Просьба к организаторам не цитировать на других интернет-ресурсах.

Или надо просто подождать до весны?

М. К.

Давай разроем снег и найдем хоть одну мечту!

Ты сказала, ты знаешь — она живет там.

Принесём домой и оставим с собой до весны,

А потом с балкона отпустим её — пусть летит!

Чиж и К. Полонез

Почему одна веточка вырастает в толстую могучую ветвь, а другая ломается при первом же порыве ветра? Почему одна любовь живет годами, десятилетиями, а другая даже не успевает распуститься?

Он вышел из поезда, и она поняла, что он не похож ни на одну из своих фотографий.

— Какая ты классная! — сказал он.

И обнял. И у неё закружилась голова. Нет, ещё раньше — когда он только шагнул на перрон…

Знаете, что такое любовь по интернету? Весь день и полночи за компом; переписка, фотографии, прежде чем наконец услышишь голос в телефоне:

— Я тебе не верю, нельзя полюбить по интернету.

— Можно!

— Нельзя доверять незнакомому человеку!

— Можно.

Но теперь он уже рядом, в такси, и они то и дело поглядывают друг на друга из-под полуопущенных ресниц.

— Какие у тебя ресницы! — шепчет она.

— Какие?

— Длинные.

— Не замечал, — он решительно придвигает её к себе.

Он не такой, как она представляла, — он лучше. Потому и приехал не весной, как собирался, а прямо сейчас, зимой — на два месяца раньше…

Они смеются. От смущения, или от радости, или от шампанского, которое пьют за встречу? Они не ошиблись, они угадали, и у них всё будет. Нет, они не торопятся — они и так слишком долго ждали.

— Моё, моё, моё… — шепчет он.

«Неужели и моё?» — обмирает она, потому что ни у кого больше нет таких блестящих смеющихся глаз, таких рук, таких губ…

Петербург — это Невский проспект, Эрмитаж, Исаакиевский собор, Нева, Медный всадник… Нет, они так туда и не добрались, и он ничего этого не видел. Не успели, потому что бегали и искали ему работу. Гололед, потом грязный, подтаявший снег, но они держались за руки. Эйфория длилась… дней десять? В какой же момент он «разжал пальцы»? Или ей показалось?

— Нет. Ты всё это придумала. Сначала меня, а теперь, что мне не нужна.

Она качает головой.

— Иди ко мне…

Она снова качает головой. Несмотря на то, что по телу бегут мурашки только от того, что он рядом.

И снова они на том же вокзале.

— Иди, — говорит он. — Замёрзнешь.

Она прячет лицо за полу его расстёгнутой куртки:

— Пойду, а то заплачу.

— Я тоже заплачу.

Она поднимает голову — он наклоняется. Поцелуй выходит совсем лёгким, но она не спешит отрываться. Последний раз прижимаются друг к другу — и она уходит. На ходу несколько раз оглядывается:

«Остановить… Ещё ведь можно всё исправить, ещё не поздно… Он ждёт…»

«Ты всё испортила, — напишет он потом. — Если бы любила — не дала бы уехать. Хватило бы одного твоего слова…»

«Не знаю, кто испортил. Но ты прав в одном: я тебя придумала. Или не придумала? Какая теперь разница? Всё равно я запомню тебя таким, каким ты вышел из поезда…»

Не распустилось, замёрзло. Или надо просто подождать до весны?

                                                         Давай растопим лёд и спасём хоть одну любовь!

                                                         Ты сказала, что видишь в этом новый восход.

                                                         Мы напишем стихи о том, как нам хорошо вдвоём,

                                                         А потом ты научишь меня танцевать полонез, и мы взлетим…

,хорошо.

,мне с этого же аккаутна комментировать, или на свой основной перейти?

Галактика №5

 Я проснулся от очень громкого сигнала. Маленькая комната окрашивалась с синего в красный цвет и наоборот. Сигнальная или тревожная лампа старалась изо всех сил реветь ещё громче. Жесткая койка, кроме неё в комнате ничего не было.

 Я не помню, что было до этого момента. Где я нахожусь? Что было вчера? Пока я размышлял дверь беззвучно открылась и в мою комнату ступил мужчина. Правда, назвать его просто мужиком нельзя, у него на голове есть рога. Я очень удивился, но удивился я еще больше, когда нашёл их у себя тоже.

 – Арас! – выкрикнув это рогатый выкинул руку вперёд.

 – Что простите? – я недоумевал, что здесь происходит.

 – Вы должны пойти вместе со мной.

 – Есть смысл спрашивать куда?

 Тот отрицательно покачал головой.

 Выбора нет. Мы прошли длинный коридор, завернули раз тридцать и добрались до места назначения.

 – Арас, вы появились в нашем государстве не с проста. Дело в том, что мы ведем ожесточённые войны с другими планетами-государствами. А вашего появления все жители Аргастолума ждали пять поколений.

 Я был шокирован. Увидев то, как приоткрылся мой рот рогатый сказал:

 – Меня зовут Проуд, я отныне ваш советник, - Проуд поклонился. – А вы – Арас, лучший полководец. Пять поколений назад вы уже бывали здесь и руководили самой огромной армией во всей галактике №5. Аргастолум – военное государство, но после вашей смерти мы стали проигрывать все битвы. Из двадцати миллиардов населения осталось лишь два. Нация будет рада вашему появлению, долгожданному появлению. Сейчас я проведу вас к главным людям из населения и армии Аргастолума.

 Мне ничего не оставалось как последовать за ним.

 Когда я вошел в огромный зал все мигом встали, прокричали "Арас!" и выкинули руки вперед. У всех были рога.

 – Господин Арас прибыл недавно, ему будет полезно узнать что произошло в его отсутствие и наши дальнейшие планы.

