adelya

3.

Неприятности начались уже на следующий день. Да не то, чтобы совсем неприятности, конечно. Так, мелочи. Особенно для человека, который доподлинно знает какие беды случаются с некоторыми людьми на самом деле. И даже если этих мелочей скопилось за какую-то неделю уж слишком много, Патриция мужественно их переживала, не впадая в депрессию и уж точно не выискивая в происходящем никакой чертовшины.

Утром, стоя перед зеркалом, Патриция обнаружила, что ее укусил комар. Чуть ниже кончика носа. Укус нестерпимо зудел, багровел и несмотря на все ухищрения с маскировочными карандашами и тональными кремами, все больше смахивал на огромную бородавку.

Пока Патриция, шипя от злости, боролась с этой напастью, на кухне, вторя ей, зашипел и «убежал» кофе. А в банке не осталось больше ни крупинки. Выйти за покупками в таком виде она, конечно, не могла. Пришлось оформлять доставку через интернет. И только спустя три часа сонного ожидания, Патриция сообразила, что сегодня суббота, и курьерская доставка не работает.

В ломке без кофеина день тянулся нестерпимо долго. Вдобавкок, из-за реакции на комариный укус Патриции пришлось выпить антиистаминное, и она дважды задремывала над планшетом, и с огромным трудом продирала глаза, чтобы просто сходить в туалет.  За сутки она не зажгла в доме ни одной лампочки: иначе бы она вздрагивала всякий раз, видя свое отражение в зеркалах: нос ее теперь казался искривленным и как будто загнутым к низу. Жуть. Что называется, уснуть и не поснуться. Впрочем, примерно таково и было ее состояние.

Так прошел весь день и ночь. По-настоящему она очнулась только на рассвете следующего дня. Вернее, кое-что ее разбудило: липкое, зловонное и мокрое нечто, свалилось с потолка ей прямо на лицо. Патриция взвизгнула, отбросила это «нечто» и села на постели, оттирая с лица грязь

Виновником ее пробуждения оказался Геркулес, вернувшийся с ночного задания. Когда Патриция увидела, в каком он виде, то застонала в голос: кажется ее кот только что провалился в какую-то сточную канаву. По крайней мере, несло от него чем-то похожим. На ее белоснежной постели, куда он по привычке спрыгнул из окна в потолке, остались его следы и полосы от хвоста, очень похожего на туалетный ершик. Патриции даже почудись, что в них поблескивает какая-то слизь. Боясь, как бы кот еще что-нибудь не испачкал, Патриция мигом взбодрилась и прорычав коту «не шевелись», бросилась за полотенцем: брать его голыми руками ей вовсе не улыбалось. И только когда она несла недовольно ворчащий и брыкающийся сверток мыться, то вспомнила кое-о-чем еще, и похолодела. Она вытряхнула кота в ванну и принялась осматривать его ошейник. Этого она и боялсь: микрокамера, закрепленная на нем, наполовину треснула, наполовину пропиталась грязью.

- Черт, - только и смогла пробормотать она.

К счастью, флешка уцелела, и после просушки из нее удалось извлечь все, что Геркулес наснимал, прогуливаясь по карнизу любовницы хозяина сети дешевых отелей. Материальчик вышел так себе, однако несколько кадров из видео Патриция вырезала и подготовила для работы. Лучше чем ничего.

Комариный укус все еще ззудел, хотя и стал поменьше. Патриция замаскрировала его, как могла, и выскользнула из квартиры, чувствуя, что еще один день без кофе она не переживет. На лестнице ее ждал еще один неприятный сюрприз, правда, мелочь по сравнению с загубленной камерой: кто-то всего-навсего «пометил» дверь ее квартиры.

Ей уже случалось обнаруживать на своей двери какое-нибудь граффити  или просто гадкие слова, нацарапанные гвоздем. Как правило, малолетние виновники в тот же день сталкивались с нею нос-к носу в какой-нибудь подворотне и под ее ледяным взглядом сами во всем признавались, а потом, понурив голову, шли устранять нанесенный ущерб.

На этот раз никакого граффити или матерных слов не было. Просто-напросто небольшой, с ладонь, крестик, начерченный мелом на косяке. Вернее, Патриция спрева решила что это мел. И как-то машинально потянулась его стереть: ей-богу, не просматривать же из-за такой мелочи видео с камеры наблюдения. На крестик не стерся. То, что она перед следующей попыткой поплевала себе на ладонь, тоже ничего не изменило. Патриция пожала плечами и на некоторе время про крестик забыла.

Вечером, когда она уже окончательно подготовила материал  для Миссис-Сеть Дешевых Отелей, крестик ей припомнился, и Патриция, не спеша, перемотала видео с лестничной площадки за последние сутки. Все, что ей удалось узнать, это то, что накануне уборщица схалтурила и помыла только подъездную лестницу, даже ногой не ступив на площадку Патриции. Больше никакого движения за весь день камера не зафиксировала. Патриция прокрутила предыдущий день: посмотрела на свой собственный неудачный поход за кефиром и на то, как долго ночная гостья не решалась постучать. Она, может, и могла исподтишка наскрести что-нибудь на косяке,  только вот зачем?

Патриция пожала плечами и решила, что такая мелочь ее времени не стоит. Проще избавиться от метки самой. На ночь она снова выпила антигистамин, расчитывая к утру избавиться от злосчастного укуса окончательно.

