Сообщений в теме: 10

[Fertes]

Рассказ внезапно появившейся Лисицы

 

Щелкунчик

 

I

Проклятый крысиной королевой,

 Обречен игрушкой стать навеки,

 Ты глядишь без боли и без гнева

 Сквозь полуразомкнутые веки

 

Властная на вид женщина сидела в кожаном кресле посередине комнаты. Из под строгой юбки-карандаш выглядывали ажурные края чулок, жакет подчеркивал среднего размера грудь и тонкую изящную шею, но лицо… Так бывает, что у женщины прекрасное тело, но лицо как будто взято от другого человека. Казалось, что женщина в прошлой жизни существовала в виде крысы и часть этой сущности отразилась на настоящем. Звали ее Лариса, а в темных кругах за специфическую внешность и положение в обществе ее звали «Крысиной королевой».

 

Напротив нее в коротеньком черном платье сидела «фифочка», одна из тех жен олигархов, получившие хитростью и обманом штамп в паспорте, блондиночка лет 25. На лице отражалось определенная озабоченность и раздражение.

- Агнесса, дорогая моя, рассказывай, что тебя беспокоит, - спокойно спросила Лариса.

- Лора, его папашка оставил все наследство сыну, которым он воспользуется после своего совершеннолетия. Если же ребенок погибнет, то все достанется государству, - брезгливо поморщив нос рассказывала девица. – Он меня за этот месяц вымотал. Я не выдержу еще 4 года. Поможешь?

- А кто назначен его опекуном? – деловито спросила Лора.

- Я, - сердито кивнула Агнесса.

- Тогда все просто. Отправь его в колледж. Когда ему исполнится восемнадцать выйди за него замуж.

- Не смеши меня. Я не хочу снова носить эту глупую фамилию: «Щелкунова» и…. Я выхожу замуж за зама,- девушка хитро улыбнулось. Наконец-то она улыбнулась с удовольствием.

- Моя школа, - расхохоталась Лариса. – Кажется, я поняла, к чему ты клонишь. Доказать невменяемость и пожизненно быть опекуном. Хорошо, я заберу мальчика к себе. Веди своего пасынка.

Агнесса достала телефон из сумочки и позвонила:

- Лешенька, приведи мальчика.

 

В комнату вошел бугай, а за ним следом покорно и тихо мальчик 14-ти лет. Он посмотрел пронзительно серыми глазами на женщин и опустил голову.

 

- Поздоровайся, Максим!!! – прикрикнула на него мачеха.

- Здравствуйте, - прошептал парнишка.

- А он миленький, - улыбнулась хозяйка. – Хорошо пойдет. Только, чего-то не хватает… Машутка!!!

Из соседней комнаты вышла девушка, хотя ее сложно было назвать таковой. Скорее это был парнишка с отросшими волосами. У Маши совершенно отсутствовала грудь, по крайней, мере она не заметна под мальчишечьей рубашкой. Даже брюки, такое впечатление,  украдены у младшего брата. Но все же это была девушка.

 

- Звали, Госпожа? – девушка не поднимала глаз на Ларису. По всей видимости, Маша не просто подчиненной.

- Да, Мышка. Тебе придется забрать к себе мальчика. Нам нужно, чтобы он был в хорошем состоянии. Будешь отвечать за его товарный вид.

- Хорошо, Госпожа.

- И еще… Сделаем из него Щелкунчика. Позвонишь бодимодификатору, пусть он вставит мальчику туннели в щеки.

Мышка наконец-то взглянула на своего нового подопечного, который молчал все это время. Девушка вздрогнула.

- Но, Госпожа, он и так будет популярен, - Маша посмотрела на хозяйку.

- Молчать, - разгневалась моментально Лора. – Забирай мальчишку и вали отсюда. Придешь вечером за наказанием!!

Мышка помрачнела. Она взяла мальчика за руку и увела за собой туда, откуда вышла.

- Агнесса, заберешь его через 4 года. Поверь, никому еще не удавалось оставаться вменяемым после такой работы, - цидила сквозь зубы Лариса. – Дашь им расслабиться – сразу борзеют.

- Так же строго держи и его, - ухмыльнулась Агнесс. – Пока-пока.

 

II

 

В тот день модификации подвергся не только Максим, но и Мышка. Девушке без анестезии Лариса разрезала язык. Это было ее наказание за то, что она не промолчала.

- Теперь тебя будут звать Щелкунчиком, - обратилась Лариса к мальчику. – И ты будешь выполнять все, что от тебя потребуется.

 

И он выполнял. Лариса оказалась хозяйкой элитного борделя, прикрывающегося модельным агентством. Щелкунчик тоже выступал как модель, но чаще всего он работал проституткой, игрушкой для богатых господ. За два года мальчик видел всякое и всяких, выполнял все прихоти своих заказчиков. Первые месяцы Максим сопротивлялся, пытался убегать, но его находили, возвращали обратно и … Наказывали Мышку, единственную, кто проявлял к нему заботу. Пришлось смириться.

 

Мышка, хоть и была проституткой, но училась в институте. Хотя, очень многие девушки зарабатывали себе на учебу таким «легким» путем, но между Ларисой и Машей установились определенные связь, из-за которой «служанке» доставалось. Под опекой девушки Максим продолжил ходить в школу, хотя не хотел. Мальчика дразнили из-за фамилии и из-за дырок в щеках. Имя «Щелкунчик» намертво приклеилось к нему.

 

Когда же между «работой» и учебой оставалось время, а это часто бывало в праздники, когда клиенты, как благочестивые люди, проводили праздники с семьей, Маша выпускала Щелкунчика в город под свою ответственность. Но мальчик не уходил далеко. Закутавшись в шарф, он сидел в соседнем парке и наблюдал за людьми.

 

Дети играли, бегали вокруг, кидали снежками друг в друга, парочки ютились по скамейкам, целовались, обнимались. Одиноких людей редко можно было увидеть. Но и большое количество людей собирались только на каких-нибудь концертах, проводившихся в том же самом парке. Вот и за неделю до Хэллоуина разместился шатер цирковых артистов. Среди деревьев редко появлялся кто-либо. Все крутились возле цирка.

 

Максим, который и до попадания к Крысиной королеве, был нелюдим и старался избегать таких мероприятий, теперь часто сидел один в пустой части парка и  наблюдал на столпотворения возле кассы цирка.

От толпы отделилась Она. Маленькая, хрупкая, нежная в легком пальто, из-под которого торчала балетная пачка. Дойдя до лавочки, она приземлилась рядом с Максимом.

- С наступающим тебя, - улыбнулась девушка и протянула маленькую шоколадную конфету.

- Спасибо, - буркнул в шарф Щелкунчик и положил подарок в карман.

 

Они долго так сидели, молча наблюдая, как падает листва, как проходят люди, как зажигаются фонари. Когда же стало совсем темно и холодно, девушка поднялась со своего места и протянула руку юноше.

- Пойдем, - позвала она за собой. Что внутри Максима сжалось в комок и заставило поверить ей.
– Не бойся, ничего страшного не будет, - улыбнулась она тепло.

 

Незнакомка привела парня к шатру и провела в одну из комнат, где жили артисты. Маленькая коморка с кроватью-полуторкой, зеркалом и маленьким шкафчиком. Афиша над кроватью гласила: «Принцесса под куполом». Максим помог снять пальто, под которым оказалась легкая трикотажная майка. В ней девушка казалось совершенно хрупкой, невесомой.

- Тебе не холодно? – не снимая шарф, спросил Щелкунчик.

- Нет. Снимай шарф, - она подняла руки к щекам мальчика.

- Не надо! – отринул было от ее рук, но было уже поздно – щеки открылись.

- Вот видишь, совсем не страшно,- она нежно улыбнулась. – Это же не по твоей воле.

Максим кивнул. Они оба сели на кровать и снова замолчали.

- Меня зовут Максим, - наконец проговорил сдавленно юноша.

- Настя, - кивнула артистка.

 

III

Поздно ночью заслышав шорох,

 Замирают в испуге люди,

 И зловещих предчувствий ворох

 Преподносит тебе на блюде,

 Как служанка дурная, память,

 Что сидит в закоулках мозга,

 Чтоб вспомнить тебя заставить,

 Как все будет - а будет просто…

 

Настя легко и просто сдружилась с Мышонком. Пару раз они вместе с Максимом даже посещали представления. Крысиной королеве же показалось, что Щелкунчик слишком вменяем, и теперь он приезжал вместе с Мышкой в ее «пыточную». Наверное, мальчишка и сошел с ума, если бы не мысли о Мышке и Насте. Сидя часами в клетке, наблюдая за извращениями хозяйки, он перед глазами видел летающую под куполом девушку.

 

Нормальность все больше и больше раздражало Ларису, но она не могла ничего с ним сделать. Свое раздражение вымещала на бедной Мышке. В очередной из таких срывов девушку госпитализировали.  Тогда и пришлось рассказать Насте о том, чем занимаются ребята.

 

- Это не реально, - с интонацией Гермионы Грейнджер возмутилась Настя. – Как вы могли?

- Не наша воля. Мы рабы.

- Тогда давайте сбежим? – глаза девочки засияли.

- Как?

- Операция «Фунтик»! Спрячу вас в своем вагончике, - расхохоталась Настя.

 

Несмотря на свою бледность, хрупкость и нездоровый вид, из девочки фонтаном билась жизнь. От ее улыбки становилось спокойно и уютно. С легкостью, присущей ей, сразу же убедили Мышку. Маша устала уже от своей «госпожи». Побег сразу же назначили на конец декабря, перед новым годом. Как раз на Новый год цирк собирался перекочевать в другой город. Последними уезжали дрессировщики со своими животными и Настя.

 

Потихоньку собирались вещи, самые необходимые, деньги снимались со счетов. Маша оформляла перевод в другой институт. День за днем переносились запасы и вещи в маленький вагончик. Дата побега был уже известен. Мышка получила подтверждение о переводе. И вот уже на нервах. Чемоданное настроение.

 

- Ребят, у меня последнее выступление. Наверное, стоит в этот же день вам приехать ко мне, - внезапно предложила Настя ребятам. – У меня плохое предчувствие… Этой ночью приходите.

Вечер. Взяв с собой сумки, ребята потихоньку, стараясь не привлекать внимания, вышли из квартиры. Ключи, как договорились заранее с хозяйкой, оставили у соседей в почтовом ящике. Кто-то закашлял на верхней площадке. Мышка вздрогнула.

 

- Не бойся, сосед вышел покурить, - успокоил ее Максим.

- Плохое предчувствие, - прошептала девушка и слабо улыбнулась.

– Просто если нас поймают… - шептала она, когда выходили из подъезда.

- То вам будет плохо, - сказал кто-то рядом с ними.

- Беги! – крикнул Щелкунчик и кинулся на мужчину, но через минуту они вдвоем с Машей сидели под дулом пистолета в машине.

 

Их привезли в тот самый офис, откуда и началась история. В кабинете на своем кресле сидела Госпожа.

- Думали, ваши сборы никто не заметит? – спросила Лариса. – Думали, я вам так просто дам уйти? Щелкунчик, мальчик мой, за тебя мне полагается не плохая доля. Я тебя так просто не отдам, и не спасет тебя твоя принцесса.

Женщина громко и грозно расхохоталась.

- А теперь наказание за непослушание. Мальчики! - позвала она своих охранников. – В подвал их. И постарайтесь не бить по лицу. Они все еще товар.

 

IV

Ты не жди спасительного чуда -

Пусть в груди от горя станет тесно:

 Помощи не будет ниоткуда -

 Ночью умерла твоя принцесса…

 

Уже неделю они вдвоем лежали в подвале. Ребра безумно болели, дышать тяжело, ноги и руки ватные. Их насильно кормили, чтобы поддерживать в них жизнь, но от еды не становилось легче. Все мысли были о Насте. Если Лариса знала о ней, значит, девочке угрожала опасность.

 

Пришла Крысиная королева. Она молчала и как-то по-хитрому улыбалась, но Щелкунчик понял, почему.

- Что ты сделала с Настей?!!! – закричал Максим, когда она пришла.

- Я? Ничего, мой мальчик. Не забывай, что ты служишь простейшей целью – быть игрушкой, а игрушки не любят, - она разразилась хохотом.

- А ты не хочешь ничего сказать, Мышка?

- Ты крыса, - прошипела девушка.

- Да? А как же поздравить свою госпожу с Новым годом? Как-никак, сегодня праздник. И знаете, я вам сделаю новогодний подарок. Я покажу вам одно довольно таки привлекательное видео.

Лариса открыла экран телевизора и включила. И снова под куполом летала Настя, перепрыгивая с одной трапеции на другую, но вдруг девочка вздрогнула и не долетела до трапеции и рухнула вниз, на арену. Страховочная сетка, которая обычно была натянута внизу, отсутствовала, и тело распласталось по красному полу.

 

- Нет, - прошептал мальчик.

- Какая жалость, что нерасторопные рабочие не установили сетку во время репетиции, - улыбнулась Лариса. – И какая жалость, что в больницах такая халатность. Девочка умерла от внутреннего кровотечения.

- Это все ты!!! – вырвалось из Щелкунчика, - Это твоих рук дело!

- Зайка, ты просто поверил в сказку, где добро всегда побеждает зло. А в твоей сказке нет ни Мастера Гофмана, ни волшебного ореха. Ты просто глупый мальчик, а не сказочный заколдованный. Но зато у тебя есть повод сойти с ума. 

- Мышка, а ты пока что свободна, - обратилась она к своей служанке. – С ума сходят поодиночке.

 

Охранники схватили беспомощную девушку и потащили за собой. Она упиралась, хваталась за все, что было на пути, и беззвучно кричала из-за стоявших в горле слез.

- Конец сказке, - дорогие мои.

 

 

[Fertes]

Рассказ Андрея Чечако

 

Мамины слёзы

 

Далеко-далеко, и очень высоко в горах, у самой высокой и самой далекой вершины, прямо над отвесной скалой и ужасной пропастью, стояла избушка. Она была маленькой и покосившейся, с невысоким крыльцом, прямо от которого начинался огород, бегали куры и важно переваливались утки. А под старым окном, с открытыми настежь расписными ставнями, стояла широкая скамейка, и по вечерам мама и ее двое деток – сын и дочка, сидели на ней, плевали на утоптанную глину семечки, и смотрели на взлетающее в изумрудное небо ракетопланы.
Ракетопланы оставляли за собой красивые белые хвосты, которые постепенно темнели на фоне багряного неба. Но потом наступала ночь, куры усаживались на насесты в сарае, а утки прятали головы под крылья и под вздохи дочки, а иногда и под слезы сына, мама начинала укладывать их в постель.
Хоть снаружи избушка была маленькая, но внутри она была просторной, трехкомнатной, правда без дверей в широких проемах. В спальне горели разноцветные бра, освещая двухэтажную детскую кроватку. Девочка спала вверху, а мальчик – внизу, поэтому мама, рассказывая сказки, иногда сидела рядом с ним, а иногда стояла, держа руку дочери в руках, и глядя на сына.
- Папа сегодня не придет? – спрашивал сын, а дочка, хоть и была с ним одного возраста, смотрела на нее своими серьезными серыми – мамиными - глазами.
- Нет, не придет. Папа на работе.
- Опять на работе! Что это за работа такая? – шевелил плечами в пижамке сын, и дочь тоже пожимала плечами. И не останавливаясь просил: - Расскажи сказку, про короля и королеву.
И мама начинала:
- В тридевятом царстве, в тридесятом государстве… - и видела как шевелятся губки сына и дочери, повторяя простую формулу. - …жили-были король и королева. Деток у них не было, и поэтому они очень скучали.
Однажды пришла королева к королю и сказала:
- Я встретила старую женщину, и она сказала, что может сделать так, что у нас будет ребеночек. А когда я ей пообещала полцарства в подарок, она сказала, что может сделать так, что мы сами выберем – мальчик у нас будет, или девочка…
Сын привычно перебил ее и откинул одеяло:
- А как она может выбрать?
- Кто глазки открыл?
Но уже и дочка смотрит на нее и вопрос правильный.
- Наверное, эта женщина – генетик, она знает, как сделать мальчика и как – девочку.
- А как сделать?
- Вырастишь генетиком – узнаешь. Закрывайте глаза.
… и король сказал: - У нас много врагов, и мне нужен сын, чтобы я сделал из него настоящего воина!
А королева сказала: он может погибнуть на войне, и тогда у нас не будет не сына ни дочки!
Тогда король сказал: - Тогда пусть будет девочка. Она вырастит, и мы отдадим ее замуж за сына самого грозного врага! Она не будет воевать, а у нас будут внуки.
Тогда королева сказала: - Тогда пусть будет девочка.
Сын уже спит, а дочка смотрит на нее и спрашивает:
- А ты бы кого выбрала, мама?
И мама отвечает:
- Я выбрала вас.
Дочка кивает и закрывает глаза. Мама выходит на крыльцо, проходит через огород и подходит к забору. На столбах насажена тыква и горшки. Она смотрит вниз, на безумной красоты пропасть и далекий покров облаков, радуясь тому, что дети не знают ни о падении атмосферного давления с высотой, ни о том, что король из сказки выбрал сына. И сын погиб.
Утром она пытается работать на огороде. Под слоем черной земли – скала. Ну что делать, если в холодильнике каждый день только молоко, а в буфете – конфеты и батон?
Она попробовала посадить цветы вместе с дочкой – они зацвели уже к вечеру. Правда, садили они ноготки, а выросли ромашки, немного бумажные на ощупь.
Она слышит, как дети ссорятся в доме. Потом оба, в пижамах и в домашних тапочках появляются на крыльце.
- Мама, - кричит дочь, - Ваня опять не дает мне первой ручки мыть! Он опять лезет ко мне в умывальник
- Ну что же делать, пусть он помоет, а потом ты! Ваня, почему ты не моешь ручки у себя в умывальнике?
Ваня дует губы, его глаза наполняются слезами.
- Я не буду с тобой дружить! – и он гордо удаляется в дом.
А она возвращается к огороду.
Вечером у нее болит спина и дрожат ноги.
- Сильно устала, мамочка? – спрашивает дочь.
- Устала, Тала, - шутит мама. – Ну, это только в южных морях на деревьях растут булки и кокосы с бананами. А нам с вами – работать надо.
Но усталость берет свое, и она пораньше загоняет их спать, и рассказывает сказку про Конька-горбунка, в той части, где в теплом море-океане плывет рыба-кит.
Когда утром она просыпается, то за крыльцом она не видит огорода. Избушка стоит на песке. Вокруг растут пальмы и разбросаны лежаки, на заборе сушатся полотенца, а в бирюзовой воде лагуны, на мелководье, лежит огромный синий кит.
На его спине стоит ларек, и даже отсюда, с берега, видно, что в нем есть все: начиная от игрушек и розовых платьев, до любимой копченной колбасы.
Мама заходит в воду, зачерпывает ее и подносит к губам. Вода пресная, теплая и с легким запахом озона. И, конечно, на ближайшей невысокой пальме, растут батоны.
Она садится на мелководье и начинает плакать. Истерика поднимается изнутри ее, и начинает бить спазмами рыданий. Руки расслабляются и она валится на бок, в воду. Дети уже проснулись и плачут вместе с ней, трясут ее:
- Мамочка не плач, мамочка…
А она все не может успокоится. Потом она берет себя в руки. Садит их пред собой и говорит:
- Ваня, Виталия! Папа больше никогда не придет. Он погиб на войне.
И она начинает рассказывать им всю свою жизнь, как взрослым. И плачет и смеется. И про свою бедность, и про их бабушку с дедушкой, и про то, как они познакомились… и про войну. Они внимательно слушают. И плачут вместе с ней и смеются, а потом спокойно сидят и смотрят, как взлетают ракетопланы и белые хвосты медленно темнеют на фоне тропических звезд. Потому что папа, очень любил ракетопланы.
Они засыпают на берегу, а утром, она просыпается на плече у мужа. Она лежит не шевелясь, боясь спугнуть этот сон. Но ощущения очень реальные. Она понимает что проснулась от его похрапывания – он всегда храпит на спине.
Он поворачивается на бок, сонно открывает глаза и говорит:
- Спи, спи давай. Рано еще.
И снова засыпает.
А она лежит и не может насмотреться на него. Когда он проснется, и она все расскаже ему, он обязательно скажет:
- Если детям говорить правду сейчас, то они смогут изменить будущее. Никогда в этом не сомневайся.
Потому что он всегда говорит умные вещи, когда стоило бы помолчать.