 – Начну, пожалуй, я, – Слегка пухленький мужчина встал со своего места для доклада. – Меня зовут Гула, совместно с Аварусом мы защищали западные ворота на протяжении четырех поколений. За это время на нас напали девять государств, самый сильный удар нанесло государство под названием Аркания. На сегодняшний день они имеют самое сильное войско как для вторжения, так и для защиты. Аварус, продолжи пожалуйста.

 – Аркания – не единственное государство с хорошим войском, нельзя забывать и про Грот, – Аварус подтянут, слегка худощав и носит очки. – У этих государств есть численное и ландшафтное преимущество. Но второе действует только при защите, правда первое не даёт возможность нормальной защиты при их вторжении.

 – Можно я поясню? – привстала девушка, очень милая на вид, рядом с ней лежали два изогнутых меча. – Аркания – ледяное государство, на их планете вечные льды. Грот - каменное государство.

 – Как самая сильная нация может проигрывать моржам и кротам? – недовольный старик, что может быть лучше.

 – Пиджер, у других наций были полководцы, а они много значат в каждом сражении. Люст права, она описала вам эти две планеты.

 – А тебя как зовут?

 – Господин Арас, меня зовут Ира. А этого, который всё время молчит зовут Инвидиа.

 Инвидиа был маленьким мальчиком, неужели он является генералом.

 – Все мы, составляем вашу несокрушимую семёрку генералов, – сказал Проуд. – Семь смертных грехов.

 – Ничего не понимаю.

 – Придёт время, поймёте. А пока можете задать интересующий вас вопрос.

 – Почему у нас рога?

 – В галактике №5 нации делятся на планеты-государства, и на каждой планете живет один вид. Мы, к примеру, воинственная нация Аргастолума. Когда мы сражаемся наши рога светятся и помогают в полной темноте не убить друга. В Аркании же, живут моржеподобные, они большие и используют огромные дубинки из тысячелетнего льда. Грот, там живут кротоподобные. Мастера ловушек и бесконтактного боя. Вы понимаете?

 – Моржеподобные, кротоподобные, а мы кто тогда?

 – Мы – дьявольские отродья, – сказал Аварус и подправил очки, смотрелось это очень эффектно. – Очень много наций в нашей галактике, это сказывается на отличии их друг от друга. Мы не похожи ни на один вид, как и наоборот. Хотя есть одна нация двуногих обезьян без шерсти и рогов, нас иногда путают с ними и это бесит.

 – Ничего не понимаю… Почему вы называете меня Арас?

– Потому, что вас так зовут.

 – Но я не помню своего имени.

 – Это всегда так, - начал Проуд. – Каждый раз, когда вы прибываете в столицу, не помните ни имени, не кто вы такой. Арас – это ваше первое имя данное в Аргостолуме, по правилам нации, это имя останется вашим до самого конца. Во всей вселенной есть несколько галактик, в каждой из них вы были определенное количество раз, и в каждом с разницей в пять поколений. В первой галактике, к примеру, вы были единственным богом войны, следом уже полководец и тиран в четырех нациях на одной и той же планете. У нас же, вы являетесь спасителем и вождём. Каждое ваше прибытие влечёт за собой войну где мы завладеваем половиной галактики, но после вашей смерти защитить всё это не легко. Уверен, другие государства уже узнали о вашем прибытии и начнут немедленно действовать.

 – Это будет огромной ошибкой, – Ира выглядел очень мужественным и опытным воякой. – Когда семь смертных грехов собираются возле полководца, никому не выжить. Пускай даже полководец пока что не владеет полной силой. Один его приказ и любое государство падёт в миг.

 – И всё же, я ничего не понимаю…

 – Ничего страшного господин, придет время, и вы всё сами поймёте.

 – Что за семь смертных грехов?

 – Семь смертных грехов – это сильнейшие генералы, которые раскрывают свой потенциал только под руководством сильнейшего предводителя. Без вас, мы ничто. Например, Гула – воплощение чревоугодия, он может в одиночку разорить целое государство. Аварус – воплощает алчность. Люст – похоть. Пиджер – лень. Ира – гнев. Инвидиа – зависть. И наконец, я, Проуд – гордыня.

 - Господин Арас, на сегодня закончим, я отведу вас в ваши покои.

 Снова преодолев несколько десятков поворотов, мы всё-таки добрались. Мои покои, честно сказать, оказались немыслимо огромными.

 – Вы должны хорошенько отдохнуть сегодня. На завтра запланировано официальное приветствие народа Аргостолума. Вот вам текст, – Проуд протянул мне какое-то устройство, на котором показывался текст.

 Утро – время приветствия. Ко мне зашел Проуд с несколькими отродьями чтобы нарядить меня подобающе к выступлению. Отличительной чертой всего одеяния был плащ; длинный черный плащ, с синими молниями.

 – Народ Аргостолума, рады вам сообщить радостную весть - господин вновь прибыл в наше государство. Поприветствуем же его, великий полководец всех времён и наций – Арас!

 – Арас! – пронесся гул, всё население прокричали приветствие и выкинули руку вперёд.

 – Дорогие жители Аргостолума, рад приветствовать вас уже в который раз с этого балкона. Вам всем было тяжело, жизнь получилась несладкой в мое отсутствие. Вторжения соседних государств, истребление ваших собратьев, этому всему придёт конец, потому что я прибыл. Отныне мы будем диктовать правила жизни и заправлять этой галактикой. Так давайте же воспрянем духом и докажем всем что мы...

 Вдруг в небе образовалась чёрная дыра и оттуда начали вылезать солдаты. Следом за одной, появились сотни других дыр.

 – Господин Арас, это вторжение!

 – Сообщить о немедленной мобилизации войска, – и откуда у меня такая уверенность.

 – Будет сделано, вы должны пройти в главный штаб, скорее всего генералы уже там.

 Это очень странно. Вчера я не знал что это за место, а сегодня уже могу сам найти главный штаб. Наверное, я и вправду бывал здесь.

 – Господин Арас, что прикажете делать? – Ира хотел сражаться, он читался как открытая книга.

 – Для начала надо узнать, что за страна напала.