И все-таки, некоторые мелочи, которым она не уделила своего внимания своевременно, начали досаждать ей уже по-серьезному.  Патриция условилась, что мадам Сеть дешевых отелей придет к ней в 9 утра. Видимо, отоспавшись накануне, она проснулась необычайно рано, с удовольствием отметила, что ее отражение в зеркале снова стало безукоризенным, затем умылась, оделась, даже навела порядок, правда только в компьютере. Затем села на кухонный подоконник с чашкой нового кофе: насладиться свежим воздухом, звуками пробуждающегося города, хлопаньем голубиных крыльев и поскрипыванием флюгеров. Внизу по узкой мощенной булыжником улочке пробегали все ей знакомые люди. И она достоверно знала кто куда направлялся. Учитель – в больницу, потому что по понедельникам у него с утра нет уроков, и он навещает свою больную дочь. Сапожник – сперва в винный магазин, потому что к понедельнику у него всегда заканчивалось виски, а потом к себе в сапожную будку. Вон та худующая молодая девушка спешит через восемь кварталов – купить молока подешевле. Потому что дома у нее осталась тройня прожордивых малышей, а ее муж накануне снова продул всю свою получку в покер. А вон тот молодой юноша, служащий барменом в кафе на углу, появлялся в такую рань очень редко. Разве только у него, наконец, получилось заночевать о некой замужней дамы, и теперь он возвращался к себе. Патриция взяла это себе на заметку и проводила его взглядом до угла, где он поровнялся с местным трубочистом, с самого утра уже успевшего покрыться свежей. Молодые люди перебросились парой фраз, и каждый пошел своей дорогой. Юный ловелас исчез за углом, а трубочист Дик перешел улицу, и, чтобы наблюдать за ним дальше, Патриции пришлось бы сильно свеситься через подоконник. Но тут на их улицу выехалавишневый кадиллак с открытым верхом, несомненно с ее клиенткой за рулем, и Патриция поспешила убраться от окна чтобы  закончить приготовления в комнате для приемов. А приемов, вернее приемчиков, в этой комнате у нее действительно скопилось нимало.

Что было хорошо, в этой комнате можно было совсем не пылесосить. Чем больше пыли и паутины по углам – тем лучше. Патриция помедлила, выбирая на пульте тип освещения комнаты, и остановилась на режиме «красный с чернотой по углам».

Она проверила, прокручиваются ли добытые Геркулесом видео в ее «магическом шаре» - всего-навсего шарлатанском прибочике, начиненном разными спецэффектами, вроде напусканния дыма всех цветов радуги. Перебрала выставленые на столе пузырьки с какой-то химией, зажгла несколько свечек в канделябрах, поправила ткань, из-под которй выглядывала рама старинного огромного зеркала. Вернее, только рама под тканью и была, зато как она будоражила воображение клентов! Почти все, кому случалось сидеть в кресле напротив, всегда бросали на ткань тревожные взгляды, все гадая, почему же это зеркало закрыто и что в нем таится. Патриция все подумывала как-нибудь симитировать движение под тканью для остроты ощущений. Но только не на этот раз: клентка все-таки немолода, еще, того и гляди, рухнет тут с инфарктом.

Та, кстати, уже давно должна была появиться. Хотя такой тучной даме требовалось, конечно, не меньше пяти, а то и десяти минут, чтобы добраться до чердачного этажа, однако, эти минуты минули, а в дверь никто так и не постучал. Патриция посмотрела картинку с лестничной площадки, чтобы убедиться, что мадам просто снова страдает там от нерешительности, но лестница оказалась пустой. Раздосадованная Патриция выглянула в окно, недоумевая, на каком же отрезке пути эта корова могла завязнуть. Может, еще сидит и сомневается в машине?

Обнаружить мадам оказалось не сложно: ее трубные всхлипывания были слышны даже с пятого этажа. Правда, в машине ее не было. Патриция высынулась еще сильнее и увидела свою клиентку у самого ее крыльца, стоящую в компании... злосчастного трубачиста. Разговора их, конечно, слышно не было, но по виду женщины, Патриция сразу заподозрила, что та ведет речь о самом наболевшем. Затылок Дика раскачивался вверх-вниз усердными сочувтвенными кивками, и в какой-то момент трубочист даже взял руку дамы в свои чернущие ладони. И та нисколько этому не воспротивилась. Патриция аж зубами заскрипела от негодования. Нашел тоже место и время клеить тетку, которая ему в матери годится! Небось, стоит и подчитывает караты на кольцах этой дурехи, пока она ему душу изливает.

Патриция сбегала в спальню за приемником для подслушивания,  примостилась поудобнее на подоконнике, зная что у самого крыльца ее видно все равно не будет, нацелила сверхчувствительный микрофон в нужном направлении, надела наушники и... поняла, что в приборе сели батарейки. Выругавшись, она потратила еще три минуты на их замену. И когда, наконец, прибор заработал, вот что она услышала:

Дама: - Вы не представляете, какой груз сняли с моих плеч.

Дик: - Поверьте, мне это было только в радость. Если вы захотите поговорить еще, звоните мне в любое время.

Дама: - Спасибо вам, молодой человек. Боже, я даже не знаю, как вас зовут!

Дик: - Все меня зовут просто Дик. Дик-трубочист.

Дама: - Вы удиивтельно образованы для такой профессии.

Дик: - Это скорее просто подработка. На самом деле я студент.

Дама: - Я рада, что такой замечательный юноша встретился мне сегодня на моем... трудном пути. Поверьте, если бы не ваше участие, я бы наделала столько глупостей.

(Патриция насторожилась и посильнее прижала наушник к уху)

Дик: - Да полноте, забудьте. Теперь вы ведь знаете, как вам быть.

Дама: - Да. Теперь знаю.

Дик: - Тогда идите. С богом.

Патриция, чувствуя, что глаза ее лезут на лоб, лицезрела, как ее клиентка вынула руку и черных лап черномазого прайдохи, немного помедлила и... так и не войдя в подъезд, села обратно в машину! Патриция, тихо закипая от гнева услышала, как застрекотало включенное зажигание.

- Ну иж нет, - процедила псевдоведьма и быстренько набрала номер дамы. Мадам Сеть Дешевых Отелей спокойно порыласьв сумочке, извлекла телефон, и как будто даже не глянув на экран, ткнула в него, и тот затих.

Патриции в трубке сообщили, что данный абонент вдруг стал недоступен. Вишневый кадиллак укатил в сторону центра, а трубочист, нагло помахав машине вслед, не спеша перешел улицу, насвистывая что-то веселое. Снова оказавшись напротив дома Патриции, он протянул руку к двери своего подъезда и вдруг поднял голову. Патриция невольно шагнула назад, не готовая встретиться  ним взглядами. Выражение лица Дика ее удивило куда больше, чем все до этого произошедшее: он ее совершенно не боялся. Мало того, он знал, что одержал над ней победу, и теперь злорадно ухмылялся.

