилась, во всяком случае почти; последние свои слова я прокричал чуть ли не в полной тишине, воцарившейся среди сугробов.

 

«Президент Вас хочет поздравить! –громко и строго сказала позвонившая мне девушка.– Вы должны понимать, какая это честь». Далее последовал щелчок, и за ним – в трубке – небольшая многообещающая пауза.

 

«Чепуха какая-то, –подумал про себя я. – Ребята разыграть меня захотели…»

 

И тут же услышал голос ЕГО. Да, ЕГО САМОГО, без дураков. Если меня и хотел кто-то подколоть, то, должен признаться, у него получилось очень натурально, прямо не отличишь. На мгновение я потерял дар речи.

 

«Здравствуйте, Василий,– сказал в трубке Президент, и голос его был тёплый, заботливый, проникновенный. – Только что наступил Новый, исключительно благоприятный для нас год, и я счел своим долгом позвонить, в первую очередь, вам лично – чтобы поздравить».

 

У меня пересохло в горле. Верить в такую фантастику не хотелось.

 

– Это… – я пытался подыскать нужные слова. – Меня на понт хотят взять, что ли?.. Дурачка из меня делаете?..

 

«Зря вы так! – Президент казался обиженным. – Вы ведь Василий Иванович Лампочкин, родился 15 октября 1960 года, окончил среднюю школу номер восемь в Биробиджане, с четырьмя двойками, дважды неудачно поступал в МГИМО и ВГИК, работал слесарем на Челябинском тракторном заводе, в настоящее время разведен, трое детей, живущих с матерью, привлекался за неуплату алиментов, любовница Зинка с плодоовощной базы, вы встречаетесь по средам, пятницам и воскресеньям по адресу: пер. Челубея и Пересвета, 13, с шести до восьми часов. Я правильно позвонил?»

 

– Правильно… – пробормотал я, растерянный донельзя.– Слушаю Вас, господин Президент…

 

«Так вот, продолжаю, – неслось из трубки, всё тем же удивительным тоном, чутким, отеческим.– Новый год наступил. Как всегда, мы с волнением ждём этот праздник. Загадываем желания, дарим друг другу подарки. Радуемся замечательной традиции встречать Новый год в семейном кругу, с родными для нас людьми и друзьями. Атмосфера добра, внимания и щедрости согревает наши сердца. Открывает их для светлых помыслов и благородных дел, вселяет надежду…»

+

Мне внезапно пришла в голову мысль попросить у Президента поддержки в некоторых вопросах – раз уж у нас с ним разговор тет-а-тет. Вспомнилось, как посадили друга – за то, что его на дороге случайно переехал мажор, попался некстати. И еще о неприятностях у соседки – она заведующая библиотекой, и ей в фонды подкинули литературу враждебного государства, «Кобзарь» Шевченко. А также пришла на ум судьба нашего бывшего директора – его взяли за то, что отремонтировал за свой счет сельский ДК, силовики оформили расчет с подрядчиком как взятку. Захотелось сказать и о дворничихе из Средней Азии, умершей при родах во дворе роддома, так как ее не пустили на порог. И о знакомой девушке, на которую ополчились власти из-за репоста в интернете…

 

– Господин Президент, – торопливо сказал я, – и Вас поздравляю с Новым годом! Я хотел Вас попросить…

 

«Подождите, не перебивайте, – ответили в трубке. – Я не закончил. Я прекрасно знаю о всех ваших проблемах, и поверьте – мои люди взяли их на контроль. Так вот. Из счастья и успехов каждого человека складывается процветание нашей Родины. Любовь к Родине – одно из самых мощных, возвышающих чувств. Дорогой Василий, сейчас, когда мы подводим итоги уходящего года, хотел бы искренне поблагодарить вас за верность и солидарность с нашей политикой, за глубокие чувства правды, чести, справедливости, ответственности за судьбу своей страны. За неизменную готовность отстаивать интересы Родины, быть вместе с ней и в дни триумфа, и в пору испытаний. Добиваться исполнения наших самых смелых и масштабных планов…»

 

– А-а-а-а!!! – кто-то завопил под боком. Мимо меня промчалась женщина, потрясая мобильным телефоном. – Со мной говорит НАШ ПРЕЗИДЕНТ!!! – закричала она на бегу. – Представляете?! Сам! Президент! Говорит! Со мной! А-а-а-а!.. – и скрылась в темноте.

