Отправлено от
В ворота громко постучались. Они ответили глухим металлическим звуком, и на запорошенную снегом землю опустилась грязновато-синяя облупившаяся краска. Собака забрехала осипшим пространственным голосом, словно вот-вот и сорвется на высокой ноте. Во дворе засветило желтоватым светом, повизгивая, словно больное животное, отворилась дверь. Низкий бас прокряхтел, подначивая клокочущую в горле мокроту. Сплюнул.
- Иду! – крикнул мужик и тут же болезненно закашлял.
Ворота отворились.
- Да заткнись ты бл*ть, глупое животное! – мужик убедительно притопнул ногой и плешивая, дрожащая от холода и страха дворняга забилась в будке, позванивая своей цепью. – Проходите – проходите. У нас электричество обрубили, гниды либеральные! Звонок то не работает, вот сижу при керосинке…
Два безликих мужика в темных бушлатах, укутанные шерстяными шарфами, оказались посреди двора. Проглядывались только щуренные от ветра глазки.
- Здравствуйте отец Александр! – подал голос один из мужиков и чуть приклонил голову.
- Да брось, Алеша! Не могу я привыкнуть к этим «отец», «батюшка» - хозяин окинул дружеский жест и старчески улыбнулся. Он стоял в рубахе с короткими рукавами, из распахнутой груди показалась мужицкая рыжеватая шерсть. Калоши на босу ногу, сальный волос развевается по ветру, а от мужика, словно излишняя теплота в воздух выделяется.
- Вот, это Толя. Узнал наверно нашего рыжего?! – Алеша громко захохотал, а из разинутой пасти валил объемный теплый пар.
- Да как его- то не узнать, рыжего? Его всякая больная бабка знает! – ответил хозяин и прихлопнул Рыжему Толику по плечу. Тот, лишь робко стоял, наклонив голову, и нервозно сгребал снег замшевыми ботинками.
- У нас тут машина встала, заглохла совсем, вон там у дороги. – Алексей указал в сторону блеклого фонарного освящения. - Толины ребята уже выехали, а я как раз вспомнил про ваш дом. Всматривался в таблички, думаю, ваш – не ваш… Вот, оказалось верно.
Все трое прошли в хату. Теплота охватила гостей, аж в глазах образовались слезинки, а оледенелые руки стали отогреваться и жгуче покалывать. В доме стоял сладкий бальзамический запах церковного ладана.
- Ну, садитесь! – хозяин присел за массивный чопорный стол, смахнул спадающие на лоб сальные волосы. – Выпьем?!
Один мужик, тот, что Алеша, радостно встрепенулся, засиял, даже потер ладони в предвкушении. Тот, что рыжий – Толик, сидел безмолвно, толи печалился чему, толи чего страшился, правда, любопытство брало верх, и он оглядывал небольшую комнату: старую, но добротную мягкую мебель, книжные стеллажи по длине всей стены с аккуратно уложенными книгами. Над дверным проемом висели портреты Сталина и Ленина, обрамленные узорными багетами, а на столе, том самом, за которым все сидели - бронзовая статуэтка Сталина.
Хозяин налил «Путинки» в огромные граненые стаканы. Рыжий Толик долго отнекивался «не пью-не пью», но под волевым натиском согласился «одну и все, даже не уговаривайте». Хозяин с Алексеем выпили залпом, не морщась, занюхали звучно рукавом. «Хорошоооо». Толик давился глотками, корчил бледное лицо, все же не допил.
- Эх, Толик… – протяжно обратился хозяин, - Хилый ты какой то! И как мы вас в 93-м то не задавили? Гришка ваш брызжал тогда на всю страну: «Задавить красно-коричневую гадину»
Рыжий только вздыхал, видно крепкая водка перекрыла ему дыхательные пути.
- Ну да, вы ведь нас красно-коричневых с танков бомбили! Как Эдик Лимонов сказал собчачке на программе? «Пули вашего папы свистели у меня над головой…»?!
- Александр Андреевич… Ой, совсем забываю….
- Да ладно Алеш, называй, как привык – одернул хозяин, вновь смахивая волосы со лба.
- Александр Андреевич, как раз заканчиваю читать вашу книгу «Красная Православная Империя», вы мне ее подпишите - книга то с собой. Алексей зашарил в кожаном портфеле, достал книгу, бережно протянул хозяину.