[Fertes]

Рассказ Фертес (Совместно с Михасом Никольски)

 

Девочка-мухотаракан

 

Девочка мухотаракан

Часть I. Превращение

 

Авторы: Сергей (Михас) Никольски, Юлия Эфф

 

От соавтора.

Немного предыстории и соавторской правды.

 

Два года назад, в первый Декамерон мы с «Никольским» в аське обсуждали тему сказки. В частности, «раз уж писать, то создавать если не новое, то новых супергероев. Супергероев народ любит…» А дальше стали перебирать, каких еще не было. Выяснилось, что самых кавайных авторы уже разобрали. И страшных тоже. Даже гугл выдал существующую в сети мангу «девочка-таракан» , с мухами было сложнее… В результате получилась вот такая ещё пока не супер-гёрл. Процесс показал, что история никак не хочет умещаться на несколько страниц, поэтому… поэтому… лень стало продолжать. И вот, наконец, надеюсь, что в третий РД «Девочка мухотаракан» таки превратится в то, что было задумано, хоть и вскользь.

Теперь об авторах. Года три – три с половиной назад в сети родился Михас Никольский – в общем, плод шутки двух людей. Никольский – от церкви, в которой был крещён Н.В. Гоголь, Михас – чуть скучнее ассоциации, поэтому не стоит, я думаю. Затем подключился третий… В общем, запутанное это дело, в результате которого одни люди стали считать Никольского исключительно моим псевдонимом, другие – как отдельной личностью.

Время расставило всё по своим местам, да и расстояние, личная жизнь оказались печальной причиной забросить этого замечательного рас-троенного автора. Соответственно, были заброшены «Пьяные рассказы», но больше всего жалко «Девочку мухотаракана». Поэтому я, мысленно благословясь и перекрестившись, решилась довести эту повесть до конца, вернее, пока до финала первой части – «Превращение». Вернется ли Никольский в полном составе – сомневаюсь, как говорится, дважды реку не перейдёшь. Но, во всяком случае, пока один «крестраж» существует… Ладно, всё остальное по авторству – в прочих комментариях, что интересно будет, спрашивайте.

 

Относительно 1 части. Каждый день я буду публиковать по главе, так сказать, для поддержания духа пиара и неторопливого чтения, ибо недописанная часть была удалена с форума достаточно давно.

 

 

Глава 1

Девочка, которая плохо кушала

– Проходите, присаживайтесь, – сказал доктор, не глядя на вошедшую к нему семью, маму, папу и маленькую девочку. Доктор показал рукой на стул рядом, и было непонятно, как три человека смогут уместиться на этом самом стуле.

 

Девочка посмотрела на родителей вопросительно, и мама присела, а девочку посадила себе на колени. Папа остался стоять, решив, наверное, что, если тоже сядет маме на колени, то стул не выдержит, и тогда все посетители доктора будут жаловаться стоя.

 

– Ну-с, на что жалуетесь? – спросил равнодушно доктор, продолжая писать.

 

– Вот, – сказала мама, – мы не кушаем.

 

Доктор прекратил писать и повернул голову к посетителям.

 

– И почему вы не кушаете? – было видно, что ему и в голову не может прийти такое – не кушать. Доктор был полноват, его розовые пухлые щёчки выдавали хороший аппетит. Наверное, он даже за своими детьми доедал всю кашу...

 

А у девочки, сидевшей на коленях у матери, был очень голодный вид: под глазами плакали серые круги, нос казался похожим на клюв синички, а щёчек и вовсе не было – ввалились.

 

– Тебе мама не даёт кушать? – улыбнулся чему-то доктор, откладывая ручку на стол, и даже отодвинул от себя карточки, сделанные из половинок толстых тетрадок. Он не каждый день видел таких грустных, голодных и молчаливых детей.

 

– Я даю ей кушать, это она не ест, – мама обиделась, – она даже йогурт не доедает до конца.

 

– Вообще? – брови доктора от удивления полезли на лоб, как мохнатые гусеницы, – почему ты не любишь йогурт?

 

Но девочка не ответила. У неё не было сил, и поэтому она только смотрела на гусениц. У дедушки в деревне такие ползали по капусте и потом, наевшись этой волшебной капусты, превращались в красивых белых бабочек. Если поймать такую бабочку и поднести к носу, она будет смешно щекотать нос.

 

– Как тебя зовут? – доктор снял очки и пододвинул ближе стул.

 

– Её зовут Аня, – ответила за девочку мама. – Ей семь лет и мы, то есть, она должна пойти в школу, в подготовительный класс. Но мы боимся её туда отдавать, потому что мы, то есть, она может упасть в голодный обморок.

 

– А, – согласился доктор, – и давно она у вас не ест?

 

– Уже два месяца, – мама положила фотографию на толстую медицинскую карточку Ани, – вот такими мы были полгода назад.

 

На фотографии была одна Аня, без мамы. Все мамы, которые сильно любят своих детей, говорят «мы». Доктор снова надел очки и взглянул на фотографию:

– Это точно один и тот же ребёнок? – брови-гусеницы полезли на лоб. – Вам надо сдать все анализы.

 

Девочка вздрогнула и прижалась к маме.

 

– Мы уже у всех врачей побывали, – сказал вдруг устало папа, – и анализы сдавали несколько раз. Никто не может объяснить, почему у неё нет аппетита. И анализы у нас нормальные, кроме низкого гемоглобина.

 

– А у психотерапевта вы были? – доктор начал листать медкарточку Ани.

 

– Наша дочь, – гордо сказала мама, – не какая-то там психическая больная! Мы просто плохо кушаем!

 

– Нудануда, – пробормотал доктор заклинание и взял в руки волшебный стетофонендоскоп, – снимите ей кофточку.

 

Мама опустила Аню на пол и сняла с неё кофточку. Доктор покачал головой, увидев, что на девочке можно было рёбра все пересчитать и не сбиться. Животик был, как и щёчки девочки, ввалившимся, над ним выпирали рёбра, как у скелета из кабинета биологии, куда Аню водил однажды пугать старший брат-ученик, чтобы Аня кушала.

 

– Ай-яй-яй! – возмутился доктор, послушав грудь и спину худой девочки своим прохладным фонендоскопом, – ты почему не кушаешь?.. Скажите, а вы пьёте витамины?

 

– Да, пьём… если захотим, – голос мамы задрожал.

 

Доктор помолчал, подумал, наблюдая, как мама одевает худенькую Аню, и неожиданно спросил:

– У вас есть родственники в деревне?

 

– Есть, - ответил папа, – в Замогилье у нас живёт бабушка.

 

– Где? – доктор выронил ручку, которой писал заключение для Аниных родителей.

 

– Замогилье. Так деревня называется. Под Псковом. Ну, там, рядом, в тринадцатом веке ещё Ледовое побоище было… И Тридевятое царство там есть, центр отдыха какой-никакой… – папа пристально посмотрел на маму, но она стала смотреть в окно.

 

– А лес и речка там есть, в вашем волшебном Замогилье? – поинтересовался доктор, улыбаясь.

 

– Конечно, есть. И комары есть в лесу, и рыба в речке, - мама громко ответила за папу, – и калированных мух у бабушки много. Сплошная антисанитария из-за поросят, коровы и козы.

 

– Вот и хорошо, – обрадовался доктор.

 

– Что хорошего в антисанитарии? – руки мамы от изумления перестали обнимать Аню.

 

– В антисанитарии ничего хорошего нет, а вот свежий воздух и козье молоко для Ани будут в самый раз. Аня, ты хочешь к бабушке в деревню?

 

Доктор улыбнулся Ане, теперь поднимая щётки-усы вверх. Мама с папой переглянулись, мама казалась очень сердитой, зато папа довольно улыбался, как и доктор. И девочка вдруг ответила. Голос у неё был бесцветный, как у всех голодных детей:

– Хочу.

 

– Вот и договорились! – обрадовался доктор и вручил торжественно маме карточку, – отправьте её в деревню и купите бабушкиным мухам дихлофос. А через месяц я буду вас ждать. Если ничего не изменится, то будем ставить капельницы с кашей и борщом. И будешь ты, Анечка, ходить в школу вместе с капельницами!

 

Доктор остался доволен тем, что девочка Аня страшно удивилась так, что открыла рот, будто уже готовясь кушать.

 

Мама вышла из кабинета очень хмурой, зато папа задержался и сказал, пожимая доктору руку:

– Спасибо вам. Может, хоть вас послушается. Я уже устал с ней спорить.

 

Доктор понимающе кивнул и вернулся за свой стол. Ему надо было успеть отправить в деревню к бабушкам как можно больше мальчиков и девочек, пока не закончился рабочий день, и его не выгнала бы из кабинета злая уборщица.

 

Глава 2

Бабушкины мухи и мамина мизофобия.

 

Бабушка, когда увидела свою голодную внучку, всплеснула руками и начала почти плакать, прижав к себе Аню.

 

– Ира, что же ты сделала со своей дочерью? – сквозь почти слёзы бабушка укоризненно обратилась к маме. Та сердито посмотрела на папу, он быстро ответил за маму:

– Ну что ты, причём тут Ира? Мы оба не можем заставить Аню кушать.

 

– Ничего-ничего, – дедушка взял лёгкую внучку на одну руку, а другой закрыл за гостями калитку, – у нас Анечка будет есть всё подряд!

И, примирённые дедушкиным оптимизмом, все пошли к садовой беседке рядом с домом.

 

Родители Аниного папы жили в деревне со ужасным, по словам мамы, названием Замогилье, хотя ничего пугающего там не было. Если и говорить «ужасно», то только так: ужасно интересно и ужасно красиво. Прошлым летом Аня ходила с дедушкой в лес за смешными грибами рыжиками, рыбачила, помогая отпускать назад, в воду, пойманных не взрослых рыбок. За один месяц Аня в Замогилье так могла загореть, что в городе все бледные мамины подруги завидовали и обещали тоже обязательно сходить в солярий.
 

Но, кроме загара, Аня привозила домой царапины, синяки, искусанное комарами тело, иногда кашель. Папа убеждал маму, что их дочь таким образом приобретает железный иммунитет (Аня зауважала это серьёзное слово, похожее на щит древних воинов); но мама ругалась и отвечала, что загореть можно было бы и в городском бассейне с хлоркой. Тогда папа рассердился сильнее мамы и посоветовал полечиться от слова с острыми зубами – ми-зо-фо-бии. Когда вместе с Аниним кашлем с последних зимних гостин приехало ещё и воспаление легких, мама возненавидела Замогильное ещё больше и торжествующе заявила, что название себя оправдывает. А позволять бегать из одного дома в другой раздетым – не предусмотрительно.

 

У дедушки на одной большой территории, окружённой невысоким забором, было два дома. Большой предназначался для гостей, потому что маленького, трёхкомнатного, хватало для хозяев и двух кошек. В холодные дни его обогревала небольшая печка, на которой бабушка варила ужин собакам и малышам – поросятам, цыплятам и даже кроликам, жившим в многочисленных сараях позади хозяйских домов. Из-за каши для животных в дедушкином домике почти всегда терпко пахло отрубями и вареными картофельными кожурками. Маме этот запах не нравился, она жаловалась на тошноту, наверное, так у неё проявлялась мизофобия, и вдруг начинала вспоминать квартиру, в которой даже туалет «дышал свежестью морского бриза». А так же утверждала, что бабушка – «латентный селекционер калированных мух и тараканов». Этих мелких животных, и правда, было много в Замогилье, особенно в сараях с поросятами, зато гоняться за мухами с электрической мухобойкой было веселее, чем вытирать пыль в квартире с приятным запахом. Папа, не имевший мизофобии, тихо просил маму потерпеть, и на следующий день родители начинали собираться домой, изредка разрешая Ане оставаться в гостях.

 

Но сегодня мамина боязнь резких запахов, грязи и опасностей могла не переживать: в июне бабушка не варила кашу в домике и не разводила там мух. Мухи все были на улице и вместе с Аней радовались теплу и свободе. Как будто почувствовав свою любимую гостью, они собрались в беседке, у праздничного стола.

 

– Боже мой, – ахнула мама, то ли удивлённо, то ли сердито, то ли всё вместе сразу, – сколько у вас здесь мух!

 

Аня испуганно посмотрела на дедушку, надеясь, что он не даст маминой мизофобии «разыграться на пустом месте», как говорил папа. Дедушка поймал внучкин взгляд и подмигнул ей, обратился к маме:

– Мы скоро продадим всех поросят, на следующей неделе, и мухи улетят в соседнюю деревню.

 

– Да неужели? – мамина мизофобия почувствовала угрозу, – и как же вы будете без мух? Наверное, будет скучно.

 

– Что поделаешь, – бабушка переглянулась с дедушкой, – без мух, конечно, будет не так интересно, зато с Анечкой веселее… Помогите мне принести салаты.

 

Бабушка обожала готовить, её фантазия в отношении еды была ограничена только свободным от работы на почте временем. Сегодня за ночь и полдня бабушка успела сварить Ане молочную кашу, приготовить четыре красивых салата, запечь петуха в духовке, сделать из блинов красивые конвертики, налепить пельменей и сварить компот. Аня не хотела есть, но, чтобы остаться в деревне на каникулы, пришлось сделать вид, что, кроме компота, её интересует вся еда.

 

Мухи, коты и два щенка Ане, безусловно, обрадовались, особенно тому, что она, пока взрослые говорили тосты и обсуждали разные новости, потихоньку скидывала под стол по одному пельмени, положенные на тарелку дедушкой, потом туда же отправилась красивая куриная ножка. А вот салат бросать под стол было неудобно: он больше испачкал платье, да и сидящие под столом голодные животные от помидоров отказались.

 

– Вот это я понимаю! Молодец! А вы говорите, ребёнок ничего не ест, – торжественно пробасил дедушка, демонстрируя маме Анину тарелку с оставшимся салатом, когда Аня робко сказала, что уже сыта и хочет посмотреть на кроликов.

 

Папа тоже гордо посмотрел на маму, и мама покраснела. Ей пришлось признать своё поражение и дать согласие на то, чтобы Аня провела здесь каникулы. С условием, что мух и тараканов здесь вытравят всех-превсех и будут напоминать её дочери мыть руки после каждого раза, когда она берёт на руки щенков и котов, а то так и до «квартирантов в желудке не далеко».

 

Каких квартирантов имела в виду мама, Аня не стала слушать и пошла смотреть на дедушкиных кроликов вместе с двумя щеночками, охотно последовавшими за своей кормилицей. Нужно было сделать много дел за отвоёванное лето. И начать стоило с того, чтобы дать имена этим щеночкам и приучить их откликаться на них.

 

На небольшом дедушкином подворье было намного интересней, чем во всем городе, где жила с родителями Аня. Курицам, казалось, никогда не было скучно, они всегда что-то искали в земле или купались в пыли. Утки пылью брезговали и поэтому день проводили у небольшого прудика с темно-зелёной водой, заходя на ночь в небольшой сарайчик рядом. Наблюдая за копошащимися у кормушки курицами, Аня вздохнула:

– Как вы не боитесь столько кушать? Потолстеете – и дедушка вам отрубит голову. Толстые всегда умирают раньше, – и направилась к клеткам с кроликами.

 

Те тоже жевали сено и грызли кукурузные початки. Аня просунула руку сквозь прутья и погладила черного кролика, самого пушистого и круглого:

– Не ешь много, ладно? Вы такие хорошенькие, когда толстые, но ты всё-таки не кушай целый день.

 

Один из любопытных щенков встал на задние лапы, пытаясь рассмотреть кроликов, обречённых на дедушкин топор и звонко тявкнул. Кролики испуганно сбились в углу клетки и перестали жевать.

 

– Молодец, – Аня погладила щенка по голове и выпрямилась. Голова тут же закружилась и слегка затошнило. Наверное, один дедушкин пельмень, который пришлось съесть под внимательным взглядом мамы, был против того, чтобы его поместили в тёмный пустой Анин желудок, сверху на бабушкину кашу.

 

Девочка осмотрелась по сторонам. Недалеко от крольчатника, у калитки в сад, в ведро, поставленное на траву, из шланга бежала вода. Аня обернулась, не идёт ли кто, подошла к ведру и присела на корточки. Засунула три пальца в рот, надавила на язык, и весь обед послушно вылился в траву. Сначала – розовая вода, бывший компот, за ним – белая каша с пельменем. Отдышавшись, Аня выпила немного холодной воды из шланга. Щенков, полезших в траву, рядом с ведром, пришлось тоже облить водой:

– Ну и дураки же вы: не боитесь отравиться. Сколько уже съели, и всё вам мало… Вам тоже отрубят голову! Лучше быть худой и живой, чем толстой и с отрубленной головой!

 

Разочарованная в щенках, Аня пошла в дом смотреть мультики. И даже не захотела заглянуть к подросшим за весну поросятам. Те, тоже, наверняка, что-то ели, не зная о своей будущей печальной участи. Зайдя в дедушкин дом, первым делом Аня решила помыть руки, вспомнила о «квартирантах», о которых говорила мама. В раковине, у самой дырочки, куда стекала вода, сидел задумчивый рыжий таракан. Увидев Аню, он тут же шустро вскарабкался по раковине вверх и исчез где-то внизу.

 

Аня вздохнула:

– Хорошо быть маленьким и быстрым. Никто тебя не обидит и не заставит есть невкусные пельмени.

 

Помыв руки, она заглянула под раковину. Таракан приветственно пошевелил усиками.

 

– Не бойся, я не скажу маме, что тебя видела, – шепнула ему Аня.

 

Глава 3

Толстые бывают счастливыми?

 

После обеда папа предложил маме и Ане прогуляться на свежем замогильном воздухе. Дедушка намёк понял и мгновенно облачился в синие грязные штаны, уютную клетчатую техасскую рубаху с дыркой у воротника, а на выбритый лысый череп деда лихо запрыгнула соломенная шляпа с широкими загнутыми вовнутрь полями. Вместо ковбойского пистолета дедушка вооружился двумя удочками и садком.

 

– Засуетился... – ворчала бабушка, – опять я одна буду хозяйство кормить. Только попробуй наловить мелочи!

 

– Мелочь – тоже еда! – резонно возразил бабушкин муж и стал ковыряться в шифоньере, подыскивая Аниному папе сменную одежду.

 

– Уж лучше комары, чем мухи! – вдруг отчаянно заявила мама, отнимая у папы длинную камышовую удочку.

 

– Аня, а ты что стоишь? Быстро переодевайся! – папа вдруг заметил свою дочь, равнодушно наблюдавшую за суетой взрослых.

 

Полчаса назад она так старательно разглядывала цветные картинки в новой, купленной для неё бабушкой книге, что устала. Видеть троих родственников с одинаково закатанными до щиколотки штанами и удочками в руках было приятно, но глаза закрывались сами собой, хотя до ночи было далеко. «С дороги устала, бедная наша девочка», – догадалась бабушка и уложила Аню на свою кровать.

 

Уснула Аня быстро, успев недолго подумать о том, как, наверное, хорошо сейчас у прохладной речки. Как любопытные рыбки-мальки подплывают к папиным и дедушкиным волосам на ногах и щекочут, принимая несьедобные волосы за вкусные волосы.

 

Вернувшаяся с рыбалки мама немного поворчала на бабушку за то, что та не разбудила Аню до заката и растормошила дочь.

 

Рыбы в садке было немного, несколько штук дедушка отпустил в бочку с водой, нарочно для внучки, и Аня долго, вялая, как и пойманная рыба, сидела у нагретой солнцем воды, запустив руки и пытаясь подманить рыбёшек, которые, наверное, тоже никому больше не верили.

 

Бабушка, тем временем, снова накрыла на стол в беседке. Тарелки с бутербродами, блинами, свежежареным уловом сытно умиротворили вечерний воздух в беседке.

