Т.е. вы хотите сказать, кто не читает, тот не пьёт шампанского?

Глупости, конечно, я не хочу так сказать. Шампанское может пить кто угодно, в т.ч. бандиты (не думаю, что среди них многие читают). Я говорю не об индивидуальных случаях, а о социальных законах. Представляете разницу? ОБЩЕСТВО, в котором умеют работать с текстами в массе своей (и со всем, что сопутствует текстам и вытекает из них), иными словами, общество, в котором студенты сами пишут рефераты и дипломные, - такое общество гораздо эффективнее, чем общество, в котором студенты не способны ни на что. Соответственно более эффективное общество "пьет шампанское" - больше и чаще, чем менее эффективное, и именно это СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКОН. Вот и всё

А насчет того, что чтиво пишется только для развлечения - я спорить не буду. Каждый сам для себя делает вывод, для чего существует чтиво, предмета спора тут нет. Это всё равно, что кому-то нравится ходить в обносках, почти голым, а кто-то предпочитает стильную одежду У нас свобода, брат Кстати, с наступающим!

Уважаемый Алмаз, я, кажется, писал, как обстоят дела в Америке, - Вы не прочитали? У них резко растут продажи цифровых книг. А это значит, что соответственно снижаются продажи (и выпуск) бумажных. Издатели США переживают грустные времена. Это факт. Бумажная книга постепенно сходит со сцены. Но... С чего Вы взяли, что люди в развитых странах меньше стали читать? Этот вывод верен для СНГ, но для США, Франции, Германии, не для Китая, даже для Аргентины он не верен. Читают больше те, кто хочет управлять миром, потому что текстовая информация, по крайней мере, для правителей еще не уступила места какой-либо иной. Читают в ЦИФРОВОМ виде. Но ЧИТАЮТ. Не читают в нашем обществе - но не моя же вина, что мы добровольно выбираем роль управляемых. Те, кому нужна информация, в т.ч. текстовая, - читают. Те, кто согласен быть на вторых, на третьих и т.д. ролях, в этом не нуждается. О чем тут спорить? Я не вижу предмета спора! Не читаете - и Ваше право, Вы выбрали сами своё место в мире

Уважаемый Алмаз, я, кажется, писал, как обстоят дела в Америке, - Вы не прочитали? У них резко растут продажи цифровых книг. А это значит, что соответственно снижаются продажи (и выпуск) бумажных. Издатели США переживают грустные времена. Это факт. Бумажная книга постепенно сходит со сцены. Но... С чего Вы взяли, что люди в развитых странах меньше стали читать? Этот вывод верен для СНГ, но для США, Франции, Германии, не для Китая, даже для Аргентины он не верен. Читают больше те, кто хочет управлять миром, потому что текстовая информация, по крайней мере, для правителей еще не уступила места какой-либо иной. Читают в ЦИФРОВОМ виде. Но ЧИТАЮТ. Не читают в нашем обществе - но не моя же вина, что мы добровольно выбираем роль управляемых. Те, кому нужна информация, в т.ч. текстовая, - читают. Те, кто согласен быть на вторых, на третьих и т.д. ролях, в этом не нуждается. О чем тут спорить? Я не вижу предмета спора! Не читаете - и Ваше право, Вы выбрали сами своё место в мире  

И в этом тенденция нашего времени, Нынешнему поколению лень читать. Нафига?

Здесь, я полагаю, речь идет о Кыргызстане и странах СНГ, в которых сегодня кризис идентичности... Расскажу, как обстоят дела с чтением в США, где пришлось побывать лично. Там из года в год читают все больше и больше. Сейчас на каждого американского ребенка приходится в день 21 минута чтения художественного текста (в 1950-е годы было 7 минут), это по данным крупнейшего в мире детского издательства "Сколастикс". В стране выходит 600 литературных журналов на бумаге и еще 700 онлайн, попасть туда авторам очень сложно. В Миннеаполисе при нас на ежегодную конференцию писателей съехались 14 тысяч делегатов... Самая популярная ведущая американского телевидения Опра Уинфри ведет передачу с обзорами новинок книг. Студенты США сейчас получают два высшего образования, по традиции, - своё "родное" и дополнительное, так вот сейчас мода - получить дополнительное образование писателя или чего-либо связанного с книгами... Многие американцы после основной работы едут на вторую работу - бесплатную, вечерами, например, они выпускают детские книги для детей своего района... Это - стиль жизни американцев. Читать стали меньше бумажной литературы, это верно, но всё просто переместилось в цифровую сферу. Отмечается резкий рост продаж цифровых книг. И кичится тем, что не читаешь книги, в Америке сегодня не принято - могут не не так понять, посчитать тебя за неуспешного или за неудачника, ведь у американцев очень большой пиетет перед печатным словом. Был президент, который на людях хвастался, что прочел в жизни всего одну книгу, Библию, - это Линдон Джонсон, американцы к нему крайне плохо относятся из-за вьетнамской войны и не любят вспоминать... А насчет боевиков в 3d - и здесь вы правы, многие из наших предпочитают смотреть фильмы, а не читать. В Америке киноиндустрия как раз и делится на две части: одна снимает кино для себя, внутреннее, высокого качества, а другая - на зарубежье, дешевые боевички, для развивающихся стран... Это в мире знают все - ну, разумеется, за исключением тех, кому в лом прочитать три странички текста  

Читать о событиях от человека, находящегося внутри инфо-эпицентра, всегда интересно, поэтому остаётся только пожелать удачи в совершенствовании текста. По счастью, я никогда не попадал в подобное, наши местные революции не считаются, за ними не надо было ехать далеко. И по этой же причине было страшновато за рассказчика. Пусть у Вас всё получится.

К слову, название многообещающее, клюнул на него сразу.

Спасибо за внимание. Рад, что сатиру поняли.

Насчет «только в документах с большой» – это глупости. Во-первых, не существует четких правил в этом случае, есть рекомендации. Во-вторых, в русском языке есть много нюансов, которые в современные времена безграмотности чуть ли не утрачены. Так, очень большую роль выполняют знаки препинания: … ; ?.. !.. ?! ?!. и др., которые передают массу оттенков интонации и отношения говорящего – но нынешние авторы их растеряли. Так и в случае с большой «Вы». Как и в японском, есть несколько уровней обращения к собеседнику. Если «вы» с малой – один уровень, если с большой – это более высокий уровень. На слух разница, конечно, не ощущается, но играя буквами – прописными и строчными, – автор тем самым даёт дополнительную информацию читателю, выказывает свое негласное отношение к каждому персонажу диалога. Например: один персонаж обращается к другому на вы, а другой отвечает ему на Вы. Неужели не чувствуется нюанс в их взаимоотношениях?..

Justa D , вот это да! Не ожидал, честно скажу.

Для меня сюрреалистично. Кажется, нужно войти в аналогичное состояние, чтобы текст втёк в моё читательское сознание. Однако плутать по этим лабиринтам Хозяина текста было интересно. Спасибо.

Не нашла намека на историческую баню. Может, намекнуть? Тогда и целостность сразу появится...

Жаль, что этого маловато. 

Баня! Чистилище русской души. Древняя, закопченная, с одиноким оконцем, через которое дым выходит на улицу… Обиталище домовых и первая больница древних. Ленка, бывшая жена, рассказывала, что в русских банях после полуночи можно чертовщину почувствовать. Не успел помыться вовремя – потом словно за спиной кто стоит и наблюдает.

Ещё что-нибудь впишу.

И тут у меня случился разрыв шаблона   Я-то думала, что все десантники совсем не метросексуалы. Да, армейская дисциплина делает своё дело, приучает к бритью, мытью и вообще аккуратности, но чтоб настолько, что даже Хуго Босс, белоснежные рубашки с костюмами и выбритый пах Вотэтоповорот, короче. Это, если что, не критика, а комментарии по тексту. Я ж не знаю, как там на самом деле, поэтому и разрыв шаблона получился. Но всё же... где он там в десантуре костюмчики из ателье носить умудряется?

Не все геи - пидарасы. (с) Когда она была, десантура? Давно это было. С тех пор не только ометрусексуалиться, но и ориентацию потерять можно. 

Спасибо за добрые комментарии.