 

Мимо проехал автобус – наверное, первый в Новом году. В его ярко освещённом салоне я увидел кучу народа в шубах, зимних пальто и меховых шапках; все пассажиры с трепетом держали в руках телефоны и благоговейно слушали, что им говорят в трубке невидимые собеседники. На их лицах сияло непередаваемое блаженство, они светились от гордости, и чувствовалось, что душой и сердцем они не здесь.

 

Даже водитель автобуса вёл машину – и одновременно говорил с кем-то по телефону, вернее, внимал звонившему, и тихая радость играла на его светлом челе.

 

«В наступившем году нам вместе предстоит решить немало задач, – продолжал поздравлять меня Президент. –И год будет таким, каким мы сами его сделаем, насколько эффективно, творчески, результативно будет трудиться каждый из нас. Других рецептов просто нет. Мы должны выполнить, реализовать всё намеченное, ради себя, ради наших детей, ради Родины… Василий! Пора сказать самые тёплые слова своим близким. Сказать им спасибо за понимание и надёжность, за терпение и заботу. Чем больше будет доброты и любви, тем увереннее и сильнее мы будем. А значит, и успеха обязательно добьёмся! С Новым годом вас, Василий, с новым счастьем!»

 

– Сейчас, сейчас, – бормотал я сам про себя, – сейчас нужно сказать ему, что зарплату задерживают уже полгода, и цены на базаре под праздник взвинтились в десять раз! И что дорога, которая ведет к нашему учреждению, – ее отремонтировали несколько месяцев назад – просто рассыпалась в прах, из-за некачественного асфальта…

 

Но в трубке послышался ещё один щелчок – мой собеседник отключился. Зато, вместо него, я услышал девушку, ту же самую, что и в начале, и она напомнила: «Вы сейчас говорили с Президентом нашей страны. Спасибо за внимание!»

 

Дальше последовали гудки…

 

Я стоял, посреди ночной заснеженной улицы, потрясённый, с телефоном в руке. И вдруг ощутил прилив какой-то сумасшедшей энергии, наполнявшей меня по самую макушку. Я понимал, что нынешний разговор, нынешнее поздравление – это аванс, который мне выдан не просто так, он свидетельствует о высочайшем доверии мне как патриоту и гражданину.

 

Я ничуть не обратил внимания на то, как забегали вокруг меня подвыпившие горожане – те самые, что взрывали пиротехнику пять минут назад. Как они вопили до одурения: мол, нам только что позвонил Президент! Самолично, не посчитал за труд поздравить с Новым годом! Пре-зи-дент! ПРЕ-ЗИ-ДЕНТ!!!

 

Я понимал, что это смешно – не мог же, в самом деле, глава государства звонить каждому, тем более в такую важную, ответственную минуту. Пусть ТЕ думают, что хотят, утверждают, что хотят. Я-то в действительности знаю, КОМУ ИМЕННО позвонил ОН САМЫЙ.

 

Я гордился, и сердце моё пело. Как будто заново родился! С восторгом взглянул в небеса. Смотрел – и видел там мириады звёзд, ставших свидетелями этого удивительного, выдающегося, потрясающего события. Хотелось жить и действовать!

 

Я выпрямился. Приосанился. Проникся. И понял, что в Новом году готов идти с новыми силами в новый бой.

Благодарю за буквы. Истина в том, что это действительно часть большого. Но цельность, надеюсь, таки есть. Называется часть большого "В бане". В начале упоминается, что город послужил началу чего-то большего в жизни молодого человека. А теперь, не исключено, баня не только помыла тело, но и что-то подсказала для насущного решения. Итого главная цель "рассказа" - путешествие в исторический Воронеж и одну из его бань. То, что пришло в голову Егору и что не высказано явно, однако есть (см. упоминание о том, что собирается снова работу искать). А что за работа будет - это уже большая тайна.  