 

Мама сопротивлялась уговорам хозяев недолго. У неё, хоть и было суровое правило не наедаться после восемнадцати-ноль-ноль, но из-за укоризненного взгляда папы-телепата она согласилась, причем отыграла, как настоящая актриса. Съела три умасленных толстых окуня, пол тарелки салата и даже похвалила бабушкины жареные баклажаны, обмазанные майонезом с чесноком. И всё это запивая компотом, двумя бокалами, насчитала Аня. Пока мама ела за двоих, дочь с ужасом поковырялась в тарелке и отпросилась смотреть мультфильмы. Взрослые за столом сидели не долго: рано утром Анины родители должны были уехать, иначе мамин проект «накроется бабушкиной сковородой». Мама зашла к Ане, сосредоточенно смотрящей мультики, поправила одеяло, наговорила с десяток пунктов, которые следовало Ане бояться в течение целого месяца, расцеловала личико и ушла в гостевой дом.

 

Вскоре и бабушка с дедушкой стали готовиться ко сну. Бабушка легла рядом с Аней, а дед – на соседний скрипучий диван. Спать рядом с бабушкой жарковато, зато веселее, чем одной в своей детской. Телевизор выключили, дедушка в тишине и уютном сумраке сначала рассказывал Ане про происшествия в Замогильном, в которые постоянно влипали конопатые и вечно чумазые Алёшка с Лёнькой (последний раз их хворостиной отлупила тётка Ульяна за то, что они полезли к ней в сад воровать ещё зелёные яблоки и поломали дерево); про упавшую с велосипеда Олеську-соседку (теперь она с гипсовой ногой лежит целый день, потому что снимать рано) про толстого Веньку, который тоже должен в этом году пойти в школу; про новые волшебные домики в Тридевятом царстве (пусть завтра же бабушка туда отведёт!); про то, как они рады, что Анечка с ними... Но лето обещает быть волшебным только в том случае, если внучка пообещает хорошо кушать, иначе ничего не выйдет – ни к Олеське домой сходить, ни с мальчишками поиграть, ни даже съездить в Тридевятое...

 

Аня неуверенно, но покорно соглашалась: она постарается пересиливать себя. Растягивая слова и позёвывая, дед вскоре замолчал ненадолго, а потом вдруг захрапел. Бабушка тоже как давно спала, убаюканная дедушкиным басом. А внучке не спалось. Главный вопрос последних месяцев она должна была задать бабушке. Аня осторожно погладила бабушкин горячий бок.

 

– Ты чего не спишь? – тут же зашептала бабушка и взяла холодные Анины пальцы в свою тёплую шершавую от мозолей ладонь. – Замёрзла, ласточка моя?

 

Аня заговорила шёпотом: ей не хотелось, чтобы дедушка проснулся:

– Бабушка, только ты обещай, что не расскажешь дедушке и маме, и папе!

 

– Хорошо, – шёпот бабушки понизился до едва различимого, а сама она повернулась на бок, чтобы было удобнее сплетничать.

 

– Бабушка, скажи, это правда, что толстые никогда не бывают счастливыми?

 

– Кто тебе сказал такую глупость? – бабушкин голос улыбнулся.

 

– Дедушка отрубает головы самым толстым курицам и кроликам... Мама говорит, что папа никогда не женился бы на ней, если бы у мамы была плохая фигура. А с толстой Лимкой в нашей группе никто-никто не хочет дружить. Мамины подруги говорили, что в этой жизни везёт только тем, кто умеет сбрасывать лишний жир, а толстые умирают быстрее.

 

– Ох, и дур.. думает что попало твоя мать, – возмутилась бабушка, – отшлёпать её надо!

 

Дедушка на соседнем диване всхрапнул и замолчал, Аня и бабушка тоже примолкли, и только когда дед снова захрапел, Аня снова спросила:

– А как же куры, и кролики, и гуси?

 

Бабушка призадумалась. В соседней комнате кошка, судя по звуку, спрыгнула со стула и потопала к тарелке доедать свой ужин.

 

– Куры и кролики – другие. Коты и собаки тоже могут быть жирными, но дедушка никогда им не отрубит голову, – уверенно сказала бабушка, – так?

 

– Так, – согласилась Аня. – А про маму?

 

–Твой папа женился на маме, потому что любит её. И никогда не бросит её, если только твоя болтливая мама не перестанет говорить глупости... Даже если растолстеет. Я вот тоже толстая, но дедушка не бросает меня, потому что толстота в людях не главное.

 

– Ты умеешь пироги печь. Ясно. А толстая Лимка?

 

– Ну-у-у, наверное, у неё плохой характер... Венька тоже тол... не худой, а с ним же играют...

 

Аня с облегчением вздохнула, она готова была согласиться с бабушкой, тем более, что котам дед точно не отрубил бы даже хвоста, хотя те любили лазить по столам и воровали пойманную рыбу.

 

– А если долго-предолго не кушать, что будет?

 

–  Сначала люди худеют, потом начинают болеть, потом становятся некрасивыми, как Кощей Бессмертный, одинокими и злыми.

 

– А Кощей – бессмертный почему?

 

– … Потому что он заколдованный... Спи давай, почемучка!

 

Бабушка перевернулась на спину и подтянула к себе Аню, как курица-наседка своего цыплёнка, и рукой приобняла, очень тёплой и родной.

Аня вздохнула ещё раз, прерывисто, словно отпуская от себя давно мучившую проблему. Она обязательно будет слушаться деда и постарается кушать побольше.

 

И всё равно, быть маленьким очень удобно: можно везде пролезть, как тот рыжий таракан с усиками. Венька, вот, даже на велосипеде нормально кататься не может, тяжело ему...

[Fertes]

Глава 4

В «Тридевятом царстве»

Тридевятое Царство находилось от Замогилья всего в шести километрах.

 

– Никто там не живёт, – ответил Еська на вопрос Ани о том, есть ли там Кощей Бессмертный.

 

Конопатого Еську, ровесника Ани, и его брата-погодку Тимоху позвал дедушка:

– За компанию и речка морем станет, – загадочно сказал дедушка, подмигнув Ане, а потом на бабушку посмотрел,– и аппетит появится у одной барышни.

 

Мальчишки появились вовремя: бабушка накрыла на стол для Ани, проснувшейся поздно. Точнее, Аня проснулась раньше, но ещё долго, по привычке последних дней, валялась, кутаясь в одеяло и воображая себя то бабочкой в коконе, то лисичкой в тёплой норке. К тому моменту, когда внучка наконец появилась в беседке, дедушка уже позавтракал и пошёл готовить машину к поездке, а бабушка укладывала продукты в большую корзину – для обеда в Тридевятом.

 

– Почему в Тридевятом Царстве нет Кощея? – спросила упрямо Аня, ковыряя ложкой кашу, потом вздохнула и отставила тарелку, переключив своё внимание на знаменитые бабушкины блинчики с творогом.

 

Еська свою тарелку с кашей быстро опустошил и облизал даже ложку, приготовившись ею, большой, черпать варенье.

 

– Потому что царство не настоящее, понарошечное, – за брата ответил Тимоха.

 

– Вообще ничего настоящего? – Аня от расстройства расхотела есть блин.

 

– Лыцари там настоящие. Только они под водой.

 

– Как это?

 

– Та-а-ак! А кто это тут кашу не доел?! Всё, никуда, значит, не едем! – вдруг рядом возникла бабушка и грозно уперлась руками в бока, став похожей на букву «Фэ».

 

– Сейчас… – Аня пододвинула к себе тарелку с кашей и зачерпнула ложкой, – у рыцарей под водой своё царство?

 

Успокоенная бабушка довольно улыбнулась, налила в бокалы чай, проследила, чтобы Аня проглотила ложку каши, и ушла дальше собираться.

 

– Какой там, мёртвые они там, вот что! – гордо заявил Еська. – Они все утонули, когда драпали от наших. Наши им вслед с пулемётом – тра-та-та-та! А они – «Ва-а-а!» – и – бац! – под воду и провалились. Вместе с лошадьми.

 

– Какие «пулемёты»? – одернул брата Тимоха. – В то время луки были, ясно? И копья.

 

– Ну и как ты луком пробьешь латы? Они же из железа! А стрела твоя из палки!

 

– Съешьте мою кашу, пожалуйста, я, наверное, лучше дома останусь, – вяло сказала Аня. Ей совсем расхотелось ехать в Тридевятое и смотреть на утонувших рыцарей.

 

Мальчишки кашу, конечно, съели. Как и все блины. Узнав про кашу, бабушка сначала рассердилась и сказала, что всё, никто никуда не поедет, но дедушка, машина которого уже рычала на улице, возмутился и уговорил бабушку:

– Бабушка, ну что ты в самом деле? Шашлыки будут, там и покормишь внучку.

 

 

Аня воспряла духом, когда увидела Тридевятое. Всё-таки что-то здесь должно было быть настоящим. Деревянные домики, несколько фигурок из дерева – всё это вполне могло оказаться таким местом, где надо только произнести волшебное слово – и откуда ни возьмись… На берегу озера, вдалеке сидел рыцарь. И шлем его отражал солнце. Наверное, этот рыцарь вышел на поверхность, чтобы порыбачить. Просто под водой рыбачить не интересно, а вот с удочкой…

 

Мальчишки не заметили блеска и побежали к деревянной горке. Аня это было неинтересно – она на горках и в городе накатается, – и пошла к рыцарю, испросив разрешения у бабушки. Бабушка пообещала присоединиться через несколько минут, как только разложит на столе снедь из корзины.

 Рыцарь был весь в белом, а на груди чернел большой крест. На голове рыцаря блестел шлем, вот только сделан он был не из железа, а из чего-то, похожего на фольгу. Аня поняла, что рыцарю просто жарко, вот он и оставил под водой тяжёлые доспехи. Рыцарь сидел на складном стульчике и курил, задумчиво глядя на озеро.

 

– Ясно, – с облегчением сказала Аня, присаживаясь на корточки возле рыцаря и разглядывая его лицо, с нечесаной бородой и серыми, почти прозрачными глазами. Недалеко от рыцаря в землю была воткнута удочка.

 

Рыцарь вздрогнул и повернулся к странной худой девочке:

– И тебе привет. Что тебе ясно?

 

– С берега удобнее рыбу ловить, чем под водой?

 

– М-м? – рыцарь удивлённо выпустил дым углом рта, уставившись на девочку. Помолчав, согласился: – Наверное, удобнее. Я не пробовал…

 

Они немного помолчали.

 

– Еська говорит, что, озеро называется так из-за чуда, которое здесь случилось. А дедушка сегодня сказал, что речка может в море превратиться. Это правда? – глаза рыцаря Ане показались добрыми, и она решилась заговорить снова, из вежливости.

 

– Круто, – кивнул головой рыцарь, – я даже не знаю, что сказать. Я вообще тут гостей жду, скоро приедут. Иностранцы… Им рыцарей подавай вместо официантов… – рыцарь что-то вспомнил и добавил. – Озеро называется чудским потому, что когда-то здесь люди жили, которых называли как чудь.

 

– Значит, они чудили много? Были не такие как все? И это они превратили речку в озеро?

 

Рыцарь подтянул удочку и стал крутить ручку возле колёсика с леской, подтягивая улов. Затем бросил рыбёшку в ведро рядом с собой и только тогда внимательно посмотрел на собеседницу:

– Вообще-то всё может быть, если захотеть. Наверное. А тебе надо чудо? Может, русалкой хочешь стать?

 

Аня удивилась глупости рыцаря:

– Русалкой я не хочу. У русалки рыбий хвост. Поймает меня дедушка и отнесёт бабушке, чтобы она меня пожарила. И курицей не хочу. И кроликом.

 

– Ну и мысли у тебя, девочка, – покачал головой рыцарь, – чего же ты хочешь?

 

– А вы точно сможете исполнить моё желание? – шёпотом, еле слышно от накатившего возбуждения и радости, спросила Аня, чувствуя, как заколотилось сильно сердце и подпрыгнуло вверх.

 

– Ну-у, смотря какое, – рыцарь забыл про удочку и теперь смотрел только на девочку.

 

Аня потянула за рукав рыцаря, чтобы он подставил ухо.

 

– Только никому-никому не говорите!

 

– Буду нем, как рыба! – рыцарь ободряюще кивнул и зажмурил глаза.

 

– А-а-анечка-а! – от домика к ним приближался голос бабушки.

 

– Я хочу в школу и чтобы мне не делали уколов, – зашептала девочка.

 

Рыцарь удивился, и его брови поползли вверх, как когда-то у доктора, который посоветовал родителям Ани ехать в деревню. Что если этот рыцарь – родственник доктора, который знал, что делает?

 

– А что тебе мешает?.. Какое же второе желание?

 

Аня взглянула в сторону приближающейся бабушки:

– И еще я сильно-пресильно хочу понимать, что говорят животные.

 

Рыцарь издал неопределённый возглас и выпрямился:

– А зачем тебе это?

 

– Только никому не говорите, ладно?

 

Бабушка поздоровалась с рыцарем:

– Здравствуйте. А я-то думаю, с кем Анечка разговаривает…

 

Рыцарь подмигнул девочке. И вдруг всё вокруг поплыло, озеро закачалось, а облака подпрыгнули. Проваливаясь в темноту, Аня успела подумать:

– Еська врал. Рыцари здесь волшебные!

Глава 5

Христофор Колумб

 

Христофор Колумб был тараканом, очень мудрым, начитанным и повидавшим многое.

 

Родившись в щели под плинтусом на третьем этаже больницы, он успел побывать везде, начиная от сырого подвала и заканчивая чердаком. Христофору Колумбу хватило всего одной ночи, проведенной наверху, среди многозначительных кошачьих шорохов, охотящихся на голубей и мышей, чтобы понять: жизнь слишком прекрасна и коротка для того, чтобы тратить её на бессмысленную отвагу. И Христофор больше не путешествовал, найдя себе увлекательное хобби, благодаря которому он, тогда ещё просто Любопытный Тараканчик, и стал местным Христофором Колумбом.

 

А дело было так. Совершая обычную ночную прогулку в поисках вкусненького, он забрался на стол к уснувшей дежурной медсестре. Кроме бумаг, не нашлось ни остатков сладкого чая, ни крошек, но… Но усики уловили восхитительный нежный Запах прокисшего молока. Тараканчик покрутил своими усиками-антеннами и понял: пахнет из ящика; забравшись внутрь, нащупал лапками плотную бумагу, Оно таилось внутри. Это было засохшее пятно от кефира, когда-то пролитого на яркий журнал о путешествиях. Тараканчик нашёл нужную страницу и припал жвалами к манящему пятну.

 

Сытый Тараканчик уснул там же, между страниц, впитавших в себя кисловатый аромат полиграфической краски, кефира и ещё множество других запахов, оставшихся после немытых рук читателей. Проснувшись, Тараканчик подумал о том, что настоящий мир намного больше, чем больничный, по которому он успел попутешествовать, и что очень даже удобно узнавать новое, не выходя из ящика. И сам себе удивился: как-то необычно сегодня чувствовалось и думалось: необычайно ново и… И приятно. Да, именно так всё и было. Тараканчик рассеянно продолжил жевать журнал, теперь уже разбирая, когда в желудок попадали буквы, а когда – привлекательная картинка морского прибоя или пустыни, или городского пейзажа, или бескрайней степи… Он даже заплакал от необъяснимого тараканьего чувства благодарности неизвестно чему, ведь он мог никогда не узнать того, что поведал ему вкусный плотный журнал про «гео-гр-ра-фию!». А вскоре была прочитана статья о «мо-ре-пла-ва-те-ле Хрис-то-фо-ре Ко-лум-бе». История человека, который первым пересёк огромный и полный опасностей Атлантический океан, так восхитили Тараканчика, что он воскликнул: «Да это же я!» – и с тех пор стал сам себя называть Христофором.

 

С тех пор Тараканчик-Христофор на ужин предпочитал газеты, книги и журналы, которые иногда приносили друзья тем, кто приходил в больницу полежать на кроватях. Собратья Христофора, вообще-то, любили лакомиться более привычной пищей, находящейся в тумбочках, но Христофор вдруг понял: его еда – знания, которые несла с собой бумага. А однажды ночью Христофор вдруг заметил, что кончики его усиков светятся. Наверное, от книжной мудрости, не иначе. Так читать ночью оказалось ещё удобнее.

 

Другие тараканы не разделяли увлечения Христофора, хотя и относились к соплеменнику с уважением. Чем больше ел и читал Христофор, тем больше понимал, как далеко он ушёл в своем развитии от подобных себе. Да, было чем гордиться, но не очень-то приятно знать, что ты – таракан, отвратительное насекомое, которое люди считают грязным и невоспитанным. Тогда Христофор принял решение мыть лапы, усы, крылышки и больше не притрагивался к грязи, когда-то казавшейся ароматной. Он вытолкал наружу всю пыль, скопившуюся в железной полой трубе, из которой состояла спинка кровати, и теперь всегда вытирал ноги, возвращаясь с ночной прогулки по больнице. Спустя еще некоторое время Христофор понял, что стал не только мудр, но и стар: его братья и сёстры вдруг исчезли. «Ты – то, что ты ешь!» – с гордостью говорил часто Христофор и советовал другим тараканам жевать больше книг и меньше грязи. Но тараканы его слушали рассеянно: теперь, когда Христофор знал много, его почти не понимали и удивлённо крутили усиками над головой. Христофор погрустнел: ведь ему так хотелось с кем-нибудь поговорить о странностях огромного мира!

 

 

– Привет! Ты тоже не спишь? – однажды ночью, когда Христофор задумчиво сидел на спинке кровати и медленно шевелил своими светящимися усиками, к нему обратился чей-то тихий голос.

 

– Привет! – ответил Христофор и посмотрел вниз, на кровать. Там лежала маленькая девочка, очень бледная и худая, Христофор никогда не видел таких замученных в больнице.

 

Таракан вспомнил: гостью вчера утром положили на кровать и укрыли одеялом. Днём с девочкой находились разные люди, наверное, родственники (догадался Христофор), а сейчас, на другой кровати спала бабушка девочки.

 

– Ты меня видишь, о, девочка? – Христофор удивился тому, что с ним разговаривает человек.

 

– Да, – прошептала девочка. – У тебя очень красивые усики. Я бы тоже хотела, чтобы у меня светились руки ночью, наверное, это удобно. Можно не включать свет.

 

– О! Ты тоже ночью любишь гулять? – Христофор подобрался поближе и повис головой вниз, чтобы лучше разглядеть собеседницу.

 

– Нет, я ночью сплю, – призналась девочка. – Я никогда раньше не видела таких умных тараканов. Даже у бабушки.

 

– О! – Христофору нравилось многозначительное «О!», – меня зовут Христофор Колумб. Сколько мне лет, я не знаю, но, наверное, одну толстую книгу я уже успел съесть, так что, думаю, я давно взрослый. А как тебя зовут и сколько книг ты съела?

 

– Меня зовут Аня. Я ещё не съела ни одной книги, хотя мне почти семь, – задумчиво ответила девочка. – Книги не едят, книги читают. И иногда топят ими печки, если книга не интересная.

 

– О! – Христофор так удивился, что разжал свои липучки на лапках и упал на одеяло, рядом с головой девочки. – Разве так бывает?

 

– Конечно, – слабо ответила девочка и закрыла глаза, пробормотав. – Приснись мне, пожалуйста, завтра, чтобы я вспомнила, о чём мы с тобой говорили.

И Аня уснула, а Христофор не мог поверить в то, что с ним первый раз кто-то заговорил. Он попытался разбудить девочку, но та крепко спала и несколько раз за ночь плакала, не открывая глаз.

 

Глава 6

Подарок Христофора Колумба

 

Необыкновенная гостья слишком много лежала неподвижно, даже днём, когда обычные люди бодрствовали и охотились на тараканов, отгоняя от еды, спрятанной в банках, пакетиках и коробках. Христофор Колумб так разволновался от знакомства, что не смог днём уснуть и поэтому подслушал разговор врачей и родственников Ани.

 

– Мы поставим ей ещё четыре капельницы, но вы сами должны заставлять её кушать. Разве вы не видите, что ваша дочка на грани? – сурово говорил врач.

 

– Что же вы за родители, если смогли довести своего ребёнка до голодного обморока?

 

– Доктор, она почти ничего не ест. Мы бы рады ей всё покупать, что она попросит, но…

 

– Надо заставлять!

 

– Она кушает, правда, очень мало и почему-то не поправляется, – оправдывалась сквозь слёзы женщина, и Христофор даже вылез наполовину из своей трубы, чтобы рассмотреть происходящее.