(От очередной страницы остался только хвостик, к сожалению):

«…устали от лодок мёртвых… только Отмеченный один знает тайну мира и может её открыть – если захочет… мелькали берега, и города вдоль них, то с одного края, то с другого… Ьтацданнидо, Ьтацданевд, Ьтацданирт… Нидо-Ьтацдавд… жара, пустыня, ПДК… великому Каналу, который пересекает мир из конца в конец и радует краснокровых…»

(Потом, видимо, отсутствовал целый кусок текста, и довольно большой)

«…городе Корос… измученные от постоянного недоедания и грозивших нам опасностей, не могущие уже смотреть на мерзкое мясо крокодилов, кое одно в сушеном и вяленом виде составляло наш дневной рацион, мы приняли решение наняться в городе Корос на работу, чтобы организованно пополнить бюджет экспедиции… случайно попали… просто нам так повезло… большая радость… жителей города, они даже устроили празднество с песнями и плясками, пили много пальмового вина и пива, целовались на улицах друг с другом, даже незнакомыми людьми, и с нами тоже; а дело оказалось в том, что городу в этот день удалось наконец избавиться от исконного врага – то был гигантский, как его прозывали, Летучий Пипецл, или для краткости Пип; он не давал горожанам жить спокойно, парил над всеми окрестными землями и жрал всё, что попадалось ему на пути; чтобы откупиться от него, горожане заключили с Пипом нечто вроде негласного соглашения, по которому отдавали поганцу на съедение кое-кого из местных, а взамен тот не пылкал огнём в непосредственной близости от городских стен и соблюдал, если так дозволено выразиться, определённый порядок совершения злодеяний; но глупый Дурдур, он же Дур-дурачок, напился и вызвал на бой в песках…»

«…и никто не мог понять, каким образом Дурдуру удалось одолеть это жуткое чудовище, а сам дурачок объяснить сие был не в состоянии, во-первых, потому что всё время был пьян – на радостях, а во-вторых, потому что словарный запас его как полного идиота был слишком мал, чтобы воплотить свои впечатления и ощущения в слова, доступные человеческому разумению… любом случае туша поверженного Пипа лежала на солнцепёке недалеко от городских ворот, и это был факт, с которым приходилось считаться, и наша задача как наёмных работников заключалась в том, чтобы захоронить останки этой мерзости, а горожане согласны были платить за это продуктами и монетою… говорились речи, напитки текли рекой, и сам Дурдур, ставший живой легендой, силился что-то сказать, отбиваясь от окружавших его девушек-красавиц, но язык не слушался его, и из всей его речи можно было разобрать только: «Это самое… ик… ну, короче…», но данной информации было явно маловато, что, впрочем, никак не мешало горожанам радоваться и кричать: «гип-гип, ура!», и мы, конечно, присоединились к общему веселью, но более всего нас радовала возможность поесть от души и ещё заработать на дальнейшую дорогу, делая полезное дело…»

«…так вот, был составлен план расчленения двухсоттонной туши и её последовательного захоронения на участках земли, прилегающих к городу, а это были земли оазиса, и, как оказалось, они все принадлежали крестьянам, которые наотрез отказывались выделять место для закапывания частей поганца; другой причиной, сорвавшей первоначальный план, была невозможность каким-либо образом расчленить Пипа, ибо всё его зловонное тело покрывала бронированная чешуя, а кровь под нею оказалась предельно ядовитой, и от испарений её мои матросы падали в обморок, если не говорить о большем – ибо и смертные случаи также происходили, и нам пришлось думать и учиться, каким образом можно вообще взяться за дело в данном случае; боцман посоветовал взорвать труп, используя запасы пороха на наших галерах, и мы так и поступили, но неправильно рассчитали заряд, ибо опыта подрыва летучих пипецлов ни у кого из нас не было; в результате взрыва была повреждена городская стена и рухнули ворота, ведущие из оазиса в пустыню, и, кроме того, была оторвана голова монстра на длинной шее, и взрывной волной её насадило на шпиль городской ратуши, откуда она взирала на город со зловещей ухмылкой, в то время как запах…»

«…использовали практически все запасы взрывчатых веществ, и добились при этом весьма скромных результатов, но всё же отдельные фрагменты тела уже можно было транспортировать в пустыню, в пески – подальше от города, в котором от жуткого зловония, исходившего от растерзанного зверя, началась эпидемия страшной болезни… (размыто) …преступности на городских улицах, ибо выяснилось, что раньше преступников отдавали Пипу на съедение, а нынче такой возможности горожане были лишены, и постоянные грабежи и убийства со стороны распоясавшихся негодяев, потерявших чувство страха после смерти чудовища… (далее неразборчиво) …дети не слушались родителей, потому что пугать их Летучим Пипецлом стало бессмысленно… (неразборчиво) …местные ведьмы на свой шабаш; ведь раньше их сдерживало наличие страшилища, взявшего на себя все ужасы городка, а теперь ничто больше не мешало… (крайне неразборчиво) …паломничество воинов-героев с разных мест Канала, приезжавших сюда, в Корос, специально чтобы сразиться с Пипом, но поскольку монстр их всех пожирал, то богатые доспехи, украшенные золотом и алмазами, мечи и щиты доставались городской казне, а после того, как Дурдур…»

«…и тогда этот крестьянин ударил по лицу горожанина, посмевшего грязно выругаться в адрес убиенного Пипа, потому что хозяйство отныне осталось без запаса удобрений, а Пип, пока был жив, летал над всеми землями и обильно их удобрял своим навозом – примерно по тридцать-сорок тонн в день, и благодаря этому оазис процветал, ведь все сельскохозяйственные культуры росли быстро и густо… и после того, как отравленная кровь пипецла попала в городские стоки, и даже сделала непригодною воду для питья… (следующая часть рукописи, к большому сожалению, не сохранилась) …скорбные физиономии членов городского совета, узнавших о решении местного синекрового лишить город старинной привилегии не платить налоги из-за проклятого чудища, и так не дававшего горожанам свободно вздохнуть…» (на этом месте страница неожиданно обрывается)

«…отличный солнечный день, и мы, экипаж двух оставшихся галер, подготовили всё к отплытию; многие из моей команды умерли – одни от отравления здешней водой, другие от болезней, косивших жителей города Корос одного за другим, третьи надорвались, пытаясь передвинуть многотонные части туши чудовища, которые к тому же ещё и смердели, разлагаясь на солнце; скорейшему отъезду способствовал и ряд обстоятельств: во-первых, в городе стало невыносимо дышать – понятно по какой причине, во-вторых, мы таки заработали себе запас продуктов для продолжения пути, хотя и ценой неимоверных с нашей стороны усилий и жертв, и к тому же продукты, переданные нам городским советом, все были с душком – понятно по какой причине, в-третьих, до нас дошли сведения, что Отмеченный крайне отрицательно отнёсся ко всему происшедшему, и пока было неясно, чем это городу грозит; было также и в-четвёртых – слухи о скорой мести горожанам, её, мол, тщательно готовит Большой Летучий Пипецл, близкий родственник погибшего, проживающий на другом конце пустыни, но собравшийся здешние края навестить; поутру мы перешагнули на городской площади через пьяного Дурдура, чтобы добраться до порта и поскорей…»

(Часть рукописи отсутствует)

«…Отмеченный; я буквально настаивал, что это именно он и есть – тот, о ком мы услыхали на базаре в городе Отс, всё указывало на то, что нам, небольшому отряду из нашей экспедиции, надо на время отклониться от Канала и идти прямиком через пески в горы Божественной Цепи, чтобы попытаться отыскать там этого человека; он-то и есть Отмеченный, это он! – я ничуть в том не сомневался; впервые за время нашего долгого путешествия у меня на сердце царила радость от того, что скоро мы сможем выполнить свою миссию и узнать тайну мира – если Отмеченный пожелает её нам открыть; я готов был припасть к его стопам и умолять мне довериться, пообещать стать его рабом или учеником, в данном случае это не имело значения; дорога была долгой и опасной, мы умирали от жажды и жарились на солнце, нам чудились миражи, а в горах Цепи по ночам пробирал дикий холод до костей; жёлтые драконы окружали наш лагерь со всех сторон, когда мы останавливались на ночлег, у костра, и своими светящимися в темноте очами взирали на нас из темноты, боясь подойти ближе и, от злобы, высвистывая косматыми языками свои драконьи песни; в довершение ко всему нас стал преследовать призрак неба, он не давал нам покоя и сбивал с пути, по вечерам…»

«…и проводник показал нашему отряду место, где последний раз видели искомое существо, и мы устремились по следу и вскоре, среди скал, разглядели его – и оно выглядело ужасно; я не мог поверить, что это Отмеченный, и когда мы всё-таки убедили его выйти из укрытия – из-за нагромождения камней, и обратились к нему на всех возможных человеческих наречиях, с мольбой в глазах, он рискнул заговорить с нами; той же ночью, когда мы вместе грелись у огня, он открыл мне тайну – но оказалось, не ту, что я ожидал; признавшись, что не является Отмеченным, ибо кровь имеет не фиолетовую, а прозрачную – явно не как у людей, – он назвался Песчаным Человеком и поведал свою историю: когда-то, пять миллионов лет назад боги даровали ему бессмертие за великие заслуги перед своим племенем, но в чём заключались эти заслуги, он за давностью лет забыл; и с тех пор он живёт и мучается, особо страдая от того, что эволюция ушла далеко вперёд, и в мире больше нет подобных ему единоплеменников, он теперь обречён на вечное одиночество; ещё он просил его убить, ибо каждого пришедшего просит о том же, но все отказывают – от ужаса перед пятью миллионами; отказали и мы, и он долго рыдал в ночи, в свете догоравшего костра…»

(Не хватает некоторых страниц?)