- Так, сейчас, ручку…
- Да есть, Александр Андреевич, не ищите! – Алексей подал золотистый «паркер»
«Дорогому красному другу Алексею, надеюсь, что и товарищу по борьбе. От автора» Подпись – трудно разобрать, но что то вроде Пр… и волнообразная завитушка кверху.
- Спасибо Александр Андреевич. Отличная книга. Ну, про мастерство языка итак все понятно, но сама суть… Я думаю, сейчас большинство населения стремятся к православному социализму!
Алексей говорил с беспредельной честностью, и каким - то глубоким и сильным воодушевлением, будто сам долгие годы был беремен той идеей, которая отобразилась в книге.
Александр Андреевич лишь скривил рот довольной ухмылкой, наполнил до краев граненые стаканы.
- А ты чего Толя сидишь - молчишь? – хозяин хлопнул рыжему по плечу и придвинул к тому стакан «Путинки». Анатолий бережно отодвинул алкоголь и, набравшись храбрости, но все же неуверенно произнес:
- Я тоже прочел вашу книгу. Знаете, мои взгляды значительно изменились: и насчет Союза, и на счет событий 93-го, и на счет Революции 17 года, но… - Анатолий сделал паузу и глубоко вдохнул воздух, толи для храбрости, толи ради выражения какой-то понятной только ему эмоции - … но я все же не могу до конца принять возможность православного социализма. Но ведь были убиты священники после революции, но ведь рушили храмы.… Да, благие цели, я это со временем понял, даже стыдно за свое «либерастское» прошлое, но смерти то ведь не утаишь…
- Роль православной церкви сегодня - это прекращение антисоветизма и создание союза с красными государственниками, понимаешь, Толь? Роль церкви - быть проводником небесных, мистических сил в общество, в народ. – хозяин призадумался, покосив взгляд, но быстро сформулировал пылающую в голове мысль и продолжил. – Я много разговариваю со священниками. Знаешь, что они говорят? Они убеждены, что русская православная церковь не имела никогда такого подъема, такого небесного величия, как после революции и в последующем, при Сталине! Сталин – истинный православный! Если раньше церковь была отвратительна своей гнилой ангажированностью и собачей преданностью к помазаннику, то при Сталине она обрела множество великомучеников, святых, которые выстрадали смертью свою веру!
Анатолий молчал призадумавшись. «Скорее, старик прав!» - зарождалось в его голове, и каждое слово хозяина было завораживающим, гипнотическим, а возможно и божественным. Оно словно проникало в сознание, в сердце, очищала грешную душу, образуя в ней верную благую мысль. Алексей лишь поддакивал, уверенно мотал головой, убедительно соглашаясь с хозяином. Он давно пришел к этой мысли, давно познал потерянную еще при рождении правду, а своей видимой поддержкой лишь подталкивал колеблющегося Анатолия.
- Страна загажена либералами – продолжал хозяин. Его косматые брови то сходились, то расходились, согласно мимическим движениям. - Все небесные силы и потоки тонут в этих миазмах, которыми умостили либералы русскую жизнь. Вот в чем дело!
Анатолию стала не по себе, в душе нахлынула такая горесть и отчаяние от прошлых грешных убеждений, что слезы сочились из напряженных век, а лицо залилось багровой постыдной краской. Ему казалось, что всю жизнь, будучи либералом и функционером государства, он уничтожал все божественные представление, топтал и унижал русский народ, желающий обрести веру в Бога и Социализм. Раскаяние, словно физическое естество, покалывало в горле, покрывало мурашками тело, будто электричество шевелила его рыжие волосы. Стало невыносимо держать в себе горькую слезу, и Анатолий расплакался, совершенно не заботясь, что о нем подумает Александр Андреевич и Алексей.
- Ладно, Толь, пошли, помолимся – Александр Андреевич погладил плачущего по спине.
Все трое подошли в дальний угол комнаты. Хозяин зажег церковную свечку, бережно стянул бордовый бархат с иконки. На иконе - лик Сталина и Ленина, они стоят в тесной дружбе, над головами серебрится лучезарный нимб, а напротив - Святая Матрона Московская - блаженный взгляд и чуть изогнутая кисть.
Анатолий не знал никаких молитв, слезы стекали крупными каплями по бледному несчастному лицу. Он просто бормотал, шевеля дрожащими губами: «Прости боженька, гниль нечистую, либерала окаянного, жида твоего грешного…»