 

– Значит, вы её скоро потеряете! – сердито сказал врач и, заметив, что Аня просыпается, увёл родственников из палаты.

 

Ночью Христофор опять сидел на прикроватной трубе и терпеливо ждал, когда его знакомая проснётся:

– Сон – лучшая еда, не так ли? – уточнил он, когда девочка заметила таракана. – Я сегодня слышал, что тебя скоро потеряют. Ты зачем хочешь потеряться, м?

 

– Я не знаю, – прошептала девочка.

 

– Ты почему не кушаешь?

 

– Я сначала сама не ела, хотела стать красивой, как мама, а потом… разучилась… У меня еда не проглатывается…

 

– Если ты ничего не кушаешь – значит, ты – никто!.. – Христофор Колумб удивился так, что его усики задрожали. Потом подумал немного. – Если бы ты ела овощи, я бы сказал, что ты овощ. Если бы ты ела мясо, я бы сказал, что ты – животное. Если бы ты ела книги, я бы тебя похвалил и сказал, что ты – настоящий таракан. Но ты ничего не ешь! Так не бывает!

 

Аня улыбнулась в темноте, она представила, как жует страницу маминого гламурного журнала:

– Если бы я ела книги, моя мама сошла бы с ума.

 

– Почему?

 

– Нельзя есть бумагу, папа говорит, что можно желудок отравить.

 

– Ешь глазами и усиками, как я. Главное в еде – тщательно пережёвывать слова, иначе ничего не поймёшь и будешь голодным.

 

– Я попробую, – Аня попыталась поднять руку, чтобы дотронуться до таракана. – Если меня выпишут.

 

Христофор Колумб замолчал. Он стал думать над тем, как помочь девочке, его усики засветились ярче.

 

– Тебя надо заразить аппетитом! – придумал он, но Аня снова уснула и не услышала. Она спала с открытым ртом и тяжело дышала во сне. Христофор осторожно спрыгнул на одеяло и подбежал к лицу девочки, ещё немного посидел у открытого рта, вытянул свои волшебные усики и потряс ими, так, чтобы светящаяся пыльца попала в открытый рот…

 

Христофор чувствовал, что отдал много сил (даже усики перестали светиться): он выполнил ритуал (который придумал сам) по заражению аппетитом и замер в трубе, недалеко от входного отверстия. А утром, сквозь свой тараканий сон, услышал:

– Бабушка, я… хочу немного кефира… с булочкой… – еле слышно попросила Аня кого-то, и этот кто-то заплакал и запричитал.

 

– Кушай, моё солнышко! Кушай! Что хочешь кушай! Радость-то такая!

 

Христофор довольно улыбнулся, как могут улыбаться только очень умные говорящие и начитанные тараканы.

 

Через несколько дней к Ане снова пришли все родственники и стали собирать её вещи. Аня за эти дни заметно порозовела и как будто потолстела. Наверное, витаминные капельницы помогли, так решили родственники и врачи.

 

– Христофор Колумб! Ты спишь? Меня выписывают! Хочешь поехать со мной? У нас дома много книг – ешь, хоть все, их всё равно никто не читает.

 

  Христофор высунулся наполовину из трубы и скромно ответил:

– Я бы с удовольствием, но кто-то должен учить людей вроде тебя, как правильно есть. Помнишь, что я говорил?

 

– Ты то – что ты ешь! – улыбнулась Аня. – Я запомню!

 

– С кем ты там разговариваешь? – спросила бабушка девочки.

 

– Да так, с другом. Пока, Христофор! Ты самый умный в мире таракан! – девочка незаметно для родителей засунула мизинец в полую трубу, и таракан прощально пощекотал усиками розовый палец, который, как показалось Христофору, немного светился в сумраке тараканьего жилища.

 

В дверях мама положила руку на плечи Яне, поцеловала в макушку и с облегчением сказала:

– Наконец-то мы едем домой, где нет этих ужасных тараканов. Надо же, больница, а сколько их тут развелось.

 

 Аня улыбнулась и вышла, грустно думая о том, что дома ей, наоборот, не будет хватать тараканов. Одного со светящимися усиками точно.

 

Глава 7

Превращение

 

Взрослые долго спорили, куда везти Аню после больницы – к бабушке с дедушкой, в Замогилье, или сразу домой, в Санкт-Петербург. Бабушка настаивала: это родители заморили бедную девочку голодом, а вылечилась она благодаря свежему воздуху папиной родины. Мама настаивала на том, что, хотя Аня и болела в большом городе, но попала-то в больницу маленького города, более грязного, значит, надо возвращаться домой.

 

 Взрослые всю дорогу до Замогилья ругались, правда, очень вежливо и шёпотом, как это умеют делать люди, которые не любят друг друга, но уважают. Аня сделала вид, что ей захотелось спать, сразу после выезда из Пскова, где находилась больница с Христофором Колумбом, самым умным и замечательным тараканом в мире. Было очень грустно, даже хотелось плакать, потому что ни к кому Аня ещё так не привязывалась. Куклы, которые ждали на полках, не умели разговаривать, и если бы умели, то всё равно ничего интересного не рассказали бы, ведь они не умели читать, как и Аня. Кто теперь будет объяснять жизнь и учить мудрости? Не эти же глупые взрослые, которым в голову не пришло спросить у самой Ани, где она хочет остаться? А где она сама хотела бы быть? Девочка задумалась, как учил таракан Христофор: «Сначала сама реши, чего хочешь».

 

Папа поумнел первым, когда мама и бабушка устали спорить:

– Дамы, а вы не хотите у Анечки поинтересоваться хотя бы, чего хочет она? Или вам всё равно?

 

Аня сразу «проснулась», и дамам стало неловко за своё поведение.

– Я хочу побыстрее научиться читать, чтобы узнать как можно больше, – уверенно сказала Аня.

 

Все замолчали и стали слушать, как рычит дедушкина машина.

 

«Значит, едем домой и записываемся на курсы!», «А у нас есть букварь!» – одновременно сказали мама и бабушка. Папа схватился за голову. И только дедушка сохранял спокойствие. Ему нужно было следить за дорогой и рулить. Он только произнёс:

– Цыц, сороки. Учить азбуке свою внучку буду я. Учитель я или где?

 

Ане не спалось: с бабушкой лежать на одной кровати было жарко, а дедушка, устав от поездки, храпел громче, чем в прошлый раз. За неделю, проведённую в больнице, Аня привыкла ночами тихо разговаривать с Христофором Колумбом. Сейчас его рядом не было. А ещё хотелось пить. Друг учил тараканьей мудрости: если хочешь выздороветь, надо много пить.

 

Девочка, стараясь не разбудить бабушку, тихонько выпросталась из-под одеяла, перелезла через спинку кровати и на цыпочках вышла из спальни. В кухне привычно пахло кашей для поросят, которую бабушка сварила на утро. Поросят нужно было хорошо накормить перед поездкой на базар.

Аня подошла к огромной кастрюле, подняла крышку. Сверху каша застыла и покрылась упругой плёнкой, но внутри продолжала сохранять тепло. Аня поддела плёнку пальцем и зачерпнула распаренное дроблёное зерно, подумала и отправила кашицу в рот. Вкус показался необычным, но приятным.

 

– Так вот что едят поросята!

 

Христофору Колумбу, наверняка, каша бы понравилась. Аня вспомнила про рыжего таракана, которого видела как-то возле раковины в ванной, соседней комнате. Посасывая палец с остатками липкой каши, Аня зашла в ванную. Таракан сидел на раковине и макал усики в невысохшие капли.

 

– Привет! – шёпотом поприветствовала таракана Аня. Усики того замерли, а потом послышалось испуганное:

– Опасность! – и бабушкин таракан побежал вниз, к родной дырке в стене.

 

– Подожди, давай поговорим! Мне скучно! – взмолилась Аня, – я же знаю, ты меня понимаешь!

 

– Опасность! – тем же испуганным тоном ответил таракан, продолжая устремляться к убежищу.

 

– Вот балда, – разочарованно прошептала Аня и вспомнила, что хотела пить.

 

Она вышла в сенцы, где в холодильнике стоял компот, потянула на себя дверцу и зажмурилась от света, плеснувшегося в глаза. Достала банку с компотом, отпила жадно и  отерла рукавом пижамы губы. Свет из чрева холодильника раздражал. Девочка закрыла холодильник и вернулась в кухню. В небольшом книжном шкафчике нашла букварь, который туда вечером положила бабушка, и с ним в обнимку уселась в кресло неподалёку, раскрыла книгу, пролистала до буквы "Т".

 

На картинке был всё тот же таракан. Только из сказки про Муху-цокотуху.

 

– Та-ра-кан, – с необъяснимой нежностью прочитала по слогам Аня. Буквы она знала, а складывать в слоги ещё не умела, лишь попробовала интуитивно, ведь рядом с буквой «Т» стояла  «А», потом «Р»…

 

Как жаль, что Христофор не захотел поехать! Аня погладила пальцами нарисованного таракана в сапогах и с бравыми усами. Как было бы весело им, с Христофором, вместе.

 

– Ой! – свет вдруг ярко зажёгся. Рядом с выключателем стояла испуганная бабушка, – ты почему не спишь?! Я проснулась – тебя нет. Испугалась…

Бабушка отдышалась, положив ладонь на грудь:

– Ты чего тут в темноте делаешь?

 

– Книжку читаю, – недовольно ответила Аня.

 

– В темноте? А ну-ка марш спать, сова! Ещё глаза свои здесь ты не портила, будет мне от твоей матери потом…

 

Аня неохотно отложила книгу и поплелась в спальню, бабушка остановила проходящую внучку, погладила по голове и чмокнула в макушку, сказала уже более миролюбиво:

– Спать давай, совушка. Завтра с дедом будете учиться читать.

 

Аня только вздохнула. Под одеялом, повернувшись к бабушке спиной, долго рассматривала свои ладошки, как будто источающие мягкое мерцание.

[Fertes]

Рассказ Джасты

 

Фигли под горой

 

Ночь, улица, фонарь, аптека*. Нет, это описание никак не подходило к тому, что виделось на самом деле. А было так: яркий безоблачный день, над стартовой площадкой ни облачка, городские проспекты набиты ликующей толпой, ожидающей грандиозного события, а предместья – военщиной, на случай массовых беспорядков.

 

В центре площадки стоял твердо темный цилиндр. Над ним висел чуть криво громадный транспарант со все объясняющей информацией: «Первому межзвездному прыжку – ура!». И чуть ниже – «Слава первопроходцу!». Люди на улицах смотрели на гигантские экраны, по которым бежали в обратном порядке громадные цифры. Три, два, один!

 

Суровый человек в черном костюме ударил по кнопке пуска. Картинка чуть смазалась – на едва уловимый миг. Диафрагма люка распахнулась, и перед тысячами объективов появилась фигура героя, совершившего прыжок к чужой звезде и обратно. Мужественное лицо его выражало озабоченность, а правая рука ощупывала запястье на левой. Потом первый межзвездный путешественник плюнул в сердцах и молвил:

 

- Часы спер! Пакостный гном!

 

Совсем не то, что требовалось в исторический момент.

 

Сто пятьдесят тысяч условных лет или пять реальных секунд назад корабль с подготовленным добровольцем на борту отправился в далекое путешествие за двадцать пять килопарсек, к планете, которая, по расчетам умнейших ученых, полностью соответствовала Земле. Для освоенной старушки это стало бы спасением. Человечество приумножилось и обросло солидным брюшком бытовых потребностей, а точнее - ожирело в непотребстве.

 

Чудо-корабль, искривляющий пространство-время, мгновенно доставил первопроходца на искомую планету. Для первого раза отводилось всего пятнадцать условных минут. Четверти часа вполне достаточно, чтобы, пока автоматика собирает пробы, получить первые впечатления. А первые впечатления, как известно, очень важны, даже если вы приобрели их на скучном обеде с бабушкиными подругами. По истечению отведенного программой времени корабль должен был материализоваться в исходной пространственно-временной точке с небольшим сдвигом в несколько микронов-микросекунд.

 

Доброволец носил совсем не геройскую фамилию Мытарь, жизнь вел неприметную, но физически правильную: вовремя ел, умеренно пил и хорошо спал. Перед полетом он стойко и без вопросов подписал завещание и кипу бумаг, в которых отказывался от претензий в адрес адмиралтейства, администрации и других бюрократических структур. Подвиг совершают не ради привилегий.

 

Мытарь ступил на терру инкогнита с уверенностью колониста, снял шлем, стянул перчатки и немного припустил молнию комбинезона, поддавшись очарованию прохладного ветерка. Небо земной копии было поразительно синим, воздух – удивительно чистым, зелень – изумительно зеленой. Цилиндр припланетился на аккуратном лугу у ухоженной высокой горы, примяв цветы и распугав сусликов в округе. Пахло полевыми травами и горячим металлом. Доброволец оглянулся на корабль и рефлекторно поморщился. Место посадки выглядело так, будто чья-то гигантская рука вбила уродливую болванку в клумбу перед загородным домом. Первое впечатление было таким, и оно не было обманчивым.

 

Перед кораблем и, собственно, Мытарем возник вдруг коренастый мужичок с метр в холке. Голову аборигена венчал массивный шишак с червлением, синий бархатный кафтан подпоясывал кушак с огромной узорной застежкой, на ногах алели сапожки с кованными носками. Длинная борода – заплетена в красивые косицы. В руке туземца грозно блестел огромный боевой топор. 

 

Мытарь осторожно положил руку на кобуру. На копии родной планеты было бы странно не встретить вполне человекоподобных аборигенов. В инструкции, полученной еще на Земле, предписывалось ни в коем случае не демонстрировать контактерам силу и предпринимать какие-либо действия, которые можно трактовать как намек на агрессию, но Мытарь слишком хорошо разбирался в землянах, чтобы ждать от их копий чего-то, простите за тавтологию, хорошего.

 

Мужичок выпустил топор из рук и, обозначив в густой бороде распахнутую пасть, схватился за голову. Мытарь перевел дух и приветственно открыл рот, но подать в него нагретый легкими воздух не успел. Первым заговорил абориген. Да как заговорил!

 

- Пожаловал-таки, гость незваный, - забасил туземец на вполне Мытарю понятном языке и хлопнул по ноге, на которую присел микродрон, собиравший образцы для изучения. - Ждали, ага! А как же? Ждали! Не верили, правда, но вот тебе – факт! Прибытие первого человека, фиг ли! Конец нашей эпохи! Что ж теперь, пора двигать на Запад?

 

- Здравствуй, житель планеты, - торжественно сказал Мытарь. Поиск объяснений удивительного лингвистического феномена он отложил на потом. – Я...

 

- Ну, надо же, – мужичок с недовольной миной нарезал круг с Мытарем в эпицентре. – Нет, ну надо же! Именно на мой участок и именно в этот день! Ну, проклятая старуха! Напророчила! Ну, я уж тебе накую! Вечность благодарить будешь.

 

- Старуха? – недоуменно переспросил Мытарь.

 

- Она самая, – кивнул мужичок. – Выглядит, конечно, недурно, как и пристало королеве эльфов, но живет не первое тысячелетие, а я такой: я за правду! В девушках миллениумами не задерживаются. Колье вот заказала по случаю прибытия первого человека. Я его тысячу дней ковал, тысячу горных троллей на горнах загнал, тысячей каменьев украсил, а она? Фыркнула, не понравилось! Нет, говорит, изюминки! Фиг ли? Совсем из ума выжила! Укрась, говорит, колье тем, чего еще нет. А чего еще нет? Чего такого в мире еще нет, что нельзя...

 

Гном с интересом покосился на массивное обручальное кольцо гостя. Мытарь, заметив взгляд, скрестил руки, неосторожно сверкнув именным золотым хронометром с автозаводом, турбийоном и девятнадцатью бриллиантами - подарком бесстрашному добровольцу от мирового сообщества.

 

- Здравствуй, житель, - Мытарь вновь предпринял жалкую попытку установить с аборигеном дипломатический контакт.

 

- Да, здрасте, здра-сте! - тот закатил глаза. Борода его раздраженно дрожала. – Кто тебя вообще звал сюда? Возникают тут всякие!

 

- Мы...

 

- Сегодня один приперся, завтра – второй, послезавтра вы начнете переделывать тут все под себя, - топнул в негодовании туземец. - Все портите, к чему не прикоснетесь. Слышал я про вашу породу! Провидцы нарассказывали! Орки вы самые настоящие, хоть и моетесь чаще. Орки! А вы их еще неандертальцами обзываете! Нет, взаправду старуха говорила: держаться от вас необходимо подальше!

 

- Мы – цивилизованные люди, любезнейший, - вспыхнул Мытарь.

 

- Сменили бы пластинку, что ли?

 

- Я – землянин! – выпалил Мытарь.

 

- А я? Зеленый с хоботком и с альфы Центавра? Обычный гном, не видишь что ли? Кличут Фигли. Такой же землянин, как ты, и имею на это право по праву рождения. Понял?

 

- Гном? – мозг Мытаря отчаялся переварить поступающую информацию и зацепился за более близкое его мироощущениям. – Землянин? Этого не может быть! Между нашими планетами семьдесят пять тысяч световых лет!

 

- Расстояния не существует, - поучительно сказал гном. – Есть только время, а уж оно отчебучивает умопомрачительные штуки.

 

- Следует полагать, - неопределенно ответил Мытарь. Плащом загадочности он укрыл полную растерянность.

 

- Вот ты думаешь, что пересек семьдесят пять тысяч световых лет, да? – басил гном. – Бред! На самом деле, ты переместился во времени. На 75 тысяч лет назад. Втыкаешь?

 

- Нет, - честно признался Мытарь. – Мы же сейчас с тобой перемещаемся в пространстве.

 

- Ой, дундук, - протянул гном и постучал по лбу Мытаря. – Мы с тобой от нечего делать болтаемся во времени и через пару минут, если ничего не случится, окажемся у меня в чертогах. А случиться, брат, может всякое. Время – штука удивительная. Никогда не знаешь, что встретишь через секунду!

 

- Я...

 

- Досадливое недоразумение, - перебил его гном и, подхватив под локоть, потянул от корабля, - Недоразумение, отнимающее драгоценное время и испортившее любимую клумбу! Ты меня пойми правильно. Я – мужчина серьезный. Время – деньги, а твое присутствие ничего, кроме убытков не несет. Если бы не ты, я б колье доделал, а придется с тобой возиться, оформлять, как положено.

 

По земле пролетела стремительная тень. Мытарь поднял голову и увидел дракона, пролетающего неспешно мимо. Ящер подмигнул человеку, выпустил язычок пламени и, взмахнув пару раз гигантскими крыльями, скрылся за склоном горы.

 

- Вы кто такой вообще? – в черепной коробке Мытаря буйствовал диссонанс.

 

- Я тут вроде таможни. Изымаю драгоценные металлы и ювелирные изделия. Ввоз украшений у нас запрещен. Мы защищаем свои рынки!

 

- А...

 

- А за визы отвечает другой.

 

- Я – представитель цивилизованной Земли и таможенный досмотр проходить не собираюсь, - Мытарь остановился и глянул на стрелки хронометра. - Более того, уже собираюсь обратно.

 

- Что за диковинный механизм? – спросил гном. Кончик его носа задергался, чуя драгоценный металл и каменья. – Тонкая ковка.

 

- Часы, - ответил Мытарь. – Точный механический прибор для измерения времени.

 

- Как можно измерить то, что не охватишь, – с деланным недоверием хмыкнул гном и, схватив Мытаря за руку, потянул к горе. – Люди! Понавыдумали всякой чуши! Чтобы понять время, нужно им управлять, а не дрейфовать по его течению.

 

Мытарь с трудом вырвал руку из цепких лап гнома и развернулся к кораблю. 

 

- Куда?! – закричал гном. – Чертоги в другой стороне!

 

- Мне нужно вернуться на корабль, - бросил через плечо Мытарь, отчаявшись завязать цивилизованный диалог. – Моя миссия закончена, я возвращаюсь домой!

 

- Так что ж ты сразу не сказал? - воскликнул гном и хлопнул в ладоши. – Это меняет дело. Я тебя не видел, ты меня, никого тут не было! Все забыли! Больше не нарушай! 

 

Гном ловко развернул Мытаря лицом к кораблю и подтолкнул в спину. 

