NewВасюки

 

 

пусть читатель думает, что хочет)))

пусть лучше читатель думает, что хочет, в том плане, что каждый найдет какие-то свои причины, как в зеркале.

Но филологи-то подходят всерьез))))

Не, они просто смещают точку зрения с жизненной на литературную. 

А ведь писателей заносит...

Что ни герой, то маньяк на маньяке.

Просто про людей - без литературного допущения - книжки скучные получаются. Или вообще не получаются.

Какие чудесные сочинения писали заочники, которым было под сорок и за сорок!

Та кони в самый жизненный расцвет вошли, когда опыта и без литературы уже хватает. Своего личного.

И серьезным.

А мне сразу в этому тексте почудился подвох, потому и не комментировала. Упомянутый Желтков из "Браслета" всегда казался мне человеком немного странным. Его чувства нам презентовали в школе, как большую, редкую по силе любовь. А психолог, скорее всего, скажет, что это расстройство. Достаточно вспомнить финал рассказа, он прямо в пользу этой версии работает.

Я бы не сказала, что совсем.

Наркоманов меньше не становится. Но, на мой взгляд, нужен какой-то новый подход к теме. Уже недостаточно просто заявить эту тему. Перебор был одно время и в СМИ, и в кино.

А я туплю - не поняла концовку

Идея-перевертыш: они меняют себя, чтобы отличаться от безличной серой массы людей, при этом уже не могут различить среди своих, кто есть кто. Парень перепутал свою девчонку с именинницей   

Старый пост, сейчас увидела. А все равно приятно.

Последняя любовь Миши Боцмана

 

Девушку Миша приметил на второй день командировки. Она работала официанткой в кафе, где он обедал и ужинал. Закусочная располагалась в ста метрах от пляжа и была рассчитана на постояльцев Прасковеевского дома отдыха и «дикарей», снимающих жилье в самой Прасковее, маленькой приморской деревушке.

Нельзя сказать, чтобы Ольга так уж понравилась Боцману. Она была слишком молода — лет восемнадцать-девятнадцать против его сорока пяти, — задумчиво-серьезна и болезненно худа. Миша любил совершенно других женщин. Его жена, смуглая брюнетка, с которой он находился в состоянии вялотекущего развода, отличалась взрывным темпераментом и обладала выразительными формами. От брака с ней у Боцмана были сын-старшеклассник и очень красивая дочь, которая уже два года вместе с супругом жила во Франции. Судя по намерениям молодой пары, Миша совсем скоро мог стать дедом.

Правда, Боцману пришлась по душе русая коса девушки. Кончик ее, перехваченный резинкой, был совсем светлый, цвета золотистой соломы. Каждый раз, когда Ольга, проходя между столиками, пересекала луч света, по волосам пробегали солнечные блики.

— Добрый день. Сегодня у нас борщ из свежей капусты, — это были первые слова, которые Боцман услышал от Ольги.

— Давайте борщ, — несмотря на жару, Миша был голоден, — И на второе что-нибудь.

Он быстро и жадно ел «первое», не ощущая вкуса: мысли о предстоящих переговорах полностью завладели им. Миша приехал спасать сделку, которую провалил коммерческий отдел.

«Нам не поверили, тебе, инженеру до мозга костей, поверят», — настаивал шеф.

Поддавшись на уговоры, Боцман был вынужден заниматься не своим делом: выгадывать, как взять с клиента больше — это вызывало ощущение неправильности происходящего. Миша даже был рад тому, что встреча откладывается. Андрон, владелец Прасковеевского дома отдыха, с которым фирма должна была заключить контракт на установку систем вентиляции, задерживался в городе и должен был появиться только завтра.

Миша успел переговорить с управляющим Фронбергом, но тот ничего не решал.

— Вы инженер, который приехал вчера вечером, — спросила Ольга, когда Боцман, допив чай, достал бумажник.

— Быстро здесь новости распространяются, — он встал, отодвигая стул.

— Это потому что народа не так много. У нас ведь не город, даже отдыхающих узнают в лицо.

Боцман вдруг заметил на крыльях носа и скулах девушки бледные, словно затаившиеся под кожей веснушки, и это показалось ему красивым. Наверное, он слишком долго рассматривал лицо Ольги. Перехватив его взгляд, она насмешливо приподняла брови.

— Так откуда вы? — в ее вопросе не было чувственного интереса, желания поощрить его на знакомство.

Скорее, он был задан для того, чтобы поддержать разговор, и это неожиданно сильно задело Боцмана. Сходясь с женщинами легко и также легко расставаясь, он знал, когда нравится им, а когда нет. Последнее бывало редко; патологическая неприязнь со стороны жены не в счет.

Боцман назвал город; от него до приморской деревушки с красивым именем Прасковея было два часа езды на автомобиле. Так он сюда и добрался.

— У вас там нет моря, — сказала Ольга. — Вы уже купались?

Миша Боцман вдруг почувствовал себя старым: он не только не ходил на пляж, но даже и не думал об этом. Собираясь в Прасковею, он взял все, что нужно, кроме пляжных принадлежностей.