 

***

 

- Надо всегда уделять внимание мелочам, - бормотала Патриция, прохаживаясь по кухне уже в сотый раз. Шторы она на всякий случай задернула. Ей так и казалось, что чертов трубочист торчит в своем окне напротив и ждет-недождется, чтобы снова над ней поухмыляться.

Ну вот. Была досадная мелочь, а стал самый настоящий вредитель. Или соперник.

Надо было подбросить ему осиное гнездо в вентиляцию сразу же, в первый день, когда он начал что-то там про нее заикаться. Или отравить. Или заразить герпесом. В смысле, через посуду заразить, конечно.

Патриция пролистала свой ежедневник. Так. Кроме пастора, который укрывался от алиментов и который все равно пока был в недосягаемости – в отпуске на Бали – у нее теперь дел больше не было. Можно, конечно, надавить на ускользнувшую Мадам Сеть Дешевых Отелей, и та вернется, но... смысл накрывать на стол, когда под ним снует мерзкий таракан? Надо сперва раздавить паразита, чтобы апетит не портил.

Патриция задумалась. Что она знает об этом Дике?

У нее, конечно, в голове база данных обо всех жителях кваратала: на кого-то данных больше, на кого-то меньше, но этот индивид ее никогда и ничем не привлекал. Слишком тихо и скучно он жил, ни в каких делишках не был замешан и ничем не был ей полезен. Так что, все, что ей было известно, что он никогда не моется, что ему около 25 лет, он живет в мансарде напротив, обслуживает дымоходы всего квартала: работает обычно по ночам и ранним утром. А днем он вроде как учится. На кого – неизвестно. Досадное упущение, нужно узнать. Патриция мысленно накорябала в ячейке Дика «психолог?» и нервно забарабанила пальцами по столу.

Нужно узнать больше. В первую очередь, его привычки, график. Еще близкие, родня, друзья, подружка... Благо, в век интернета сделать это – проще простого. Патриция быстренько прошерстила все распростараненные соцсети, но  к своему крайнему удивлению, не нашла физиономии трубочиста ни на одной аватарке. Разозлившись, она взломала базу данных самого крупного университета города, но быстро поняла, что так ей придется искать бесконечно: укороченного «Дик» было совершенно недостаточно, чтобы найти этого парня в списках студентов. Непонятно было даже, откуда у него это сокращение – кусок ли это фамилии, сокращенное его имя или что-то еще.

Можно было, конечно, разузнать его полное имя через коммунальную службу, где он служил, но это допотопное заведение до сир пор хранило все свои данные талько на бумаге. Конечно, в таких случаях оставалось только одно: проникнуть туда ночью и покопаться в ящиках . Но Патриция если и решалась действовать как во второсортных детективах, то только ради чего-то посущественнее, нежели бумажка с именем и фамилией. Если уж придется вламываться куда-то с фонарем в зубах, то лучше сразу к самому виновнику всех ее неприятностей. Это будет куда информативнее, эффективнее и проще. Патриция подняла голову к окну, забыв, что то наглухо зашторено. Да ей даже идти никуда не нужно будет.

На кухню заглянул Геркулес. Он был чист, пушист и почти прощен. Патриция покосилась на него и сказала снисходительно:

- Ладно, будет тебе жареная печонка.

Кот, не мигая, ожидал продолжения.

- Завтра. Если не подведешь меня опять.

Геркулес открыл рот в беззвучном «Мяу». Патриция наклонилась и почесала его за ухом.

- Вот и ладно. Будем считать это за «окей!».

2.

Если бы кто-то отважился порасспрашивать Патрицию о ее жизни, откуда она родом и кто ее родители, то она ответила бы, криво усмехаясь:

- Меня породил этот город.

Именно этот и никакой другой. Иногда, стоя в темноте у полукруглого слухового окна и глядя на оранжево-серое море черепичных крыш с далекими, похожими на фантастические космические скалы, силуэтами высотных домов центра, она думала, что нигде больше она не смогла бы стать той, кем она стала для жителей этого городка. Неизвестно, в чем тут дело, но этот городок развивался не так, как другие.  Тут все менялось медленно и как-то урывками: почти все дома были еще довоенной постройки, и никто не стремился их сносить. Наоборот, берегли, реставрировали каждый камушек. Тут даже почти во всех домах осталось печное отопление.

Зато старую сеть грузовых лифтов, которые существовали в каждом доме в эпоху прачечных, перестроили: владелец местного супермаркета оказался очень изобретательным и использовал эти лифты для бесконтактной доставки продуктов на дом. Кое-кто из жильцов побогаче даже разжился умными холодильниками, которые сами заказывали через интернет продукты.

А на фасадах домов сплошь торчали пыльные, местами уже в трещинах, ангелы. На каждом уважающем себя коньке крыши обязательно поскрипывал флюгер. На балконных решетках сохли свитера ручной вязки, на окнах цвела герань. Причем эти окна не обязательно принадлежали старушкам.

Зато все, и стар и млад, были зарегистрированы на фейсбуке. Мужчины подписывались на сообщества любителей моделирования или договаривались в скайп-чате о турнире по домино в одном из местных скверов. Одинокие старушки, закончив просмотр сериала он-лайн, любовно накрывали свои нетбуки  кружевными салфеточками, чтобы не запылились. Домохозяйки выкладывали в инстаграмм свои кулинарные достижения. И все до единого, кто был на них подписан, от почтальона до дворника, обязательно оставляли комментарии к каждому пирогу. И частенько получали на утро реальный кусочек этого самого шедевра в благодарность. Потому что тут у людей в списке френдов были только те, с кем не жалко поделиться чем-то настоящим.

Дети здесь по вечерам хоть и слушали сказки по телефону, а все-таки продолжали в них верить.

95% молодежи оставалось в городе и осваивало ремесло своих предков, только единицы ехали в столицу или куда еще в поисках новой жизни. Здесь вообще любили и уважали все старое: традиции, поверья, правила.

Наверное потому-то тут и появилась своя ведьма. Или наоборот, потому что тут появилась своя ведьма, тут так все и происходило.

