fotka

НА СПОР

I

— Я!
— Нет, я…
Девочка оказалась у заветного камня первой. Румяная, с растрепавшимися от бега волосами, она победоносно, сверху вниз — мальчик был почти на целую голову ниже, — смотрела на проигравшего, который на самом деле и уступил-то всего-ничего.
— А фпорим, я попаду отфюда иф лука вон в то яблофко! — у белобрысого соперника не хватало двух передних зубов, отчего он здорово шепелявил.
— А спорим, что ты врешь!
— Я?!
— Ты! Врун, врун, врун!
Мальчишка растерянно захлопал белыми «коровьими» ресницами.
— А ты… ты… когда вырафтефь, будефь моей феной… — неожиданно выпалил он.
— Что?!
Вэл и впрямь любил приврать, но вот это была самая-пресамая настоящая правда: так вчера говорил отец — а король всегда говорит только…
— Врешь! — новоисченная «невеста» изо всех сил толкнула «жениха».
— Ваши Высочества! Ваши Высочества! — подбирая на ходу юбки, с противоположного края поляны уже спешила нянька.
«О, Кормилица-Земля, когда эти дети научатся играть спокойно!»
Увы, пока что каждая встреча семилетнего наследника Илса и его восьмилетней кузины, принцессы Тиррской, заканчивалась одинаково.
— Если вы немедленно не прекратите, я обо всем расскажу королю!
Однако Вэлу было не до нянькиных угроз: рослая и сильная Лисса подмяла его под себя…
— Принцесса!
Лишь вдвоем с подоспевшим на помощь садовником удалось, наконец, растащить не на шутку распалившихся детей: Вэл ужом выкручивался из рук своего подданного — няня едва удерживала малолетнюю фурию…
***
Нет, напрасно опытная в искусстве обольщения фрейлина пыталась обучить будущую королеву падать в обморок. Утонченность, отличавшая знатную даму от простолюдинки, давалась принцессе с трудом. Другое дело, например, стрельба из лука! Не желая ни в чем отставать от двоюродного брата, Лисса почти не расставалась с мечом и много часов проводила в седле. И хотя пальцы Вэла раз от раза все больше напоминали металл, а меч порой вдруг точно становился продолжением руки, принцесса пока справлялась. Впрочем, доказать свое превосходство принц так и не успел: погибли родители Лиссы, и у пятнадцатилетней королевы появились куда более серьезные противники.
Проще и естественнее было опереться на соседний Илс. Однако Лисса не верила в бескорыстную помощь королей, поэтому отказалась вступить в брак с наследником. С той же твердостью пресекала она и попытки разделить с ней власть со стороны бывших советников отца. Характера Лиссе было не занимать, кроме того, ее поддержал Ролтер, а становиться на пути тиррского колдуна решался далеко не каждый.
До Вэла ли тут? Соперничество с ним, прежде столь важное, представлялось теперь далеким, безобидным. За три года Лисса видела кузена лишь однажды, да и то мельком, издали… Их свела неожиданная болезнь короля. И когда повзрослевший, возмужавший наследник вступил в замок Тирр, первой мыслью королевы стало: «Сейчас я не продержалась бы против него и нескольких минут…» Впрочем, кольнувшая было досада, тут же исчезла: у Вэла оказались (и как только Лисса не замечала этого раньше!) редкого, цвета молодой бирюзы, глаза и длинные, загнутые кверху, ресницы…
***
Уж чего никак не поминал юный наследник Илса, так это, зачем Владыка Мира, сотворивший Огонь, Воздух, Землю и Воду, создал девчонок?
Вот Лисса. Она только и знает, что обзываться да строить рожи! А как больно дерется!
Вэл даже спросил придворного колдуна. Только, видно, тот не знал и сам: взрослые, если чего не знают, всегда говорят: «Когда Ваше Высочество вырастет…»
Проблема сама собой разрешилась со временем. Правда, двоюродная сестра еще долго оставалась в глазах Вэла просто товарищем — извечным соперником по играм и поединкам. И лишь небрежно брошенное отцом: «Эх ты, не смог понравиться девчонке» — после отказа Лиссы выйти замуж за принца — засело ядовитой занозой. Бывало, пробираясь под утро с очередного свидания к себе в спальню или зажимая в углу понравившуюся служанку, Вэл вдруг вспоминал о венценосной кузине, и то ли обида, то ли досада мгновенно отравляла все. Лисса была королевой, а он так и продолжал оставаться Его Высочеством, наследником, которого еще долго не подпустят к государственным делам…
Болезнь короля заставила почти пожалеть о беззаботной жизни под рукой всесильного отца: лишенный своей главной опоры — правителя, — Илс «рассыпался» буквально на глазах. Но Вэл не растерялся: союз с Тирром, а также ряд других мер охладили воинственный пыл уже готовившихся напасть на «беззащитное» королевство соседей. Но потом — столь же внезапно, как и слег, — поднялся на ноги отец (поговаривали, что болезнь его была местью тиррского колдуна Ролтера); а Лисса во второй раз отказалась соединить свою судьбу с принцем Илсским…