В душевой номера Боцман, обливая мощное тело холодной водой, вспоминал желтый кончик косы, и в голову лезли мысли о тонких, почти невидимых волосках на теле Ольги. Миша набросил на плечи купальный халат, который висел на крючке рядом с полотенцами, и, оставляя мокрые следы на полу, направился на балкон.

С высоты пятого этажа кафе на пляже казалось игрушечным. Под синий тент, натянутый над кирпично-чугунной оградой, заходили поодиночке и семьями, чтобы купить мороженое или пообедать. Чуть дальше трепетали на ветру палатки, в которых продавались сланцы, шляпы, купальники и надувные игрушки.

Море рокотало, обрушивая на галечный берег волну за волной. У причала стояла девятиметровая яхта, на которой, как уже знал Боцман, хозяин дома отдыха выходил рыбачить в открытое море. Над мачтами кружила чайка.

«Не дури, Боцман, — подумал инженер, когда взгляд его вернулся к синему тенту кафе. — У тебя шерсть на груди седая, а она, быть может, еще дитя».

Плавки он все же купил, и сланцы, и огромное с темно-синим дельфином полотенце. Когда, наплававшись вдоволь, просоленный, с приятной усталостью в теле, Боцман возвращался с пляжа, уже темнели ранние южные сумерки. Вдоль дощатой набережной светили похожие на маленькие луны фонари. В кармане льняных брюк лежал гладкий прозрачный камешек, который Миша выловил в море.

— Это обточенное волнами стекло, — сказала Ольга, когда, зайдя в кафе, он дал посмотреть ей находку. — Говорят, такой морской самоцвет приносит удачу.

Девушка улыбнулась широко и радостно, отчего веснушки на скулах разбежались к вискам. Боцману захотелось рассказать ей о том, как недалеко от берега видел двух дельфинов, как, доплыв до буйка, сорвал с него ракушку и после отдал на пляже мальчишкам.

Пиликнул телефон, и на экране высветилась физиономия шефа. Ольга направилась к другим посетителям. Боцман, чувствуя досаду от того, что она ушла, нажал на кнопку приема вызова.

— Завтра, — ответил он на вопрос о том, была ли встреча. — Думаю, получится. Купался.

Боцман сел за освободившийся столик и взял наугад первое попавшееся блюдо. Ему было все равно, что есть. Вечерний бриз чуть заметно шевелил занавес, сквозь который просматривался черный, фантастический по красоте скалистый пейзаж. Мир, утративший в темноте границы, навевал мысли о грозной вечности, равнодушной к человеку.

Сознание Боцмана, отвергавшее любую метафизику, переместилось в кафе, где все было конечно, измеримо, и потому наполнено смыслом: горел свет, негромко работал телевизор, люди спешили взять от гаснущего дня все, что еще могли взять.

За столиком в углу, над которым был укреплена парчовая штора, огромный мужик в пропотевшей тенниске недовольно ковырял вилкой в тарелке, поминутно стирая бумажной салфеткой пот со лба. Отодвинув блюдо, он вдруг закричал:

— Оля! Мясо в пельменях переперченное! Дай воды!

«Местный какой-то», — подумал Боцман и почувствовал неприязнь к потеющему типу.

Ольга вынимала из миксера емкость с молочным коктейлем; рядом стояли десертные стаканы, которые она собиралась наполнить.

— Живее! — в голосе мужика звучало возмущение.

Поставив емкость, она взяла из холодильника бутылку «Аква Минерале» и направилась к беспокойному посетителю. Налив воды, принялась собирать приборы, в том числе и тарелку с пельменями.

— Правильно, — кивнул мужик. — Отдай это на кухню. Кто там сегодня? Иваныч? Пусть попробует, что приготовил. Я зайду после спросить, как оно ему. Кстати, салфетки в держателе заканчиваются.

«Ну, еще бы! Ты же извел их на свой лоб», — Боцман ощутил напряжение в плечевых мышцах.

Ольга скрылась в дверях, ведущих на кухню, а мужик продолжал выражать недовольство:

— Я не пью холодную минералку в жару, ты же знаешь. И принеси все-таки что-нибудь поесть.

Получив пачку бумажных салфеток и новую «Аква Минерале», мужик заставил Ольгу смешать воду из двух разных бутылок. Наконец нужная температура была достигнута, и Ольга получила возможность уйти. Прихватив меню, на котором тип обнаружил жирные отпечатки, она пошла к стойке, где мальчик в матросском костюмчике ждал молочный коктейль. Прозрачные, как вода, глаза девушки скользнули по Боцману, и он увидел в них тщательно скрываемую усталость.

Боцман на дух не переносил свинячество и отдавал себе отчет в том, что иногда оно прячется под фразами, выстроенными без единого грязного слова, чтобы невозможно было придраться, даже если сильно захочешь. Он давно научился воспринимать такие человеческие проявления отстраненно, но сейчас ощутил потребность вмешаться.

— Что? — мужик выкатил бычьи глаза на возникшего перед ним инженера.

Боцман нащупал обточенное волнами стеклышко, совершенно точно зная, как поступит в последующую минуту. Кто-то тронул его за плечо.