Начиная сходить с ума от безысходности и одиночества, Егор набрал номер дяди Андрея, своего крёстного «фея», и напросился в гости. Суровый родственник, как только услышал по телефону надрывный кашель племянника, категорично затребовал его присутствия, пообещав поставить на ноги за два дня. И Егор поехал, в глубине души боясь выговоров за свой внешний вид бухарика-туберкулёзника. Поэтому сразу предупредил, что приедет через день, на выходные, и сразу принялся за уборку, насколько позволяло гриппозное состояние, будто крёстный лично, по внезапному наитию, мог приехать за племянником и проинспектировать его жилищно-бытовые условия. Вынес к бакам мешок пустых бутылок, под косые взгляды знакомых жильцов, смахнул со стола мусор – и работа была сделана. Покосился на оставшиеся пол-литра, скрипнул зубами да вылил остатки в раковину: глядишь, за сутки синева на роже побледнеет. Бриться и мыться не стал, на это сил уже не хватило, тем более у дяди Андрея баня своя, особенная. Там, если получится, Егор вылезет из старой шкуры и придумает, что делать дальше, как жить со всей этой случившейся жопой.

 

После уборки заварил себе китайской лапши, напился чаю – и завалился спать, моментально провалившись в тяжёлый сон температурящего человека.

 

*****

Егор любил Воронеж той самой благодарной любовью, которую испытывают пацаны, жаждущие сладострастной «распаковки» в объятии опытной женщины. Воронеж сделал его тем, кем Егор и стал впоследствии.

 

В тот раз они всей семьёй приехали на новоселье к дяде Андрею. Новоселье – грубо говоря, потому что жил там дядька уже год, но сразу жёстко поставил условие родне: пока не построит баню – никакой «обмывки». Мужик сказал – мужик сделал: и дом к приезду гостей выглядел как игрушка, и баня, обшитая внутри деревянными рейками, пахла волшебно, унося своим лёгким смоляным запахом куда-то в божественный Эмпирей.

 

Пока взрослые в поте лица обмывали дом, баню, обстановку, утварь, здоровье хозяев и гостей, молодежь развлекалась своим способом. Играли в «города», но не ту, знакомую многим, а придуманную двумя братьями – Егором и Степаном. Её суть состояла в следующем: садились в автобус, Игроку завязывались глаза, а эксперт тщательно записывал всё, что Игрок успевал почувствовать во время передвижения по незнакомому маршруту. Затем все «прозорливости» проверялись в библиотеке или у старожилов. Игру эту придумал Стёпа, а Игроком чаще был Егор, возможно, потому что не боялся ошибаться и показаться смешным в своём ментализме. И раз от разу получалось чётче угадывать, «откапывать» прошлое. Для Егора это прошлое являло собой нечто вроде слоёного торта: верхний слой самый вязкий, потому что в нём много людей и движения; в следующие нужно было прорываться через эту человеко-вязь, зато нижние слои были такими твёрдыми, что события на них прощупывались не хуже иероглифов на глиняных египетских табличках.

 

Интернета в то время не было, а энциклопедии родители не собирали. Единственное, что мальчишки знали, это прозвище Воронежа – «колыбель» русского военно-морского флота и воздушно-десантных войск. Триста лет назад Пётр Первый построил свой первый, без помощи иностранных учителей, пятидесятивосьмипушечный (!) линейный корабль. А в тридцатых годах именно здесь, всего в двух километрах от Воронежа, дюжина десантников совершила бросок из небесных высей на землю.

 

Сердце шестнадцатилетнего Егора забилось: город ему, чертяка его возьми, нравился! Первое, что Егор сказал заточившему карандаш «эксперту»: «Буду поступать в десантное!»

- Не фантазируй, - одёрнул брата Степан, - копай давай.

 

И город, почувствовав искреннее уважение и внимание, открылся своему гостю. Егор «копнул» - за крепким мужским духом современного города почувствовался знакомый коричневый (Егор так его называл) запах фашизма:

- По городу ходят фрицы!

 

Это было настолько неудивительно, что Степан поморщился:

- Пф, скажи, где они не ходили?