«…плыли, плыли и плыли, и вели долгие беседы с боцманом, который рассказывал о днях свой юности, когда он служил у голубокровых придворным писарем, а позже – придворным какарем, но в результате придворных интриг вынужден был сбежать, по его словам, «на море» и с тех пор странствует, пытаясь найти себя и обрести душевный покой; Канал – прямой, как стрела, – действует умиротворяюще на его душу, а бесконечные пески по обе стороны Канала – уравновешивают его сердце, слева, и печень с почками, справа, и потому кажется, что в мире царит равновесие… (пропуск) …дул ветер, который вздымал в воздух тонны горячего песка, и местный провожатый – смотрящий по участку Канала – вдруг закричал, что надвигается волшебный вей-пей-шей, и это значит, что нужно каждому матросу много пить, литров по десять воды из Канала, не медля, чтобы стать тяжелее, иначе может унести в воздух, или же, взамен, нужно вышить на рубашке силуэт крыльев; многие моряки не поверили и не стали ни пить, ни шить; в результате их подхватил порыв вей-пей-шея и поднял в небеса; когда ураган стих, то унесённые ветром не захотели возвращаться обратно и долго летели за нашими судами, превратившись в человеко-птиц…»

(Далее часть текста отсутствовала, мне досталось лишь полстраницы):

«…в полном мужском составе… плыли и радовались солнцу… огорчало лишь то, что мы остались совсем без денег и без товаров, ибо обряд восстановления обошёлся неожиданно дорого, но оно того стоило, если в наши намерения по-прежнему входило узнать тайну мира, и поэтому я как командир экспедиции вынужден был согласиться на условия горожан… мужчины гребут быстрее женщин… беседовали с боцманом об Отмеченном и его власти, тем более что Отмеченный живёт вовсе не здесь, а неизвестно где, но сила его простирается вдоль всего Канала, и слово его – закон для каждого… руководствуется высшими соображениями, недоступными простым смертным с красной кровью, и даже голубокровые и синекровые не всегда понимают стратегию управления, которой придерживается он…»

«…ещё мы размышляли с боцманом о лодках мёртвых, которые нередко попадались нам на пути, плавая килями кверху, и это производило жуткое впечатление, нужно признать; никто из смертных не рисковал приближаться к ним на близкое расстояние, мы старались всегда миновать эти загадочные кили как можно быстрей, и на носах наших галер даже дежурили вперёдсмотрящие, задачей которых было именно не допустить опасное сближение с теми, с кем нам предстоит ещё встретиться в загробном мире; впрочем, число лодок мёртвых практически не превышало число кораблей живых, а поскольку между населёнными землями вдоль берегов Канала были длинные участки необитаемых территорий, то путешествующих по пути нам попадалось не так уж и много, соответственно и лодки мёртвых встречались далеко не всегда, и это позволяло не отвлекаться по пустякам… плыли мимо песков и мимо оазисов с пальмами, видели цветущие кактусы по берегам, глинобитные домики под сенью вечнозелёных кедров, пингвинов, драконов и крокодилов – короче, всех домашних ПДК, составляющих основу хозяйствования здешних жителей… купаться в Канале нельзя, это святотатство, так повелел Отмеченный ещё много веков назад…»

«…очень хотелось кушать… без денег и без товара трудно было прокормиться, и когда мы проплыли мимо городов Ьтсеш, Ьмес и Ьмесов, где нас просто гнали от причалов, мы уже больше не могли… матросы были на грани голодного бунта, мне приходилось их сдерживать, но тут на берегу встретилась деревушка, состоящая из домов-корзин, то есть все жители обитали в странных строениях, напоминающие плетёные корзины довольно больших размеров; и экипаж самовольно пошёл на приступ, в надежде поживиться, чем боги послали, и я не сумел сохранить на кораблях дисциплину, ибо люди оголодали донельзя, но результат оказался плачевным – купола над каждой корзиной, по мере того, как мои моряки продемонстрировали свои откровенно недружелюбные намерения, стали расти и расти, как будто надувались в шары – и в конце концов выяснилось, что это и есть шары, огромные воздушные шары, наполненные горячим воздухом из очага посреди каждой корзины, где жители ежечасно поддерживали огонь; и все дома взмыли в небеса и вскоре, тесной стайкой, скрылись за горизонтом; впрочем, корзинщики, бежав с насиженного места, оставили нам ПДК, и этого матросам хватило… а корзинщики так и живут, кочуя по берегам…»

«…к пристани в городе Ьтявед, где нас встретили исключительно вежливо и препроводили к местному голубокровому вождю; я был не один, а взял с собой отряд из двух десятков матросов, дабы под охраною вести переговоры насчёт снабжения наших судов едой… говорили уверенно и твёрдо, и в конце концов вождь пошёл нам навстречу, обещав снабдить галеры всем необходимым в достаточном количестве, но сперва пригласил отведать, чем именно он готов снабжать… мы расположились в специальном зале для приёма гостей и посетителей, где царила прохлада, очень уместная после палящего солнца снаружи, вне стен дворца; песчаная пустыня, сопровождавшая нас вдоль всего Канала, не давала забыть о себе ни на минуту, тела наши загорели и пропахли потом, но здесь, в покоях мудрого вождя, мы позволили себе расслабиться в ожидании сытного обеда, но в конце концов вождь вызвал меня к себе и предложил разделить трапезу с ним лично, пока мои краснокровые матросы останутся сами, чтобы задать работу желудку и печени; и я шёл по дворцовому коридору, ведомый служанкою, и та шепнула мне на ухо, видимо, сражённая моей мужественной красотой, чтобы я ни в коем случае ничего не ел, хотя блюдо и не отравлено…»

«…религия не позволяет, – объяснял мне голубокровый вождь, – относиться плохо к чужестранцам, каждого надо приветить и досыта накормить, это наш закон, и большой грех возьмёт на душу тот из нашего города, кто закон нарушит… всё самое лучшее гостям… кушайте, кушайте… не хотите, потому что сыты? – это не беда, главное, что сопровождающие вас люди отведали нашего гостеприимства, и такое же точно кушанье в этот момент доставляется на все ваши суда… (далее неразборчиво) …мы называем это блюдо жмур, его ест даже наш синекровый; очень вкусно, невероятно вкусно, и мне жаль, что вы не хотите это попробовать… (неразборчиво) …и девушка помогла мне выбраться из окна, и мы вдвоём помчались в зал для гостей, к моим матросам, но не успели – те все уже лежали с выпученными глазами и раздутыми животами, от жадности кое-кто ещё жевал, но при этом стонал в агонии; и девушка сообщила мне, что жмур до чрезвычайности вкусен, и все, кто ест его, требуют добавки, и им дают, и они едят и едят, пока не умирают от обжорства, и нет никакой возможности остановиться, а когда сам синекровый заказывает себе жмур, то его связывают и кормят с рук, а в добавке отказывают, не взирая на приказы…»

«…удалось проникнуть на капитанскую галеру, мимо береговой охраны, вместе с девушкой-служанкой, сбежавшей из дворца, и выбросить за борт многочисленные мешки со жмуром, кои были сложены на палубе в невообразимом количестве; команда возражала, и мне даже пришлось подраться с боцманом, желавшим продолжения банкета, я долго и упорно доказывал ему, что продукт вреден, хотя и вкусен; и девушка тоже старалась, защищая меня, и было обидно, когда матросы, в порыве чувств, бросили её за борт, и я надеюсь, что она доплыла до берега, потому что мы недалеко ушли от причала, и что её не станут, вернув во дворец, потчевать жмуром в отместку за содеянное; странное в этом городе понятие о гостеприимстве, хотя – надо отдать должное – блюдо действительно вкусное, так говорят все, кто взял его в рот, и я им охотно верю на слово, хотя сам и не оценил, насколько оно великолепно и, пожалуй, не жалею о том; итак, мы спасались бегством от кораблей преследователей, которые заманивали нас огромными тарелками с наложенным горкой жмуром, мы даже видели их на палубе в подзорные трубы, но всё равно останавливаться не хотели, а только убегали, убегали и убегали… дело в том, что их религия не допускает убийства, но…»

(Опять пропуск)

«…нашли его, человека с фиолетовой кровью, он помогал разгружать баржу вместе с другими мужиками и выглядел так, что его невозможно было отличить от краснокровых; я спросил его: вы точно Отмеченный? – и он коротко кивнул и дал понять, что сейчас занят, он должен полить огород, подоить домашнего дракона и принять посланца от синекрового повелителя земли Атсирт, поскольку там идёт война, и необходимо помочь принять срочное и справедливое решение; и мы, последние представители экспедиции, выжившие после всех злоключений, согласились ждать, сколько нужно, и я несколько часов задумчиво смотрел на Канал, а в голове моей рождались странные и противоречивые мысли; я даже допускал, что думаю совсем как еретик, и боги вряд ли будут довольны столь поразительными умозаключениями… (часть текста, видимо, утрачена) …накормил нас овощами со своего огорода и предложил располагаться в его хижине, как дома, отдыхать, пока он напишет несколько посланий для голубиной и пингвиньей почты, так как времени терять нельзя; я рискнул спросить, неужели он отдаёт приказания королям и фараонам, но в ответ получил виноватую улыбку; законы крови несовершенны, – грустно вымолвил он…»