— Удачно вы встретились, — прозвучал голос Фронберга, управляющего домом отдыха. — Андрон Александрович, знакомьтесь. Михаил Боцманов, инженер, которого мы ждали. А это владелец дома отдыха «Прасковея». Кстати, кафе тоже принадлежит ему. А как здесь кормят!

— Вы еще ухи не пробовали, — произнес Андрон, обращаясь к Мише. — Любите рыбалку?

Он привстал и протянул Боцману руку. Пожимая потную ладонь, Миша ощутил кисловатый привкус на языке, словно съел что-то гадкое. Пришло осознание того, что переговоры, которые он не хотел проводить, неизбежны, заключать сделку придется с человеком, вызывающим отторжение. А то, что он вынужден предлагать Андрону грабительский вариант, делало ситуацию еще неприятней.

«Жаль, что Фронберг не пришел на пять минут позже», — Боцман выпустил морской камешек, который тут же потерялся в складках кармана.

На Ольгу Боцман старался не смотреть и очень обрадовался, когда спустя час ее смена закончилась. Столик обслуживал смуглявый официант.

Остаток ночи Боцман провел без сна. Он курил прямо в номере и слушал, как рокочут волны. Морю было плевать на Мишины проблемы, оно просто было. Боцман думал о том, что в таком бездумном существовании больше правды и красоты, чем в его, Мишиной, жизни.

Рядом с этими мыслями, словно луна в облаках, плыл образ светловолосой Ольги.

«Поздно, хотя бы лет пять назад», — вдруг произнес Боцман.

Если бы кто-нибудь спросил, для чего поздно, вряд ли бы Миша смог ответить. Он лишь чувствовал, что упускает нечто важное.

Утром зазвонил телефон; приложив трубку к уху, Боцман услышал голос шефа:

— Говорят, у тебя все на мази с Андроном. Договор у нас в кармане.

— Кто говорит? — Боцман сел на кровати.

— Да, Фронберг же… Он процент со сделки имеет. Не зря я тебя, Боцман, отправил к ним. Есть в тебе нечто такое, что заставляет людей верить твоим словам. Ладно, я отвлекся. Если этот жиртрест будет звать тебя порыбачить на своей яхте, съезди. Он любит похвалиться. Командировочные я оплачу.

— Иди в жопу, — сказал Боцман.

— Что? — удивленно прозвучало в трубке.

— Договор прихвати, — повторил Миша и нажал «отбой».

Через час Боцман, умытый и выбритый, вошел в кафе. Пластиковые столы, еще влажные после утренней уборки, отражали солнце. Занавески были подняты, и от этого зал казался особенно просторным. Вчерашний фантастически-черный пейзаж превратился в земной.

Андрон, сидя под парчовым балдахином, пил кофе. Он обильно потел, хотя воздух еще не успел нагреться и здесь, вблизи моря, был особенно свежим.

Ольга звенела стаканами за барной стойкой. Светло-русая коса, подчиняясь движениям хозяйки, подрагивала на плече. Увидев девушку, Боцман ощутил в районе солнечного сплетения странное движение, почти радостное, если бы не мысль о том, что он куда-то опоздал.

Андрон вытащил из держателя две салфетки и промокнул шею.

— Оля! Отнеси завтрак Иванычу! Если это омлет, то я — Роберт де Ниро, — крикнул он. — Шевелись давай. Скоро посетители пойдут.

Девушка обогнула стойку и подхватила порционную сковороду, на которой дымилось посыпанное свежей зеленью блюдо. Мимо Боцмана, она шла, не поднимая головы. Ее поникший взгляд послужил толчком для последующего Мишиного поступка. Забрав у Ольги посудину, Боцман произнес:

— Уходи отсюда прямо сейчас, никогда не возвращайся. Даже если в вашей Прасковее больше негде работать.

Девушка залилась болезненным румянцем. Повесив фартук на стойку, она спешно скрылась в дверях, откуда всегда выносила подносы с заказами.

— Ты что делаешь, обезьяна? — сказал Боцман. — Ты же на человека давно не похож!

— Что такое? — взвизгнул Андрон.

— Твой завтрак, Роберто, — Миша поставил омлет на стол.

Выйдя из кафе, Боцман отправился на поиски Ольги. Покинуть Прасковею мешало странное чувство, связанное с девушкой. За миг до того, как Миша увидел Ольгу, он понял, чтобы избавиться от этого чувства, он должен спросить ее: «Поедешь?» Вопрос пришел внезапно и был чем-то вроде глотка свежего воздуха.

Ольга тихо плакала на заднем дворе, сидя на пустом деревянном ящике. Парнишка, который возил на старом фургоне продукты, неловко обнимал ее за плечи.

Боцман остановился, не зная, как поступить. Ольга убрала с лица прядь волос и взглянула на приятеля. Бледные, как северные озера глаза, светились такой нежностью, что сразу стало ясно: никуда она не поедет и все у нее будет хорошо.

Стараясь не привлекать внимание, Миша вернулся за угол и оттуда, громко насвистывая, направился к морю. Он хотел искупаться перед тем, как сядет в машину и рванет домой.