II

Проливные дожди на юге, заморозки на севере; разбойники, грозившие подорвать торговлю между Тирром и Илсом... Днем государственные дела отнимали все внимание, зато ночью… ночью королева становилась просто женщиной — одинокой и несчастной. А когда наконец попался неуловимый главарь, и Лисса глянула в его цвета молодой бирюзы глаза, жизнь прекратилась уже и вовсе.
О Повелитель Четырех Стихий! В ответ на тайное послание король Илса хладнокровно заметил, что с пойманным разбойником королева Тирра вольна поступать, как считает нужным.
«Как считает нужным…»
Когда Лисса вот так расхаживала взад и вперед, становилось немного легче.
«Как считает нужным...»
Не зря, значит, поговаривали, будто после выздоровления, король Илса не ладил с наследником. Впрочем, разве это что меняет?
О казни, естественно, не могло быть и речи. Устроить побег? Но Вэл обязательно догадается и ни за что не простит. Как и плена, который для него хуже смерти.
Что же делать?
***
С высоты одной из четырех сторожевых башен дорога, причудливо изгибавшаяся среди лежавших за крепостной стеной деревень, походила на тоненькую ленту, а мальчишки, запускавшие воздушного змея, лишь угадывались в едва различимых точках.
«Попадешься — выпутывайся сам…» — предупредил отец. Легко сказать: разве вдруг отрастут крылья! Впрочем, когда стоишь здесь, на самом краю, между зубцами крепости, и ветер свистит в ушах, поверить в такое почти возможно. Вэл усмехнулся: король не прощал неповиновения никому, даже собственному сыну, а Лисса… Лисса всегда слишком боялась, как бы король Илса через своего наследника не отобрал у нее корону.
Точно он слепое орудие. Или безмозглая скотина… Хотя последнее время он и впрямь вел себя страшно глупо.
Вэл глянул через плечо на донжон замка Тирр, где размещались покои королевы, потом вернулся к созерцанию кувыркавшегося в воздухе «змея»: белый трепещущий лоскут поднимался выше, выше...
***
— Какая честь для меня…
Лисса молча укрепила принесенный факел. Повернулась. Было немного страшно. А еще… еще всю дорогу сюда не покидало ощущение, что она больше не принадлежала себе. И Вэл понял. Протянул руки…
Нет, не так. Совсем не так она это себе представляла: не в холодной башне и не на соломе. Иначе... Но когда это произошло, Лисса поняла, что все правильно. Знать бы еще, как теперь с ним говорить...
— А спорим, я отсюда сбегу? — разом уничтожил его сомнения Вэл.
— А спорим, ты врешь! — привычно вскинулась Лисса.
Вэл засмеялся. Потом добавил уже серьезно:
— Если сбегу, обещай, что станешь моей женой...
***
Лисса не верила своим ушам: слуга — один из немногих, знавший, кто именно содержится в башне, — сообщил, что принц Илский требовал… кровать! С шелковым пологом, непременно закрепленном на тонких реечках, как он, видите ли, привык…
— Распорядись, — королева поспешила отвернуться, чтобы старик не заметил подозрительного румянца на ее щеках.
Что ж, значит, в башню она больше не пойдет…
***
С трудом дождавшись темноты, Вэл рьяно принялся за дело: для начала выломал и придирчиво осмотрел верхний каркас. Сойдет — ткань балдахина была прибита достаточно прочно. Затем разорвал постельное белье, сплел четыре веревки и, закрепив по одной на углах каркаса, связал между собою концы. Кажется, все… Назвать это воздушным змеем было слишком смело, и тем не менее… Та-ак, теперь выбираемся наружу…
Усилившийся к ночи ветер пузырем надувал рубашку, рвал из рук жалкие останки царственной постели, пока узник взбирался на ставший уже привычным за последние дни «наблюдательный пункт». Пока ветер только мешал, но если удастся его поймать...
«Змея» сильно подбросило вверх, потом затрясло. Вэл инстинктивно зажмурился; все его внутренности точно устремились наружу, но отступать было поздно...