«…пил молоко дракона, и оно казалось мне вкусным, как никогда; и потом я спросил Отмеченного о звёздах в небе и песчинках в пустыне, которые мы созерцали, сидя вдвоём на берегу Канала и ведя неторопливый разговор; и он заметил: ты и сам знаешь, ты так много проплыл… да, – ответствовал я, – звёзды в небе – это сердца когда-либо живших людей, они мерцают, так кажется, – а на самом деле бьются, продолжают биться в веках; а песчинка – то, что остаётся от бренного тела после нашего ухода из жизни; не зря почивших закапывают в песок – всё возвращается в этом мире на круги своя; много живших – много пустынь; и, однако, не давал покоя я сам себе, трудно ответить мне, чего в мире больше: звёзд или песчинок? или же правило гармонии уравновешивает их все? – на что Отмеченный отвечал, что и это должно быть известно страннику: у очень многих людей сердца нет, а потому песок количественно побеждает звёздное небо; но и это видимость – ибо на самом деле существует много вселенных, не заметных глазу, они наполнены сердцами иных миров, и все бьются, все пульсируют в унисон, в результате чего космос имеет ритм и голос; чтобы услышать их – нужно просто слушать, и ничего более, и это дано не песчинке, но сердцу-звезде…»

«…и тогда я задал главный вопрос: в чём тайна мира? – на что Отмеченный ответил: и это знаешь ты, зачем тогда спрашиваешь; да, – я дрожал от мысли, что всё во мне открыто тому, кто читает живущих, как книгу, – наш мир прям, ибо Канал рассекает его на две равные половины, и он мал; вместе с тем, он велик, потому что бесконечен; можно сколь угодно долго плыть по Каналу и никогда не познать края его, и в этом сказывается кривизна, изогнутость нашего мира, которая куда сильнее, чем его прямолинейность; мы видим одно, но множественность сущего полнее, чем нам дано увидеть… чего больше: звёзд или песчинок? – кажется, что песка, однако наличие иных, незаметных глазу вселенных ставит под сомнение это утверждение; так и в вопросе прямизны-кривизны – можно всегда плыть, идти, лететь строго по прямой, но в результате оказаться в исходной точке, благодаря чудесному искривлению, и пусть это не будет потрясением для путника… я знаю, я понял, что мир наш круглый, может, он цилиндр или даже шар, и это познание пришло ко мне по мере чувственных наблюдений; другая экспедиция, посланная, как и мы, но вверх по Каналу, подтвердит это открытие, обогнув мир по прямой, хотя с задержкой, поправкой на силу течения…»

(Была и последняя страничка рукописи, совсем плохо сохранившаяся, вот она):

«…корабли мёртвых? – так это же… (совсем не читаемо, увы) …а ещё… звёзды, звёзды, звёзды… молоко дракона? – полный кувшин! …Отмеченный не отвечает на вопросы, он лишь подводит нас самих к разумному ответу; кровь видится фиолетовой сквозь призму познания…»

(И ещё клочок бумаги):

«…смотрели на Канал… на звёзды, звёзды, звёзды… тайна мира? – Отмеченный вздыхает, и во вздохе его – вся жизнь… на звёзды… на звёзды… на звё…»

Собственно, на этом рукопись и оборвалась.

Я, говоря по совести, не представляю, как нужно относиться к этому парадоксальному труду. С одной стороны, читать поучительно, интересно, временами даже захватывает. С другой – сведения, сообщаемые здесь, не соответствуют действительности – если брать во внимание основной вывод автора, насчёт тайны. Первооткрыватель – якобы первооткрыватель – со своими взглядами явно устарел, уж не знаю на сколько сотен лет. Человечество с тех пор сильно продвинулось в науке, даже дети в школах изучают форму нашего мира – и это не шар, а лента Мёбиуса[1].

Ну, а что касается «лодок мёртвых»… Понятно, что путешественники видели в воде не «перевёрнутые кили», а такие же суда, на которых плавали и сами, с обычным живым экипажем. Просто те шли по Каналу с «противоположной стороны» ленты Мёбиуса, и наблюдателям казалось, что кто-то – килем «кверху», а кто-то – килем «книзу». Вот и все дела. Узнать истину уже в те времена было проще простого, если бы… если бы… если бы Отмеченный не запрещал людям погружаться в Канал…

Всё-таки что-то странное есть в этой работе…

…Ладно. Пойду-ка куплю у бабки семечек! Вдруг подкинет что-нибудь ещё – уж я-то не прогляжу интересненькое J

Декабрь 2016 года,

г. Бишкек

Как была открыта кривизна МИРА

Эта история открылась мне из древней рукописи, причём самым неожиданным образом. Я не учёный, не архивариус и даже не любитель. Просто однажды я покупал у бабки семечки на базаре, и она насыпала их в бумажный кулёк, который сама же и свернула у меня на глазах; пришедши домой – благо жил по соседству, – я развернул опустевшую обёртку и, перед тем как отправить в мусорное ведро, чуток пробежал глазами. Так, на всякий случай. По инерции.

И был поражён.

Передо мной лежали на столе страницы пожелтевшей от времени бумаги. Заполненные аккуратным, меленьким старо-гномическим письмом, знакомым мне по книгам жанра херрор. А поскольку книгами такими я зачитывался перед сном, после сна, в перерывах между сном и даже во время него (в смысле они мне снились), то, естественно, что мне стало жутко интересно, и я по буквам, точнее, по сенсорным значкам, из коих этот алфавит, собственно, и состоял, начал медленно и неотвратимо знакомиться с содержанием.

И меня это так увлекло, что пришлось вернуться на базар обратно, чтобы выпытать у бабки, как к ней попало это чудо…

Между делом скажу, что бабуся сама происхождения рукописи не знала и лишь открыла мне, что бумаги остались в наследство от ушедшего в мир иной её муженька, старого деда, по молодости много путешествующего в горах Арбагонии. Он-то и привёз оттуда этот рукописный шедевр. Который, увы, бабка мне выдать в полном объёме отказалась по причине, что ей некуда будет заворачивать свой нехитрый товар.

Пришлось ещё раз сбегать домой и подыскать замену – первым, что попалось под руку, оказалась конституция Веймарской республики, изданная на языке гуарани, ей-то и пришлось пожертвовать, отдав продавщице семечек на полное растерзание. Взамен я получил вожделенную рукопись. В которой, правда, уже отсутствовали некоторые части; пришлось подключить воображение, чтобы хоть отчасти восстановить повесть о выдающемся путешествии, которая открылась мне по мере постепенного ознакомления с текстом.

Привожу всё дословно, как есть:

«…который представляет собой наш мир; итак, один бескрайний Канал, уходящий за горизонт, шириною тысячу локтей, и длиною неизмеренной, ибо неизвестно, где у Канала начало и где конец; он прямой, как стрела, и создан был атлантами за тридцать веков до нашего рождения, и протекает среди песков, и только на берегах его существует жизнь, построены города из песчаника, растут жарко-хвойные и кактусы, а как отойдёшь от воды, то можно заблудиться в раскалённом песке, а то и утонуть в нём, поскольку встречаются пески зыбучие, и покойников так у нас, собственно, и хоронят, отдавая песку на съедение, он засасывает тела, если оставить их в определённых местах, но это касается лишь людей с красной кровью, потому что иным строят мавзолеи и пирамиды, либо прячут в мумифицированном виде в пещерах, которые также попадаются по берегам – по крайней мере, в невысоких горах, расположенных в пределах видимости от Канала, по обе его стороны и параллельно ему, но не везде, а цепью, с перерывами, как у нас говорят, Божественной Цепью, и в том проявляется великий замысел атлантов, впрочем, неизвестный нынешнему поколения совершенно, ибо утеряна тайна, скрывающая смысл мира…»

«…эту нашу экспедицию, предводителем которой меня назначили голубокровые, и я по их велению снарядил четыре галеры с гребцами, и первого мартидора мы выплыли из отправной точки нашего путешествия, и целью поездки является познание тайны мира, но о том никому я не имею право говорить, кроме как этому моему дневнику, которому одному и могу довериться… торговые суда… замаскированы… итак, сделав вид, что мы простые купцы, мы направились прямо по течению воды в Канале, вперёд и вперёд; а как известно, наш мир асимметричен, и это выражается в том, что вода течёт в одном направлении, и мы разделяем две сути: вперёд и назад, то есть по течению и против; я не знаю, как будем мы возвращаться обратно, может быть, и не дано нам вернуться, но самое главное – даже ценой собственной жизни нужно выяснить, как и почему устроен наш мир, и где Канал заканчивается; другая же экспедиция, подобная нашей, имеет задание плыть против течения и открыть начало Канала; таким образом, люди с голубой кровью планируют получить Оружие Вечности, которое заключается в управлении силами природы, немыслимое без познания, откуда и каким образом…»