 – Уже. Это государство Мибу, судя по численности солдат которые вторглись, в их цитадели осталось примерно десять тысяч, – отрапортовал Аварус.

 – Хорошо, значит так. Ира, ты с Люст разберитесь с вторжением. Аварус и Гула, устроим ответное вторжение. Разрушьте всё до основания, разорите земли, убейте всех.

 – Будет сделано! – эти четверо удалились.

 Я только что заметил, у всех генералов такие же черные накидки с индивидуальным узором.

 Ещё этот штаб. Он огромен. Я как блоха в большой комнате. В центре на весь потолок висел полупрозрачный экран и показывал обстановку: что происходит с вторженцами, и что с самим Мибу.

 Гнев оказался искуснейшим бойцом с клинком на ближней дистанции. Люст кромсала всех двумя изогнутыми мечами. Аварус дрался не хуже, а вот Гула оказался магом. Одно его заклинание уничтожило армию численностью в десять тысяч солдат. За 10 минут не осталось ничего от армии вторжения Мибу, еще через десять пала цитадель. Через двадцать минут в государстве никого не осталось, главные строения разрушены до основания, земли разорены, теперь это самое бедное государство, уверен в этом.

 – Господин Арас, взгляните, это карта нашей галактики, – Проуд вывел на весь потолок ту самую карту государств, она была огромной. – Вот наша планета, рядом с ней по орбите плывут еще несколько десятков, самая сильная – это государство Кельсон.

 Те четверо вернулись, на лице Иры и Люст были широкие улыбки, видимо им нравится сражаться в передних рядах.

 – Хорошая работа генералы. Настало время захвата земель, которые изначально принадлежат нам!

***

 – Мы захватили большую часть нашей системы, следующая цель – государство Кельсон, – Аварус всегда поправляет очки, когда говорит что-то побуждающее. – Стоит учитывать то, что у них есть пять столпов единодушия.

 – Эти остроухие ни на что не способны, – Инвидиа заговорил впервые с момента моего прибытия. – Что могут эти столпы? У нас же есть семь генералов.

 – Ты не понимаешь Зависть, – вмешался Проуд. – Эти столпы одним заклинанием могут разбить армию любого государства.

 – Будем атаковать принципом приманка-охотник. Охотники – Ира и Люст, остальные будут приманками. Сражайтесь один на один, отвлеките их внимание, Гнев и Похоть сделают всё остальное. С каждой победой число охотников будет увеличиваться. И не вздумайте помереть там!

 – Будет сделано, Господин Арас!

 – В Кельсоне вправду хорошие бойцы. Но мои генералы лучше.

 На экране идёт всё так, как и планировали.

 Мы захватили двадцать пятое государство.

***

 – Аркания и Грот являются сейчас сильнейшими планетами с огромной армией, – Проуд информировал всех. – У Грота, помимо многочисленной армии есть Копатели – их восемь.

 – Значит план приманка-охотник не сработает, – старик Пиджер вмешался. – Надо придумать новую стратегию, да такую, чтобы при сражении мы не померли.

 – Хорошо, что дальше?

 – Господин, далее Аркания, с ними будет сложней. Согласно нашим данным в государстве есть два генерала из нации саблезубых.

 – Ух ты, предатели, – Похоть, завелась что ли...

 – В любом случае, они считаются генералами Аркании, и они – наши враги, самые сильные враги.

 – А насколько они сильны? – Гневу видимо интересно, или он просто заинтригован.

 – Ира, допустим двадцать таких как ты будут сражаться с одним саблезубым. Вы одержите победу, но потеряете при этом восемнадцать Ир из двадцати.

В зале повисла тишина.

 – Мои генералы, пришло время вмешаться мне. Всё это время мои солдаты делали грязную работу за меня. Я тоже пойду.

 Все смотрели на меня с широко распахнутыми глазами, в их взгляде читались гордость, удивление и счастье.

 Мне протянули боевую накидку: с узором двух скрещённых мечей.

 – Ну что ж, в бой!

***

Перевод имён с латыни:

Гула – чревоугодие;

Ира – гнев;

Проуд – гордый;

Люст – похоть;

Инвидиа – зависть;

Пиджер – ленивый;

Аварус – алчный.

Удивительная история. И мистики хватает, и полезной информации.

Спасибо. Вы для всех добрые слова, я как посмотрю, находите.

И места знакомые, автора я там встречал, кажется.

Кто знает!

Тире коротковаты

Промахнулся я!

Где, где всё это?!

Где, где... На Урале!

Люди, которых превратили в автобусы - это и правда ново и оригинально. Стиль и атмосфера переданы очень хорошо. Но осталось непонятным - для чего их все-таки похитили. Не для того же, чтобы они познали прелесть жизни без Интернета и мобильников?

Спасибо! Никто их не похищал, они сами провалились в что-то вроде сумрака. Получилось две реальности. А Плесени, не исключено, просто интересно стало, что кто-то новый появился, а затем и вовсе менторская душа проснулась.

В доказательство параллельности - сторож не знает о Плесени и его гостях ничего. Да и сама усадьба разрушена, а дети чувствуют холод. Зима всё же.

Я пожалел читателя и постарался сократить максимально. Так пропал эпизод, где сторож, сам не свой, бегает с ружьём и кричит пьяное: "Всем выйти из сумрака!".

Но я пока не решил на счёт финала и в связи с этим хотелось бы советов. Есть два варианта событий. Первое - это всё-таки голимая мистика с проваленцами в Сумрак, и второе - некая организация решила снять что-то типа онлайн-шоу, в котором для детей создаётся подобная "реальность". Цель "киношников" - привлечь общественность к заброшенным памятникам культуры и истории. Для второго варианта Зоя не растворяется, а её затаскивают в автобус с техникой. Мне второй вариант кажется более логичным, но первый нравится больше. Даже не знаю, что и делать.

Поверить в чудо.

Посвящается моей сестрёнке.