 

- Дальше Москвы, - огрызнулся Егор и снова углубился в свои ощущения.

 

- … Чую какой-то другой период. Это не советское время. Тут бурлит всё, люди с оружием бегают по городу…

 

- Революция, сто пудов, - Степан покачал головой, будто уже не надеясь ни на что новое.

 

- … Тётка какая-то бросает бомбу в мужика. Он ехал вон туда, - Егор махнул в сторону виднеющихся куполов, - не один, с семьей… Ба-бах! Разметало!.. Мужик ранен… Тётка с бомбой умерла…

 

- «Тётка с бомбой умерла», - криво из-за трясущего автобуса вписал Степан в блокнот.

 

- И дети там ещё… тоже… Мля…

 

- Копай ещё. Что за мужик?

 

- Не знаю, начальник какой-то, важный такой… Хочу глубже…

 

«Ниже» был всё тот же дерзкий, боевой дух, в котором ртутные люди стекались в лужицы, что-то выкрикивали, писали, шептали. А потом в нос ударил едкий «запах»:

 

- Воняет… Не как в больнице – как будто на кладбище. Много больных, очень много… И при чём тут колокола?

 

- Эпидемия какая-нибудь. В её время раньше часто в колокола били, чтобы отпугнуть, - суммировал информацию Степан.

 

- Да, скорее всего, так и было… Ещё запах. Гарь. Город горит. Весь…

 

- Проверим, - пообещал брат, записывая очередную реплику Игрока.

 

Позже, в библиотеке, расшифровали всё. «Тёткой с бомбой» оказалась эсэрка Фёдорова, погибнувшая в 1908 в результате неудачного теракта: губернатор Бибиков, цель террористов, остался жив, зато пострадало много невинных людей, в том числе и дети.

 

Чуть раньше, в начале девятнадцатого века, город пережил эпидемию холеры, начавшуюся по вине паломников, пришедших помолиться мощам Святителя Митрофана. А в 1748 город почти весь выгорел.

 

Угадал Егор многое, что информационными сгустками осталось в памяти города: и толпы пленных шведов, свозимых в город для постройки крепости Осеред; и  смерть Лжедмитрия Второго, и разгром казацкого войска, поддерживавшего Марину Мнишек; и стычки татар с местными жителями… Город оказался дерзким, решительным и харизматичным. В  нём не было так тяжело, как в Москве или Питере. И не было так пресно как в каком-нибудь небольшом молодом городишке.

 

- Всё! – Егор стянул повязку, когда почувствовал, что выдохся. И повторил: – Буду поступать тут в десантное!

 

Брат только ухмыльнулся.

 

*****

Спустя три года, в девяносто пятом, Егора отпустили на последнюю воронежскую побывку, дали четыре дня на прощание с городом и родными, а затем, по особому приказу, переводили в другую часть, московскую. Егор был зол, не смотря на то, что ему пообещали интересного руководителя (именно руководителя, сука!) и команду. Меньше всего Егор хотел стал штабистом:

- Что это, мля, за десантник, который без неба живёт? – жаловался на жизнь дяде Андрею, к которому заехал попрощаться да в последний раз помыться в его баньке.

 

- Ну, ничего, ничего… Может, оно и к лучшему. К матери и брату ближе будешь, - утешал родственник.

 

- Я им и так каждую неделю звоню, - буркнул Егор и залпом хряпнул стопку кедровой настойки.

 

К матери и брату он ближе не стал – после месячных занятий и инструктажа (знали бы родственники, какой хренью они там страдали!) свежеиспечённых «боевых экстрасенсов» отправили в Чечню. Потом – служба там, ежедневная игра со смертью. «Вот это жизнь!» - сладко замирало сердце Егора каждое утро: что готовит новый день? И со временем он почувствовал себя как рыба в воде - вдыхал риск, выдыхал адреналин.  И как всего этого не хватало после! Про последние месяцы и говорить не стоит. Можно сказать, Егор медленно умирал от безделья и отсутствия опасности.

 

 

Надо признать, смена обстановки и свежий воздух уже начали свою незамысловатую терапию. Так что Егор подходил к дому дяди Андрея в более жизнеспособном состоянии, чем когда закрывал трясущимися пальцами свою квартиру, точнее, квартиру друга, предоставленную на полгода.