«…торгуя специально припасенными товарами, вернее, делая вид, что торгуем, и одновременно расспрашивая население прибрежных земель о причинах и устройстве мира – вернее, о том, как видит местный люд такие причины и такое устройство, мы продвигались от одного города, расположенного вдоль линии Канала, к другому… разные берега… разные города… поскольку плыли мы в направлении, откуда встаёт солнце, а вода в Канале течёт именно туда – к солнцу, то… (здесь вообще неразборчиво – прим. расшифровщика) …город с правого бока встающего солнца, то есть на правом берегу, и город с левого бока солнца, то есть на левом… чередуются… эти города… проплыли мы города, которые сами для себя шифровали секретными названиями, ибо выговорить их тутошние имена, на наречиях аборигенов не представляется возможным, да и нашим голубокровым знать их ни к чему, поскольку ни на йоту не приближает к открытию тайны мира, а лишь отдаляет от неё, являясь словесным мусором… итак, мы проплыли города Нидо, Авд, Ирт и вскоре по курсу показалось крупное поселение Ерытеч, о котором шла странная слава… как всегда… прибрежные деревеньки, жители коих держат ПДК, то есть пингвинов-драконов-крокодилов, и далее главный причал…»

 «…одни женщины кругом, и это было удивительно видеть, тем более что многие из них ходили по улицам города нагишом, ибо жар из пустыни давал о себе знать постоянно, но, впрочем, некоторые из них были и одеты, даже закутаны с головы до ног в материю самых разных расцветок… племя мармезонок… женщины-воины вооружены ужасными алебардами и волшебными саблями, заговоренными на отсекание опознавательных знаков у приезжих мужчин, коим запрещено законом появляться на улицах города, о чём мы, увы, не знали, будучи заезжими путниками… и когда нас вели под конвоем к главному Храму Всех Женщин Мира, то видел я кое-где усатые морды, выглядывавшие из-под разноцветных плащей и смотревших вопрошающе на нас, но на мой вопрос, почему этим мужчинам можно, а нам нельзя, мармезонки отвечали, что те, на кого я указываю, и не мужчины вовсе, потому что облачены в женские одеяния, и следовательно, по закону могут быть отнесены к женскому полу, чего не скажешь о наших моряках, вырядившихся, на взгляд мармезонок, абсолютно неприемлемо для женского глаза, и в силу этого одного лишь должны быть наказаны усекновением виновной части тела и, кроме того, ещё…»

«…обряд, посвящённый таинству превращения всех наших моряков в женщин, и таким образом, экспедиция наша, если она хочет продолжить путь, будет уже сугубо женской экспедицией, и мы ничего не можем против этого поделать, ибо таковы местные порядки и нравы, и Главная жрица Храма Всех Женщин Мира распорядилась начать процедуру обращения, а мармезонки-воительницы держали каждого пленника в течение всего положенного времени – до тех пор, пока он не становился пленницей, а потом его, вернее, её уже отпускали и больше пленницей не считали, ибо закон был соблюдён; Главная жрица читала особые молитвы, которые, видимо, доходили до богинь, потому что тут же, на глазах, грубые моряки превращались в нежных морячек, и мой сугубо мужской экипаж таял на глазах в полумраке Храма, вернее, он превращался в экипаж женский, а я сам с изумлением взирал на совершавшееся действо; таинство обряда захватило и меня, но когда очередь дошла до моей собственной персоны, мне пришлось объяснить, что кровь моя оранжевая, а не красная, как у остальных членов экспедиции, и я даже продемонстрировал это с помощью доказательной вилки, уколов себя в живот, а на таких, как я, действие их законов не…»

«…так вот, мармезонки вовсе не могли что-либо сделать со мною, ибо выше законов их города стояли законы крови, но зато меня могли посадить – и посадили в ГСЯ, то есть Глубокую Страшную Яму, вырытую неподалёку от Канала, и держали там ровно полгода, как полагается по всем правилам человеческого общения в случаях нарушения закона со стороны тех людей, чья кровь не является красной; если бы кровь моя была жёлтого цвета, то я сэкономил бы целый месяц и отсидел бы в ГСЯ не шесть месяцев, а только пять, если бы зелёной – то четыре и так далее; но что мечтать о несбыточном, нужно благодарить судьбу за то, чем она наполнила наши жилы, и не роптать, а принимать любое приключение с благодарностью, тем более что на каждую кровь приходятся не только свои горести, но и всякие радости, и чем меньше носителей крови определённого цвета, тем больше выпадает им радостей, а ведь оранжевокровых меньше, чем краснокровых, желтокровых меньше, чем оранжевокровых, и так далее; но, вместе с тем, растёт и ответственность, поэтому я готов склонить перед желтокровыми и тем более зеленокровыми голову, а Главная Жрица относилась как раз к их породе, так что решения её я не мог обсуждать, оставалось повиноваться…»

«…дышать воздухом свободы; за полгода ГСЯ я отвык от дневного света, и теперь наслаждался солнцем и великолепным видом Канала, и даже жар песков по обе стороны от наших галер не слишком портил моё настроение и лишь поднимал боевой дух; мы уплывали от города женщин навсегда, и под моим начальством теперь находилось две сотни морячек, что было меньше первоначального числа матросов, нанятых на корабли для участия в экспедиции, ведь некоторая их часть за время моего заключения забеременела и потому осталась в городе – месте, которое мы покинули кто с сожалением, а кто с воодушевлением… город Ьтяп, возникший на нашем пути, как оказалось, был городом исключительно мужчин, и я считал опасным причаливать к берегам его, памятуя о судьбе многих моих матросов, но местные лодочники меня успокоили, объяснив, что Отмеченный позаботился о том, чтобы горожане не причиняли зла проезжающим мимо дамам; напротив, желающие могут пройти в городе обряд восстановления, в Храме Всех Мужчин, правда, за определённую плату, и собственно этим-то и кормятся горожане – помогая, одновременно, своим соседкам из города выше по течению, который мы покинули совсем недавно, ведь всем надо существовать…»

С Новым годом, господин Президент!

…Часы пробили двенадцать ударов, и наступил Новый год.

Мы чокнулись, как и положено, – я шампанским, хозяева дома, где я коротал ночь, водкой. Дружно вздрогнули и пожелали друг другу всего-всего-всего. Я почти не употреблял спиртного и сегодня сделал исключение ради приятелей и праздника; приглашающая сторона же уже была сильно хорошенькой и держалась на ногах исключительно для того, чтобы упасть лицом в оливье после традиционной дюжины ударов, а не до неё.

Выпив, закусив, мы, по ходу, посетовали на то, что бою кремлевских курантов в этот раз не предшествовало ставшее привычным поздравление по телевизору Президента. Но не было, так не было, что ж… Во всяком случае всей новогодней мишуры хватало и без того, и тем более на столе бушевало море алкоголя.

За окном раздалась пальба. Это ошалевшие граждане пускали ракеты, взрывали пиротехнические бомбочки, стреляли петардами, устраивали фейерверки и т.д. Небо озарилось разноцветными гремучими сполохами, и тьма стала похожей на радужный шестицветный флаг.

–Друзья, айда во двор, посмотрим? А? – предложил я.

– Чего смотреть-то? Ик!.. С балкона вон всё видно… – пробормотал хозяин и приложился к очередной рюмке.

– Тогда я сам, на пять минут, сбегаю… – Мне было совершенно невыносимо сидеть в такой момент в тесной квартире, тем более чужой. Я выскочил в подъезд, оттуда – на заснеженную улицу и, задрав голову, с замиранием сердца глядел на мерцание пороховых вспышек, сопровождаемое грохотом и бабахом справа и слева, и вообще везде.

«Интересно, – думал я, – а кто мне первым на мобилу позвонит? Говорят, от этого звонка весь год зависит…»

И тут, как по команде, у меня заиграла мелодия входящего вызова. Кстати, я установил себе «Боже, царя храни». Достав телефон из широких штанин, бросил быстрый взгляд на экран –там, однако, горело только: «Номер не определён». Странно. Но, блин, приятно, в такую-то ночь…

Я ответил на вызов – закрывая уши от боевых действий окончательно свихнувшихся горожан.

«Внимание, с Вами будет говорить Президент нашей великой Родины, –сообщила мне в трубку какая-то девушка. – Не отключайтесь. Оставайтесь на линии».

– Что-о?! – заорал я в ответ. – Тут ни хрена не слышно! Я не понял!..

И в тот же миг сообразил, что пальба на улице как-то вдруг сразу прекратилась, во всяком случае почти; последние свои слова я прокричал чуть ли не в полной тишине, воцарившейся среди сугробов.

«Президент Вас хочет поздравить! –громко и строго сказала позвонившая мне девушка.– Вы должны понимать, какая это честь». Далее последовал щелчок, и за ним – в трубке – небольшая многообещающая пауза.

«Чепуха какая-то, –подумал про себя я. – Ребята разыграть меня захотели…»

И тут же услышал голос ЕГО. Да, ЕГО САМОГО, без дураков. Если меня и хотел кто-то подколоть, то, должен признаться, у него получилось очень натурально, прямо не отличишь. На мгновение я потерял дар речи.