 

- Давай, давай, а то на обратный рейс не успеешь.

 

- Подожди-ка, - сказал Мытарь, задумчиво переставляя ноги. – Ты утверждаешь, что я переместился не в пространстве, а во времени. Но в своем настоящем я гору не видел. Куда она делась?

 

- Гора-то? – пыхтел гном, подталкивая человека. - Снесли, наверное, за семьдесят пять тысячелетий. Но мне то что? Я не в горе, а под горой обитаю. Шикарные апартаменты, скажу я тебе. Прохладный воздух, природное кондиционирование. Ну, бывай!

 

Гном запихнул человека в корабль и стер пот с лица. Прежде чем диафрагма люка стянулась, Мытарь успел крикнуть ему: 

- Сделай одолжение, милейший Фигли! Оставь знак понятный, чтобы я в будущем прочесть смог!

 

- Сделаю, фиг ли! 

 

Семьдесят пять тысяч лет и пару недель спустя почти недалеко от стартовой площадки строители случайно вскроют искусственный каменный мешок. На одной из стен рукотворной пещерки сохранится фреска, на которой низкорослый бородатый кузнец подносит древней царице колье с непонятным дискообразным элементом посередине. Первопроходец Мытарь будет утверждать, что диск ничто иное, как его утерянный именной хронометр, но мудрое научное сообщество решит, что тот во время сверхдальнего полета подвергся воздействию неизвестного фактора и лишился рассудка. Ведь место гномам с эльфами в сказках, а последующие экспедиции их следов на Земле-2 не обнаружили. 

 

Мытарь уйдет в почетную отставку. Он станет затворником, будет сидеть дома и иногда по ночам смотреть в окно. Если б кто-то спросил его, о чем он думает в этот момент, он бы ответил, что жалеет. Он искренне и горячо жалеет, что не успел спросить у проклятого гнома, где находится Запад.

 

*Александр Блок, «Ночь, улица, фонарь, аптека...», 1912.

[Fertes]

Рассказ Фертес

 

На планете пластилиновых людей V.2

 

[attachment=1758:1318263517_the-neverhood-6.jpg]

Сообщение № 147682746824682

Адресат: W.:GH000456; S.: x=75, y=14; Pl.: Bride/564; IDcode=F/D736857/<KIARA>

Статус сообщения: НЕ ДОСТАВЛЕНО!

 

<snap> Киара, дорогая, возможно, когда ты будешь читать это сообщение, я буду всего в нескольких днях от тебя. Случилась непредвиденная остановка: мошенники дитроки зарядили не до конца реактор, в поисках заряда пришлось сделать петлю. Дотянули до W.:GH78/3, именуемого местными Ээхом. Слава Бесконечной Координате, местная цивилизация достигла нужного уровня, так что с легким сердцем мы летим домой.

 

По собственному незнанию этой галактики я потратил пять империалов на два ящика ээхского пластилина и собирался взять больше (возникла кое-какая весёлая идея относительно наступающего события, ты понимаешь, о чём я), но узнал, что знаменитая Пластильди, планета, на треть состоящая из качественного пластилина, находится неподалёку. Планирую сделать отличный репортаж о тамошней жизни и закупить ещё пластилина по более доступной цене, хотя ээхский переводчик советовал мне закупить всё на Ээхе и облететь стороной Пластильди. Почему, я так и не узнал: переводчика вызвали в реакторную.

 

По моим расчетам, пробудем мы на Пластильди день. Этого хватит, думаю, для репортажа. Надеюсь, что наша задержка будет оправдана, и мы привезем домой больше информации о нашей Бесконечной Координате.

 

Система оповещает, что мы приближаемся, так что…

Целую, твой Уолкер. </snap>

 

– Невероятно! – Уолкер покосился на видео-транслятор приближающейся планеты и повторил Системе несколько раз: – Отправить сообщение повторно!

Дождался «Статус сообщения: ДОСТАВЛЕНО!» и только тогда засунул руки в крепежи безопасности на пассажирском кресле. Флаййурт [1] готовился к посадке.

 

Пластильди почти сразу напомнил Уолкеру его родную планету: по показателям жизнеобеспечения данные практически совпадали, разве что на Пластильди влажность оказалась ниже, да содержание ламина [2]  в верхних слоях зашкаливало. Ламин, один из компонентов пластилина высочайшего класса, добавлял необходимую эластичность и приятный аромат. Поэтому флаййурт вошёл в верхние слои, словно в загустевший кисель, натужно продираясь к нижним слоям. Видео-панель затуманилась и перестала выдавать изображение, пока Уолкер не включил очистку. И только когда флаййурт приземлился и команда покинула корабль, Уолкер увидел, что весь транспорт покрыт толстым светло-жёлтым слоем вязкого ламина. Такое не каждый день увидишь. Уолкер включил камеру – на уровень глаз, рядом, поднялся небольшой приплюснутый шар с несколькими «глазками» и, управляемый с помощью техно-перчатки на правой конечности Уолкера, облетел флаййурт.

 

 Уолкер только начал ломать голову, что делать дальше, как рядом возникли служащие космодрома и принялись ловко и аккуратно собирать с поверхности ламин. Никаких подъемников служащим не понадобилось: пластилюди, обладающие уникальной способностью растягивать свои конечности, доставали до самого верха. Уолкер приблизил камеру к пластилюдям, желая заснять работу.

 

 – Четырнадцать империалов за килододж вас устроит? – очевидно, главный среди служащих к Уолкеру, наблюдающему за уборкой флаййурта, обратился пластильдец через транслятор.

 

 Уолкер покачал головой:

– Для меня это слишком дорого. Оставьте, я дома почищу сам.

 

Пластильдец какое-то время переваривал отказ, потом пояснил:

– Вы не поняли, мы покупаем у вас ламин, цена за килододж – четырнадцать империалов, это официальная на сегодня цена. Вам повезло, что вы прибыли в пасмурный день, поэтому количеству ламина на вашем корабле позавидует любой гость.

 

– Примерно сколько килододжа вы планируете собрать с моего флаййурта?

 

Пластильдец помялся и нерешительно ответил:

– Три-четыре…

 

– Согласен, и в фильтрах тоже почистите, – пробормотал обрадованный брайдианец, подписал договор купли-продажи, принял на чип предоплату и торопливо пошёл к административному зданию, где механик уже проходил необходимые процедуры прибытия. Далее механик остался на космополе ожидать Уолкера с репортажем для будущей отчётности.

 

 Уолкер прошёл процедуру инфекционной обработки и направился в мегаполис.

 

Пластильди без пластилина

 

Первым делом приобретя виртуального гида для осмотра мегаполиса, Уолкер как обычный космо-турист отправился в Крысольди, столицу Пластильди.

 

Крысольди по межпланетарному индексу мегаполисов едва дотягивал до второй категории неразвитых цивилизаций: мало небоскрёбов, средства передвижения примитивны. Самое высокое башенное здание, как показывал гид, являлось Управлением. На верхних этажах размещалась резиденция Главы, никогда не покидавшего своего кабинета. Только кончина могла заставить главного пластильдца спуститься вниз, в Город. Уолкер покачал головой: незавидная участь провести половину существования в закрытом помещении, даже если террасы выходят наружу.

 

Чуть позже Уолкер понял, почему в мегаполисе почти нет высоких зданий – все они были сделаны из базисного материала для пластилина – глины, наиболее твердого вещества в составе малышовой забавы. Красноватый материал, вполне себе прочный, но для небоскребов не предназначен.

 

Казалось бы, удивительные ископаемые планеты должны были модифицировать жизнь её обитателей, привнеся свои техно-коррективы. Но по городу сновал стандартный подвид жителей Координаты Бесконечности и с минимальным апгрейдом во внешности: две опорные конечности, две хватательные и сверху голова с рецепторами слуха, речи, обоняния; разве что у некоторых пластильдцев присутствовали различные, ярко окрашенные фигуры, будто приклеенные к голове. Присмотревшись к ним, Уолкер понял, что это неформальная часть мегаполиса таким образом выражает свою индивидуальность, – и улыбнулся. На родине Уолкера маленькие брайдианцы подобные конструкции лепили для развлечения. Убогость чувствовалась во всем. Уолкер вспомнил смутное чувство удивления: на космодроме его флаййурт был единственным аппаратом для межгалактического путешествия, местный транспорт (и тот был с символом Ээха на бортах) не в счёт.

 

В сервисном здании с названием «Всё есть» Уолкер с любопытством глазел на то, что оказалось пищей для пластильдцев. Выбор имелся, но покупатели брали, в основном, одни и те же продукты – контейнеры с маслянистой жидкостью и рыхлую массу в пакетах. Уолкер наугад набрал забавной мелочи, решив подробно изучить содержимое во время полёта, сувениры и несколько ящиков с цветным пластилином. Продавщица снисходительно улыбнулась, снимая с чипа империалы. «Приятного вам путешествия», – сказала она, делая знак помощнику донести покупки клиента до его транспорта, и не выказывая удивления при виде инопланетянина, словно тут каждый день тусовались межгалактические гости. Уолкер поблагодарил и посторонился, пропуская местного, который ничего не купил, лишь подошел к продавщице поинтересоваться:

– Белого пластилина до сих пор нет?

 

Продавщица покачала головой с приклеенными к затылку цветными плетёными лентами:

– И не обещают.

 

 Уолкер вышел из «Всё есть» усмехаясь: всё-таки ошибка в названии была, дефицит пластилин на Пластилин-чоухе – расскажешь, так никто не поверит. Тот самый пластилинец, что разговаривал с продавщицей, оказался рядом. Вид у него был удручённым. Уолкер вдруг вспомнил про свои два ящика белого пластилин, купленного на Эзхе, и обратился к аборигену через транслейтор:

– У меня на флаййурте есть два ящика с белым пластилином. Я не уверен, тот ли это пластилин, который вам нужен…

 

Пластильдец встрепенулся и схватил Уолкера за локоть:

– Ах, если бы я мог его увидеть, чтобы убедиться!..

 

– Проблемы не вижу, – Уолкер указал на ожидающий двухместный кар, а сам подумал, что отличный повод образовался получить из первых рук материал для репортажа. – Времени у меня мало, но полдня я вам уделю… В обмен на взаимную услугу. Меня зовут Уолкер, я с Брайда.

 

– Чуткий – так меня зовут. Бесконечно раз знакомству!

 

Пожимая руку Чуткому, Уолкер отметил про себя, что конечность как будто податливо смялась в рукопожатии, но, посмотрев вниз, увидел, что та имеет прежнюю форму.

 

Продайте мне ребёнка!

По дороге на флаййурт Уолкер словно бы невзначай рассматривал собеседника: Кодекс Путешественника запрещает пялиться на инопланетных существ, кое-где за это можно и схлопотать. На Ээхе Уолкер видел несколько пластильдцев издали, поэтому ему даже в голову не пришло, что они могут быть такими… Будто ходячий оживший пластилин, упакованный в прозрачную тянущуюся оболочку. И поэтому брайдианец надеялся, что пластилин на флаййурте окажется тем самым, и уж тогда Уолкер выторгует себе право задавать некорректные вопросы.

 

– Продайте мне ребёнка! – взволнованно произнес пластильдец, проверив ээхский пластилин, и сразу поправился. – Я имел в виду, этот материал.

 

 Уолкер не пропустил мимо ушей «оговорку»:

– Мой космический брат! Я подарю тебе все эти коробки… Но с одним условием: ты мне расскажешь про свою планету и объяснишь, почему ты назвал этот пластилин ребёнком.

 

– О гость моей чудесной планеты, я продам тебе свой дух и расскажу тебе всё, что пожелаешь! – пластильдец опустился на колени и коснулся лбом пола рядом с Уолкером. Затем поднялся.

 

Камера снимала беспрерывно, Уолкер клацал периодически челюстью, не переставая удивляться рассказу Чуткого о Пластильди и его укладе. Проницательный брайдианец оказался прав: пластильдианцы тоже состояли из пластилина, только более высокой пробы, того самого белого с высоким содержанием ламина, который получали лишь двумя способами. Первый Уолкеру уже был известен: в большом количестве ламин находился в верхнем атмосферном слое. Добывать его было крайне сложно, получалось, в основном, за счет космических туристов. Да один единственный аппарат раз в полгода запускали. Аппарат был так же ээховский: на Пластильди производили только простейшую продукцию да пищу для пластильдцев. Всё то же самое на других планетах синтезировали в лабораторных условиях, но здесь построить лаборатории оказалось невозможным по причине нехватки нужного строительного материала, да и уровень жизни пластильдцев повышался крайне медленно, если повышался вообще.

 

Второй способ получения ламина был несколько пикантным. Его продуцировали супружеские пары, проще говоря, те, которые способны были воспроизвести потомство. Детёныши по составу и были тем самым белым ламиновым пластилином, за исключением способности мыслить, для этого требовались специальные пигмалионские процедуры.

Супруга Чуткого оказалась недетородной породы, поэтому детей у них не было. И купить нужный пластилин Чуткий не мог несколько лет…

 

– Хотел бы я посмотреть на то, как вы делаете детенышей из пластилина! – Уолкер с надеждой взглянул на камеру, на жёстком диске которой оставалось достаточно места даже для непрерывной десятидневной съемки. – Неужели для этого нужен всего ящик белого пластилина?

 

Чуткий улыбнулся, стянул с одной руки прозрачную эластичную оболочку, которую, как объяснил пластильдец, носит с исключительно целью экономии от высыхания тела по причине низкой климатической влажности. Пластильдцы побогаче могут себе позволить это не делать, смазывают раствором специальных жирным масел. Да у маленьких пластильдцев ламин в теле держится долго, почти до полового созревания.

 

– Я покажу, – Чуткий бережно зачерпнул пальцем пластилин из ящика, провел по руке, кое-где испещренной трещинами и размазал тонким слоем. Прошло немного времени, и ламин прилип к руке Чуткого. В том месте, где было намазано вещество, поверхность выглядела заметно светлее и эластичней.

 

– И супруге на обновление хватит, – пластильдец снова благодарно склонился перед Уолкером.

 

Тот всплеснул руками:

– Хомойи [3]! Как же вы здесь живёте?! Планета с немыслимым количеством удивительных ресурсов, и такая убогость… убогость существования… Наши юркианцы живут достойней, по четвёртой категории благосостояния. Но ваши соплеменники бегут на Ээх тайком, на мимо пролетающих флаййуртах… Не хотите ли и вы, со своей супругой?.. Да хотя бы и к нам… Если пожелаете, можем и на Ээх подбросить…

 

Чуикий покачал головой:

– Это планета, на которой меня слепили, где я рос, покрывался трещинами… Это моя планета.

 

 Уолкер не понимал. Для него было закономерным желание искать лучшее место для существования. Может быть, Чуткого держали другие обстоятельства?

 

– Твой выбор для меня – удивление, друг. Ты только что мне рассказывал о невыносимых условиях существования – одном империале за несколько дней работы. У вас пропадают неизвестно почему пластильдцы, когда-то твоя мать исчезла… Так невозможно существовать! Что же на самом деле тебя здесь держит?

 

– Любовь к планете, к Крысольди Первому, к моей супруге.

 

– Моя Координата Бесконечности, я не понимаю… – Уолкер потрогал голову, словно желая проверить, не спит ли он.

 

– Хомойи! – механик воскликнул, указывая на транслятор, показывавший происходящее снаружи. – К нам гости!

 

У флаййурта стояло несколько пластильдцев в официальных костюмах серого цвета. Чуткий испуганно вжался в кресло, куда его усадил по прибытии Уолкер. Но опасности, к счастью, не намечалось.

 

– О гость Пластильди! – вежливо обратились в видеофон аборигены. – наш великий и мудрейший Крысольди Тварь Первая приглашает вас к себе на аудиенцию.

 

 Уолкер и механик переглянулись.

– Неплохо, – подумав, сказал Уолкер, – я смогу сделать репортаж в Управлении Крысольди. А вам, Чуткий, я думаю, лучше будет покинуть флаййурт позже, без свидетелей.

 

Домой. И как можно быстрее!

Светило, греющее пластилиновую планету, закатывалось за горизонт, где-то в атмосфере виднелись вспышки грозы. Механик Уолкера начал тревожиться. Сигналы с флаййурта почему-то не принимались чипом Уолкера, возможно, и сам брайдианец не смог связаться с коллегой. На космодром опускалась вязкая, отливающая жёлтыми сполохами, темнота. От тревоги и скребущего подозрения механик стал разговаривать с Крысёнышем Панья, существом, слепленным на память руками Чуткого и оживлённым по технологии, известной одним жителям этой планеты. Бледно-жёлтый Крысёныш, живой талисман планеты, нежно попискивал и тёрся о руки бормочущего механика.

 

Вдруг, когда совсем уже ничего невозможно было разобрать на экране наружного видеофона, послышался приглушённый голос Уолкера:

– Сумисо! Блокируй вход, мы улетаем. Немедленно!

 

Механик так и подскочил в кресле от неожиданности и зарядил пальцами по пульту, чувствуя, как от неожиданности и дурного предчувствия начинает потеть спина. Генератор не подвёл, и флаййурт быстро устремился к орбите Пластильди.

 

– Всё ли хорошо? – сквозь зубы, отстукивающие ритм брайдианского веселого танца, поинтересовался механик.

 

– Клянусь Координатой Бесконечности, меня готовы были там сожрать! Я увидел то, что нельзя было мне показывать, точнее, моя камера, – с момента возвращения Уолкер прижимал к себе камеру. – И я услышал то, что мне не полагалось. Поэтому предпочел затеряться в мегаполисе и вернуться незамеченным.

 

– Сгораю от нетерпения, сараньяу  [4], – механик заботливо вернул на панель упавшее во время взлёта пластилиновое существо. – Это вам подарок от Чуткого, национальный талисман – Крысёныш. Только живой. Каких-то полдня, и оно уже издает звуки! Удивительная, удивительная креатура…

 

Уолкер вздрогнул и, не успел механик сказать и слова в защиту, как брайдианец метнул Крысёныша в сектор очистки и скомандовал:

– Импортировать отходы!

 

Спустя мгновение пластилиновое существо барахталось где-то в бесконечном космосе.

– Правило номер один – не содержать подозрительных существ на флаййурте!

– Но, сараньяу…

Механик отвлёкся на клубящийся светло-жёлтый туман на мониторе:

– Говно! – выругался механик, – только фильтры почистили.

И включил постоянную очистку видео-панели от налипающего ламинного теста.

 

Легенда о Твари Первой и его крепости

 

Сообщение № 147682746824683

Адресат: W.:GH000456; S.: x=75, y=14; Pl.: Bride/564; IDcode=F/D736857/<KIARA>

Статус сообщения: ПРОИЗВОДИТСЯ ОТПРАВКА…

<snap>

Киара, слушай… Я расскажу тебе легенду. О Крысольди, который когда-то был простым пластильдцем.

 

Мы направляемся домой, слава Координате Бесконечности. Мы, это я и Сумисо, мой механик, вы отчасти знакомы. Чтобы не уснуть, Сумисо предложил мне рассказать о том, что я увидел и услышал на Пластильди. Заодно я отправлю этот рассказ и тебе.

 

Говорят, много сотен тысяч лет назад, на месте нынешнего Управления в мегаполисе Крысольди случилось извержение вулкана. Когда глина из недр вышла наружу, остался твёрдый вулканический остов. Он был высок настолько, что доставал до облаков. У его подножия построили пластильдцы город из выплюнутой вулканом глины, а вулканическую скалу сделали зданием для пАнья, своих вождей (в переводе с древнепластилийского, «панья» - «крыса»). До этого времени, надо сказать, ещё не было деления на касты. Были только пластильди, одинаковые в своих правах.

 

Со временем, те, кто жил в вулкане, стали называть себя крысольди, то есть главными, а вулкан – Управлением.

 

Однажды один панья из касты крысольди, самый мелкий, но самый хитрый, решил забраться наверх и посмотреть, уютно ли там. Этот панья стал искать ход наверх и нашёл небольшую лазейку, в которую можно было пролезть единственным способом. Хитрец попросил своих сородичей встать друг на друга (они тогда не так растягивались, как сейчас), чтобы сам он смог добраться до узкой щели в потолке.