 Как же мало надо для счастья. Вспоминаю эту историю уже несколько лет, и хочу вам её пересказать.

 Знаете, меня всегда упрекали в том, что я не могу позаботиться о себе. Не считая уже защиту моей маленькой сестры. Но история эта не обо мне, и не о причудах родителей. Эта история про неё, и про чудо, что свершалось каждый день.

 Осень 1999 года. Мне тогда было 5 лет, а ей 3 годика. За всё время пребывания рядом с ней, я чувствовал облегчение и был по-настоящему счастлив.

 – Крид, поиграй с Лаурой, – мама стояла у порога в мою комнату. – Мне нужно готовиться к вечеру, сегодня праздник, папу повысили. Надо отметить.

 – Мы можем поиграть во дворе?

 – Нет, ты снова уйдешь со своими друзьями оставив Лауру одну. Пойди-ка лучше к ней в комнату, там и поиграете, – я всегда ощущал чувства мамы, когда она была злой, счастливой и когда она была готова сделать всё-всё на свете. – Я понимаю, ты уже взрослый мальчик, но мне нужна твоя помощь.

 В комнате Лауры стояла кровать и столы с множеством стульев: она играла в чаепитие со своими куклами, как и в этот раз.

 – Миссис Дженни, вы пьёте чай слишком быстро, придется заварить ещё, – Лаура сидела с краю одного из столов и разливала воздух по кружкам. – А вы Мисс Джейн, не пьёте вообще.

 – Лаура, хочешь я поиграю с тобой? – нехотя проговорил я, снова сидеть с ней…

 – Конечно Крид, заходи, присаживайся, – она поманила рукой, указывая на то, чтобы я сел. – Смотрите, у нас гость – Мистер Крид – очень уважаемый человек в этом городе, и работает он в крупной компании.

 Она сидела меж своих кукол и рассказывала им про меня, какой я молодец, какой уважаемый, какой аристократ.

 Эти круглые карие глаза завораживали. Маленькие ручки что разливали гостям чай, эти шелковые волосы, чистое и маленькое лицо. Она похожа на маму, однозначно.

***

 Как-то раз, возвращаясь домой, я заметил в парке брошенного плюшевого котёнка. Лауре скорее всего понравится, мысль промелькнула на мгновение, и я ухватился за эту мысль.

 Как и ожидалось – она была в восторге.

 – Я назову его Мистер Орин, - вот это было счастье, чистое удовольствие от того что она получила в подарок. Невзирая на то, что котёнок был потрёпан.

 Мистер Орин был похож скорее всего на рисунок маленькой девочки, чем на полноценного котёнка. Лицо у него было сшито из разных материалов, как и всё тело. Лапы длинные, ушки круглые.

 – Крид, мы с Мистером Орином пойдем разведывать пещеру, ты пойдешь с нами? – её карие глаза горят ярким и чистым огнём.

 – Даже не знаю…

 – Почему твои глаза цвета неба, но они не сияют? Скажи пожалуйста, Крид, почему твой рост такой высокий, но ты не видишь далеко? Почему ты такой добрый, но хочешь казаться грубым? – Лаура была обижена тем, что я не согласился, и критика с её стороны оправдана.

 – Хорошо, я пойду, - с нежеланием сказал я, но она улыбалась.

 – Только предупреждаю, путь до пещеры трудный, там столько опасностей. Ты не передумал? – с интересом и неким энтузиазмом Лаура спрашивала своего старшего брата.

 – Нет, не передумал, – я улыбался. Может, это и есть чудо... играть со своей сестрой, пробираться к пещере, делать всё чтобы она была счастлива.

 Путь и вправду оказался не легким, слишком много препятствий. Сначала лава на полу, пробираться прыжками с одной части пропасти к другой – дело не простое. Благо были небольшие камни, с которых мы перепрыгивали. Следом шли огромные стены, на вершине которых расположились лучники. Заметив малейшее передвижение, эти лучники начинали лить дождь из стрел. Было страшно, но мы пробирались всё дальше. Самое трудное препятствие – спящий дракон. Из-за его храпа вибрировал воздух. Этот дракон спал очень чутким сном: просыпался сразу же, если услышит посторонний звук. Мы пробирались на цыпочках, очень тихо и очень медленно. В конце, когда мы вот-вот выбрались из логова, Мистер Орин закричал: «Ура!». Дракон проснулся! Осталось совсем чуть-чуть до той самой пещеры, и мы рванули в ту сторону.

 – Мистер Орин! Нельзя так, не делайте так больше! – Лаура злилась на котёнка, но продолжала держать его в руках и не думала отпускать. Сама в ссадинах, а Мистер Орин в полном порядке. Прямо как наша мама. – Вот! Вот эта пещера!

 Моим глазам предстала самая большая и красивая пещера, которую я когда-либо видел. Широкий вход и внутри просторно. Сколько же лет прошло с момента основания этой пещеры, и кто её сделал? Мне было интересно, ведь такую красоту мог сотворить только великий человек, или Бог.

 – Мистер Орин, вы проголодались?

 – Да, Лаура, я не отказался бы от сельди. У меня в доме на порту была сетка, я ловил с помощью неё рыб. У вас есть рыба? – речь Орина была поставленная, говорил он как взрослый и уважаемый аристократ.

 – Извините Мистер Орин, но рыбы у меня нет, есть только чипсы. Не хотите?

 – Не откажусь, – Лаура сияла, она была довольна.

 – Мистер Крид, а что предпочитаете вы? – внезапно Мистер Орин спросил меня.

 – Ну, это… всё, что вкусно, полагаю.

 Лаура и Мистер Орин залились смехом.

 – Лаура, Крид, уберите подушки и выйдите оттуда. Я накрыла на стол, пойдёмте ужинать.

 Выйдя из пещеры, мы увидели маму – такая же прекрасная, как всегда. Мистер Орин замолчал, но улыбался.

 – Что это было? – тихо спросил я у Лауры.