Иногда Патриция думала с улыбкой, что, наверное, узнай ее соседи, КАК она всё проворачивает, они даже не очень-то и разочаровались бы. Как знать... В каком-то смысле она действительно колдовала. Пальцы плясали над клавиатурой, губы шептали неведомые слова, на мониторе возникали какие-то закорючки и страшноватые на вид символы. Пара манипуляций: и мистер К., который вместо того чтобы вернуть сослуживцу долг, купил себе мотоцикл, начнет испытывать некоторый дискомфорт и головные боли. Все колдовство заключено в том, чтобы подменить с аптечной базе данных рецепт его витаминов на такие же на вид и вкус таблетки, только совсем с другим составом. Еще немножко усилий: и подружка мистера К. случайно откроет на своем компьютере скайп своего бойфренда. Патриция долго разыскивала умельца, который помог бы ей «поднимать» на самый верх какие-нибудь старые, особенно пикантные чаты, чтобы именно они попадались на глаза в первую очередь.

Не все, конечно, можно сделать, сидя дома  с ноутбуком. Чтобы от прикосновения к купленному мотоциклу у мистера К. начался ззуд и жжение на ладонях, ей придется наведаться на парковку с банкой одного из ее незаменимых средств. Она смазывала им браслеты и кольца, которые неверный муж дарил любовнице. Смазывала и спрыскивала им те вещи, которые кто-то одолжил и никак не желал возвращать. А еще она на всякий случай смазывала им свои браслеты – только снаружи. И камни на перстнях. Предосторожность у нее вошла в привычку еще с детства.

На самом деле, у нее, конечно, были и сообщники. Но все это были лица из других районов, крайне криминальные и мало привлекательные. Если нужно было подвезти куда-то 50 живых крыс, устроить разбой в переулке или что-то взломать, их услуги ей очень пригождались.

Никто не подозревал, как Патриция обделывает свои делишки. Все просто знали, что ее помощь эффективна. А сама она внушала такой страх, что никак по другому  язык не поворачивался ее назвать: только ведьмой.

***

Как обычно, в час ночи в дверь поскреблись. Патриция сморгула, выныривая в реальный мир. Геркулес проснулся и в один прыжок оказался где-то под потолком. Только в тенях балок слышалось его неодобрительное урчание. Он терпеть не мог ночных визитеров.

«Глазка» в двери у Патриции не было. Зато вместо одной из замочных скважин в дверь была вмонтирована замаскированная камера слежения. Патриция ввела код камеры на компьютере и убедилась, что за дверью стоит именно та, кого она и ожидала со дня на день. Весьма жирная добыча.

Жена директора сети дешевых гостиниц была женщиной простой и недалекой. И потому, наверное, она одна-единственная во всем районе  до последнего времени не подозревала об изменах мужа. Патриция, даже ничего специально не предпринимая и работая совсем над другими делами, уже насобирала на этого господина солидный компромат. А его жена все никак не приходила.

Тогда Патриция проделала один из своих любимых трюков по подставе, суть которого заключалась в том, что вечером, сидя дома и ожидая важного звонка личного характера, неверный супруг неожиданно обнаруживает что его телефон сломался, завис или подцепил что-то вроде вируса. После мучительных манипуляций с перезагрузкой и прочим,  в телефоне всплывает сообщение, что необходимо срочно вынуть сим-карту и поставить ее в другой сотовый телефон для какого-то форматирования ошибок. Человек вынужден одолжить для этого телефон супруги, ставит туда свою карту, затем возвращает ее в свой телефон, и все налаживается: ошибка исправляется, неполадок больше нет. Только вот он и не подозревает, что каким-то чудом теперь супруга получает на свой телефон такие же смски, как и он. Неведомый глюк, который пройдет бесследно уже через несколько дней. Правда, для хозяина телефона, увы, все равно слишком поздно.

Похоже, Миссис-Сеть-Дешевых-Отелей удосужилась наконец прочитать любовную переписку ее благоверного. Патриция вздохнула, упрятала компьютер под кровать и пошла открывать. Визитерша была маленькой, полноватой женщиной. Правда, как показалось Патриции, она несколько схуднула, или просто в полумраке прихожей так казалось. Патриция молча пропустила ее в переднюю, затворила дверь и обратилась к пришедшей в привычной манере приветствия тех, кто приходил к ней ночью:

- Никак нельзя было дождаться утра, мадам?

- Что? – растерялась женщина. Потом, что-то осознав, смутилась, наклонила голову и шмыгнула носом.

- У вас же пустяк. Никто не умирает, ничего не украли, - раздраженно ответила Патриция.

Кажется, визитерша была готова разрыдаться прямо на коврике для вытирания ног. Так что внятного ответа и быстрого рассказа, что к чему, Патриции не дождаться. Он вздохнула и прошла мимо женщины на кухню, вынула кувшин из кофеварки.

- Вам кофе черный или со сливками? – спросила она громко.

Судя по звукам, пришедшая начала топтаться на месте.

- Я не знаю... как обычно положено...

Патриция коротко хохотнула.

- Я по гуще не гадаю. Просто хочу сделать кофе, чтобы вы собрались с мыслями и изложили все побыстрее.

- Тогда... можно просто воды?

- Ладно. Заходите уже, туфли можете не снимать. Потом, того и гляди, не натянете...

- И это вы знаете?

«Что у тебя в медкарте больные почки и отеки? Спроси что посложнее!»

Она долго рассаживалась на кухонном табурете. Должно быть, искала наиболее нуждающуюся точку для опоры на своих массивных ягодицах. Мда. Хотя бы одна вот такая же вот мадам, с такой же историей, пошла бы в фитнес-клуб, заместо ее, Патриции, подъезда!

Ведьма поставила перед ней стакан с водой и осталась стоять, прислонившись спиной к электроплите.

- Давайте только без дурацких проверок и вопросов про родственниц и ноющую поясницу, - сказала она, прикрывая зевок рукой, - вы задаете тот вопрос, ради которого пришли, я отвечаю, и мы расходимся баиньки.

Женщина, было, кивнула, но оставила голову склоненной, словно вдруг задремала.

- Только не плакать, - строго предупредила Патриция, - этот человек ваших слез не стоит.

- Так вы... – всхлипнула женщина, - вы... знаете уже, что за вопрос?

Она выдержала театральную паузу.

- Да. Но если вы действительно хотите получить ответ, задавайте его вслух. Таковы правила. Чтобы потом мне не пришлось жалеть, что я открыла вам что-то, что вам не нужно.