 

Друзья послушались и помогли хитрому панье подобраться к лазу. Панья успешно пролез и оказался на самом верху, правда, немного застрял по пути, отчего его тело приобрело немного непривычную форму. Здесь оказалось вполне комфортно и пахло необычно. Панья так долго принюхивался, что его нос вытянулся. Панья обнаружил, что тут живут животные, те самые, которые умеют летать. Здесь находились гнезда, в которых лежали белые округлые предметы. Панья попробовал на вкус, и пластилинйцу понравилось. Он решил здесь провести немного времени.

 

Минуло много дней. Когда у паньи снизу, в щель, спрашивали, как там наверху, он притворно жаловался и говорил, что тут плохо, хотя ему отсюда и виден весь город, что это большая ответственность. И что он останется здесь следить за порядком. Ему поверили и стали называть по его просьбе Тварью Первой.

 

На самом деле панья так разжирел, поедая сначала детенышей тех животных, что там жили, потом – больных взрослых и, наконец, – убивая здоровых. Прошло ещё немного времени, и Тварь Первая стал равнодушен к чужой боли и страданиям. Он придумал хитрый план, ведь летающие животные поумнели и стали гнездиться дальше. Крысольди объявил тем, кто находился внизу, что берет на себя ответственность стать Главным и управлять пластильдианцами. А за такую ответственность и нервотрепку пластильдцы должны будут его кормить и приносить свежие куски пластилина, добываемого на рудниках планеты.

Как ни странно, остальные крысольди согласились, при условии, что Тварь Первая оставит им право жить в теплом жерле вулкана, в котором была особая атмосфера, помогавшая сохранять в гибкости тела в течение долгого времени.

 

Главному крысольди очень нравилось жить выше всех, мало работать и есть больше всех. Однажды, когда ему было очень скучно и голодно (что-то случилось на Пластильди и Тварь Первую забыли покормить), вдруг один из юных пластильдианцев решил пробраться к нашему панье. Но любопытный лишь успел просунуть половину своего тела, как Тварь Первая заметил его и в ярости оторвал голову, затем втащил тело и закрыл щель. Раздумывая, что сделать с гостем, жирный панья решил откусить кусочек от головы убитого, панье показалось, что тот пахнет так же, как животные. К удивлению паньи, на вкус тело любопытного жителя оказалось таким же вкусным. Так крысольди сожрал себе подобного в первый раз. Неожиданная пища благоприятно подействовала на Тварь Первую, он почувствовал, что становится сильнее, пластичнее и больше. Вскоре его конечности смогли доставать до самого низа башни. И Тварь Первая научился охотиться на соотечественников, уже не видя разницы между ними и простой едой. Он, когда этого никто не видел, в темное время суток, высовывал свои руки, растягивал их и хватал кого-нибудь… Желательно юных, с большим количеством ламина в теле.

 

Правда эта легенда или нет, я не знаю. Но одно точно могу сказать, нынешний Крысольди больше остальных пластильдцев и точно так же, как когда-то Тварь Первая, не может спуститься вниз через узкую щель. Он разговаривал со мной через эту щель и предложил мне пролезть, чтобы побывать у него в кабинете.

 

Я почувствовал недоброе и отказался. Понял, что со временем Тварь Первая стала капризнее и любопытнее к новым видам еды.

 

Пластильдцы? Что с ними? Возможно, ламин, который входит в состав их организма, имеет так же и отрицательное влияние на интеллект. Эта низшая раса планеты слепа и поддерживает своих крысольди во всем. Но даже если и не согласна с некоторым приказом, например, отдавать своего каждого второго детёныша для воспитания в Управлении (а после повзрослевшие они внезапно пропадали), но свергнуть Тварь Первую никому не приходило на ум. Все боятся власти и ответственности, которые, так верят пластильдцы, является тяжёлой обузой для крысольди, следящего за порядком на этой необычной планете.

 

А чтобы никто из пластильди не вздумал улететь с планеты, каждого гостя заставляют подписывать договор, запрещающий учить аборигенов постройке кораблей и прочим благам цивилизации. Я так же подписал этот договор. Впрочем, и с остальным образованием молодых пластильдцев было покончено давно. Ведь если пластильдцы вдруг поумнеют, то кто тогда станет кормить касту бездельников, крысольди? Для управления низшей кастой нужно только заразить Религией и привить страх перед властью.

Вот так-то, моя дорогая Киара… Я думаю, что мы всего этого не знали о родине пластилина, потому что крысольди пожирали гостей своей планеты. Хотя, я не уверен совсем. Никаких признаков присутствия останков флаййуртов я не заметил… Их нет вообще…

 

До встречи, любимая Киара, осталось совсем немного.

Твой Уолкер.

</snap>

 

Уолкер зевнул. Механик Сумисо, который мог бодрствовать по нескольку дней подряд, заснул ещё на половине легенды. Уолкер повозился в кресле, устраиваясь удобнее, поставил систему на автоматическое управление – и вскоре заснул, устав ждать, пока зависшая система отправит сообщение.

 

Флаййурт продолжал лететь по заданному маршруту. Ни Уолкер, ни Сумисо не видели, что на их пути стали всё чаще и чаще попадаться обломки кораблей самых разных модификаций. Транспорт казался то ли расплавленным наполовину, то ли словно съеденный ржавчиной странного светло-жёлтого цвета.

 

 

Словарь:

[1]  Флаййурт – летающая юрта, ага, на топливе радиационного характера.

[2] Ламин - Ламин A/C — белки человека, принадлежащие к семейству ламинов и кодируемые геном LMNA на первой хромосоме. Ламины (у позвоночных имеются три формы: A, B, C) сплетаются под мембраной клеточного ядра в слой, называемый ядерной ламиной. Они слабо изменились в ходе эволюции, поскольку играют важнейшую роль в разборке и последующей сборке ядра при клеточном делении, закреплении хроматина в ядре. Альтернативный сплайсинг гена LMNA приводит к образованию ламина A и ламина C.

[3] Хомойи! - возглас удивления (брайд.)

[4]! Сараньяу! –товарищ/коллега (брайд.)

[Fertes]

Рассказ Радды

1001 ночь Шахерезады

 

2015 год.

 

Если вы никогда не жили в мегаполисе, вам не понять удивительную магию многостороннего людского потока, стремительно пересекающихся человеческих течений, бурлящих по широким проспектам городов – миллионеров. Сколько лиц отражалось в затуманенном стекле этой невзрачной витрины магазинчика «Волшебных фокусов господина Карди» - не сосчитать.

   Древнее зеркало в деревянной раме, выставленное на продажу лет 25 назад, подхватило одинокий луч на мгновение прорвавшегося сквозь хмурое небо солнца. Подхватило, и яркой вспышкой брызнуло в глаза проходившей мимо девушке.

В этом свете она увидела нечто странное – она сама, но старше, слушает заливистый смех золотоволосого мальчика и еще сильнее раскачивает качели.

Сара удивленно остановилась, попыталась вглядеться в световую картину, но та уже исчезла. Сара продолжала смотреть в замутненную магазинную витрину, и поэтому не обратила внимания на резкий гудок автомобиля позади себя и отчаянный крик ужаса прохожих. За витриной ярко вспыхнул свет, и девушка провалилась сквозь него, под сопровождение внезапно родившейся мысли:

- Интересненнько…

 

1515 год.

 

 

У Кемаля-аги день не задался с самого утра. Госпожа Фирюзе приказала к вечернему ифтару подать перепелов, госпожа Гульбахар обещала подать самого агу на золоченом блюде, если увидит хоть одну запеченную пташку, а валиде – султан* только раздраженно махнула рукой – мол, не беспокой меня такой ерундой. Фатима – хатун рассказала, что мать падишаха всю ночь промучилась от мигрени и от этого пребывает в самом раздраженном состоянии духа.

Нет, разумеется Кемаль – ага и не думал жаловаться на свою судьбу, иншаллах, Господь не обделил своего скромного раба милостью. К тому же единственной задачей аги было заботиться о фаворитках великого падишаха. Но попробуй угодить двум женщинам одновременно!

- О Аллах Всемогущий, что же делать, - причитал ага, поглощая сладости на дворцовой кухне, - госпожа Фирюзе прикажет отнять левую руку, если перепелов к ужину не подам. А когда я правой рукой их поднесу, Гульбахар –султан и ее отрубит. Тогда я запачкаю своей кровью прекрасный персидский ковер в покоях валиде, и госпожа разозлится, махнет стражникам и мне голову с плеч снимут.

Кряхтя и сетуя на судьбу, ага направился прямиком в султанский гарем, но тут его внимание привлек громкий треск разбивающегося стекла. Он поспешил на этот звук, и тот привел его в покои одной из фавориток.

- Аллах, сохрани! – вскрикнул Кемаль – ага, увидев, что разбилось не что иное, как прекрасное венецианское зеркало – подарок иноземных послов самому султану Шахрияр – хану. Рядом со стеклом лежала какая-то наложница, видимо из тех, что Рехим – эфенди привез сегодня с невольничьего рынка.

- Что же ты натворила, негодная! Айша – хатун получила это зеркало от самого падишаха. Она тебе голову за это велит отрубить.

Наложница, совсем испугавшись, безмолвно смотрела на Кемаля – агу, во всю ширь раскрыв исполненные ужасом огромные глаза.

- Ну чего молчишь, глупая? Отвечай, как тебя зовут!

 - Bloody hell**, - еле слышным шепотом произнесла провинившаяся и прикрыла глаза, видимо, скрывая навернувшиеся слезы.

- Ну все, Бладихаль – хатун, никто тебя теперь не спасет. Ступай в свою комнату. И сними этот ужасный ковер, который на себя нацепила. Наложнице великого султана не пристало выглядеть, словно последней базарной побирушке.

- Это пончо, - ответила Бладихаль, - от кутюр. Стоит 2500 баксов. Проявите уважение.

 

Спустя час.

 

Провинившаяся тихо сидела на краешке тахты, переводя взгляд с управляющей гаремом Дилором – хатун на ее помощницу Фериде и Кемаля – агу.

- Бедняжка от страха совсем рассудок потеряла, - докладывал он, - заговаривается. Совсем не понимает, что говорит. И как ее такую вести к валиде? Неудобно ведь…

- Не твое это дело, ага, рассуждать, что удобно, а что нет, - отчитала его Дилором – хатун, но и сама тяжко призадумалась, - ничего не поделаешь. Жалко девочку, но раз сама госпожа требует, наше дело – подчиняться. Пойдем, хатун. Молись  Аллаху, чтобы валиде тебя пощадила.

Бладихаль с прежним оторопелым выражением лица встала на ноги и поплелась в самом конце процессии в покои матери падишаха.

Валиде все еще была красивой женщиной, совсем не старой. Годы не изменили ни осанки, ни величественной посадки головы, ни гордых надменных глаз законной супруги султана Шахизамона. Дочь хана, жена хана, мать хана, она была самой могущественной и почитаемой женщиной на всем востоке. В султанском дворце безраздельно царили ее власть и воля.

Гордо восседая на обитой бархатом скамье, она, не удостаивая взглядом, отчитывала глупую наложницу:

- Как ты посмела, жалкая рабыня, так непочтительно отнестись к имуществу самого султана Шахрияра, властителя мира? Кто ты такая, чтобы прикасаться к подарку любимой наложнице твоего господина? Еще один проступок, и я велю отрубить твою глупую голову. Это все. Иди, и будь впредь внимательнее, или же…

Но что будет «или же» Бладихаль услышать не смогла, потому что речь валиде была прервана глашатаем, возвестившим о приходе султана.

- Дорогу! Хазрети*** – султан Шахрияр!

- На колени, сумасшедшая,  - зашипела Дилором – хатун, и мощной рукой прибила Бладихаль к полу, так что на обеих коленках начало саднить. Глаза хатун заслезились от боли, и она смогла разглядеть лишь остроносые блестящие туфли и подол расшитого халата, стремительно пронесшиеся к валиде.

- Матушка! Я пришел за вашим благословением, - почтительно поцеловав руки матери, произнес султан.

- Благослови тебя Аллах, - растроганно прошептала валиде, - пусть удача сопутствует тебе во всех начинаниях, сын мой.

Султан Шахрияр улыбнулся матери, и направился к выходу, но тут его взгляд привлекла девушка в странной одежде, недовольно потиравшая изящной тонкой ладошкой коленку. Султан улыбнулся какой-то своей мысли, тихо сказал на ухо Кемалю-аге что-то и отправился на заседание дивана.

Однако эти слова произвели на окружающих прямо волшебное действие. Кемаль – ага испуганно прикрыл рот ладошкой и подбежал к Дилором – хатун, передавая слова господина. Управляющая гаремом мгновенно оказалась возле валиде и взволнованно затараторила что-то шепотом. Остальные свидетельницы этой сцены начали вполголоса переговариваться, и на их лицах отразился почти весь спектр человеческих эмоций – от любопытства до злобы. Одна лишь Бладихаль – хатун оставалась в полном неведении относительно разительных перемен, произошедших в покоях валиде. Причем – по ее вине.

 

Тот же день. Вечерело.

 

- Бегу и тапочки теряю!

- О Аллах, Аллах, где же ты глупая, умудрилась потерять свою обувь?

- Это расхожее выражение, метафора. Означает – ни к какому султану в качестве секс – рабыни идти не собираюсь. А обувь, вот она – на месте, - задрав подол ужасно тесного платья, Бладихаль – хатун продемонстрировала вопиюще безвкусные шитые серебряной нитью тапочки.

- Сумасшедшая женщина, как ты можешь говорить такие вещи?! Мы все – лишь рабы нашего великого падишаха! Тебе за такие слова прикажут отрубить голову!

- Да вы тут это вместо «Доброго утра» друг другу говорите, - скривила рот хатун и упрямо скрестила руки на груди, - «Тебе отрубят голову, Кемаль - ага», «И вам отрубят голову, Дилором - хатун». У меня уже иммунитет к отрубленным головам.

- На каком языке ты говоришь, глупая женщина? Говоришь, говоришь, рот не закрывается, а смысла в твоих разговорах совсем нет!

- Говорю на фарси. Назло маме взяла этот курс, она настаивала на кулинарии. Только подумать – послушалась бы маму, и может, попала на кухню к Гордону Рамзи**** вместо этого дурдома. 

- К какому еще Рамзесу?

Бладихаль устало закатила глаза, и, не разжимая упрямо скрещенных рук, решительно села на тахту, словно намереваясь просидеть в такой позе вечно.

Минут через пять молчаливый поединок был проигран, и Кемаль – ага поспешил за подмогой. В комнату величественно вкатились валиде – султан, Дилором – хатун, две помощницы – Фериде и Фатима, и в самом конце, трусливо озираясь по сторонам и сам ага.

- Как смеешь ты, - начала было валиде, но тут схватилась за сердце и устало опустилась на изящную софу, услужливо подставленную прислужницами. Отдышавшись, понюхав соли, аккуратно обмахнувшись веером, продолжила, - слушай внимательно. Или в султанские покои, или на конюшни, где получишь сто пятьдесят палок. Потом – на невольничий рынок, и рабыней в Египет.

Величественно поднявшись, валиде удалилась. В голове у Бладихаль явно шла напряженная работа. Затем, словно придя к какому-то выводу, она разжала руки и сказала:

- Убедили.

- Что? – сурово переспросила оставшаяся в комнате Дилором – хатун.

- Пойду, - кивнула Бладихаль и встала с тахты.

- Слава Аллаху, - облегченно воздел руки к небу Кемаль – ага, - удачи своей не ведаешь, счастливая. Если сможешь хорошо ублажить султана, всю жизнь проживешь в роскоши, беды не зная.

- Еще чего, - презрительно бросила хатун в ответ, - не собираюсь я никого ублажать.

- То есть как, - снова нахмурилась управляющая гаремом, - а что же ты собираешься тогда делать?

- Сказки рассказывать, - пожала плечами наложница султана Шахрияра, Сара Беринг.

 

________________________________________________________________________________

 

* Валиде - титул матери правящего султана.

** Bloody Hell - распространенное британское ругательство, примерно переводимое как "кровавый ад".

*** Хазрети - один из титулов у османских султанов, относящийся только к членам правящей семьи.

**** Гордон Рамзи - известный британский шеф - повар.

 

Дорогой в ханские покои.

 

- И не забудь! Как зайдешь, поклонись, голову не поднимай, в глаза султану смотреть не смей. Когда он позовет, подойдешь, поклонишься еще раз, только ниже, и поцелуешь кончик его туфли…

- Какая прелесть, - хмыкнула Бладихаль, в раз, наверное, десятый, выслушивая нескончаемую напутственную речь Кемаля – аги, ведшего ее «дорогой, устланной золотом и драгоценными камнями» - в султанские покои.

- Что ты сказала? - подозрительно скосил глаза ага на непокорную.

- Все пучком, говорю, - подняла большой палец вверх Бладихаль, и тут же поправилась, - все поняла я, дважды, трижды, «десятерижды» поняла. Зашла, нагнулась и жду дальнейших инструкций.

- О Аллах, туфлю! Не забудь поцеловать султанскую туфлю!

Кемаль – ага в отчаянии принялся рвать себе волосы на голове – пышные, аккуратно подстриженные и определенно смазанные благоухающими маслами.

- А там стерильные салфетки выдадут? Ну, как в кинотеатре для 3D – очков, - хмыкнула Бладихаль, - да шучу я, ага, шучу. Это так, для разрядки обстановки. Расслабься, нервные клетки не восстанавливаются, - напутственно изрекла хатун и нырнула в омут с головой. То бишь – вошла в ханские покои.

 

Нырнув в омут с головой.

 

Хазрети султан Шахрияр, властелин мира, величайший падишах династии Османов оказался среднего роста и телосложения мужичком, с густой бородой и лукавым взглядом. Бладихаль в бытность свою еще Сарой Беринг, студенткой исторического факультета, прочитала немало жизнеописаний этого монарха. Поэтому природное женское любопытство взяло верх, и она, разинув рот, разглядывала ничем не примечательного на первый взгляд человека, стоявшего перед ней. Напутствия Кемаля – аги вылетели из головы.

Султан Шахрияр в свою очередь выжидательно замер на другом конце комнаты. Через минут пять абсолютного молчания ожидание в глазах падишаха сменилось удивлением, потом гневом.

- Разве так приветствуют своего господина, хатун? Или ты забыла, что всего лишь рабыня во дворце повелителя мира, - четко, с расстановкой произнес султан.

- Упс, пардон, немного забылась, - смущенно улыбнулась наложница, - очень интересно ведь встретить такую важную историческую личность вживую. Не каждый день, так сказать. Это, во-первых. А во-вторых – никакая я не рабыня, я родилась свободным человеком, и им же собираюсь оставаться впредь.

Гнев в глазах султана снова сменился безграничным удивлением. Он неторопливо подошел к наложнице, пытливо всмотрелся в ее глаза, и с изумлением не обнаружил в них столь привычных для себя страха и покорности.

- Но ты живешь в моем дворце, в моем гареме, среди других таких же рабынь. Я могу распоряжаться твоей жизнью, повелеть отрубить тебе голову или осыпать золотом. Ты принадлежишь мне.

- Никакие железные решетки и стража не могут сделать свободного человека рабом, - будничным тоном произнесла хатун, слегка пожав плечами, - свобода она ведь в душе, а ее запереть невозможно. К тому же я видела свое будущее, падишах, и в нем я точно с головой.

- Твои слова необычны, - задумчиво ответил султан и на всякий случай отошел от странной девушки подальше. Еще никогда никто не говорил с ним так.

Султан Шахрияр встречал в своей жизни много разных людей. Младший наследник, он не имел практически никаких шансов дожить до совершеннолетия. Ведь по сложившейся традиции, прочие наследники, а зачастую и сам правящий султан, стремились избавиться от конкурентов на великий трон. По восшествии на престол его отец казнил всех своих братьев, а впоследствии, опасаясь бунта, исподтишка начал избавляться и от старших наследников. Братья Шахрияра, не оставаясь в долгу, то и дело травили друг друга, а иногда подсылали убийц и к собственному отцу. Только пытливый ум, интуиция и постоянная бдительность провели Шахрияра через все препятствия к столь желанному всеми трону Османской империи.