 – Чудо, Мистер Крид,- она смотрела на котёнка с грустными глазами.

 – И оно исчезло…

 – Мистер Крид, чудо не исчезает, оно везде. Надо просто разглядеть, и просто поверить.

В заложниках у прошлого

(Версия в сокращении)

Попали!

Новенький чистый автобус с плотно зашторенными окнами казался нелепым антуражем на фоне явно заброшенной усадьбы. Кроме этого автобуса, не было и намёка на то, что детей кто-то собирался встречать, и вообще, что кто-то здесь обитает.

– Японец, – сказал пятнадцатилетний Андрей, имея в виду марку автобуса.

– Где ты видел у японцев такой нос? «Победа» или поляк, – уважительно сказал Жэка. Все уже знали, что он увлекается коллекционированием моделек и поэтому марки знал лучше всех. – Но полюбасу он странный.

Андрей пожал плечами, не желая спорить. Жэка попробовал сфотографировать автобус через белесое от мороза стекло и прицокнул недовольно: ничего не видно.

– Усатый автобус, – сказала Яна, рисуя пальцем круг на стекле.

– Пф, – фыркнул впереди сидящий Андрей, – не бывает усатых автобусов, девочка.

– А точно, как будто усатый, – сказала Марина, приглядевшись к автобусу. – Смешная раскраска…

Куратор Наталья Ивановна тем временем чуть не плакала от отчаяния. Она вышла из автобуса, в котором сидел десяток детей возраста от двенадцати до шестнадцати, и решила докричаться хоть до кого-нибудь из усадьбы. Но там куталось в снег молчание, да вороны каркали из заброшенного сада. Наталья Ивановна вернулась в автобус к детям и продолжила прежнее занятие – звонить, звонить и звонить.

Месяц назад в Питере объявили научно-литературный конкурс для школьников старших классов по минералогии. Отобрали десяток победителей, а на встрече с ними обнаружился конфуз: пятиклассница Яна, которая при подаче сочинения забыла указать возраст, плохо вписывалась в компанию восьми и девятиклассников. Вот ещё одна головная боль для Натальи Ивановны!

За месяц вперед в Тосно зарезервировали номера для детишек и лекторов, а тут на тебе – бронь снята, и саблинский директор, всегда такой ответственный и приличный Кирилл Фёдорович, как сквозь землю провалился!

По дороге из Питера в Тосно Наталья Ивановна расхвалила предстоящую неделю, как могла. И про саблинские пещеры рассказала, и про Гатчинский дворцово-парковый комплекс, и про Большой Екатерининский дворец, и про старинные церкви, и про замечательные мастер-классы от профессиональных писателей и учёных… Всё это ребятам предстояло увидеть, потрогать, послушать… Приехали в отель «Тосно», а там… Наталья Ивановна еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

Приличный, уважаемый Кирилл Фёдорович, по словам ресепшена, бронь снял, ещё звонил куда-то и кому-то сказал, что снимет старую Демидовскую усадьбу. Ужас! Ужас и кошмар! Хоть назад в Питер поворачивай и развози детей по домам. Вот позор-то! Счастье, что дети хоть и задают вопросы, но, видя состояние куратора, пока ещё молчат, не возмущаются, терпят. Спасибо им большое за это.

Пока Наталья Ивановна плакалась начинающему злиться водителю, дети заметили неторопливо идущего от усадьбы старика в ватнике и ушанке.

– Во, дед ковыляет. Сейчас скажет нам, что нас и тут не ждали, – пророчески хихикнула Катя.

Наталья Ивановна выбежала навстречу мужику. Дети тоже решили размять ноги, не обращая внимания на стенания водителя, что выстудят автобус. При ближайшем рассмотрении заброшенность усадьбы, как фата моргана, исчезла. Перед гостями простирался великолепный, заснеженный вид построек в стиле ампир и ухоженного спящего сада.

Наталья Ивановна в отчаянии закричала:

– Здравствуйте! Скажите, Кирилл Фёдорович здесь? Такой… симпатичный мужчина. Усы ещё у него и чёрное пальто.

– Был такой, только ухали оне, – спокойно ответил подошедший старик.

– Ах, что же мне делать?! Трубку не берёт и не предупредил, что случилось.

– Не знаю… – старик закурил папироску. – А что вам надо?

– Мне?.. Как вас зовут?

– Лукьян Сергеевич я.

– Ах, послушайте, Лукьян Сергеевич! Кирилл Фёдорович ещё месяц назад забронировал нам места в «Тосно», а вчера вечером снял и отменил лекции. А меня-то никто не предупредил! Что мне делать?

Дед Лукьян прищурившись рассматривал нетерпеливо топчущихся подростков. Начал сыпать мелкий снежок.

– Я того не ведаю. Да и где вам жить здесь? Сами, поди, видите, куда приехали… – и старик, затянувшись остатками сигареты, махнул рукой и пошёл вглубь усадьбы.

– Какой ужас!.. – Наталья старалась не смотреть на школьников, чтобы не выдать слёзы. – Дети, не разбредайтесь! Сейчас назад поедем!

И снова полезла в автобус.

Жэка толкнул дверь, стряхивая с её кованой решётки снег:

– Я хочу пофотографировать усадьбу. Кто со мной?

– Куда вы? Наталья вас порвёт: за каждым бегать! – Катя зябко повела плечами.

– Да ладно, хоть одну себяшку на нормальном фоне сделаешь, – и Жэка устремился к зданию усадьбы, промеж укутанных обильных снегом деревьев.

За уверенным Жэкой последовало шестеро, включая пятиклассницу Яну. Трое самых послушных остались у автобуса.

– А ничо так фазенда, – хмыкнул Андрей, дёргая по пути пригнувшиеся ветки и засыпая нерасторопных идущих позади снегом. – Смотрите, мужик какой-то! А дед говорил, что никого нет…

Навстречу школьникам неторопливо шёл мужчина в сером сюртуке.