Стоя на берегу, он забросил в воду отполированный кусочек стекла. Может быть, сегодня волны вынесут его обратно на берег и кто-нибудь поднимет его.

«Наворотил дел, ловелас», — Боцману стало смешно; в кои-то веки почувствовал что-то настоящее, и на тебе — не нужен.

По пляжу, загребая сланцами гальку, ковылял Андрон. Он сел подальше от волнореза, чтобы остаться сухим. В нагрудном кармане тенниски белели бумажные салфетки. Андрон протянул пару штук Боцману и сказал:

— Лучше купаться в открытом море. Хочешь, поплыли на яхте?

Боцман уклонился от морской пены, взлетающей фонтаном, и покачал головой. Андрон немного помолчал и спросил, отдуваясь, его мучила одышка:

— Я, правда, похож на обезьяну?

Чайка, парящая над волнами, с криком упала вниз. Миша проводил ее взглядом и, обернувшись, заглянул в слезящиеся от солнца глаза Андрона. На душе у Боцмана было спокойно и светло.

Битков Сергей проиграл свою мечту, потому что все время шел на поводу у своих слабостей и делал не тот выбор. А в финале всех послал в одно место, даже стеклышко, как будто они были виноваты в том, к чему он пришел.

Наверное, почти каждый ловит себя на подобных мыслях и ощущениях. Хороший рассказ, он как зеркало, дает возможность каждому заглянуть в себя. Здесь как раз такой случай. И написано мастерски -- реальность как живая.

 

Мне кажется, что прощение она просила за то, что у нее все сложилось в той жизни как надо: и дом полная чаша, и супруг - хороший человек, и дети умницы. Мы не знаем, кто из трех братьев, был ее избранником, но просить за это прощение она могла у любого, погиб он, или был сослан.

Сложилось или нет, но она предала любовь - за это и просила прощения. Она это "чувствовала", из-за этого "был заперт и молчал рояль"...

У меня рассказ прочитался так, что она просила  как раз у погибшего прощение. В таком случае вроде бы и не предала, не в монастырь же идти. Но вообще женщины декабристов оказались в ситуации, в которой какой выбор не сделай, все время будешь думать о правильности. Нравственный тупик. Нам декабристов преподавали как прогрессивных людей, но кто они были, с точки зрения человека того времени: заговорщики, преступники, которые пошли против уклада, освященного религией.

Посмотрела сейчас: один брат застрелился, второй повешен, третий отправлен на поселение в Сибирь.

Просто показалось странным, что, в случае, если ученик действительно реинкарнация повешенного декабриста, то почему возлюбленная просит у него прощения? За то, что не полезла в петельку? Было бы логичней, если б Саша был в прошлой жизни не Муравьевым-Апостолом, а одним из ссыльных) тех, кто выжил, но кого бросили.

 

Мне кажется, что прощение она просила за то, что у нее все сложилось в той жизни как надо: и дом полная чаша, и супруг - хороший человек, и дети умницы. Мы не знаем, кто из трех братьев, был ее избранником, но просить за это прощение она могла у любого, погиб он, или был сослан.

 

Пронзительный рассказ.

У автора можно поучиться создавать атмосферу отдаленного  исторического прошлого посредством:

1. описания предметов быта, одежды и т.д.

2. речевых средств: мысли, речь героев выстроены так, что создается впечатление - да, это люди того времени, они так думают и так говорят.

Отдельные устаревшие слова и колорит создали, но и чтение не затруднили. Мне кажется, ранвовесие здесь соблюдено.

Чувствуется работа с фольклорным материалом.  Мое знакомство с Японией ограничивается прочтением Кобо Абэ, поэтому читала с большим интересом. Для меня этот пласт культуры - белое пятно. Так что, большое спасибо

Тест Драко

 

Не зря говорят, жулики чуют опасность пятой точкой.

С домом было что-то не так. Площадь холла превышала общий метраж строения, словно коттедж чудесным образом увеличился до размеров замка. Джек понял это, не смотря на густую тьму.

«Перепутал объект, — подумал он. — Вот конфуз».

Разумеется, это было невозможно. Джек Проныра изучил жилище по адресу: Форест роуд,16 – и тщательно продумал план ограбления.

Дом принадлежал бизнесмену, продающему сигнализации «Ортес». На окнах и дверях Джек приметил датчики, выполненные в форме когтистых лап. Свое логово хозяин оснастил этой же системой безопасности.

«Фуфло. Сделаю в два счета», — заключил Джек, изучив электронику.

«Лапки» реагировали на вибрацию. Вчерашний день в индустрии охранных систем.

Предвкушая легкую добычу, Проныра взялся составлять распорядок дня дельца. Неделю Джек наблюдал за ним через огромные арочные окна. В шесть утра, кутаясь в купальный халат, хозяин спускался на кухню пить чай с кексами. Закончив завтрак, он ставил чашку в раковину и шел в гардеробную. Через пять минут Джек видел его в строгом черном костюме на улице. Автоматические ворота гаража медленно ползли вверх, за ними нетерпеливо урчал «Крайслер».

Все как по нотам: теперь он включит охранную систему, а когда железные ставни опустятся и на внешнем пульте вспыхнет индикатор, он сядет за руль и умчится в офис. До вечера дом пустой.