Поэтому эта странная девушка буквально поставила его в тупик. Она определенно была не столь глупа, чтобы не бояться султанского гнева. Необычайно честна и откровенна, особенно для женщины. Слова ее не отдавали привычной лестью и восхищением. И что самое удивительное – она совершенно не старалась понравиться султану. С такой женщиной, да что там – с таким человеком, Шахрияр не встречался еще ни разу.

- Что значит – видела свое будущее? Ты ведьма? – спросил султан.

- Конечно, нет, - закатила глаза Бладихаль и слегка усмехнулась, - их не бывает. Возможно, есть некая энергия, что связывает между собой людей и предметы, но научно реальное обоснование существования магии никем не доказано. Хотя, события последнего дня дают хороший повод для размышления, - задумчиво заключила хатун.

- Ты рассуждаешь об опасных вещах, женщина. Немногие мужчины осмелились бы говорить так, особенно в присутствии повелителя мира. Но я не чувствую в тебе опасности. Как тебя зовут?

- В твоем дворце меня называют Бладихаль.

- А как тебя звали раньше?

- А разве это имеет значение, - равнодушно ответила хатун, - что было, то прошло. Как прошлая жизнь, так и прошлое имя. Когда прошлая жизнь вернется – вернется и имя.

- Тонко подмечено, - согласился султан и улыбнулся. Он жестом пригласил хатун к столу, а сам сел на изящную деревянную софу у стены, - я буду звать тебя именем одной очень умной женщины из детских сказок, что рассказывала мне кормилица. Отныне ты – Шахерезада.

Наложница подошла к низенькому столику, уставленному фруктами и сладостями, аккуратно подобрала тяжелые юбки парчового платья и села на яркий коврик рядом.

- Зови хоть Барбитуратом, - вполголоса проворчала она себе под нос.

- Что говоришь, - не разобравший последних слов Шахерезады, переспросил падишах.

- Говорю – какое прекрасное и звучное имя, султан, - громко ответила ново окрещенная.

- Да будет так, - милостиво поведя рукой, согласился султан, - расскажи мне что-нибудь еще. Все равно до утра еще долго.

- А разве султаны не спят, - со смешинкой спросила Шахерезада, отправив в рот довольно большой кусок медовых сладостей.

- В последнее время мучают тяжелые сны, - признался султан, - кошмары. О былых днях. Отец часто снится. Лучше уж совсем не спать.

- Так договорись со своими кошмарами. Кстати говоря, они трусоваты, - пошутила Шахерезада, чем вызвала громкий смех у султана. Отсмеявшись, султан спросил:

- Так ты и с кошмарами встречалась?

- Я – нет. Но есть те, кто встречался. Если хочешь, могу рассказать.

- Почему нет, - весело ответил султан Шахрияр, и подсел поближе к хатун, - я не прочь немного отвлечься.

И Шахерезада начала:

 

Далее - по ссылке

[Fertes]

Двенадцать часов спустя.

 

Кемаль – ага, Дилором – хатун, Фатима – хатун и Фериде – хатун беспокойно толклись у дверей султанских покоев. Всем было известно, что падишах начинает заниматься государственными делами с самого рассвета. Но солнце уже пару часов как показалась над горизонтом, и уже вовсю припекало крышу дворца.

Однако султан все еще не отпустил свою наложницу. Великий визирь Анвар – эфенди буквально несся по коридору и резко затормозил перед неожиданным препятствием в виде пышной груди Дилором – хатун.

- Что с султаном? – едва переводя дух, выпалил он, - мы уже два часа как ожидаем его прибытия в янычарский корпус.

- Никто не знает, - шепотом ответила управляющая гаремом, - вчера вечером он позвал к себе новую девушку, и она все еще там.

Анвар – эфенди кивнул, отдышался, вновь принял привычный вид невозмутимой благообразности, и слегка откашлявшись, постучал в двери покоев.

- Кто? – зычно спросил голос султана за закрытыми дверями.

- Повелитель! Это я, Анвар, - слегка повысив голос, ответил великий визирь.

- А, это ты Анвар! Заходи, не стой под дверью.

Великий визирь аккуратно приоткрыл двери, и глубоко поклонившись, вошел в покои султана. Там его ждала любопытнейшая картина – султан Шахрияр, полностью одетый, полулежал на подушках, а наложница, стоя возле окна, что-то ему рассказывала. В ответ на что султан довольно улыбался, а временами даже от души хохотал.

- Анвар, я совершенно забыл о времени. Нам уже пора?

- Господин, вы собирались посетить корпус янычар два часа назад, - осторожно ответил визирь.

- Ступай, Шахерезада, - отпустил султан наложницу, добавив, - сегодня вечером приходи снова. Обязательно закончишь эту историю. У меня столько вопросов!

- Конечно, султан, - улыбнулась Шахерезада, и снова забыв поклониться, вышла, мгновенно попав в засаду, расставленную у входа гаремными управителями.

- Почему так долго, Бладихаль – хатун, - недовольно вопрошала ее Дилором – хатун, ведя обратно в гарем, - мы с самого рассвета ждем!

- У султана спросите, - огрызнулась та, и добавила, - кстати, султан велел передать всем, чтобы меня называли Шахерезада.

Дилором – хатун многозначительно переглянулась со своими помощниками, но благоразумно промолчала на это необыкновенное заявление.

 

День в гареме.

 

Первый день в гареме для Шахерезады более всего напоминал первые поиски работы Сары Беринг. С самого раннего утра начались походы по различным покоям гарема, сильно смахивавшие на собеседования. А еще больше – на своего рода смотрины.

Не успела новая любимица султана дойти до своей комнаты с четким намерением выспаться, как в комнату ворвалась Фатима – хатун и велела ей идти следом. Шахерезада узнала дорогу – она вела в покои валиде. В комнате матери падишаха собралась обширная публика – сама валиде, неизменная Дилором – хатун, около пяти-шести прислужниц, и две девушки, оказавшиеся сестрами султана.

В покоях Шахерезаде приказали переложить красивые бархатные подушки с правой стороны комнаты на левую. Подивившись странным течениям логической мысли этих женщин, Шахерезада выполнила поручение и удалилась, на этот раз не забыв поклониться при выходе. В те пятнадцать минут, что она провела у валиде, все неотрывно следили за ее движениями, не шевелясь и не разговаривая между собой.

- Спать, спать, спааааааать, - смачно зевнула Шахерезада, и с ленцой принялась развязывать бесчисленные шнурки и ленты своего платья.

Двери комнаты осторожно открылись, и в образовавшийся проем юркнул Кемаль – ага.

- Что это ты надумала? Быстро завязывай платье и пошли со мной, - ворчливо сказал он, и для более убедительной демонстрации своего нетерпения принялся расхаживать взад-вперед по комнате, - быстрее, хатун. Пошевеливайся, тебе говорят.

- Что, опять подушки не по фэншую, - с трудом ворочая языком, спросила Шахерезада, но все-таки принялась зашнуровывать платье. Кемаль-ага открыл было рот, чтобы разразиться очередными воплями, но хатун предостерегающе подняла руку, - это был риторический вопрос.

Кемаль – ага повел насмерть уставшую Шахерезаду по лабиринту гаремных коридоров, и оставил в красивой комнате, от пола до потолка забитой разнообразными безделушками, занавесками, шкатулками, сундуками и прочими предметами роскоши. На широкой тахте полулежала красивая девушка, в длинном, от подола до воротника расшитом золотом и обсыпанном камнями платье. Длинные, густые, блестящие черные волосы красиво ниспадали на кокетливо полуобнаженную глубоким декольте высокую грудь, а огромные черные глаза в обрамлении шелковых ресниц определенно метали громы и молнии.

- Подойди, - высокомерно приказала красавица, не сводя взгляда с вошедшей.

- Да мне и тут хорошо, - как можно доброжелательнее ответила Шахерезада, продолжая стоять на том же месте.

- Как смеешь ты, жалкая рабыня, говорить так с любимой женой султана – Гульбахар – хатун? – завизжала служанка и подскочила к Шахерезаде, готовая вцепиться той в волосы и силой поволочь к своей госпоже.

- Во-первых, я не рабыня, - устало начала было Шахерезада, но тут сработал самый древний инстинкт человека – выживание.

Гульбахар – хатун резко вскочила с тахты и одним прыжком оказалась возле Шахерезады, словно когти, растопырив пальцы, с острыми длинными ногтями.

- Я тебе сердце вырву, - зашипела она, и кинулась было на наложницу, но к своему удивлению промахнулась и с грохотом рухнула на пол.

Шахерезада, получившая самую высокую оценку на курсах по женской самообороне, скептически разглядывала любимую жену султана с высоты своего роста, составлявшего, к слову, не более 165 см.

- Ну вот, - сокрушенно сказала хатун и вздохнула, - и зачем сразу драться? Насилием никогда не добиться конструктивного диалога, и соответственно, не разрешить создавшийся конфликт.

- Вон! – царапая ногтями ковер, завизжала Гульбахар – хатун, и зарыдала в сильнейшем приступе бессильной ярости, - пошла вон! Мерзкая, двуличная, ведьма!

- Да ради бога, - покачала головой Шахерезада, и быстро зашагала к своим покоям.

В своей комнате, она, оставив всякие попытки раздеться, мертвым грузом рухнула на тахту и мгновенно уснула. Ей снился Лондон, пропитанные туманом улицы, намокшие мостовые, бесчисленные потоки машин, спешащих по своим делам. Идеальный мир, в котором никому нет до нее дела.

- Просыпайся, хатун, - трясла ее за плечо Фериде, - просыпайся, тебе говорят. Будешь прислуживать за столом валиде на вечернем ифтаре.

- Да еб*** вашу за ногу, - в сердцах воскликнула Шахерезада,  когда последние остатки сна вытряслись из головы.

- Что это значит, - удивленно поинтересовалась Фериде – хатун, - это на твоем родном языке?

- Ага, - хмыкнула Шахерезада, - это что-то вроде благодарственной молитвы.

 

Немного позднее вечером.

 

На вечернем ифтаре Кемаль – ага коротко объяснил ей структуру гаремного уклада:

- Во главе стола – валиде, мать падишаха. Она управляет всем гаремом. Две девушки справа от нее – Мехриниса – султан и Шахигуль – султан, родные сестры падишаха.  Слева сидит Гульбахар – хатун, любимая жена султана Шахрияра, мать двоих его детей. Следом за ней – Фирюзе – хатун, любимая жена султана, мать его третьего ребенка. А дальше любимые наложницы султана – Айше, Салиха, Марьям. Они пока еще не подарили наследников династии.

- Любвеобильный у вас султан, однако – хмыкнула Шахерезада, и совсем понизив голос, добавила, - пустили козла в огород, называется.

В это самое время к валиде осторожно подошла управляющая гаремом, и тихо сказала:

- Госпожа, наш повелитель требует к себе Шахерезаду, разделить с ним вечерний ифтар.

- С какой это стати, - возмутилась валиде, и раздраженно поджала губы, - делать нечего. Раз сын требует – веди ее.

Гульбахар – хатун яростно стиснула ложку в руке, а Фирюзе – хатун даже с силой ударила кубком по столу, выражая свое неудовольствие:

- И что только повелитель нашел в этой уродине, - яростно раздувая ноздри своего тонко очерченного носа, поинтересовалась она, - тоща, острижена, даже платье толком носить не умеет.

- К тому же неуклюжая! Разбила своими корявыми ручищами мое любимое венецианское зеркало, - в тон ей ответила Айше.

- Мерзкая, отвратительная, насквозь лживая, - подхватила Гульбахар.

- Обыкновенная вульгарная простолюдинка, - согласилась валиде.

- И скорее всего, святая, - тихо шепнул Кемаль – ага Фериде, - только божественное вмешательство могло внести такое согласие между ними.

 

 

Вторая ночь Шахерезады.

 

Султан Шахрияр приветственно поднял руку и жестом пригласил Шахерезаду за стол. Но не успела она и первой ложки плова поднести ко рту, как султан осыпал ее вопросами:

- Что было дальше? Куда попали эти двое? Что ожидало их за зеркалом?

- Я не могу сразу ответить на все эти вопросы, султан, - рассмеялась Шахерезада, - придется тебе выбрать тот, который интересует тебя больше всего. Но прежде позволь мне поесть, я целый день и маковой росинки во рту не держала.

- Хорошо, поешь, - согласился султан с улыбкой, - а пока расскажи, как прошел твой день.

Шахерезада весело рассмеялась:

- О, мой день был богат событиями. Из твоего гарема получился бы отменный террариум.

- Что это такое – террариум, - по слогам, с трудом повторил султан, никогда прежде этого слова не слышавший. И не удивительно – оно вошло в обиход не ранее 20- го века.

- Как бы поточнее объяснить, - задумалась наложница, - это такая стеклянная банка, в которой живут змеи. Они вечно шипят, пытаются укусить, но остаются совершенно безвредными, пока сидят внутри террариума.

- Удивительно точное описание гарема, - расхохотался султан, но тут же посерьезнел, - только будь осторожнее, веселая сказочница. Стекла разбиваются, а змеи ядовиты. Не бойся просить у меня помощи.

- А что ты сможешь сделать со змеями в случае чего, - спросила Шахерезада, которую этот вопрос, похоже, остро интересовал.

- Накажу, - уверенно ответил султан.

- Как?

- Бывают разные наказания, - задумался султан, - в зависимости от проступка.

- К примеру, если бы я отказалась прийти к тебе вчера – чтобы ты приказал со мной сделать?

- Приказал бы сослать.

- Куда?

- В Старый Дворец, - ответил султан, но, не увидев паники на лице Шахерезады, посчитал нужным объяснить, - там живут девушки, которых удалили из гарема за какие-нибудь провинности. Они навсегда теряют право вернуться во дворец, и доживают свои дни в Старом Дворце.

- А чем жизнь в Старом Дворце отличается от здешней жизни, - полюбопытствовала Шахерезада.

- Ну, - явно растерялся султан. Похоже, никто прежде не задавал ему подобного вопроса, - там нет меня.

- То есть, за то, что я не захотела приходить к тебя, ты бы отправил меня туда, где я бы не смогла приходить к тебе, - заключила Шахерезада, и скептически сдвинула тонкие брови, - удивительная все-таки у вас здесь логика.

- И правда, когда ты так говоришь, звучит не слишком убедительно, - согласился султан, но тут же добавил, - но поверь мне, на остальных такие угрозы действуют безотказно.

- Так о чем же ты хочешь узнать сегодня, султан, - устроившись на подушках поудобнее, спросила Шахерезада.

- Расскажи, что находится за этим стеклом, - попросил султан.

- Там вокзальная станция, - ответила наложница.

- Что-что?

- Место, откуда в путешествия отправляются поезда.

- Что такое поезда?

- Это безлошадные железные кареты, султан, - ответила Шахерезада, но увидев недоумение на лице Шахрияра, объяснила точнее, - они движутся по широким железным дорогам с помощью паровых двигателей. Эммм.., - она запнулась, но быстро выкрутилась, - Паровые Двигатели – это очень могущественные волшебники. Они братья, и многие тысячелетия перевозят путешественников между волшебными мирами.

- Понятно, продолжай, - кивнул головой Шахрияр, и закрыл глаза, представляя огромную железную коробку, которую несут на плечах два гиганта по широкому листу блестящего металла.

- Так вот, наши герои попали на вокзальную станцию, и их там встретил Станционный Смотритель – правитель этого места. Он проводил их до поезда…

- Постой, постой, - резко открыл глаза падишах, - что еще за правитель вокзальной станции?

Шахерезада лукаво улыбнулась, и султан, предвкушая долгий рассказ, снова улегся на подушки и закрыл глаза.

- Ну, когда-то он был настоящим героем…

 

Далее по ссылке. Куда деваются герои?

[Fertes]

Ночью в покоях султана.

 

- Грррр-фью-фью, гррр-фью-фью, - громогласный храп султана застиг Шахерезаду уже в самом конце истории. Она осторожно подошла к тахте, на которой возлежал султан Шахрияр, и с облегчением улыбнулась.

- Еще одна ночь позади, - шепотом поздравила она себя, - сладких снов тебе, хазрети султан Шахрияр.

Шахерезада подошла к софе, свернулась клубочком на удобном широком сиденье и тоже заснула, по-детски сложив ладошки под щекой.

Султан Шахрияр проснулся с первыми лучами солнца. Впервые за долгое время пробуждение принесло удовольствие.

- Благослови Аллах тебя, хатун, - улыбнулся он сладко спавшей девушке и позвал слугу. Тот помог ему одеться, и султан направился на очередное заседание дивана.

У выхода из султанских покоев Шахерезаду уже поджидал вездесущий Кемаль – ага.

- Пойдем, живее, - приказал ага, - тебя валиде ждет.

- Что на этот раз, ага, - спросила Шахерезада и с трудом подавила зевок, - помыть посуду, пропылесосить, подшить панталоны?

- Опять эти твои бессмысленные разговорчики, - заворчал Кемаль – ага, - когда уже научишься говорить по-человечески?

Он привел девушку в маленькую, темную комнатку, служившую, по всей видимости, бельевой или кладовой. В комнатку с трудом поместились валиде, Дилором – хатун и две ее помощницы. А когда вошли Кемаль – ага со своей спутницей, даже дышать нечем стало. На полу комнаты лежало пресловутое зеркало, подаренное султаном одной из своих наложниц.

- Ты, неряха, разбила, теперь сама и собирай, - вместо приветствия заявила валиде и быстро вышла в коридор, где с жадностью глотнула свежего воздуха. Дилором – хатун вручила Шахерезаде кисть, банку с клеем, велела одной из прислужниц наведываться время от времени – проверять, как дело идет.

- Оно же разбилось на тысячу кусочков, - запротестовала было Шахерезада, но вовремя остановилась. По довольному лицу управляющей гаремом было заметно, сколько удовольствия той приносят жалобы девушки. Это было своего рода наказанием – тяжелая, бессмысленная, рутинная работа. Шахерезада вздохнула и принялась за дело.

- Ну все точно как в сказке, - сообщила она первому осколку зеркала, - Снежная Королева, ее прислужники, я выходит – Кай, султан, единственный, кто может меня спасти – Герда, а Кемаль – ага северный олень. Только безрогий, ибо евнух, - усмехнулась Шахерезада в отражении второго осколка.

 

Третья ночь Шахерезады.

 

За этой работой незаметно прошел весь день. Когда солнце за окном село, к Шахерезаде зашел Кемаль – ага и недовольно пробурчал:

- Султан зовет. Пошли.

Впервые Шахерезада радовалась дороге «устланной золотом и алмазами». Со временем султан стал казаться вполне сносной личностью. Особенно, когда спал.

- Как прошел твой день, - милостиво поинтересовался Шахрияр у своей наложницы, снова забывшей сделать приветственный поклон. Шахерезада с порога кинулась к уставленному едой столу и принялась с жадностью сутки не евшего человека поглощать еду.

- О. у меня был интереснейший день, - сообщила она с набитым до отказа ртом, - я постигала искусство мозаики. Тренировалась на одном разбитом зеркале.

- Это хорошо, - одобрил султан, - только старайся не смотреть на свое отражение в осколках – в нашей культуре считается, что разбитое зеркало приносит несчастье.

- Кто бы сомневался, - пробубнила наложница.

- Я вчера ночью спал, как младенец. Давно уже такого не припомню. Может я тоже победил своего Короля Кошмаров? Доедай и рассказывай, что же произошло с твоими героями дальше? Весь день думал об этой истории.

- Ну что ж, расскажу, - согласилась Шахерезада.

[Fertes]

Рассказ Джасты

Боевой Джинн

 

 

 

- Почему не указан срок годности? - таможенник бросил пыльный сосуд в ящик с соломой, на стенке которого красовалась надпись на интергалакто "Не протирать! Опасно!", и брезгливо обтер о передник щупальце. Кью ловко вставил между присосками несколько купюр.

   

- Заверяю вас, дорогой друг, товар не скоропортящийся, - он лукаво мигнул глазком головной камеры. - Срок годности лампы с боевым джинном при надлежащем хранении равен бесконечности. В цивилизованном секторе галактики об этом всем известно.

   

Таможенник нахмурился. Ему показалось, что инопланетный фигляр прозрачно намекает на провинциальный статус его системы. Но Кью быстро сгладил неприятное впечатление еще одной кредиткой. Таможенник мгновенно потерял интерес к трюму и, покряхтывая, выполз из корабля. Кью проводил его долгим взглядом, и бросил в интерком:

   - Вызывай клиента, борт чист.