– Добрый день. Чем могу быть полезен, молодые люди? Слушаю вас, – ледяным голосом произнёс незнакомец, остановившись и разглядывая визитёров.

– Драссьть, – словно гусь дёрнул головой, поздоровался насмешливо Андрей, – а мы тут гуляем.

Остальные нестройно поздоровались, последовали примеру, не зная, с чего начать.

– Вы нас извините, нам сказали, что здесь никто не живёт, – шмыгнула замёрзшим носом Марина и потёрла его перчаткой, согревая.

Из-за спин школьников раздался насмешливый голос:

– «Здесь никто не живёт». Отроки, где ваш воспитатель? – так же в сюртуке старомодного покроя стоял длинноволосый мужчина.

Дети обернулись, раскрыв рты.

– Алексей Константинович, а не продолжить ли нам пульку-с? – прокричал бас со стороны усадьбы.

– Вы нас извините, мы пойдём, – за всех решила вежливая Марина. Тем более что со стороны дороги послышался нетерпеливый гудок автобуса.

Ребята развернулись, и только Жэка с Андреем по пути продолжали снимать на видео усадьбу и её, открывшиеся взору, заснеженные окрестности: сад и выглядывавшие шпили беседки и других непонятных построек. Обитатели молча кивнули прощающимся визитёрам и остались стоять на аллее у дома.

За воротами внезапно выяснилось: автобус с кураторшей и тремя школьниками уехал! Жэка грязно выругался, девчонки запаниковали.

– Пойдём пешком, – скомандовал Андрей и засунул разряжающийся телефон в карман. – До посёлка не так уж и далеко.

Они шли достаточно долго по дороге, снег на которой был скудно утрамбован полозьями саней и телег, как будто машины и не ездили. И сами не поняли, как снова оказались перед усадьбой. Жэка повторил сквернословие, Андрей повторил. В этот раз у красивых кованых ворот стоял тот самый хозяин (или гость?) усадьбы, молча ожидая гостей. С неба начали опускаться сумерки.

– Давай ты, – Андрей подтолкнул Марину.

– Извините, пожалуйста, мы заблудились… Мы – школьники из Санкт-Петербурга, мы тут по образовательной программе.

– Что? – с как будто бы изумлением переспросил мужчина.

– Ну, у нас конкурс был по минералогии, а мы выиграли. И нас наградили поездкой в Саблино. А наш автобус уехал, – в опускающейся дымке «усатый» автобус бледнел. – Не могли бы вы нам помочь?

Незнакомец равнодушно слушал, во всяком случае, на его лице не отразилось ни малейшей эмоции. Затем слегка поклонился и произнёс бесцветно:

– К вашим услугам, Иван Егорович. Следуйте за мной, – и мужчина повернулся к усадьбе, указывая уже знакомый путь.

Усадьба в Тайцах

И школьники остались в Демидовской усадьбе, сначала доверившись Ивану Егоровичу, который пообещал, что Наталью Ивановну известят, а затем установил свой порядок, мол, с организаторами всё договорено, и теперь питерцы поживут некоторое время в усадьбе, а лекторов Иван Егорович найдёт самостоятельно. Про пещеры в Саблино, главную цель поездки, не упоминал, ответив на вопрос, что там ведутся работы, и отрокам там находиться небезопасно.

Гостям выделили две комнаты – для девочек и для мальчиков. Надо признать, в самой усадьбе было холодно. Настолько, что ребята не решались снимать куртки и шапки даже в комнате. Иван Егорович предложил им самостоятельно позаботиться о тепле и пропитании, показал, где находится поленница, кухня, погребок и колодец.

– Ну, зашибись, памятник архитектуры! – шипел Жэка, выбирая для печки сырые дрова: – Ни отопления, ни электричества, ни нормальной жратвы. Походу мы здесь, как бойскауты, оставлены на выживание.

И выживать пришлось. В первый вечер поужинали тем, что заботливые родители упаковали детям «на дорожку», да купленными на вокзале чипсами. С трудом разожгли печку, угорели бы, если бы не помощь Алексея Константиновича, показавшего, как правильно заправлять печь, и посоветовавшего запастись на ночь поленьями, чтобы просушить их. Мальчишкам пришлось мучиться с двумя печками: девчонки оказались неспособными к разжиганию огня. Зато Марина с Ольгой нашли на кухне закопченный чайник, набрали в него воды, и, усталые, злые школьники собрались в девчачьей комнате в ожидании кипятка. Пока вода закипала, обсудили ситуацию и решили утром же, как только светает, снова отправиться к посёлку, не дожидаясь автобуса, ведь если бы организаторы захотели, то, для начала, не оставили бы детей в таких условиях, где даже телефонной связи не было. А вскоре села батарейка и у последнего телефона, и шансов дозвониться до родителей не осталось ни одного.

Словно заколдованная, дорога утром снова вернула беглецов в усадьбу, и девочки заплакали от безнадёжности. Пришлось остаться, снова топить себе печи и искать, чем бы наполнить желудки. Вечером, когда сдавшиеся под неудачами школьники находились в девчачьей комнате, Иван Егорович (с быстро приклеившимся прозвищем – Серая Плесень) запретил покидать территорию усадьбы до появления «воспитателей, бросивших своих отроков». И для того, чтобы желания бродить днём не появлялось, установил лекции по ночам.

А потом пошёл снег. Причём, все эти дни над усадьбой нависали непонятные сумерки. Солнце светило размытым пятном, и от отсутствия нормального света делалось мерзко и тоскливо.

На третий день дороги замело так, что перспектива вернуться домой хотя бы в ближайшие дни была сведена на нет. Что могли думать родители детей,  с которыми была потеряна связь, даже представлять себе не нужно было.