 

– Ну-ну, педросексуал,– весело глядя на Егора, закашлявшегося у порога, хмыкнул самодовольно в густые усы дядька, – загнулся там в своём метро, а? И  ноготки-то отполированные не помогают, кхе-кхе?

 

Не мог не вспомнить любимую тему для спора. Ему были не понятны естественные привычки остригать ровно ногти и убирать кусты под мышками да в паху. А ещё пользоваться дорогим парфюмом от Hugo Boss и предпочитать удобным безразмерным футболкам белые рубашки с дорогими костюмам, не купленными на рынке, а заказанным в ателье. Андрею казалось, что Егор на верном пути к потере природной половой ориентации. Однако нынче племянник оказался небрит, от него – и забитый нос гайморитника не ошибся бы – несло тяжёлым горько-кислым запахом протравленного спиртом и антибиотиками тела. В общем, был далёк от образа метросексуала, любимого объекта философствований усатого родственника.

 

- Бухал, что ль? – прозорливо спросил дядька,  терпеливо ожидая, пока гость расшнурует неряшливого вида ботинки.

 

- Есть немного, - признался Егор.

 

- А мать что говорит?

 

- А ЧТО мать говорит?

 

- Ну-ну… Ладно, я много не налью, раз на то пошло. Будешь пить только фирменную.

 

Под «фирменной» подразумевалась самогонка, которую дядька гнал привычно по ночам и раз в год, перед новогодними праздниками. На этот запах, точно чуял, приезжал из Семилук кум дядьки – Савельев. Егор его отчего-то не выносил. Глазки масляные, говорит, вроде, нормально, но всё норовит сказать плохое про отсутствующих и позавидовать «везучести» кума. И работа-то у Андрея «не бей лежачего», и платят-то ему «денжищи», и баба «не тощая килька».

 

Вот и в этот раз, не успел завязаться разговор, как раздался противный знакомый голос во дворе.

 

- Савельевы? Чё им надо? – спросил у нахмурившейся тётки Егор.

 

- В баню помыться приходят. У них летом котёл прохудился.

 

- Всей семьей полгода к вам ходят?!

 

- А куда им деваться?

«Сука!» - скрипнул про себя Егор. Меньше всего сейчас хотелось слушать завистливое жужжание этой семейки.

 

Гости, как это водится, пришли голодные: «Я только с работы пришла, а Савельев уже детей одевает, тащит к вам! Пришлось всё бросать!» - извинялась худощавая Евгения. И только четырнадцатилетняя Настя Савельева краснела одна за всех и, отказавшись от застолья, ушла смотреть телевизор. Егор тоже извинился и под предлогом, что пошёл подкинуть дровишек в баню, улизнул, оставляя позади себя восхищённое мурчание:

- Хороша рыбка у тебя, Марина Витальевна, с душой сделана! Женьк, спроси рецепт!

 

- Сука! – повторил Егор, подкидывая в жерло печи дрова и свою ярость.

 

Ненависть требовала выхода. Сходил за полотенцем, чистым нижним бельём и бутылкой холодного пива, приготовленного к банному священнодействию. Пусть баня не совсем дошла, лучше наблюдать за тем, как она постепенно набирает жар, чем пялиться на голодные, жадные до чужого добра и счастья глаза.

 

Баня! Чистилище русской души. Древняя, закопченная, с одиноким оконцем, через которое дым выходит на улицу… Обиталище домовых и первая больница древних. Ленка, бывшая жена, рассказывала, что в русских банях после полуночи можно чертовщину почувствовать. Не успел помыться вовремя – потом словно за спиной кто стоит и наблюдает. Егор подобного не испытывал: как-то всё не получалось познакомиться с домовым, а в солдатских казарменных банях нечисти не водилось. Боялись, верно, черти солдатский дух.  А в тех, что топились «по-чёрному» доводилось мыться. Такая баня всегда метила гостей на прощание: не рукой, так одеждой заденешь покрытые сажей стены. Поэтому старались мыться в ней по очереди: пока один держит одежду, другой – смывает с себя грязь.