«Здравствуйте, Василий,– сказал в трубке Президент, и голос его был тёплый, заботливый, проникновенный. – Только что наступил Новый, исключительно благоприятный для нас год, и я счел своим долгом позвонить, в первую очередь, вам лично – чтобы поздравить».

У меня пересохло в горле. Верить в такую фантастику не хотелось.

– Это… – я пытался подыскать нужные слова. – Меня на понт хотят взять, что ли?.. Дурачка из меня делаете?..

«Зря вы так! – Президент казался обиженным. – Вы ведь Василий Иванович Лампочкин, родился 15 октября 1960 года, окончил среднюю школу номер восемь в Биробиджане, с четырьмя двойками, дважды неудачно поступал в МГИМО и ВГИК, работал слесарем на Челябинском тракторном заводе, в настоящее время разведен, трое детей, живущих с матерью, привлекался за неуплату алиментов, любовница Зинка с плодоовощной базы, вы встречаетесь по средам, пятницам и воскресеньям по адресу: пер. Челубея и Пересвета, 13, с шести до восьми часов. Я правильно позвонил?»

– Правильно… – пробормотал я, растерянный донельзя.– Слушаю Вас, господин Президент…

«Так вот, продолжаю, – неслось из трубки, всё тем же удивительным тоном, чутким, отеческим.– Новый год наступил. Как всегда, мы с волнением ждём этот праздник. Загадываем желания, дарим друг другу подарки. Радуемся замечательной традиции встречать Новый год в семейном кругу, с родными для нас людьми и друзьями. Атмосфера добра, внимания и щедрости согревает наши сердца. Открывает их для светлых помыслов и благородных дел, вселяет надежду…»

+

Мне внезапно пришла в голову мысль попросить у Президента поддержки в некоторых вопросах – раз уж у нас с ним разговор тет-а-тет. Вспомнилось, как посадили друга – за то, что его на дороге случайно переехал мажор, попался некстати. И еще о неприятностях у соседки – она заведующая библиотекой, и ей в фонды подкинули литературу враждебного государства, «Кобзарь» Шевченко. А также пришла на ум судьба нашего бывшего директора – его взяли за то, что отремонтировал за свой счет сельский ДК, силовики оформили расчет с подрядчиком как взятку. Захотелось сказать и о дворничихе из Средней Азии, умершей при родах во дворе роддома, так как ее не пустили на порог. И о знакомой девушке, на которую ополчились власти из-за репоста в интернете…

– Господин Президент, – торопливо сказал я, – и Вас поздравляю с Новым годом! Я хотел Вас попросить…

«Подождите, не перебивайте, – ответили в трубке. – Я не закончил. Я прекрасно знаю о всех ваших проблемах, и поверьте – мои люди взяли их на контроль. Так вот. Из счастья и успехов каждого человека складывается процветание нашей Родины. Любовь к Родине – одно из самых мощных, возвышающих чувств. Дорогой Василий, сейчас, когда мы подводим итоги уходящего года, хотел бы искренне поблагодарить вас за верность и солидарность с нашей политикой, за глубокие чувства правды, чести, справедливости, ответственности за судьбу своей страны. За неизменную готовность отстаивать интересы Родины, быть вместе с ней и в дни триумфа, и в пору испытаний. Добиваться исполнения наших самых смелых и масштабных планов…»

– А-а-а-а!!! – кто-то завопил под боком. Мимо меня промчалась женщина, потрясая мобильным телефоном. – Со мной говорит НАШ ПРЕЗИДЕНТ!!! – закричала она на бегу. – Представляете?! Сам! Президент! Говорит! Со мной! А-а-а-а!.. – и скрылась в темноте.

Мимо проехал автобус – наверное, первый в Новом году. В его ярко освещённом салоне я увидел кучу народа в шубах, зимних пальто и меховых шапках; все пассажиры с трепетом держали в руках телефоны и благоговейно слушали, что им говорят в трубке невидимые собеседники. На их лицах сияло непередаваемое блаженство, они светились от гордости, и чувствовалось, что душой и сердцем они не здесь.

Даже водитель автобуса вёл машину – и одновременно говорил с кем-то по телефону, вернее, внимал звонившему, и тихая радость играла на его светлом челе.

«В наступившем году нам вместе предстоит решить немало задач, – продолжал поздравлять меня Президент. –И год будет таким, каким мы сами его сделаем, насколько эффективно, творчески, результативно будет трудиться каждый из нас. Других рецептов просто нет. Мы должны выполнить, реализовать всё намеченное, ради себя, ради наших детей, ради Родины… Василий! Пора сказать самые тёплые слова своим близким. Сказать им спасибо за понимание и надёжность, за терпение и заботу. Чем больше будет доброты и любви, тем увереннее и сильнее мы будем. А значит, и успеха обязательно добьёмся! С Новым годом вас, Василий, с новым счастьем!»

– Сейчас, сейчас, – бормотал я сам про себя, – сейчас нужно сказать ему, что зарплату задерживают уже полгода, и цены на базаре под праздник взвинтились в десять раз! И что дорога, которая ведет к нашему учреждению, – ее отремонтировали несколько месяцев назад – просто рассыпалась в прах, из-за некачественного асфальта…

Но в трубке послышался ещё один щелчок – мой собеседник отключился. Зато, вместо него, я услышал девушку, ту же самую, что и в начале, и она напомнила: «Вы сейчас говорили с Президентом нашей страны. Спасибо за внимание!»

Дальше последовали гудки…

Я стоял, посреди ночной заснеженной улицы, потрясённый, с телефоном в руке. И вдруг ощутил прилив какой-то сумасшедшей энергии, наполнявшей меня по самую макушку. Я понимал, что нынешний разговор, нынешнее поздравление – это аванс, который мне выдан не просто так, он свидетельствует о высочайшем доверии мне как патриоту и гражданину.

Я ничуть не обратил внимания на то, как забегали вокруг меня подвыпившие горожане – те самые, что взрывали пиротехнику пять минут назад. Как они вопили до одурения: мол, нам только что позвонил Президент! Самолично, не посчитал за труд поздравить с Новым годом! Пре-зи-дент! ПРЕ-ЗИ-ДЕНТ!!!

Я понимал, что это смешно – не мог же, в самом деле, глава государства звонить каждому, тем более в такую важную, ответственную минуту. Пусть ТЕ думают, что хотят, утверждают, что хотят. Я-то в действительности знаю, КОМУ ИМЕННО позвонил ОН САМЫЙ.

Я гордился, и сердце моё пело. Как будто заново родился! С восторгом взглянул в небеса. Смотрел – и видел там мириады звёзд, ставших свидетелями этого удивительного, выдающегося, потрясающего события. Хотелось жить и действовать!

Я выпрямился. Приосанился. Проникся. И понял, что в Новом году готов идти с новыми силами в новый бой.

Благодарю за буквы. Истина в том, что это действительно часть большого. Но цельность, надеюсь, таки есть. Называется часть большого "В бане". В начале упоминается, что город послужил началу чего-то большего в жизни молодого человека. А теперь, не исключено, баня не только помыла тело, но и что-то подсказала для насущного решения. Итого главная цель "рассказа" - путешествие в исторический Воронеж и одну из его бань. То, что пришло в голову Егору и что не высказано явно, однако есть (см. упоминание о том, что собирается снова работу искать). А что за работа будет - это уже большая тайна.  

Начиная сходить с ума от безысходности и одиночества, Егор набрал номер дяди Андрея, своего крёстного «фея», и напросился в гости. Суровый родственник, как только услышал по телефону надрывный кашель племянника, категорично затребовал его присутствия, пообещав поставить на ноги за два дня. И Егор поехал, в глубине души боясь выговоров за свой внешний вид бухарика-туберкулёзника. Поэтому сразу предупредил, что приедет через день, на выходные, и сразу принялся за уборку, насколько позволяло гриппозное состояние, будто крёстный лично, по внезапному наитию, мог приехать за племянником и проинспектировать его жилищно-бытовые условия. Вынес к бакам мешок пустых бутылок, под косые взгляды знакомых жильцов, смахнул со стола мусор – и работа была сделана. Покосился на оставшиеся пол-литра, скрипнул зубами да вылил остатки в раковину: глядишь, за сутки синева на роже побледнеет. Бриться и мыться не стал, на это сил уже не хватило, тем более у дяди Андрея баня своя, особенная. Там, если получится, Егор вылезет из старой шкуры и придумает, что делать дальше, как жить со всей этой случившейся жопой.

После уборки заварил себе китайской лапши, напился чаю – и завалился спать, моментально провалившись в тяжёлый сон температурящего человека.

*****

Егор любил Воронеж той самой благодарной любовью, которую испытывают пацаны, жаждущие сладострастной «распаковки» в объятии опытной женщины. Воронеж сделал его тем, кем Егор и стал впоследствии.

В тот раз они всей семьёй приехали на новоселье к дяде Андрею. Новоселье – грубо говоря, потому что жил там дядька уже год, но сразу жёстко поставил условие родне: пока не построит баню – никакой «обмывки». Мужик сказал – мужик сделал: и дом к приезду гостей выглядел как игрушка, и баня, обшитая внутри деревянными рейками, пахла волшебно, унося своим лёгким смоляным запахом куда-то в божественный Эмпирей.