Относительно успокаивало лишь то, что продуктов в погребе хватало и лекторов тоже. Вот только почти все «учителя» появлялись на один день. Приезжали утром, а в обед исчезали. Даже не смотря на сугробы. И оставляли после себя автобусы. Уже можно было целый автопарк открывать. Мало того, за ними ведь и следить нужно было. Кто занимался этим, никто не знал. Ночами, когда становилось совсем холодно, автобусы заводились и тарахтели до утра. Звук моторов, постоянно усиливающийся с каждым новым транспортом, досаждал обитателям, и, наверное, поэтому Серая Плесень велела их поставить как можно дальше от дороги, позади усадьбы.

Днём, когда дети гуляли по заброшенному парку, чтобы хотя бы немного развеять отчаяние и подумать о новом способе побега, автобусы вдруг начинали мигать фарами и сигналами. Дед Лукьян бегал из сторожки к автобусам и обратно, ругался самыми грязными словами, но для восстановления тишины одного желания сторожа и Серой Плесени не хватало.

Яна вспомнила поверье, о котором читала по дороге в Саблино: если замереть, перестать шевелиться в пещере и начать слушать, то вдруг слух начинает улавливать потусторонние звуки, голоса и прочее, от чего можно сойти с ума. Сейчас ситуация напоминала как раз подобную. Стоило только замереть, как слышались какие-то приглушённые голоса, грохот и движение машин по дороге.

 Одна была надежда на погоду. Снегопад обязан остановиться завтра, обязан! Или, хотя бы, послезавтра, тридцатого. Иначе праздновать Новый год детям придётся в этой усадьбе, где они стали невольными заложниками науки и безалаберности организаторов от Петербурского минералогического факультета.

Непростые диалоги

Андрей выдвинул свою теорию относительно происходящего: Серая Плесень – упырь, его друзья, вечно занятые игрой в карты, музицированием, рисованием картин, чтением стихов, тоже. Лекторы – случайные люди, которых заманивали в усадьбу, а потом Серая Плесень на всякий случай непокорных, чтобы они не проболтались, превращает в автобусы. И если соглашение между ними достигается, Плесень отпускает автобус, то есть, лектора на волю, скрепляя договор кровью.

Ребята сначала посмеялись, а потом призадумались: иначе как объяснить все странности, которые происходили здесь?

– Если все автобусы – заколдованные люди, то тот, усатый, который мы видели первым, – это пропавший директор, которого искала Наталья Ивановна, – предположила Ульяна, очень красивая девочка и молчунья.

– Пф-ф-ф, получается, так, – согласился Андрей. В темноте его тонкую улыбку фантазёра никто не рассмотрел.

Жэка почесал затылок:

– Вот бы нам расколдовать хоть один автобус, мы бы на нём уехали. Наверняка, эти упыри не вытащили у них ключи из зажигания.

– Ну и как ты их расколдуешь?

– Как, как… – Жэка внимательно посмотрел на притихших девчонок, – поцеловать, конечно!

Марина отпрянула:

– Я не буду целоваться с автобусом!

Яна покраснела:

– Я тоже, – она была ещё слишком маленькая для поцелуев.

– Я поцелую… автобус, – застенчиво сказала Зоя. Не потому что ей захотелось приключений и она не боялась насмешек, просто у её папы завтра должен быть день рождения, и если это единственный способ попасть домой, то чёрт с ней, репутацией.

Решение Зои спасло Катю, не успевшую отказаться.

Целовать автобус было решено утром, когда упыри затихали в усадьбе, сразу после последней лекции. Зоя одна вышла к автобусу, а остальные спрятались в кустах за оградой. Чтобы не смущать… автобус, то есть, Кирилла Фёдоровича.

Зоя подошла к заснеженному автобусу спереди, нерешительно кашлянула:

– Гхм, – и фары автобуса вдруг моргнули. Это было так неожиданно, что Зоя взвизгнула и шарахнулась в сторону, поскользнулась, бухнулась в сугроб. Фары горели выжидательно, пока девочка выбиралась.

Отряхнувшись кое-как, Зоя наклонилась к фарам и почему-то шёпотом спросила:

– Кирилл Фёдорович, это вы?

Фары мигнули.

Зоя вздрогнула, потом решительно (в кустах громко зашептали, подсказывая) выпрямилась и, словно собирала волю в кулак, строго сказала:

– Если это вы, Кирилл Фёдорович, то… мигните… три раза!

Автобус послушно выполнил просьбу. Зоя ахнула.

– Да как же это?! Что же мне делать?! – прошептала она, помедлила и осторожно поцеловала фару, не обращая внимания на сдерживаемый смех по ту сторону ограды.

Автобус не превратился в человека, но с той стороны, которая не была видна сидящим в кустах, послышался шум открываемых дверей. Зоя торопливо, застревая в сугробах, пошла на звук.

Ребята услышали удивлённый возглас: «Ай!» – и тишина снова восстановилась. Мальчишки первыми выбежали из укрытия. Зои рядом с автобусом не было. А он всё так же молчаливо стоял под толстым слоем снега. Борозда от ног исчезнувшей девочки кончалась в полуметре от дверей автобуса.

Марина и Яна завизжали. Словно по волшебству тут же рядом оказалась Серая Плесень:

– Милостивые государи, приказываю всем немедленно вернуться в дом! – и, подавленные очередной случившейся на их глазах странностью, ребята обречённо последовали за хозяином усадьбы в Тайцах.

*****

Илья Ануфриевич, единственный постоянный учитель-лектор, сегодня выглядел более-менее адекватно, даже удостоил юных слушателей, настроившихся на заунывный голос, своим внимательным взглядом светло-серых глаз. Возможно, активность учителя простимулировало появление Серой Плесени, который уселся позади детей и сложил руки крестообразно.