 

Дядькино чистилище было европеизированным, с положенным котлом и трубой, так что Егор разделся безо всякой брезгливости и оставил свои пожитки с кислым духом перед дверью в намечающийся ад. Спустя несколько минут Егор понял, что недооценил температуру. Печка пела, переходя по крещендо от потрескивания к гулу. Егор плеснул пиво, разбавленное водой, на каменку – и сразу древесный запах разбавился ароматом жареного зерна. Выпить бы холодного пивка! Но кашель и боль в груди предупредили, мол, мы не потерпим экстрима! Тогда Егор налил пива в ковш и поставил греться на каменку, а сам, чтобы не страдать в ожидании, решил помыться, чтобы потом сидеть, паки агнец божий, на полке и выгонять через пот хвори.

 

Только намылился – в предбаннике завозился кто-то. Дядькин голос со стороны печки спросил:

- Егорыч, ты как там? Живой? – и, бум-бум, снова подбросил угля.

 

- Живой! Кто меня обещался берёзовым веником выпороть? – весело отозвался пленник «ада».

 

Дядька промолчал, а в баню ввалился Савельев:

- У-ух-ху-ху! Вот это я понимаю, баня!

 

Егор аж плечами повёл: этого ещё не хватало! Молча ополоснулся и поднёс горячее пиво ко рту. Савельев уже оглядывался по сторонам, заметил бутылку и потянулся к ней.

 

- Смотрю, ты уже не как его там… педро-метро…? – присвоил чужую шутку. В прошлом году так же случилось им в бане вместе париться, так заметил гладко выбритый пах, а после намотал на ус и шутку дяди Андрея.

 

- Не для кого, - буркнул Егор, - пойду остыну малость…

И вышел в предбанник, посидел там минуту. От резкой смены температуры зашёлся кашлем. Пришлось возвращаться. Отменяется берёзовый веник: эта сука будет сидеть в бане, наслаждаться первым чистым паром, а дядь Андрей не придёт: тесновато для троих.

 

Ещё раз быстро намылился и навёл себе воды, чтоб ополоснуться:

- Я всё. Позову Веньку.

 

- Его Женька помоет, - блаженно отозвался Савельев, старательно потея.

 

Егор уже был готов выйти, как его окликнул ненавистный голос:

- Цепочку свою забыл. Это что такое? Что за металл? – Савельев крутил в пальцах памятный медальон, выплавленный на прощание из осколка, ранившего в ногу.

 

На круге над облаками летел самолёт: сослуживцы знали преданность Егора небу, вот и запечатлели в осколке его мечту.

 

- Адамантий, - едва медальон коснулся пальцев, Егора будто током пронзила одна идея.

 

- Что за адамантий?

 

- Самый дорогой в мире металл. Про когти Росомахи слышал?

 

Савельев завозился заинтересованно, снова попросил рассмотреть безделушку:

- И почём грамм?

 

- Знаю только, что за эту монету можно спокойно баню построить.

 

- Э?

 

- Хочешь, покажу кое-что? Фокус.

 

- Давай! – Савельев был только рад собеседнику.

 

Егор, извинившись, что уже перегрелся, приоткрыл дверь в предбанник, запуская холодный воздух, подождал минуту, а  затем забрался на полог к Савельеву.

 

- Значит, смотреть надо прямо на самолёт, - Егор растянул цепочку и закрутил медальон, - примерно минуту, потом фокус будет.

 

- Ну, давай! – Савельев устроился поудобнее.

 

- Расслабься, иначе ничего не увидишь. Слушай мой голос, и что я говорю, попытайся представить себе картинку, - голос Егора изменился, стал душевнее, как показалось «зрителю», глубже. И вдруг увлёк за собой.

 

- «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат...» Глаза твои закрываются… Ты оказываешься рядом с Понтием Пилатом… Слушай мой голос… Следуй за ним… Ты готов слушать дальше?

 

- Да, - послушно прохрипел Савельев с закрытыми глазами.

 

- «Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух…» Ты видишь эту картинку?