Пока взрослые в поте лица обмывали дом, баню, обстановку, утварь, здоровье хозяев и гостей, молодежь развлекалась своим способом. Играли в «города», но не ту, знакомую многим, а придуманную двумя братьями – Егором и Степаном. Её суть состояла в следующем: садились в автобус, Игроку завязывались глаза, а эксперт тщательно записывал всё, что Игрок успевал почувствовать во время передвижения по незнакомому маршруту. Затем все «прозорливости» проверялись в библиотеке или у старожилов. Игру эту придумал Стёпа, а Игроком чаще был Егор, возможно, потому что не боялся ошибаться и показаться смешным в своём ментализме. И раз от разу получалось чётче угадывать, «откапывать» прошлое. Для Егора это прошлое являло собой нечто вроде слоёного торта: верхний слой самый вязкий, потому что в нём много людей и движения; в следующие нужно было прорываться через эту человеко-вязь, зато нижние слои были такими твёрдыми, что события на них прощупывались не хуже иероглифов на глиняных египетских табличках.

Интернета в то время не было, а энциклопедии родители не собирали. Единственное, что мальчишки знали, это прозвище Воронежа – «колыбель» русского военно-морского флота и воздушно-десантных войск. Триста лет назад Пётр Первый построил свой первый, без помощи иностранных учителей, пятидесятивосьмипушечный (!) линейный корабль. А в тридцатых годах именно здесь, всего в двух километрах от Воронежа, дюжина десантников совершила бросок из небесных высей на землю.

Сердце шестнадцатилетнего Егора забилось: город ему, чертяка его возьми, нравился! Первое, что Егор сказал заточившему карандаш «эксперту»: «Буду поступать в десантное!»

- Не фантазируй, - одёрнул брата Степан, - копай давай.

И город, почувствовав искреннее уважение и внимание, открылся своему гостю. Егор «копнул» - за крепким мужским духом современного города почувствовался знакомый коричневый (Егор так его называл) запах фашизма:

- По городу ходят фрицы!

Это было настолько неудивительно, что Степан поморщился:

- Пф, скажи, где они не ходили?

- Дальше Москвы, - огрызнулся Егор и снова углубился в свои ощущения.

- … Чую какой-то другой период. Это не советское время. Тут бурлит всё, люди с оружием бегают по городу…

- Революция, сто пудов, - Степан покачал головой, будто уже не надеясь ни на что новое.

- … Тётка какая-то бросает бомбу в мужика. Он ехал вон туда, - Егор махнул в сторону виднеющихся куполов, - не один, с семьей… Ба-бах! Разметало!.. Мужик ранен… Тётка с бомбой умерла…

- «Тётка с бомбой умерла», - криво из-за трясущего автобуса вписал Степан в блокнот.

- И дети там ещё… тоже… Мля…

- Копай ещё. Что за мужик?

- Не знаю, начальник какой-то, важный такой… Хочу глубже…

«Ниже» был всё тот же дерзкий, боевой дух, в котором ртутные люди стекались в лужицы, что-то выкрикивали, писали, шептали. А потом в нос ударил едкий «запах»:

- Воняет… Не как в больнице – как будто на кладбище. Много больных, очень много… И при чём тут колокола?

- Эпидемия какая-нибудь. В её время раньше часто в колокола били, чтобы отпугнуть, - суммировал информацию Степан.

- Да, скорее всего, так и было… Ещё запах. Гарь. Город горит. Весь…

- Проверим, - пообещал брат, записывая очередную реплику Игрока.

Позже, в библиотеке, расшифровали всё. «Тёткой с бомбой» оказалась эсэрка Фёдорова, погибнувшая в 1908 в результате неудачного теракта: губернатор Бибиков, цель террористов, остался жив, зато пострадало много невинных людей, в том числе и дети.

Чуть раньше, в начале девятнадцатого века, город пережил эпидемию холеры, начавшуюся по вине паломников, пришедших помолиться мощам Святителя Митрофана. А в 1748 город почти весь выгорел.

Угадал Егор многое, что информационными сгустками осталось в памяти города: и толпы пленных шведов, свозимых в город для постройки крепости Осеред; и  смерть Лжедмитрия Второго, и разгром казацкого войска, поддерживавшего Марину Мнишек; и стычки татар с местными жителями… Город оказался дерзким, решительным и харизматичным. В  нём не было так тяжело, как в Москве или Питере. И не было так пресно как в каком-нибудь небольшом молодом городишке.

- Всё! – Егор стянул повязку, когда почувствовал, что выдохся. И повторил: – Буду поступать тут в десантное!

Брат только ухмыльнулся.

*****

Спустя три года, в девяносто пятом, Егора отпустили на последнюю воронежскую побывку, дали четыре дня на прощание с городом и родными, а затем, по особому приказу, переводили в другую часть, московскую. Егор был зол, не смотря на то, что ему пообещали интересного руководителя (именно руководителя, сука!) и команду. Меньше всего Егор хотел стал штабистом:

- Что это, мля, за десантник, который без неба живёт? – жаловался на жизнь дяде Андрею, к которому заехал попрощаться да в последний раз помыться в его баньке.

- Ну, ничего, ничего… Может, оно и к лучшему. К матери и брату ближе будешь, - утешал родственник.

- Я им и так каждую неделю звоню, - буркнул Егор и залпом хряпнул стопку кедровой настойки.

К матери и брату он ближе не стал – после месячных занятий и инструктажа (знали бы родственники, какой хренью они там страдали!) свежеиспечённых «боевых экстрасенсов» отправили в Чечню. Потом – служба там, ежедневная игра со смертью. «Вот это жизнь!» - сладко замирало сердце Егора каждое утро: что готовит новый день? И со временем он почувствовал себя как рыба в воде - вдыхал риск, выдыхал адреналин.  И как всего этого не хватало после! Про последние месяцы и говорить не стоит. Можно сказать, Егор медленно умирал от безделья и отсутствия опасности.

Надо признать, смена обстановки и свежий воздух уже начали свою незамысловатую терапию. Так что Егор подходил к дому дяди Андрея в более жизнеспособном состоянии, чем когда закрывал трясущимися пальцами свою квартиру, точнее, квартиру друга, предоставленную на полгода.

– Ну-ну, педросексуал,– весело глядя на Егора, закашлявшегося у порога, хмыкнул самодовольно в густые усы дядька, – загнулся там в своём метро, а? И  ноготки-то отполированные не помогают, кхе-кхе?

Не мог не вспомнить любимую тему для спора. Ему были не понятны естественные привычки остригать ровно ногти и убирать кусты под мышками да в паху. А ещё пользоваться дорогим парфюмом от Hugo Boss и предпочитать удобным безразмерным футболкам белые рубашки с дорогими костюмам, не купленными на рынке, а заказанным в ателье. Андрею казалось, что Егор на верном пути к потере природной половой ориентации. Однако нынче племянник оказался небрит, от него – и забитый нос гайморитника не ошибся бы – несло тяжёлым горько-кислым запахом протравленного спиртом и антибиотиками тела. В общем, был далёк от образа метросексуала, любимого объекта философствований усатого родственника.

- Бухал, что ль? – прозорливо спросил дядька,  терпеливо ожидая, пока гость расшнурует неряшливого вида ботинки.

- Есть немного, - признался Егор.

- А мать что говорит?

- А ЧТО мать говорит?

- Ну-ну… Ладно, я много не налью, раз на то пошло. Будешь пить только фирменную.

Под «фирменной» подразумевалась самогонка, которую дядька гнал привычно по ночам и раз в год, перед новогодними праздниками. На этот запах, точно чуял, приезжал из Семилук кум дядьки – Савельев. Егор его отчего-то не выносил. Глазки масляные, говорит, вроде, нормально, но всё норовит сказать плохое про отсутствующих и позавидовать «везучести» кума. И работа-то у Андрея «не бей лежачего», и платят-то ему «денжищи», и баба «не тощая килька».

Вот и в этот раз, не успел завязаться разговор, как раздался противный знакомый голос во дворе.

- Савельевы? Чё им надо? – спросил у нахмурившейся тётки Егор.

- В баню помыться приходят. У них летом котёл прохудился.

- Всей семьей полгода к вам ходят?!

- А куда им деваться?

«Сука!» - скрипнул про себя Егор. Меньше всего сейчас хотелось слушать завистливое жужжание этой семейки.

Гости, как это водится, пришли голодные: «Я только с работы пришла, а Савельев уже детей одевает, тащит к вам! Пришлось всё бросать!» - извинялась худощавая Евгения. И только четырнадцатилетняя Настя Савельева краснела одна за всех и, отказавшись от застолья, ушла смотреть телевизор. Егор тоже извинился и под предлогом, что пошёл подкинуть дровишек в баню, улизнул, оставляя позади себя восхищённое мурчание:

- Хороша рыбка у тебя, Марина Витальевна, с душой сделана! Женьк, спроси рецепт!