Когда королеве Тирра сообщили о побеге «разбойника», она — впервые в жизни — лишилась чувств. Старая фрейлина, обучавшая Лиссу хорошим манерам, могла спать спокойно.

Оппоненту

Проходит все — прошел и тот октябрь...
Какой тут грех? Природа непорочна,
Как и любовь, в которой так же точно
За октябрем последует ноябрь.

С естественным исходом не поспоришь
Но не могу продолжить параллель:
Ведь о любви ты, как о чуде, молишь —
В природе ж, глядь, опять апрель.

Заносит снегом Лиговский и Невский,
Меняя все в округе — сразу, вдруг...
И про октябрь под этот зимний ветер резкий
Забудет "старый город" Петербург.

Опять октябрь, и листья под ногами,
И ветер; небо хмурится дождем.
Иду одна, где мы с тобой шагали —
По этим же аллеям, но вдвоем.

В опавшем парке зябко и тоскливо,
Но отказаться от затеи нету сил:
Достала цифровик, снимаю торопливо.
Зачем? Кто мне бы это объяснил…

Вот писал вроде автор от души, но так пафосно, с таким надрывом и такими стандартными фразами, что получилось неискренне и фальшиво Своими бы словами...

AkaKamiKaze, подозреваю, что когда Вы читаете, то интересуетесь в основном содержанием и мало обращаете внимание на текст.
Вот Вы говорите слишком много написали. А знаете, почему? Почему Вы можете так много и быстро писать? Никогда не задумывались? Потому что Ваш текст примерно на 50% состоит вот из таких "заготовок":

разлепить тяжелые веки, как завороженный, не в силах поднять глаза, ритмичные движения, сознание постепенно возвращалось в тело, укоренилась мысль, жаркое дыхание зверя, протягивать аппетитный кусок, содрогаться всем телом, неопределенно мотнул головой, ласкающий ухо, солнце клонилось к горизонту, до боли знакомый голос и т.п.

Вы удивлены? Спросите, а как же без них? Это, AkaKamiKaze, штампы... Писать без них гораздо сложнее: пока подберешь неизбитое сравнение, пока найдешь свое, а не повторенное за кем-то словосочетание...
Посмотрите рассказы Лестады, Джасты Дэ, Антимат, Розового Ганса... у них Вы не найдете ничего подобного...
Знаю, Вы человек ранимый, очень не хочется делать Вам больно, но ничего не поделаешь: у писателя, который использует штампы, никогда не появится собственный стиль, у него нет будущего; он будет писать много, и объем текстов будет расти год от года, только почему-то никто не печатает... Почему? Штампы в тексте - тревожная кнопка для редакторов. Он увидит в первом абзаце "солнце клонилось к закату", хмыкнет, посмотрит дальше, перевернет страницу и закроет файл с мыслью: "Можно дальше не читать"... А бедный автор столько думал, столько вложил, столько переживал...
Не расстраивайтесь, просто прежде чем повторить уже готовую фразу, подумайте, а нельзя ли сказать об этом по-своему? сначала пойдет медленнее, но это временно - постепенно скорость вернется
Удачи!

[

А за девочек, которых он поубивал? Ппц романтика...