   

Интерком утвердительно свистнул в ответ. Кью поморщился. Его компаньон Цо опять расстроил свой транслятор, переводивший в интергалакто сложный набор инфразвуковых сигналов, на которых тот изъяснялся. Язык дрюкланцев поражал воображение любого лингвиста и был непостижим для Кью, гордившегося знанием свыше трех тысяч языков.

   

Цо не замолкал и в одиночестве. За две недели совместного полета Кью смертельно надоело перенастраивать тонкий прибор, имевший несчастье служить представителю дрюкланской расы, заткнувшей болтливостью за пояс всю обитаемую галактику.

   

Кью терпеливо дождался, пока частые разнотональные свистки, возникшие глубоко в недрах корабля, не зазвучали за переборкой, и, едва головка Цо просунулась в трюм, щелкнул по торчавшему на ней транслятору. Прибор заткнулся. Кью с минуту наслаждался тишиной, копаясь в его начинке. Цо энергично шевелил жвалами.

   

- ...эти сукины дети! - транслятор включился на середине монолога дрюкланца и, как и опасался Кью, больше не останавливался. Кью узнал, что Цо думает о таможенниках, негостеприимных провинциальных системах, расах, обитавших на отшибе галактики, и электронике, которая расстраивается только потому, что представителю высокоразвитой цивилизации хочется поупражняться в риторике.

   

Кью подозревал, что так же разрушительно и Цо влияет на его тонкий позитронный мозг. Но предпочитал держать свое мнение при себе. Идея заняться оптовой торговлей джиннами принадлежала Цо, и он вложил в этот проект деньги.

   

***

   

Боевые джинны появились на межпланетном черном рынке вооружений совсем недавно - после третьей колониальной войны в Солнечной конфедерации. Метрополия активно применяла их против сепаратистов. Включив джиннов в арсенал, конфедераты заявили Лиге Миров о приверженности общегалактическим стандартам. Соларцы гарантировали полную сохранность экосистем на охваченных войной планетах, засеянных человеческими колониями.

   

Лига, убедившись в экологической безопасности джиннов, приравняла колониальные конфликты соларцев к внутривидовым разбирательствам и поспешила забыть о скандальном - по молодости - человечестве. А новое оружие быстро завоевало популярность далеко за пределами Конфедерации. Раб лампы оказался эффективней ядерной боеголовки и имел огромную живучесть, помноженную на способность решать широчайший спектр задач.

   

Джинн мог запросто стереть с лица мегаполис, не заражая местность радиацией, построить новый город, не сломав в округе ни деревца, и даже искусно заменить вам зубы, клыки или жвала. Но в созидательном качестве джинны практически не применялись. Города, которые они строили, напоминали исторические музеи. Создавать сложные приборы им почему-то вовсе не удавалось. При этом джинны обладали, как правило, прескверным характером, что делало их весьма специфичным товаром, требующим весьма деликатного обращения. Это обстоятельство очень смущало осторожного Кью. Но ничуть его партнера Цо.

   

- Джинн - штучный товар, но мы сколотим на нем капитал, железяка, - покровительственно хлопал дрюкланец по хромированному боку Кью стандартный галактический месяц тому назад. Цо в ярких красках расписывал будущему компаньону открывающиеся перспективы и между делом подливал дорогого бризаннского машинного масла. На шестой масленке тот наконец сдался. Возможность сделать штучный товар доступным массовому потребителю сулила фантастические барыш?и. А Кью давно мечтал осесть на материнской планете, окружив себя самой современной и разнообразной периферией.

   

Через два стандартных галактических дня корабль торговцев опустился на Землю. Здесь их ждало разочарование. Торговый канал оказался ненадежным. Джинны поступали в земные лавки нерегулярно - по мере нахождения. Человечество, еще совсем недавно активно использовавшее рабов ламп в качестве оружия массового поражения, само давно их не производило.

   

- Вай, дарагой! - развел руками один из земных лавочников, на которого их вывели посредники. - Искусство создания джиннов утеряно в далеком прошлом.

   

- Насколько далеком? - поинтересовался Кью.

   

Землянин многозначительно помолчал. Кью толкнул локтевым сочленением в толстое брюшко Цо. Жадный дрюкланец нехотя отслюнявил несколько кредиток. Человек неспешно их пересчитал, скрылся в недрах лавки, где, чертыхаясь, долго чем-то громыхал, и появился перед инопланетниками с изрядно потрепанным предметом. Он сдул с него пыль и бережно положил на прилавок. Кью, на всякий случай дистанционно просканировав антиквариат (лавочник в любой системе не откажет себе в удовольствии подсунуть клиенту под видом ценного товара дешевую подделку), с удовлетворением убедился, что человек не намерен их надуть. Предмет был изготовлен из настоящей органики и очень давно. Кью прикинул, что с тех пор планета обежала вокруг центральной звезды не менее тысячи раз.

   

- Пергамент, - словно прочитав его мысли, произнес, смакуя, землянин. - Эту книгу передал мне мой отец, ему - мой дед. А уж где достал ее любимый дедуля, одному Аллаху известно. Но в ней есть то, что вас интересует...

   

Землянин заговорщицки подмигнул:

   - Вокруг джиннов было создано много мифов. Когда-то считалось, что они - пришельцы из параллельного мира. Но мы - современные люди, и нам известно, что параллельных миров нет. Аллаху, великому и милосердному, было где разгуляться и в созданной им реальной Вселенной. В этой книге говорится, что джинны - человеческое и только человеческое творение. Клейма мастеров, запечатывавших сосуды с джиннами, тому доказательство.

   

- Ближе к делу, - буркнул Цо, раздраженный тем, что уже несколько минут вынужден слушать, а не говорить.

   

- Джиннов научились создавать в Атлантиде, - мстительно объявил лавочник. - Это древнее государство, исчезнувшее в пучинах земного океана несколько тысячелетий назад. Ее обитатели открыли многие тайны мироздания и, вместе с ними, ящик Пандоры. Атлантида была уничтожена, время похоронило многие знания ее мудрецов. Следующая цивилизация пошла по иному - техногенному - пути развития. Так что не могу ничем вас обрадовать. Джинны, которых вы можете купить, - антиквариат. Их иногда находят во время археологических раскопок.

   

- То есть производителя джиннов можно найти в Атлантиде? - спросил Кью. Лавочник изумленно воззрился на пришельца. Но еще за несколько кредиток, вырванных Кью из лапок партнера, любезно согласился отсканировать карту затонувшей Атлантиды и помочь с привязкой к современным координатам.

   

Кью прикупил участок в северной Сахаре, вытряс из Цо еще деньжат на сооружение еще неизвестного земной науке пространственно-временного коридора и, трансформировавшись в землянина, переправился в прошлое. Болтливый дрюкланец, неспособный принимать иные формы и изъясняться с помощью звуковых волн, благоразумно остался в будущем.

   

***

   

Джинн-мастером, к которому Кью привела печать на сосуде с джинном, оказалась коренастая и неприветливая рыжая девица.

   

- Что нужно, чужеземец? - она недобро смерила Кью взглядом.

   

- Ваше мастерство, милостивая государыня, - поклонился пришелец. Но на нее это не произвело никакого впечатления.

   

- В чем?

   

Пока гость разъяснял цель визита, девица равнодушно ковырялась в носу. У Кью сложилось впечатление, что содержимое дыхательных полостей интересует ее больше, чем возможный долгосрочный и выгодный контракт. Но впечатление оказалось обманчивым. Как только Кью выудил из дорожной сумы несколько слитков золота, ноздря мгновенно была забыта. На варварской Земле этот металл, легко синтезирующийся стандартным трансмутатором материи, ценился дороже практичного и полезного титана.

   

- Зачем тебе десять тысяч ламп с джиннами? Даже для того чтобы стереть с лица земли целую страну тебе хватит двух-трех! - рыжая подозрительно вперилась в Кью, но ее руки уже предательски потянулись к слиткам.

   

- Я серьезный бизнесмен, и мелкими партиями товара не интересуюсь, - заверил Кью. - Но я щедр и готов заплатить за каждого джинна по пуду золота.

   

- По пуду?! - девица презрительно сплюнула сквозь редкие зубы. - Ты шутишь? Меньше чем за три я за работу не возьмусь!

   

- Три пуда за тупое орудие убийства? - позволил усомниться Кью.

   

- Джинн - оружие высокоинтеллектуальное, - обиделась девица. - Каждый уникален.

   

- Чем же? - усмехнулся Кью.

   

- Подходом к исполнению поставленной задачи, - пояснила девица. - Джинн действует исходя из опыта своей прошлой жизни.

   

- Простите, милейшая, какой жизни? - недоуменно вскинул бровь Кью.

   

- Прошлой, - повторила атлантка. - Джинн - разумное существо, пойманное в камеру-ловушку измененного континуума. Образно говоря, для джинна его сосуд - тюрьма вечного заключения. Его бессмертие и его проклятие. Поэтому исходным и главным материалом для джинна может быть только взрослый человек. Детская психика такого испытания не выдерживает.

   

- Где же вы набираете материал? - поразился Кью.

   

- Тюрьмы, войны, азартные игры, - равнодушно пожала плечами джинн-мастер. - Тебе не все равно, чужеземец?

   

Они сговорились на двух пудах. И уже через пару дней Кью получил первый десяток вожделенных сосудов.

   

- Где можно испытать один из образцов? - полюбопытствовал он.

   

Подходящий полигон нашелся за городской стеной. Девица подвела Кью к глубокому разлому.

   

- Здесь! - она уселась прямо на камни. - Теперь тебе нужно потереть лампу.

   

Кью поскреб сосуд. Из него потянуло дымком, и в безмолвии в мгновенье ока возник и тут же рассыпался в пыль глинобитный земной город, и перед потрясенным этим зрелищем пришельцем предстал неприметный человек в дивном головном уборе. Он низко склонился перед Кью:

   - Слушаю и повинуюсь!

   

Кью вопросительно взглянул на джинн-мастера. Та махнула рукой:

   - Говори желание.

   

Кью помялся:

   - Вслух?

   

- Ну конечно! - фыркнула девица. - Как же еще можно что-то сказать?

   

Кью было вспылил. Он говорил более чем на трех тысячах языков, большая часть которых находилась вне диапазона слышимых землянами звуковых волн. Но, вспомнив о бизнесе, решил не отвечать на грубость. Норов девицы с лихвой компенсировало мастерство.

   

- Повелитель, - напомнил о себе джинн. - Хочешь, я принесу тебе яблок из садов Гесперид? Построю башню выше Вавилонской? Заставлю прекрасных сирен петь в твою честь? Натравлю Сциллу на Харибду? Разыщу самую прекрасную диву, чьи перси...

   

- Цыц! - шикнул Кью. Джинн замолчал и, всем видом демонстрируя разочарование, обиженно свернулся комочком возле своего сосуда. Кью почесал подбородок и сменил гнев на милость. - Ты можешь стереть с лица земли город?

   

- Да как два пальца о базальт, начальник! Скажи, какой? - оживился джинн. И пожаловался - Скучно тут одному в лампе. Очень хочется с кем-то поговорить, заняться хоть чем-нибудь...

   

- За что тебя посадили в... лампу? - проникся сочувствием Кью.

   

- Статья 478 уголовного кодекса Атлантиды, начальник, - залопотал джинн. - Мошенничество на меня повесили. Оговорили меня, начальник, - выдавил слезу джинн. - Ей-богу, оговорили. А судьи кто? Все ж куплено, хозяин! Нет справедливости на белом свете для честных, но маленьких людей! Выпусти на волю, благодетель!

   

- Не верь ему, - вставила девица. - Аферист он. Нагрел на урожай трех землевладельцев и уболтал одного адмирала отдать ему четыре галеры в обмен на секрет философского камня.

   

Джинн испуганно юркнул в лампу.

   

- Сурово, - поцокал Кью.

   

- С джиннами по-другому нельзя, - неожиданно вздохнула девица. - На жалость они давят. Приходится марку держать. Всю молодость на них убила. Девкой, поди, и помру. Кто ж меня такую замуж возьмет? Ну ничего! Наклепаю тебе джиннов, куплю дворец, обзаведусь мужским гаремом! Пойдем. Возвращаться пора, пока не стемнело.

   

- Странно, что джинн, обладая такой силой и мощью, не может сам освободиться, - задумчиво произнес на обратной дороге Кью.

   

- Кто тебе сказал такую чушь? Еще как может. Но только если кто-то по собственному желанию согласится занять его место в лампе. Ведь джинн, хочет он того или нет, - раб, и может освободиться только если найдет себе замену. Причем добровольную.

   

- Неужели находятся охотники?

   

- Мир не без глупых людей, - философски заметила девица.

   

Через несколько часов, уже в далеком от Атлантиды будущем, Кью вместе с Цо наблюдали, как роботы расчищают от песка Сахары вход в каменный бункер, по указанию Кью возведенный атлантами несколько земных тысячелетий назад для складирования джиннов. Там, согласно договору, должна была оставить продукцию для хранения рыжая девица. Освобожденный от песка склад оказался правильной пирамидой. Цо прикидывал, что можно получить от земного правительства, "открыв" неизвестный местной науке архитектурный памятник. Кью эта мысль забавляла.

   

***

   

За две недели полета болтливый дрюкланец несколько раз наступал на горло своей песне и, умолкая, заставлял партнера начинать рассказ о тестовом испытании джинна. Но каждый раз забывался и, не дослушав, обрывал повествование. Кью, считавший, что компаньона не интересует ничего, кроме барыша и собственных монологов, был заинтригован. Пару раз он даже заставал Цо в трюме у ящика с тестовым образцом раба лампы. Но благоразумно молчал, чтобы не давать повода для очередного приступа словесного энуреза.

   

Вот и сейчас Цо как бы невзначай подобрался к ящику с намалеванной надписью "Не протирать! Опасно!".

   

- Клиент будет через полчаса, - сообщил он Кью и, дождавшись, когда деловой партнер покинет трюм, потер лампу. Он тихо обратился к выходящему из нее дымку:

   

- Так значит, я могу стать таким же всемогущим, как ты?

   

- Да, мой повелитель, - джинн услужливо согнулся в поклоне. Цо почудилось, что раб лампы едва заметно улыбнулся. Но поди разберись в мимике землян. - Начальник, джиннам, в натуре, подвластно все! Ты сможешь стать самым богатым, самым могущественным, самым счастливым! Только пожелай!

   

***

   

Покупатель прибыл с большим опозданием. Информаторий космопорта уверял, что на этой планете подобная линия поведения в порядке вещей. Чем выше статус визави, тем дольше его приходится ждать. Судя по "пунктуальности", в гости к торговцам наведалась шишка не ниже маршала.

   

Кью вызвал по интеркому Цо. Тот подозрительно молчал. Кью повторил вызов. Но Цо, видимо, приводил в порядок свой сложный дрюкланский туалет. Кью обреченно моргнул фотоэлементами, но, поразмыслив, возблагодарил небо: словоблудие партнера раздражало представителей многих разумных рас. Он гостеприимно распахнул люк звездолета, стоически выждал, пока трюм обшарит многочисленная охрана прибывшего, и наконец лицезрел самого покупателя.

   

- Покажите товар в действии, - проквакал покупатель. Кью потер сосуд. Перед ним возникли и тут же обрушились в прах полупрозрачные ажурные дрюкланские минареты и арки. А затем явился и сам джинн.

   

- Что он там свистит? - поморщился покупатель.

   

- Он говорит: "Слушаю и повинуюсь!", - Кью устало прикрыл фотоэлементы. Он не представлял, как можно настроить транслятор дрюкланскому джинну.

  

  

   Краткий справочник для любопытствующего, но непосвященного читателя:

   

Интергалакто - межпланетный язык галактики Млечный путь.

   

Кредитка - купюра, кредитный или банковский билет. Не путать с кредитной картой. Средство взаиморасчета между представителями цивилизованных миров. На некоторых мирах кредитки могут заменять металлы, ракушки, крылышки стрекоз или жала пчелоптицы Пфу.

   

Позитронный мозг - искусственный мозг, используемый в робототехнике. С его созданием различные цивилизации обрели возможность создавать искусственный интеллект и его носителей в компактной форме. Изобретение позитронного мозга впоследствии привело к появлению машинных цивилизаций.

   

Дрюкланец - представитель цивилизации Дрюклан.

   

Цивилизация Дрюклан - цивилизация, названная в честь ее материнской планеты. Создана насекомоподобными разумными существами, известными торговой хваткой и несносной болтливостью.

   

Транслятор - автоматический переводчик. От английского слова translate.

   

Бризаннское машинное масло - машинное масло с планеты Бризанн. Славится высоким качеством, которое значительно продляет 'жизнь' механики. Формула изготовления держится в секрете.

   

Атлантида - таинственная цивилизация, упоминаемая еще в трудах Платона, который, в свою очередь, ссылался на источники в среде египетских жрецов. Предполагается, что исчезла в пучине морской несколько тысяч лет назад. Вместе с ней с Лету канули Гиперборея, Лемурия и еще три древних цивилизации.

   

Джинн-мастер - мастер по производству рабов лампы. В некоторых случаях, действующие сотрудники пенитенциарной системы Атлантиды.

   

Джинн - раб лампы, осужденный на вечное заключение в сосуде. Имеет право на условно-досрочное освобождение только в случае, если его место добровольно занимает некий поручитель.

   

Трансмутатор материи - мечта алхимиков и реальность для высокоразвитых цивилизаций. Собственно - прибор, позволяющий изменять элементы из таблицы Менделеева.

   

Уголовный кодекс Атлантиды - кодекс, описывающий преступления и наказания за них, существующих в Атлантиде.

   

Философский камень - см. трансмутатор материи.

[Fertes]

Поэтическая притча от Гарринчи.

 

Любовь не зла! Не знает рас и наций.
С завидным постоянством повторяет вновь
О том историю, что ВЕЧНОЙ называться
Имеет право, лишь НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ!

Тому примеры в каждой части света
Что вам скорей всего, придет на ум?
В Европе, чтут Ромео и Джульетту
А в Азии, есть Лейли и Меджнун...

Сюжет один, меняются лишь лица
Она и Он. Им было суждено
К несчастью, так неистово влюбится
Начнем же притчу, как заведено...

Однажды...в час заката повстречались
Такие разные, как будто День и Ночь
Мрачнее тучи Он - Дитя Печали
И светлой Радости Она - родная Дочь

Ее пугало, приближение ночи скорой
Прощалась с Солнцем, чтоб идти ко сну
Он как обычно, вышел в эту пору
В ночь звезды рисовать, порадовать Луну

Лизнув деревья Солнце скрылось за макушки
Уже не день, но и не ночь в лесу
Два одиночества на небольшой опушке
Столкнулись вдруг, вот так лицом к лицу...

Глаза в глаза...и отводить не стали
Переплелись две нити...две судьбы...
Казалось оба этой встречи ждали
Сердца друг друга звали может быть!

Румянец на щеках,  улыбки перламутром
И провели ночь вместе, а потом
Рука в руке Они встречали утро
А в мыслях жизнь дальнейшая вдвоем  
 
Луна холодная, о том узнав сказала
"Пусть будет домом, им ночная тень!"
Однако Солнце воспротивилось и стало
Влюбленных звать к себе на светлый День

Когда ж согласия, найти были не в силах
Начался спор, попробуй удержи!
И почему всегда "Великие Светила"
Решают за Влюбленных как им жить?

Зачем же выбирать к чему стремится
Глядеть на звезды иль поклонятся дню?
А может не мешать своим любимцам?
Не вразумить... ни Солнце, ни Луну....

Итогом было - "Соломоново решение"
И  взять воспитанников, просто поделить
Но коль не дать Влюбленным утешение
То друг без друга, выжить смогут ли..?

Луна скупа. Но поняла, запреты тщетны
Им выделив под вечер поздний час
Тогда и Солнце, проявило щедрость
На утро столько же, добавив сгоряча

Вот так они, лишь два часа имея
Встречаются из века в век, за годом год
Из солнечных лучей, дневная Фея
И Он, ночной Художник-звездочет...

Любовь не зла. Ее деяния злато...
И это притча, а быть может нет...
Но мы свидания, назначаем на закате
Нам так же нравится, вдвоем встречать рассвет..!