- Сука! – повторил Егор, подкидывая в жерло печи дрова и свою ярость.

Ненависть требовала выхода. Сходил за полотенцем, чистым нижним бельём и бутылкой холодного пива, приготовленного к банному священнодействию. Пусть баня не совсем дошла, лучше наблюдать за тем, как она постепенно набирает жар, чем пялиться на голодные, жадные до чужого добра и счастья глаза.

Баня! Чистилище русской души. Древняя, закопченная, с одиноким оконцем, через которое дым выходит на улицу… Обиталище домовых и первая больница древних. Ленка, бывшая жена, рассказывала, что в русских банях после полуночи можно чертовщину почувствовать. Не успел помыться вовремя – потом словно за спиной кто стоит и наблюдает. Егор подобного не испытывал: как-то всё не получалось познакомиться с домовым, а в солдатских казарменных банях нечисти не водилось. Боялись, верно, черти солдатский дух.  А в тех, что топились «по-чёрному» доводилось мыться. Такая баня всегда метила гостей на прощание: не рукой, так одеждой заденешь покрытые сажей стены. Поэтому старались мыться в ней по очереди: пока один держит одежду, другой – смывает с себя грязь.

Дядькино чистилище было европеизированным, с положенным котлом и трубой, так что Егор разделся безо всякой брезгливости и оставил свои пожитки с кислым духом перед дверью в намечающийся ад. Спустя несколько минут Егор понял, что недооценил температуру. Печка пела, переходя по крещендо от потрескивания к гулу. Егор плеснул пиво, разбавленное водой, на каменку – и сразу древесный запах разбавился ароматом жареного зерна. Выпить бы холодного пивка! Но кашель и боль в груди предупредили, мол, мы не потерпим экстрима! Тогда Егор налил пива в ковш и поставил греться на каменку, а сам, чтобы не страдать в ожидании, решил помыться, чтобы потом сидеть, паки агнец божий, на полке и выгонять через пот хвори.

Только намылился – в предбаннике завозился кто-то. Дядькин голос со стороны печки спросил:

- Егорыч, ты как там? Живой? – и, бум-бум, снова подбросил угля.

- Живой! Кто меня обещался берёзовым веником выпороть? – весело отозвался пленник «ада».

Дядька промолчал, а в баню ввалился Савельев:

- У-ух-ху-ху! Вот это я понимаю, баня!

Егор аж плечами повёл: этого ещё не хватало! Молча ополоснулся и поднёс горячее пиво ко рту. Савельев уже оглядывался по сторонам, заметил бутылку и потянулся к ней.

- Смотрю, ты уже не как его там… педро-метро…? – присвоил чужую шутку. В прошлом году так же случилось им в бане вместе париться, так заметил гладко выбритый пах, а после намотал на ус и шутку дяди Андрея.

- Не для кого, - буркнул Егор, - пойду остыну малость…

И вышел в предбанник, посидел там минуту. От резкой смены температуры зашёлся кашлем. Пришлось возвращаться. Отменяется берёзовый веник: эта сука будет сидеть в бане, наслаждаться первым чистым паром, а дядь Андрей не придёт: тесновато для троих.

Ещё раз быстро намылился и навёл себе воды, чтоб ополоснуться:

- Я всё. Позову Веньку.

- Его Женька помоет, - блаженно отозвался Савельев, старательно потея.

Егор уже был готов выйти, как его окликнул ненавистный голос:

- Цепочку свою забыл. Это что такое? Что за металл? – Савельев крутил в пальцах памятный медальон, выплавленный на прощание из осколка, ранившего в ногу.

На круге над облаками летел самолёт: сослуживцы знали преданность Егора небу, вот и запечатлели в осколке его мечту.

- Адамантий, - едва медальон коснулся пальцев, Егора будто током пронзила одна идея.

- Что за адамантий?

- Самый дорогой в мире металл. Про когти Росомахи слышал?

Савельев завозился заинтересованно, снова попросил рассмотреть безделушку:

- И почём грамм?

- Знаю только, что за эту монету можно спокойно баню построить.

- Э?

- Хочешь, покажу кое-что? Фокус.

- Давай! – Савельев был только рад собеседнику.

Егор, извинившись, что уже перегрелся, приоткрыл дверь в предбанник, запуская холодный воздух, подождал минуту, а  затем забрался на полог к Савельеву.

- Значит, смотреть надо прямо на самолёт, - Егор растянул цепочку и закрутил медальон, - примерно минуту, потом фокус будет.

- Ну, давай! – Савельев устроился поудобнее.

- Расслабься, иначе ничего не увидишь. Слушай мой голос, и что я говорю, попытайся представить себе картинку, - голос Егора изменился, стал душевнее, как показалось «зрителю», глубже. И вдруг увлёк за собой.

- «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат...» Глаза твои закрываются… Ты оказываешься рядом с Понтием Пилатом… Слушай мой голос… Следуй за ним… Ты готов слушать дальше?

- Да, - послушно прохрипел Савельев с закрытыми глазами.

- «Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух…» Ты видишь эту картинку?

- Вижу…

- Слушай, что говорит тебе Понтий Пилат: «Сейчас ты быстро помоешься и твоя семья тоже. А потом ты вернёшься к себе домой и больше никогда к Михайловым без приглашений не придёшь. Потому что тебе гордость не позволит». Слушай голос Понтия Пилата и внимай ему. «А ещё ты перестанешь завидовать другим, будешь сам работать в поте лица и сделаешь себе баню, как у Михайловых. Не будешь спокойно спать и есть, пока не сделаешь!» Это говорит тебе Понтий Пилат, великий прокурор Иудеи. А не сделаешь, - казнят по его приказу. Год тебе даёт на исполнение приказа! После – живи как сможешь… Слушай мой голос…

Егор призадумался на мгновение, рассматривая расслабленное лицо напротив сидящего и покачивающегося сорокалетнего мужика, и добавил:

- Начиная с этого дня будешь брить на теле волосы каждую баню. На лице. В подмышках. И в паху. Волосы будут тебя раздражать. Ты начнёшь чувствовать запах пота и испражнений, которые будут скапливаться на них… Слушай мой голос. Слушай голос Понтия Пилата. И следуй указаниям. Повтори, что ты понял?

- Волосы… брить… Баню построить… Работать… Не завидовать…

- Всё правильно. А сейчас я буду считать от десяти до одного. Как только скажу «один», ты откроешь глаза и будешь верить, что сам решил жить по-новому. И никому ничего не скажешь. Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три … два… Один!

*****

Марина сидела, задумчиво, и смотрела, как племянник с аппетитом ест. Егор как пришёл с бани, так завалился спать. Его накрыли двумя одеялами, чтобы пропотел. Встал через два часа мокрый, пришлось опять снимать одежду и одеваться в дядины. Но сначала опять ополоснулся в бане и теперь сидел за столом голодный, словно неделю не ел:

- Тёть Марин, я завтра в магазин схожу, скажите, чего купить надо.

- Ничего не надо. Всё дома есть. Ты мне лучше скажи, милый, что ты там, в бане, Савельеву сказал?

- А что случилось? Да вроде нормально мы помылись, я с ним почти и не общался, - Егор, как профессиональный врун, даже не улыбался.

- Наорал на пацана за то, что тот к нему мыться не пришёл…

- На Веника? А почему Веник не пришёл? Я же сказал ему, что батя зовёт.

- Да заигрался он… господи… эти ваши компьютеры… - тётя Марина вздохнула и принялась убирать со стола ненужную посуду. – И ушли они быстро. Настёна и чай попить не успела. Странный он какой-то…

На кухню, принеся с собой табачный запах и уличную прохладу, вернулся дядя Андрей:

- Егорыч, не переживай, завтра ещё баню натопим, и я тебя, как обещал, полечу веником. А сегодня что-то я уже устал. Останешься завтра?

Егор ответил, что торопиться ему особо некуда, так что до понедельника он задержится. А потом поедет домой, новую работу искать. Они поговорили ещё немного о перспективах за чаем, затем дядька непритворно зевнул, проморгался и упёрся руками в бок:

- Так. Тётка, ты постелила племяннику свежее бельё, а? Или он на мокрых простынях спать будет? С-сыкун…

Егор расхохотался:

- У меня теперь новое прозвище?

Дядька сощурился:

- Это как себя вести будешь. Не вылечишься у нас…

А Егору спать расхотелось, во всяком случае, пока: перебил себе ночной сон.

- Дядь Андрей, а у тебя домовой после полуночи в бане моется?

- Чаво-о?

- Да так, вспомнилось… Знакомые рассказывали, что после двенадцати в бане мыться только с домовым. Хочу проверить.

- Смотри, не усни на полке. Свалишься – домового разбудишь.

- Ну и шуточки у вас, - Марина проходила мимо с кастрюлей, - лучше б завтра к Митрофану сходил, себе за здравие поставил свечу. Когда последний раз в храме был?

- Может, и схожу, - уклончиво пообещал Егор и пошёл искать себе книгу для ночного чтения. Ночь предстояла долгая…