Скучный, предсказуемый человек: никто с ним не живет, никто к нему не приходит. Лишь по вторникам и четвергам появляется уборщица. Набрав код, она проникает в сокровищницу. В течение четырех часов женщина чистит ковры, протирает золоченые рамы картин, переставляет антикварные вещицы, хотя Джек готов побиться об заклад, нигде ни пылинки.

Приятный завершающий штрих: крыльцо скрыто от соседей зарослями мирта. Можно спокойно разобраться с сигнализацией и замком. Идеальный дом для ограбления. Вот только внутри он оказался другой, как если бы Проныра нечаянно залез не в тот коттедж.

«Не в тот? — подумал Джек. — Чушь!»

Он убрал пластину, которой блокировал датчик, и притворил дверь. Индикатор на пульте горел ровным светом. Обхитрить систему безопасности оказалось легче, чем он ожидал. Совсем никудышная.

В этот миг где-то в глубине помещения с гулким плеском упала капля. Раздался полный муки шепот:

— Помогите!

Джек вздрогнул. Фонарик выскользнул из рук, упал на пол и разбился.

— Умоляю! Помогите! — скулил неизвестный.

«Беги, Джеки, беги! — в голове вспыхнул голос покойной бабушки Смит. — Плюнь на полотна и статуэтки. Поверни ручку двери и вперед! Через кусты мирта, по тротуару вниз по улице, не оглядываясь. Вряд ли тебя успеют разглядеть, а если и успеют, поверь, Джеки, это меньшее из зол, которое может с тобой произойти».

Джек любил бабушку. Мысленно он всегда советовался с ней перед тем, как провернуть очередное дело. Благодаря интуиции, проявляющей себя в образе ее всезнающего голоса, домушник до сих пор выходил сухим из воды.

Он ощупал стену и мебель. Вот тумба для обуви, вот терминал охранной системы, вот ключница…. Совсем рядом должна быть дверь, но ее нет.

«Э-э-э?» — растерялся Джек.

«Что, э-э-э? — передразнила его миссис Смит. — Не стой, как чурбан. Ищи выход, даже если он чудесным образом переместился. Шевелись, Джеки!»

Проныра остановился, когда прошел метров двести. К гулкому эху капели прибавился звук струящейся воды.

«Эдак можно кружить бесконечно», — подумал он и решил сменить тактику.

Развернувшись на девяносто градусов, он шагнул вперед. Ботинок зацепился за ковер. Джек потерял равновесие и больно ударился обо что-то монументальное.

— Господи, хватит мучить меня! Хватит пытать! — снова закричал неизвестный.

Вспыхнул свет, и Джек зажмурился. Медленно он открыл один глаз, потом другой. Он стоял в огромном помещении, похожем на зал в древнем замке: замшелые каменные стены, широкая лестница, устланная красной дорожкой, камин. Прямо перед ним выбрызнул струю бронзовый питьевой фонтанчик, украшенный фигурками горгулий.

«Вот, что журчало», — понял Джек и потер ушибленное плечо.

Он склонился попить и ощутил терпкий вкус вина. Осталось найти того, кто звал на помощь.

«Может, не надо, Джеки», — хмыкнула бабушка.

«Может, и не надо, — согласился Проныра. — Но двери все равно нет».

Понимая, что впервые переспорил покойную бабушку, Джеки горделиво выпрямился и осмотрелся. Тринадцать питьевых фонтанчиков делили помещение на две части. На одной половине стояли стулья для музыкантов. На них лежали футляры с инструментами. Скалился щербатой пастью клавесин.

На другой — возле камина был сервирован стол. На проеденной мышами скатерти стояли блюда, которые Проныра посовестился бы подавать гостям: баранья голова, бычьи копыта, поросячьи хвостики. Вино, судя по запыленным бутылкам, было такое древнее, что давно превратилось в уксус.

«Кажется, хозяин ждет гостей, — подумал Джек и, кривляясь, произнес: — Маринованные поросячьи хвостики для богатенького прадедушки! Бычьи яйца в томатном соусе для его шлюшки-жены!»

«А голова кому, Джеки?» — скептически спросила бабушка Смит.

В замшелых нишах висели портреты. Под слоем паутины угадывались сомнительные личности. Древние бабки в напудренных париках изгибались в призывных позах. Длинные руки свисали ниже колен.

Мужчины, наоборот, отличались идеальным телосложением. Но абсолютная симметричность фигур, пугала не меньше, чем длина рук у женщин.

И только на центральном полотне был изображен нормальный человек. Джек решил, что это хозяин дома. Кого-то он ему напоминал. Джек подошел ближе, чтобы рассмотреть.

«Что?» — не поверил Проныра; это был он сам.

Его тонкогубый, как шрам, рот, прямой нос, черные густые брови. Вот только в лице Джеки никогда не было такой властности, уверенности и чувства собственного величия. Это был облагороженный Джек Проныра и вместе с тем гораздо более порочный, чем воришка со стажем. Сразу становилось ясно, кому полагается баранья голова и в чью честь дается богохульственный обед.