 

- Вижу…

 

- Слушай, что говорит тебе Понтий Пилат: «Сейчас ты быстро помоешься и твоя семья тоже. А потом ты вернёшься к себе домой и больше никогда к Михайловым без приглашений не придёшь. Потому что тебе гордость не позволит». Слушай голос Понтия Пилата и внимай ему. «А ещё ты перестанешь завидовать другим, будешь сам работать в поте лица и сделаешь себе баню, как у Михайловых. Не будешь спокойно спать и есть, пока не сделаешь!» Это говорит тебе Понтий Пилат, великий прокурор Иудеи. А не сделаешь, - казнят по его приказу. Год тебе даёт на исполнение приказа! После – живи как сможешь… Слушай мой голос…

 

Егор призадумался на мгновение, рассматривая расслабленное лицо напротив сидящего и покачивающегося сорокалетнего мужика, и добавил:

- Начиная с этого дня будешь брить на теле волосы каждую баню. На лице. В подмышках. И в паху. Волосы будут тебя раздражать. Ты начнёшь чувствовать запах пота и испражнений, которые будут скапливаться на них… Слушай мой голос. Слушай голос Понтия Пилата. И следуй указаниям. Повтори, что ты понял?

 

- Волосы… брить… Баню построить… Работать… Не завидовать…

 

- Всё правильно. А сейчас я буду считать от десяти до одного. Как только скажу «один», ты откроешь глаза и будешь верить, что сам решил жить по-новому. И никому ничего не скажешь. Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три … два… Один!

 

*****

Марина сидела, задумчиво, и смотрела, как племянник с аппетитом ест. Егор как пришёл с бани, так завалился спать. Его накрыли двумя одеялами, чтобы пропотел. Встал через два часа мокрый, пришлось опять снимать одежду и одеваться в дядины. Но сначала опять ополоснулся в бане и теперь сидел за столом голодный, словно неделю не ел:

- Тёть Марин, я завтра в магазин схожу, скажите, чего купить надо.

 

- Ничего не надо. Всё дома есть. Ты мне лучше скажи, милый, что ты там, в бане, Савельеву сказал?

 

- А что случилось? Да вроде нормально мы помылись, я с ним почти и не общался, - Егор, как профессиональный врун, даже не улыбался.

 

- Наорал на пацана за то, что тот к нему мыться не пришёл…

 

- На Веника? А почему Веник не пришёл? Я же сказал ему, что батя зовёт.

 

- Да заигрался он… господи… эти ваши компьютеры… - тётя Марина вздохнула и принялась убирать со стола ненужную посуду. – И ушли они быстро. Настёна и чай попить не успела. Странный он какой-то…

 

На кухню, принеся с собой табачный запах и уличную прохладу, вернулся дядя Андрей:

- Егорыч, не переживай, завтра ещё баню натопим, и я тебя, как обещал, полечу веником. А сегодня что-то я уже устал. Останешься завтра?

 

Егор ответил, что торопиться ему особо некуда, так что до понедельника он задержится. А потом поедет домой, новую работу искать. Они поговорили ещё немного о перспективах за чаем, затем дядька непритворно зевнул, проморгался и упёрся руками в бок:

- Так. Тётка, ты постелила племяннику свежее бельё, а? Или он на мокрых простынях спать будет? С-сыкун…

 

Егор расхохотался:

- У меня теперь новое прозвище?

 

Дядька сощурился:

- Это как себя вести будешь. Не вылечишься у нас…

 

А Егору спать расхотелось, во всяком случае, пока: перебил себе ночной сон.

- Дядь Андрей, а у тебя домовой после полуночи в бане моется?

 

- Чаво-о?

- Да так, вспомнилось… Знакомые рассказывали, что после двенадцати в бане мыться только с домовым. Хочу проверить.

 

- Смотри, не усни на полке. Свалишься – домового разбудишь.

 

- Ну и шуточки у вас, - Марина проходила мимо с кастрюлей, - лучше б завтра к Митрофану сходил, себе за здравие поставил свечу. Когда последний раз в храме был?

 

- Может, и схожу, - уклончиво пообещал Егор и пошёл искать себе книгу для ночного чтения. Ночь предстояла долгая…