- Я понимаю...

Она замолчала, собираясь с духом. Патрицию внутренне это очень веселило: так переживать из-за потного, мелкого и лысого старика. Ну и потеха!

- Ну и? – поторопила она ее.

- Я хочу знать... нет ли у моего мужа ... кого-то?

Патриция едва не прыснула.  Последние 20 смс, которые точно пришли этой бедныжке на телефон, были такого содержания, что вопрос должен был звучать скорее «сколько у него любовниц? пять или десять?».

Но пришедшая подняла голову и смотрела на нее с такой надеждой, что пришлось поправить каменную мину и ответить с некоторым сочувствием в голосе:

- Есть, но... она вам не такая уж соперница.

- Почему? – боже, сколько надежды было в этом вопросе!

- Да потому что она с ним только из-за денег. А вы его любите. Избавиться от этой напасти – как три пальца об асфальт. Она даже бороться за него не будет.

И тут  глаза пришедшей заволокло-таки слезливой пленкой. Патриция отвернулась к кофейнику, давая ей возможность немножко пошмыгать носом и повздыхать. Как все-таки люди любят себя жалеть, когда понимают, что им предстоит борьба. Когда мадам поутихла, Патриция села напротив, помещивая себе кофе в кружке.

- Ну так что? Или оставите все как есть?

Она мотнула головой.

- Хорошо. Вы хотите разлучить их? Наказать ее? Наказать его?

- Я...

Опять длительная пауза. Ну почему, почему эти женщины не придумывают заранее, что будут просить? Неужели так трудно нафантазировать, лежа в ванной с бокальчиком вина, как неверный муж начинает страдать от импотенции, а у его любовницы вдруг выпадают все волосы, желтеют зубы, лицо покрывается прыщами? Да у Патриции в голове был целый прейскурант на такие невинные радости. Так и чесались руки его распечатать и подавать пришедшим, как меню, вместе с прохладительными напитками.

- Нет.

- Что, нет? – подняла брови Патриция.

Женщина встала и отодвинула чашку.

- Раз он выбрал ее, то пусть так и...

Она потихоньку попятилась в прихожую. Патриция мысленно застонала и в один прыжок нагнала отступающую клиентку.

- Да она же его приворожила, - зашептала ведьма ей в обвисщую мочку, - на грязной крови. Просмотрите все швы на его нижнем белье, вы найдете там следы стежков.

- А? – только и смогла спросить женщина, испуганно таращась на Патрицию.

- Привораживают либо на чистой крови, либо на грязной. На чистой – он бы просто ее слушался, как собачонка, а на грязной ... – Патриция закатила глаза к потолку и цокнула языком, как бы осуждая проделанное, - привороженные на грязной крови зависят от женщины физически, хотят ее днем и ночью, других видеть не могут. Нету тут никакой любви, понимаете? Только мерзкое бабье колдовство.

Клиентка припала плечом к стене.

- Так значит он...

- Все еще любит вас, - кивнула Патриция, перехватывая ее под локоть: как бы не пришлось ее откачивать прямо тут в коридоре - только ничего поделать не может. Приворот есть приворот.

- А вы... сможете это... снять?

Патриция медленно опустила густо накрашенные ресницы.

- Когда родится новая луна, начну. Только никто не должен знать.

Женщина вздохнула от облегчения. От ее вздоха в коридоре стало совсем тесно.

- А мне что-то нужно сделать? - спросила она, - Принести вам что-то? тоже ему что-то вшить в тру...

- Не вздумайте. Через три дня принесете духи. Любые.

- Духи?

- Да.

- Для вас?

- Зачем для меня? Вы ими потом будете брызгаться.

- А...

Патриция закатила глаза. Это она больше всего терпеть не могла: инсценировать какие-то манипуляции с якобы магическими предметами. Но без этого люди ей не поверят, что поделать.

- Теперь идите, - она мягко подтолкнула пришедшую к двери, - у меня еще дела теперь есть.

Миссис-Сеть-Дешевых-Отелей заторопилась к выходу. Без сомнения,  она вообразила, как Патриция сейчас же окажется в темной келье и в чадящем дымом котле будет высматривать что-то про ее мужа. Хотя на самом деле ведьма всего лишь собиралась помыть руки после прикосновения к ее потному локтю.

 Уже через минуту шаги визитерши стихли на нижних этажах. Скрипнула входная дверь, и Патриция, по привычке осмотрев пустую лестничную площадку, с самодовольной улыбкой заперла дверь на три добротных засова и цепочку.

1.

Весь северо-восточный округ города знал Патрицию.

Матери говорили своим детем, отпуская их на прогулку:

- Если не придешь дотемна – тебя поймает Патриция.

Просто поймает. Не схватит когтистыми лапами. Не посадит в мешок. Не съест и не порвет на кусочки.

Это все как-то с ней не вязалось, дети бы просто такому не поверили. Но все равно, было страшновато.

Патриция всегда ходила в длинных черных платьях. Не в лохмотьях, очень даже приличных платьях, из дорогой ткани, с пышными рукавами и всегда с корсетами: узорчатыми, кожаными, бисерными, шелковыми... необыкновенными. В магазинах такого не купишь, и ни одна портниха ей таких не шила. Не иначе, как сам дявол ей такие дарил за каждую сделку.

Прически у нее были истинно ведьмовскими, будто расчески она в глаза не видала. Или будто наоборот, каждое утро долго и тщательно себе такие начесывала – не поймешь.

Только обувь она меняла в зависимости от сезона – либо сапоги,  которых из-под юбкой было еле видать, но которые уж точно заканчивались где-то на уровне бедра. Либо туфли на шпильках. И при этом бесшумные, будто кошачьи это лапы. Ее приближение никогда нельзя было услышать или заметить заранее, только когда  совсем рядом зашуршат ее юбки – запоздало поворачиваешься и видишь бледное лицо, алые губы и приииистальный, как будто голодный взгляд двух разных глаз: одного серого, одного зеленого.

Взрослые при встрече с ней втягивали плечи и ускоряли шаг. Дети, как правило, не сдерживались и убегали с воплями. Ну а те люди, кто по каким-то жизненным причинам были вынуждены общаться с ней или обращаться за ее услугами, все как один, рассказывали, что привыкнуть к ней невозможно. Мурашки так и будут бегать, пока она находится рядом, а когда отвечает на приветсвие или прикасается к тебе – то прямо мороз по коже.