Джек-с-портрета вдруг подмигнул Джеку-домушнику и оскалил белоснежные клыки, которые начали удлиняться. Испугавшись, Проныра попятился, но быстро овладел чувствами. Джентльмен на портрете принял первоначальное положение, и Джек решил, что ему померещилось.

Итак, зала была пустая. Никого, кроме Джека, здесь не было. Значит, никто не просил о помощи. Пора сматываться, если он не хочет попасть на странное торжество нелюдей. В том, что здесь живут не-люди, Джек не сомневался.

В противоположной стороне за аркадой Проныра заметил большую двустворчатую дверь. Он бросился к ней.

— Все, все тебе отдам, что есть у меня! Только не оставляй меня здесь! Умоляю! Они сожрут меня живьем! — снова запричитал голос.

Джек остановился и завертел головой в поисках несчастного.

— Вас не видно, — произнес он.

— Я здесь, в фонтане, — отозвался голос.

— Нас много-о-о-о! — взметнулся к сводчатым потолкам многоголосый стон.

Джек заглянул в чашу ближайшего фонтана. Из раскрытой пасти горгульи струилось вино. Оно сбегало по хрустальным рюмочкам, устремляясь к решетчатым стокам. Проныра пожал плечами и хотел уйти, но заметил под бронзовой лапой чудовища человечка размером с мизинец. Грудь и живот были покрыты рваными ранами, а еще он подвергался пытке. На подбородке горгульи собиралось вино. Капля за каплей оно падало человеку на голову — в одно и то же место.

— Вы живой? — спросил Проныра, чувствуя изумление.

Человек скосил глаза и, взглянув на Джека, ответил:

— Пока еще да.

— Я имею ввиду: вы — настоящий человек?

— Как и вы. Они владеют способом искривления пространства. Возле стока реальность сжата, потому я кажусь таким маленьким. Присмотритесь.

Вокруг человечка воздух дрожал, как в пустыне.

— Суньте руку в марево, и она станет маленькой, — сказал пленник.

«Не суй, Джеки! — вдруг очнулась бабушка Смит. — Чему я тебя учила? Никогда ничего не совать куда попало!»

«Я что, дурак?» — отмахнулся Проныра.

Очередная капля упала пленнику на темечко, и по залу прокатился дикий вой.

— Прекратите, прекратите меня мучить! Убейте меня! Пожалуйста.

Джеки подождал, пока пленник успокоится, и спросил:

— Где выход?

— Я скажу, как выбраться. Только возьми ее с собой. Со мной все кончено, мой ум мутится. Но ей повезло, она потеряла сознание, как только они притащил и ее сюда.

— Э-э-э? — не понял Джек.

— В том фонтане, — ответил человек.

Он собирался еще что-то сказать, но бронзовая горгулья ожила. Она изогнула шею, пристально рассматривая человека, который лежал под лапой. Глаза вспыхнули красным огнем. Пальцы пришли в движение, сминая добычу. Несчастный вскрикнул и обмяк.

Чувствуя невыразимую печаль, Джек снял шляпу.

В соседнем источнике бронзовый демон сторожил обнаженную девушку. Она лежала на чешуйчатом хвосте. Глаза ее были закрыты, на красивом юном лице сохранялось безмятежное выражение. Пространство вокруг хвоста колебалось.

«Джеки…» — предупредила его бабушка.

«Это не куда попало! — возразил домушник. — Бабушка, я не буду рисковать. Если не получится, просто пойду к дверям за аркадой и открою их».

Он снял ботинок. Держа за пятку, поместил его в марево и носком стал выталкивать девушку за пределы сжатого пространства. Часть ботинка, которая попала в измененную область, уменьшилась в размерах. Джек почувствовал, как его тащит. Испугавшись, он выпустил башмак, но пленница уже пересекла границу. Мгновенно увеличившись до нормальных размеров, она выпала на мраморный пол. Демон ожил и запоздало чиркнул лапой по воздуху. Промахнувшись, он недовольно зашипел и снова превратился в изваяние.

Девушка и открыла глаза и еле слышно произнесла:

— Где я?

Увидев Джека, склонившегося над ней, она оттолкнула его и закрылась длинными золотыми волосами, словно покрывалом.

— Ах, оставьте меня! Думаете, если граф, то вам все позволено?

— Я не граф, — опешил Проныра.

— Совсем заврались, Мстислав Сетро! Никто не знает, какими гадостями вы занимаетесь в замке. Только нас всех будут искать. А когда найдут, то вобьют вам кол в сердце, набьют брюхо чесноком, сожгут труп и развеют пепел по ветру.

— Мисс, я все понял, — произнес Проныра. — Вы спутали меня с владельцем этого гнусного коттеджа. Я и сам опешил, когда увидел портрет. Но вы присмотритесь, пожалуйста. Хоть я на него похож, но не совсем похож.

Проныра повернулся в профиль, потом снова посмотрел на девушку.

— Я не такой красавчик, — сказал Джек.

— Это точно, — разочарованно вздохнула девушка. — У вас еще и родинки нет на левой щеке. Да-да! И нос немного другой. Но это же хорошо! Как вас звать?

— Джек.