Жалко, но автор, видимо, помимо своей воли, придал истории романтическое направление...
"Я тебя никогда не забуду-у-у-у..." Это запоминается, это продолжает звучать....
Помните "Легкое дыхание" Бунина? Героиня умерла - осталось лишь:

- Лёгкое дыхание! А ведь оно у меня есть, - ты послушай, как я вздыхаю, - ведь правда, есть?
Теперь это лёгкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре.

Курсовик


— Смотри, тут всего трое записались!
Я сощурилась, но список висел слишком высоко — пришлось доставать и напяливать очки.
«Семинар по русскому народному творчеству. Руководитель — доцент Ермакова Е. О.»
— Видишь! — не унималась Ленка. — Тебе в самый раз, ты ж у нас сказки пишешь. — Или, может, со мной на фонетику, а?
Нет уж, только не к Моисееву, который три года нудил у нас русский язык. Достал уже своими открытиями «мирового масштаба».
— Ладно, — поднявшись на цыпочки, я кое-как накорябала фамилию и номер группы.
Лучше бы я этого не делала…
***
— Ну вот, теперь и среда занята, — загрустила Ленка, когда мы уже шли по набережной от универа к остановке.
Занятия у вечерников четыре раза в неделю, а когда при этом работаешь по пятидневке... Жалко, конечно, Ленку, но сейчас меня одолевали совсем другие проблемы: лекций Ермакова у нас не читала, поэтому инициалы Е. О. ни о чем не говорили.
— Екатерина Осиповна? — предположила я вслух.
— Олеговна!
— Ты-то откуда знаешь?
С молодыми людьми Ленка не церемонилась, не то, что я: едва глянув на вынырнувшего откуда-то из-за спины парня, сразу же покраснела.
«Хорошо, что темно…»
Но этот гад заметил:
— Обожаю, когда девушки краснеют: значит, у них горячая кровь.
Ленка уже открыла было рот, но Леня — так он представился — оказался без комплексов и, как большинство мужиков-филологов, страшно болтлив. В нашей группе точное такое же трепло! Не успели мы опомниться, как уже знали, что он на два курса старше, что долго был в академке, что пишет диплом по фольклору…
Короче, когда подошел наш с Ленкой автобус, Леня пообещал встретить меня в следующую среду у Пушкинского Дома[1], где, оказывается, работает Екатерина Олеговна, и проводить…
Почему проводить?
***
Накануне я первый раз в жизни купила шляпу — ярко-красную, кожаную.
— Смелая женщина! — вместо здрасьте, огорошил Леня.
И пока я, естественно покраснев, пыталась понять, комплимент это или совсем наоборот, уже во всю трындел о Пушкинском Доме:
— Знаешь, там целый лабиринт из таких узких-узких коридорчиков. Лампочки почти не горят, а кругом книги, книги… На стеллажах, на полу — везде. Старинные. Бывает, открываешь такую: переплет, страницы все на месте — и ни одной буквы…
Я было развесила уши.
— Говорят, здесь водится книжный червь. А еще, рассказывают, один научный сотрудник…
— Да ну тебя!
Вошли мы в ярко освещенный холл с широкой мраморной лестницей, но когда поднялись повыше — туда, где находился научный сектор, картина резко изменилась: надвинулись низкие сводчатые потолки, запетляли-закружили мрачные коридорчики, заскрипели деревянные лесенки с вытертыми ступеньками… На очередной я чуть не навернулась — Леня едва успел поддержать. Еще немного, и я готова была поверить и в книжных червей, и в привидения, но тут, наконец, послышались голоса.
— Пришли! Тебе сюда, — мой провожатый кивнул в сторону приоткрытой двери, — а я пока к ребятам зайду.
И исчез.
Серьезно, исчез: оглядываюсь, а его уже и след простыл. Ладно. Я постучалась.