Люди из других округов только пожимали плечами, услыхав о Патриции. Эдакая ходячая городская легенда, говорили они. Девушка в необычной одежде, которая снимает мансарду у которой есть черный кот. Просто образ. Да даже если она повесит себе на дверь табличку «городская ведьма, прием с 9.00 до 17.00, выходной – пятница, с собой иметь фото проклинаемого», они не поверят ни в одну из тех баек, что травят о ее делишках.

Но табличек она не вешала. И никаких нелепых объявлений в местную газету не давала. Она даже визиток не имела и никогда никому не предлагала своих услуг.

Люди приходили к ней сами. Обычно под покровом ночи или в жуткую рань, чтобы никого не встретить на подъездной лестнице. Они робко стучали и терпеливо стояли под дверью, дожидаясь. Иногда стояли по полчаса, преданно и обреченно. Потом дверь, наконец, приотворялась совсем чуть-чуть, и визитеров всасывало внутрь, на полчаса-час. Не все уходили от нее довольные. Говорил, что она очень избирательна в заказах. Никогда не согласится на приворот. А вот за отврот назойливого поклонника возьмется запросто. Она не лечит. Даже на порог не пускает больных, сразу указывает своим черным длинным ногтем в ту сторону, где по ее прикидкам находилась городская больница. Никакие мольбы не слушала, даже не соглашалась осмотреть, бессердечная.

С проклятьем тоже не всегда соглашалась иметь дело.  Говорят, она брала 3 дня на раздумье, потом говорила – возьмется или нет. То ли ауру жертвы прощупывала, то ли зелья какие-то варила.... Непонятно.

У нее никого не было, если не считать черного кота. Кот как кот, вполне себе обычный, выгуливал себя исключительно по крышам, не хулиганил и не орал по ночам. Но благодаря его существованию во всех черных котов округи никто не решался швырнуть камушком.

Пожалуй, Кот Патриции был отдельной городской легендой. Во-первых, находилось нимало свидетелей того, что кот был говорящим. Особенно часто беседовали с котом городские пьяницы да одинокие старухи. Вторым, впрочем, он как будто почти не отвечал, только вежливо слушал их с карнизов. Во-вторых,  уверяли люди, что кот этот может быть в нескольких местах одновременно. Только что его силуэт видели над балконом консерватории, а тут же кто-то рассказывает, что нет же, Патриция лично несла его на руках через восемь кварталов отсюда. Ну, и в-третьих, кот этот имел один навык, который многим покажется обыкновенным: он умел ловить птиц. Только редкий наблюдатель  и знаток кошек знал, что поймать-то птицу стремится каждый кошачий, да только удается это единицам. Особенно в суровых условяих города, где каждый живой голубь – это осторожный голубь. И потому даже самым упертым птицеловам удача улыбалась всего один-два раза за всю жизнь. А этот же кот... никогда не промахивался. Каждый его прыжок на жертву удавался с первого раза. Иногда он будто и не крался вовсе, подходил совсем лениво и... на! - лапой. Аж перья в разные стороны.

Первым это его умение заметил трубочист Дик. Не даром же они оба, что кот, что трубочист, день-деньской торчали на крышах.

- Это все брехня – про то что он говорит, - заявил Дик, прикуривая сигарету у дворника, - коты разговаривать не умеют. А вот гипнотизирует он птиц знатно, любая змея позавидует.

- Да как же он не разговаривает, когда синий Фил клянется, что позавчера этот котяра, проходя мимо, сказал ему: «завязывай глушить самогон, дурень!»

Трубочист расхохотался и махнул своей черной рукой так, что дворник невольно отстранился.

- Вы её все так боитесь, этой Патриции, что скоро начнете рассказывать, что она по ночам летает на метле.

Дворник опасливо огляделся по сторонам: ох и неудачное место выбрал Дик, чтобы поминать эту ведьму: прямо в двух щагах от ее подъезда.

- Рассказывать могут многое, - согласилися он громким шепотом, - а вот то, что я наверняка знаю: шурин мой заплатил ей 500 фунтов, чтобы она прокляла его бывшего босса, который его уволил задним числом, без компенсации. И у этого гада тут же начались беды: сперва на его столовую обрушилось нашествие крыс, и как раз внепланово явился санинспектор. Жена от него сбежала на Карибы с каким-то музыкантом, а под конец бедолага жутко разболелся и чуть не помер.

Дик задумчиво почесал подбородок, оставляя на нем черные полосы.

- Это могло быть совпадением, - сказал он.

- Все это случилось за одну неделю, - возразил дворник. Таких совпадений быть не может. Эта ведь... Патриция знает свое дело, уж поверь. И поменьше о ней болтай.

Дик хмыкнул,  затушил окурок о стену и загремел своими ведрами и щетками, поднимая их с тротуара. Этот шум заглушил шерох длинной юбки в подъезде, в двух шагах от них. Никто так и не вышел на улицу, так что два мужчины приспокойно разошлись в разные стороны.

 

***

 

Патриция помедлила еще секундочку на пороге подъезда, а потом повернула обратно. Тащиться за одним только кефиром до супермаркета ей вдруг расхотелось. Настроение испортилось, самодовольство, которыое подпитывало ее изнутри, куда-то испарилось.

Чертов трубочист. Это был уже не первый случай, когда кто-нибудь поблизости начинал проявлять чрезмерное любопытсво в совокупности с болтливостью. Но она с такими быстро разбиралась. Этот же случай был вообще проще простого: Дик жил в каких-то трех метрах от нее, в такой же мансарде, через улочку, напротив. А может и сложнее. Вдруг, этот проныра видел что-тов ее окнах? Но ведь она всегда очень осторожна: даже лампочку в той комнате выкрутила, чтобы не было соблазна зажигать свет. Только свечи. Что он мог там увидеть? Что она, как и все люди, пользуется кухней? Что жарит на плите яичницу, а не варит змей в котле? Бред. Этим-то она и пугает людей, что живет как все, платит по счетам, имеет молчаливый аккаунт на фейсбуке и носит в ремонт свои ботфорты. И что чудеса случаются только иногда, будто ненароком пророывается ее тайна: то стая летучих мышей вырвется из форточки, то, когда в квартале погас свет, соседи замечают у нее из-под двери зеленоватое свечение и тихий гул... Ненавязчиво, не слишком заметно. Ведь достаточно, чтобы один-два человека увидели и передали. Никакого эпатажа. Наоборот. Она как будто не хочет привлекать к себе внимание.