— А меня Лиза. Джек, нам нужно отсюда выбираться. Хозяин замка — упырь. Сегодня он празднует день перерождения. Прибудут гости. Многих девушек и юношей ждет смерть. Сначала их подвергнут пыткам, а в полночь прольется человеческая кровь.

— Я и сам хотел убраться. Одна проблема: дверь, через которую я вошел, исчезла. Есть другая, но что за ней, неизвестно, — Джек помог подняться девушке и одолжил ей пиджак.

— Спасибо. Мы должны спасти остальных, — сказала Лиза.

— Попробуйте, — хмыкнул Джек.

Демоны, горгульи, драконы в фонтанах вдруг ожили. Оскалили зубы, ощетинили загривки.

— Их нельзя оставлять!

— Короче, я пошел. И вам советую, — Джек надел ботинок и устремился к тяжелым дубовым створкам, темневшим за колоннадой.

— Трус! А вот граф совсем не такой! Он тебя одной левой!

«Говорила, не спасай ее, стерву такую, — подала голос бабушка Смит. — Не слушай ее, Джеки. Беги к двери, куда-нибудь она выведет».

Проныра схватился за ручку и повернул ее. Створка скрипнула, открываясь. Джек увидел сумрачные поля и небо, затянутое свинцовыми тучами. Дождь немилосердно хлестал деревеньку, цепочкой огней обозначившуюся на горизонте. Дверь вела куда угодно, но только не в родной город Проныры.

Джек оглянулся, решая, что лучше, остаться в замке или бежать. В этот миг небо осветила молния, и где-то вдали завыла собака. Когда Джек повернулся, на пороге стояли три старушенции, разодетые, словно на бал, и два джентльмена. Ведьмы скребли пол длинными руками. Оскалив клыки, самая старая из них, сказала:

— Добрый вечер, граф. Вы нас встречаете? Как это мило! Однако от вас пахнет человечиной. Мне даже хочется вас укусить. Джек произнес нечто маловразумительное и налег на дверь, чтобы закрыть ее.

— Что с вами, граф? Кровь еще кружит вам голову? Иначе вы бы так не поступили с лучшими друзьями.

Гости со своей стороны тоже налегли на дверь, и Джек отступил, не выдержав напора.

Упыри обступили Джека. Их ноздри трепетали, улавливая человеческий запах, неестественно-белые резцы удлинялись.

«Джеки! Джеки! — завопила бабушка Смит. — Приструни этих засранцев, пока они тебя не загрызли!»

Проныра кашлянул.

— Дамы и господа! — произнес он полным достоинства голосом. — Я очень рад, что вы пришли поздравить меня с днем перерождения. Весь день я провел среди людей, отлавливая жертвы для ужина. Теперь от меня несет человечиной. Запах сбивает вас с толку. Займите пока лучшие места, а я переоденусь.

Проныра дрожащей рукой показал на сервированный стол. Вампиры, отвлекшись, несколько успокоились.

— Разве вы не рассадите всех по чину, как в прошлом году? — поинтересовалась главная ведьма.

— Да! Но вам, как самым лучшим моим друзьям, я разрешаю немного пошалить. Поменять некоторые карточки местами.

«Молодец, Джеки. Не давай им опомниться. Когда-то в школе ты играл охотника в пьесе про Красную шапочку», — подбодрила его бабушка Смит.

— Ох, дорогой граф, вы это чудно придумали, — вторая упыриха послала Джеку воздушный поцелуй.

Оставив Проныру, вампиры заковыляли к столу. Джек, не отводя с них глаз, попятился к двери.

— Какое чудное вино! — восхитилась одна из ведьм.

— Авторитетно заявляю, оно с "Титаника", — произнес мужчина-вампир. — Видите эти клейма на сургучных пробках?

Джек Проныра почти добрался до выхода, но Лиза, прятавшаяся до этого за клавесином, вдруг выскочила.

— Кровопийцы! — пискнула она при виде чудовищ и, сорвав с шеи серебряный крест, выставила вперед.

— Что за милочка? — возмутились ведьмы и отшвырнули ее, сотворив заклинание.

Пролетев по воздуху, девушка упала к ногам Проныры. Джек решил, что все пропало. Выругавшись про себя самыми грязными словами, которые знал, он поднял ее за волосы и произнес как можно небрежнее:

— Ах, это! Это главное блюдо праздничного ужина.

Вампиры плотоядно облизнулись.

— Предатель! Ничтожество! — завопила Лиза и попыталась пнуть Проныру в колено.

— Люблю строптивых, — хмыкнул лжеграф и обменялся сальными взглядами с мужчинами-упырями.

С девушкой подмышкой лжеграф направился к двери, но самая старая ведьма остановила его.

— Мстислав, ваша комната наверху. Вы, кажется, хотели переодеться во фрак.

— Да, да, — сказал Проныра и обреченно ступил на лестницу.

Все гости были в сборе, когда Проныра вышел из комнаты. Тысяча свечей освещала зал. Слуги носили с кухни блюда. В фонтанчиках струились самые лучшие вина. Играл оркестр.