— Екатерина Олеговна?
— Заходите, она сейчас придет! — откликнулись откуда-то из-за стеллажей, и почти сразу действительно вошла эта самая Ермакова Екатерина Олеговна, доцент и сотрудник Пушкинского Дома.
Выяснив, кто я и зачем, тяжко вздохнула:
— Ну, раз вы очень хотите…
«Да не больно-то и хочу, просто другие семинары были уже переполнены…»
Слава богу, не ляпнула вслух: оказалось, что и этот семинар был давно и надолго переполнен (народ просто не записался), что попасть сюда практически невозможно, что участники его фанатично любят фольклор, что каждое лето они даже ездят в экспедиции… В общем, угораздило.
— Очень! — покраснев, промямлила я. А что еще оставалось? Ну, не обижать же людей? — Я даже сказки пишу…
Екатерина Олеговна, которая до этого момента выглядела усталой и озабоченной, аж вся засветилась, а из-за стеллажей послышалась возня, и на свет божий вылез длинноволосый небритый парень.
— Михаил, наш дипломник, — с гордостью представила его Ермакова. — Ну, что там, Миша?
— Да опять Тёмкин все перевернул!
Дальше, что называется, произошел диалог «с использованием местных идиоматических выражений», из которого я поняла лишь, что какой-то семинарист тайком роется в бумагах, и остановить его почему-то нет никакой возможности.
— Извините, — первой о моем присутствии вспомнила Екатерина Олеговна. — С удовольствием примем вас в наш коллектив. Тем более, что и тема подходящая… — она потянула из высоченной стопки документов коричневую папочку с завязками. — Еще никто не писал об этой…
Стопка опрокинулась — Миша бросился помогать…
— Вот! Рабочее название: «Былина Данило Борисович» как уникальное явление русского Севера». Тут уже есть некоторые материалы, почитайте, подумайте…
— А почему уникальное?
Должна я была хоть что-то спросить?
— Потому что в других русских былинах героев-вампиров нет…
***
Аудиенция, судя по всему, подошла к концу: мне поставили задачу, назначили время. С папкой подмышкой я обреченно благодарила, пятясь к двери. Должно быть, вид у меня был идиотский, и Миша это заметил:
— Я тебя провожу!
«Вот спасибо!»
Пока плутали по коридорчикам в обратном направлении, то есть плутала-то, конечно, я — Миша здесь чувствовал себя, как дома, — поинтересовалась, что это за Тёмкин такой, и нарвалась на быличку местного разлива…
Некий студент писал у Екатерины Олеговны курсовик: ходил чуть не каждый день, спорил, горячился, перерывал тонны материала, а потом неожиданно исчез. Как выяснилось, Тёмкин умер в библиотеке от сердечного приступа — прямо за столом, над сборником восточно-славянских быличек. С тех пор в кабинете у Ермаковой кто-то каждую ночь роется в папках с недописанными курсовыми работами.
— Пару раз ребята даже видели его около университета, а недавно…
— Ты еще про книжного червя расскажи!
Нет, эти ученые, точно ненормальные: ладно бы диссертацию еще докторскую писал, но помереть из-за какого-то паршивого…
— А-а, червь! Про червя как раз Тёмкин и придумал. Байки сочинять Ленька был мастер!
— Ленька?
— Ну, да, Ленька Тёмкин.
Чтобы не упасть, я ухватилась за перила — те со скрипом поехали в сторону.
— Осторожно, им же двести лет!
— На какую тему писал Тёмкин свой курсовик?
— Да вот на ту самую, что тебе и предложили, — подхватив меня под руку, Миша бодро зашагал вперед. — Ты почитай, классная былина! Редкая — кажется, всего в двух списках. Как же там было? Ленька еще любил цитировать… э-э-э:

«Да не дёржит меня да мать сыра земля,
Тольки дёржит меня да нонь осинов кол!»

— Все, теперь не заблудишься. Ну, а я пошел. Увидимся!
Помахав рукой, Миша повернул назад — в недра родного института.
— Пока.
Машинально сделав несколько шагов вниз по мраморной лестнице, я остановилась.
Торопиться было некуда — возвращаться не имело смысла. Я знала, что внизу меня ждут…

«Тольки дёржит меня да нонь осинов кол…»

Видимо, чтобы потянуть время, я открыла потертую коричневую папку.
«Допиши… только обязательно допиши…»
Надпись была сделана красным и шла поперек титульного листа.



[1] Литературный музей Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в Санкт-Петербурге

Я реально беспокоился когда читал эпизод в бассейне.

Вспомнилось обсуждение одного женского романа, где девица э-э-э... ударила героя в причинное место, а он ничего так, бодрячком, вроде и не заметил. Мужики - на дыбы, а авторесса: "Ну, что здесь такого, просто юмор, ну, чтоб смешнее было!" Тяжкий вздох.. "Ничего себе смешнее..."

Верю, что отдал золотой крестик! )))

Что-то медленно сегодня соображаю: вот этот момент особенно понравился:

Думаешь, такой везунчик, что смог обхитрить самого ногицунэ и украсть у него жемчужину? Мне было интересно, какое желание ты загадаешь

вот так вы и разрушили наивную детскую веру в сказочки эх вы!

да мне и не поверили

Да, кстати.
Хотя, может, и немного иначе: жили-были красивые эльфы, а потом пришли варвары-люди и всех уничтожили, как привыкли уничтожить всё непонятное, непохожее, вызывающее зависть.

И вот так всегда: уничтожат по невежеству, а когда сами оформятся во что-нибудь приличное - глядь, уже следующие варвары на подходе

тут получился такой весьма вкусный микс фантастики и фэнтези...

Тоже очень люблю, когда автор, с одной стороны, развлекает волшебством, а с другой, говорит, нет, ребята, никакого волшебства - просто наука наша еще в пеленках, не доросли мы еще до этого, нам еще пахать и пахать Обманка такая: думаешь, что фэнтези, а на самом деле НФ...

Три варианта - три разных судьбы, а 45 - возраст переломный! От выбора Елены Владимировны зависит ее дальнейшая жизнь! Желаю ей третьего варианта!

Классический рождественский рассказ восходил к средневековым мистериям и композиционно состоял из трех частей: Ад — Земля — Рай. Живший обычной земной жизнью герой волею обстоятельств оказывался в сложной жизненной ситуации, сравнимой с адом. А потом случалось чудо, носившее или чисто мистический характер, или вполне земной, когда герой, перестраивая свою духовную жизнь, сам вырывался из ада. И пришедшее на смену отчаянию состояние счастья было сравнимо с Раем. Рождественский рассказ имел, как правило, счастливый конец.
Основоположником современного рождественского рассказа по праву считается Чарльз Диккенс. У него есть целый цикл рождественской прозы. Первый свой рассказ он пишет в 1843 году, это "Рождественская песнь в прозе", и затем решает писать по рассказу к каждому Рождеству. Рождественские повести задумывались Диккенсом как своеобразные проповеди человечности, любви, добра, призыва изменить жестокий мир через собственное преображение.
Отдала дань рождественской теме и знаменитая шведская писательница Сельма Лагерлёф. Это и цикл библейских рождественских историй и чудесные рассказы. В "Рождественском госте" никаких рождественских духов, чудо совершается в людских душах. Здесь звучат все "вечные" мотивы рождественских рассказов: тема принятия человека "во грехе", прощения, ценности человеческой души. Очень интересно интерпретируется практически обязательная для этого жанра "детская" тема. Именно дети выступают спасителями Рустера — рождественского гостя — а с ним и всей своей семьи.
"Дары волхвов" — самый трогательный рассказ не слишком склонного к сантиментам О.Генри. Супруги Диллингхем бедны. Главные их сокровища — роскошные волосы жены и прекрасные фамильные часы мужа — требуют соответствующих аксессуаров: набора черепаховых гребней и золотой цепочки. Вот это были бы настоящие рождественские подарки. Супруги горячо любят друг друга, но денег катастрофически не хватает, и все-таки они найдут выход, способ одарить друг друга. И это будут настоящие дары волхвов...
Русские писатели тоже не обошли вниманием рождественскую тему. Есть замечательные рассказы у Лескова, Гоголя, Достоевского, Куприна, Чехова…

Более подробно здесь: http://www.liveinter.../post146874935/

Возможно, все так и есть, а, может, Вы просто нашли способ изложить свои мысли?
Не очень интересуюсь душевнобольными людьми, но читала, что у них частенько свой, оригинальный взгляд на происходящее.
Один из них, к примеру, задал вопрос: "Что общего между карандашом и ботинком?" - "И тот и другой оставляет след", - пояснил он, потому что никто не мог ответить...