А вот такие болтуны ей вовсе не нужны. Когда о ней шепчутся, это хорошо. Когда начинают болтать громким голосом, значит, перестают бояться. И это уже паршиво.

Патриция через 6 лестничных пролетов вернулась к себе на мансарду. Заперла за собой шаткую на вид дверь, сняла плащ в передней и прямиком пошла в комнату. На измятой простыни тускло светил монитором новенький Макбук, последняя модель. На тумбочке что-то шевельнулось в боковом зрении. Патриция повернула голову и поняла, что это ее собственное отражение прошлось по глянцевому покрытию лежащего там планшета.

У нее по спине пробежел неприятных холодок.

- Ну я и растяпа, - пробормотала она и взяла планшет в руки, потом как-то невольно прижала к груди.

Нельзя зыбвать его дома. Даже если выходишь за кефиром. Руки не найдут его в кармане и всё: пиши пропало.

Откуда-то с верхней балки на постель сиганул Геркулес. Нет, не в честь древнегреческого бога. А в честь каши, которую тот обожал еще котенком. От его прыжка монитор макбука ожил, с десктопа на Патрицию смотрела какая-то фентезийная волшебница с сексуальными ляжками из-под пышной юбки, в полосатых чулках и, конечно, в остроконечной шляпе.

Патриция сердито щелкнула языком, села на постель и заменила этот персонаж на спокойный, слегка мрачноватый лесной простор. Геркулес привалился к ее боку, упрятал лапы под мохнатый живот и мигом уснул.

В микронаушниках Патриции надрывались «Аэросмит». Контактная линза в правом глазу начала вдруг ззудеть почище тревоги о любопытном трубочисте. За стенкой наконец-то загудел продуктовый лифт, а через минуту запибикал на кухне холодильник, сообщая, что загрузка завершена.  Кефир уже там. Хорошо что она не потащилась в магазин.

Под ее пальцами ожили клавиши. Несколько жизней, которыми она сейчас орудовала, зашевелились на экране под прицелами камер, писем, гигабайтов бесполезной  перекачки. Геркулес заурчал во сне.

Обычный вечер в общем-то.

Розовый Ганс,

этого-то я и побоялась ))

у меня нет объективной оценки, ибо я непрофессионал, а избалованный читатель, классический потребитель, и это будет ясно ниже.

у меня только субъективные.

там ведь и есть люди пожилые, если даже покойные. так что... напишу совсем мало

я добросовестно пыталась читать, несмотря на сво ю профессиональную болезнь. не помню, говорила я или нет, но я страдаю - именно страдаю и сильно тем, что после2 абзаца читаю по диагонали, если мне не интересно. Порсто выхватываю ключевые слова, с остановками на некоторые диалоги. Извлекаю, о чем речь, просматриваю концовку и всё.  не могу сосредоточиться, хоть убейте. и больше 5 минут на 1 текст потратить не могу, если его чтение смахивает на работу, а не на отдых. вот. короче, аудиокниги придумали для таких как я, капризных и разборчивых.  Мне подавай экшн, или хотя бы столкновение противоположностей в чем-нибудь. или что-то оригинальное, шокирующее, какой-то новый вывод(для меня хотя бы). И чтобы любовь. Или ненависть. И хорошо бы секс. Или намек на него. Ну или хотя бы чтобы кто-то умер или собирался... короче, чтобы чувствовалась причастность произведения к человеческой жизни.

Но  с другой стороны, подозреваю, что примерно таким же заболеванием старадают во всех издательствах планеты

и потом, как может читатель оценить только кусок произведения? еще и кусок, безбожно отрезанный на "самом интересном"?

короче, я хочу отметить только цельные произведения. или отрывки, но емкие, не откастрированные. "Портрет незнакомки" и "Дневник Марка" - их бы хотелось увидеть целиком, потому что вообще непонятное впечатление, но как будто могло бы понравиться.

Генофонд. классно, с юмором, зрело, прочитала целиком.
Юрка-дурачок - не хватило меня, перешла на диагональ. но как будто хорошо. просто не мое.

было много вещей, которые были бы ничего, если бы не напоминали мне до боли что-то, что уже написано, причем давно.

посмеялась над названием Жамиля-2 и не стала даже открывать, виновата. хорошо что я не сужу никаких конкурсов

Часто в доме, где находится украденная невеста, на порог кладут младенца, чтобы девушка не могла уйти. А еще чаще на порог ложится старуха и грозит проклясть невесту, если та уйдет. Говорят, еще ни одна девушка после такого проклятья не становилась счастливой. А счастье – это все: ради него можно даже выйти за нелюбимого, можно стерпеть насилие и побои… лишь бы потом было счастье.

- Больно… очень.
Я смотрю на маленькую, сгорбленную, простоволосую девочку, и не узнаю в ней Гульжану. Не она это, не она…. А девчонки столпились вокруг нее, забыв про занятия:
- Гульжаночка, маленькая, не плачь… ну не плачь.
- Что он тебе сделал, а?
- А ты угадай!
- Получается, она двое суток проторчала у него на хате…
- Предки убьют. Его.
- Урод! Я его видела как-то, он часто на факультет заходил, высматривал. Хорошо, что ты не осталась. Молодец.
- Да что ты понимаешь? Наоборот, остаться надо было. Гульжанчик, слышишь? Ну что он, совсем что ли ужасный?
Я села на корточки перед ней и отвела ее руки от лица, чтобы посмотреть в глаза, мокрые и пустые:
- Гульжана, он затащил тебя в машину? – спросила я.
- Нет… его друзья, - голос тоже был не ее - глухой, как из колодца.
- Кто-нибудь это видел?
- Сестренка…
- Значит, твои родители знают, что тебя украли?
- Не знаю… - она всхлипнула и качнулась вперед, утыкаясь лицом мне в плечо.
- Хорошо. Куда тебя повезли?
- В квартиру какую-то.
- Вспомнишь, где примерно?
- Наверное…
- А его имя? Имя его ты знаешь? – спросила кто-то из девчонок.
Гульжан не ответила. Тогда ее поставили на ноги и повели к выходу. Я почему-то осталась, хотя, именно ко мне она пришла сразу после всего: не домой, и не в милицию.
- Бедная девочка, - сказала над самым ухом девушка из параллели. Голос у нее был равнодушный, и я невольно засмотрелась, как она поигрывает концами своего белого платка – признака недавнего замужества, - как она теперь жить будет?
- Молча, - на «автомате» ответила я и, подумав, повторила, - только молча.