Джек оперся о балюстраду и наблюдал за слаженной работой карнавала. В этот миг домушника нельзя было отличить от хозяина. Фрак излучал ауру Мстислава Сетро, забивая человеческий дух Проныры. В осанке вора появилась горделивость, во взгляде – властность. Джек почувствовал себя «большим боссом», которым всю жизнь хотел стать. Лиза тоже ощущала хищную карму Джека. Она покорно стояла рядом и держала его под руку.

— Мстислав... Мстислав... — прокатилось по толпе гостей.

Вампиры, подобострастно глядя на зачинателя рода, зааплодировали.

— Виват хозяину! Виват!

Проныра закрыл глаза и ощутил, что толпа чудовищ полностью подвластна ему. Это было приятно.

«Джеки, не увлекайся. Беги!» — забеспокоилась бабушка Смит.

«Сейчас, сейчас», — словно зачарованный, произнес Джек.

На самом деле, он думал: зачем сейчас? Ведь можно еще чуть-чуть насладиться небывалой властью. Он поднял руку и сказал:

— Народ! Мой великий, древний, мудрый народ! Сегодня мы празднуем не только день перерождения Мстислава Сетро, мы празднуем начало венгерской ветки фамильного древа Драко.

Толпа вампиров ликующе взвыла и разразилась аплодисментами.

Джек говорил, говорил и говорил, качаясь на волнах любви и обожания. Внутренним взором он видел армии вампиров, победоносно шествующих по свету. Нет, нет, они не будут больше враждовать с людьми. Он приведет Драко к сотрудничеству с хомо сапиенсами.

— И наступит эра милосердия, — мощный голос Джека пронесся над толпой вампиров. — Возлюбим мы братьев наших человеков. Поставим свинью во главу стола и будем пить кровь ее.

Мудрые мысли сами собой оформлялись во фразы. Паства внимала.

В тот самый момент, когда он слился в единый поток с этими существами, входная дверь открылась, и под раскаты грома в замок вошел настоящий Мстислав Сетро.

Одет он был грязно, выглядел истощенным и тащил за волосы молодую девушку. По мере того, как он продвигался к центру зала, стихала ликующая волна. Вампиры в растерянности замолкали и расступались, пропуская хозяина.

У подножия лестницы Сетро бросил девушку и произнес:

— Что здесь происходит?

Он поднялся по ступенькам на балкон и, остановившись напротив Джека, повторил:

— Что происходит в моем доме?

— Их двое! — ахнул кто-то в толпе.

Джек почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Стараясь не выдать себя, он указал на графа и произнес:

— Самозванец! Взять его!

— Самозванец! Самозванец! — подтвердили ведьмы и упыри-мужчины.

— Я? — осклабился настоящий Мстислав, клыки показались из-под окровавленных губ.

— А проверить их, двоих, — сказал кто-то в толпе. — Тест Драко.

По толпе прокатился шепот. Тотчас же слуги принесли два граненых стакана, наполненные до краев человеческой кровью.

— Пейте, — ухмыльнулась самая старая ведьма.

Оба графа взяли стаканы и поднесли к губам.

«Джеки, миленький, представь, что это томатный сок», — запричитала покойная бабушка Смит.

Проныра закрыл глаза и опрокинул в себя стакан. Теплая, солоноватая жидкость побежала по пищеводу.

«Кажется, получилось», — радостно подумал он, когда в желудке успокоилось.

Расслабившись, он открыл глаза. Победно ухмыльнувшись, Проныра окинул взглядом паству. Перерождение состоялось. Пора старому Мстиславу Сетро на свалку.

В животе что-то шевельнулось.

«О, нет! — Проныра попытался подавить спазм. — Это конец!»

В ту же минуту он почувствовал странный вкус в горле, и проглоченное фонтаном устремилось назад. Часы пробили полночь. Настоящий граф Сетро рассмеялся дьявольским смехом. Упыри навалились на Джека Проныру и погребли его под своими телами.

 

***

Ровно в семь часов вечера к дому по адресу Форест роуд, 16 подъехал «Крайслер». Дверь автомобиля открылась, из него вышел человек в черном костюме. Он поднялся на крыльцо и на пульте охранной системы «Ортес» набрал код. Индикатор мигнул, сообщая об отключении. Железные ставни поползли вверх. Через открывшиеся окна можно было рассмотреть, как истончается интерьер замка.

Сначала исчезает лестница вместе с застывшими на ней фигурами упырей, потом — камин и фонтаны. Тело несчастного Джека Смита пропадает последним.

В течение двадцати секунд пространство сжимается и заменяется другим — хорошо обставленными комнатами типового пригородного коттеджа. После этого замки на дверях открываются.

Человек в черном костюме думает о том, почему сигнализации «Ортес» продаются так плохо. Дело в названии? Или в странном виде датчиков? Имя должно им соответствовать, тогда дела пойдут на лад. Например, «Упырь». И слоган: «До последней капли».

Неплохая идея. Человек в черном костюме открывает дверь и входит в дом. Он обдумает мысль за вечерним чаем.

Спасибо, частично не согласна)

Думаю, автор и не должен соглашаться.

Единственное, что он обязан, причем самому себе, позволить своему творческому "я" выражать себя так, как требует его внутренний настрой.