- Что, новое творение? – ты развернул выдранный из тетради лист и подпер щеку кулаком, - Ничего, если я вслух? Так легче воспринимается.
Я пожала плечами и отвернулась к телевизору, мол, мне плевать на твое мнение. Ты мой любовник, а не литературный критик. Но ты ловко скользнул рукой мне на колени, нашел пульт на ощупь, не поднимая глаз от листка, и выключил телевизор. Я вздохнула и откинулась на подушку.
- Слушай, - сказал ты, словно тебе было важно, чтобы я услышала свой рассказ в твоем исполнении, - внимательно слушай.
«…веревка обвивает тело, - начал ты бодро, но затем сделал паузу и стал читать тише: - Запястья, горло, грудь - все стянуто. Не продохнуть. Вот и раскаянье объявилось! Не ждали-не гадали! И кому оно сейчас нужно - поздновато. Раньше надо было думать. Теперь только ревешь тихонько, вздыхая, сопя носом. Мучитель ее не обращает внимания - спит мертвецким сном. Заорать - проснется, побъет. Попробовать выползти на улицу - тоже, проснется, побъет…»… что это? – спросил ты и, брезгливо взяв лист двумя пальцами, помахал им перед моим носом.
- Новое творение, ты сам сказал.
Ты поморщился, как от дурного запаха.
- Раньше ты писала лучше.
- Значит, глупею.
- А может, что-то стряслось?
- Вот еще! Просто захотела и написала. Думаешь, все стихи и песни пишутся потому что что-то стряслось?
- Да.
Впервые я открываю в тебе что-то новое: наивность, почти романтику.
- Мою подругу Гульжану украли.
- И что?
- Насильно надели платок. А она все равно ушла. Через два дня.
Ты покачал головой.
- Нда…. Теперь ей трудно будет, город все-таки, маленький, все друг друга знают.
- Она ждет ребенка.
- Тем более.
Ты сказал это холодно, если и с жалостью в голосе – то ко мне, а не к какой-то там моей подруге.
- Браки вообще приносят только неприятности.
Я кивнула, как китайский болванчик. И подумала о том, что когда-то мы оба получим эти неприятности. Каждый свои, разумеется. Хотя легче было бы делить их на двоих. С тобой.
- Порви это, - почти приказал ты, щелкая по краю листка.
- Потом, - я беспардонно потянулась к твоей шее губами, - все потом.
Ты согласился и отложил этот рассказ на прикроватный столик.


Работорговля…. Для кого-то это слово – историзм, но не для меня, не для нас. Только когда-то стада из людей гнали на рынок, а теперь их продают в плохоосвещенных квартирах с забитыми окнами: женщин, девушек, девочек. И все почему-то уверенны, что с ними этого случиться не может.
Кира стояла на обочине дороги, вытянув прямо перед собой руку. Сожженные на солнце до белизны когда-то пушистые ресницы не спасали от ярких лучей фар, бьющих прямо в глаза. Нарочно распущенные, чтобы кого-нибудь привлечь, волосы разлетались от ветра, на щеках поблескивали предательские слезы, с которыми она так и не научилась бороться. Любая боль, обида, тяжесть вызывала град слез, и вся мужественность исчезала. А сейчас она была ей ой как нужна….
До дома оставалось всего-ничего. Дома ее ждут, дома ее не обидят и не обманут.
Еще одна машина, еще одна ночь в отеле. У меня с этим словом связанно много хорошего, у нее – одна боль. Она не могла купить билет на поезд. Потому что ее паспорт остался у ненавистного работодателя. Потому что проводники многозначительно закатывали глаза и говорили томными голосами. Потому что она не знала, куда от этих голосов и взглядов спрятаться.
Когда я открыла дверь и увидела ее на своем пороге, то ничего не поняла. Глупо обрадовалась, бросилась обнимать, что-то расспрашивать. Она тоже улыбалась, растерянно и неумело, тоже что-то спрашивала, перепутала имя Ильяса и, запнувшись, расплакалась…
Горькие женские слезы…. Привычная вещь: все женщины порой плачут, все женщины порой несчастны.
Слезы русской азиатки, которая привыкла, что мужчины галантны и обходительны, что на них можно опереться, что они не обманут. Слезы изнасилованной и избитой женщины… Мерило ее несчастья.
И слезы эти, которые я уже видела раньше и увижу еще не раз, впитались в мою жилетку и бальзамом проникали в душу. Ведь для меня они - мерило моего женского счастья: видеть, что все не так уж и плохо. И от осознания того, что все это время я была счастлива, я тоже горько и искренне заплакала.


Минул год.
И ни-че-го не изменилось.
Гульжанка, по прежнему добрая и скромная, выслушивает мои исповеди и задумчиво улыбается, глядя куда-то в сторону. Ничего с ней не произошло за это время. Ни-че-го.
Кира каждый день сидит у меня, или я у нее. Мы едим чипсы и хохочем. С ней тоже ничего не произошло. Ни-че-го.
Никаких абортов, женских консультаций и психологов. Никакой боли и унижения.
Ничего.
И только со мной вечно что-то происходит: то день, то ночь, то день, то опять ночь.
Иногда с тобой, иногда без тебя.
Большего счастья нам, женщинам, и не нужно.
Кажется, я все-таки люблю тебя.

про яблоню - мне это знакомо ))

а порядка-таки хочется. я по знаку зодиака Дева - может, поэтому.

про кочующие куски - хм... наверное, когда человек пишет, не слишком душой отдаваясь написанному, то такие хихургические пересадки для него безболезенны. я бы не смогла.