– Сегодня, дети (гхм) я расскажу вам одну преинтереснейшую историю (гхм). А знаете ли вы, кто такой Иван Егорович Перовский? Вижу (гхм), что вы не знаете. Миру литературы он известен более как великий Антоний Погорельский. Если вы читали… Вижу, что не читали… его «Как различать животных от растений»…

Андрей, многозначительно переглядывавшийся с ребятами, хмыкнул первым, чем выбил лектора из рабочей колеи. Тот смутился, но быстро пришёл в себя от одного взгляда Серой Плесени:

– Да-с, молодой человек! Вот как! В начале девятнадцатого века сей философский труд произвёл тогда на меня неизгладимое впечатление!.. Вернёмся к предмету нашего разговора (гхм). Но помимо своих учёных философских трудов, Иван Егорович был так же известен как великолепный, не побоюсь этого слова, мастер мистической литературы. «Двойник, или Мои вечера в Малороссии»… А вот хотя бы… да… «Чёрная курица, или Подземные жители», вам, молодые люди эта повесть должна быть известна…

Ребята пожали плечами, и Илья Ануфриевич грустно вздохнул, извиняючись глядя на Серую Плесень.

– К вашему сведению, это была первая в истории русской литературы детская повесть. И предназначалась она для любезного племянника, Алексея Константиновича Толстого. Да, да, Алексей Константинович продолжил дело своего дядюшки и так же известен как автор мистических, но, замечу, абсолютно правдивых, историй: «Упырь», «Семья вурдалака» и многих других, не менее славных произведений.

Андрей снова хмыкнул:

– А мы какое отношение к ним имеем?

Илья Ануфриевич растерялся, снова получил ободрительный взгляд Серой Плесени и с воодушевлением ответствовал:

– А то, молодой человек, что не далее как в нескольких километрах от нас находилась ранее усадьба «Пустынька», где в конце позапрошлого века обосновался Алексей Константинович, создал, так-скать, безбрежный остров вдохновительного покоя и творчества. Многоликий Козьма Прутков – творение Алексея Константиновича и трёх братьев Жемчужниковых. О, это была великая маска того времени! Да вот хотя бы… – Илья Ануфриевич, возвёдя глаза к потолку, начал перечислять афоризмы Козьмы Пруткова:

– «Почаще оглядывайся на зады, чтобы избежать в будущем знатных ошибок». Или вот это… «Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий»… Я уж не говорю про его известное до ваших дней – «Зри в корень!» или «Если хочешь быть счастливым, будь им»… Великое было время! Великие создатели, великие мысли…

Илья Ануфриевич задумался и, по привычке, вдруг уснул, не обращая внимания на детское фырканье и гневные взгляды Серой Плесени.

– Илья Ануфриевич, продолжайте! Прочтите детям «Чёрную курицу», будьте любезны. Кто откажется слушать, будет лишён обеда и ужина.

«Хорошая» перспектива

– Усадьба в селе Тайцы была построена еще в восемнадцатом веке для Григория Демидова, внука знаменитого горнозаводчика. А до этого поселение принадлежало сестре Петра Первого, а так же Ганнибалу, деду Александра Сергеевича Пушкина. Само название – Тайцы – произошло от слова «таицы», воды, таящиеся в недрах земли. Дом, в котором мы сейчас находимся, был построен по проекту Ивана Старова, приходившемуся Григорию Демидову зятем, как и все остальные сооружения на территории усадьбы, специально для дочери Григория, которая болела туберкулёзом. Существует предание, небезосновательное, что здешний воздух оказал своё благотворное влияние, и больная выздоровела. К слову, век спустя здесь находился санаторий для лёгочных больных. К сожалению, и эти хозяева не задержались…

Последнюю, предутреннюю лекцию читал сам Серая Плесень, своим обычным скучным, но твёрдым голосом. Никто из ребят не смел даже чертить рожицы от скуки в блокнотах, ибо Серая Плесень сразу обращал внимание на отвлекающегося, подходил, не прерывая речи, и легонько бил тростью бездельника.

– …Печально, что сегодня усадьба представляет собой горестное зрелище. Разрушенный мост, беседки и ворота пришли в неподобающий вид…

Ребята переглянулись. О чём говорил этот странный человек? Усадьба была новенькой, точно с иголочки построенной. Романтика и готичность построек немного скрашивали ощущение того, что все стали заложниками этого тихого места. Однако никто не посмел возразить, лишь Андрей еле заметно покрутил у виска, как будто почесался.

– … Великолепная, могущественная династия Демидовых, сделавшая многомиллионный вклад в науку, производство и благотворительность! – Серая Плесень вдруг заговорил с гневом. – Они построили более тридцати заводов, на средства Прокофия Акинфиевича было построено первое коммерческое училище, и начата постройка первого в России приюта для сирот. Потомки Демидовых продолжили эту традицию, неоднократно оказывая помощь университетам. А во время Отечественной войны Николай Никитич на свои деньги сформировал целый полк и самолично участвовал в Бородинском сражении, как и его четырнадцатилетний сын Павел. Меценаты, учёные, литераторы и переводчики – славный род, имени которого мы сейчас имеем несчастие лицезреть это убожество. Не нужные неблагодарным потомкам и времени… Забытье…

Серая Плесень остановился, возвысив голос до гневной ноты, и далее заговорил привычным скучным голосом.

– А знаете ли вы, что здесь была написана «Третья симфония» великим композитором Римским-Корсаковым? Кому знакомо сие славное имя?

Но ребята молчали, ещё не понимая, к чему ведёт странный человек в сером. Получив таким образом отрицательный ответ, Плесень вперил бесцветный взгляд в одного из школьников:

– На какую тему, Кузнецов, был ваш опус, благодаря которому вы оказались здесь?

– «Лешательерит и его свойства», – неуверенно ответил Кузнецов Андрей.

– А ваша? – Плесень обратился к другому.

– «Кварц»…

– А ваша, могу я осведомиться?

– «Литотерапия», – потупив взор, ответствовала Марина, немножко гот и юная ведьма в душе.

Далее Плесень только переводил взгляд, и ребята покорно называли тему. За первым вопросом последовал второй:

– «Науки юношей питают, отраду старый подают…» И где же, отроки, вы брали сведения о предмете своего исследования? Может быть, у первоисточников, на рудниках? Или родственников-учёных? А может быть, вы корпели месяцы в ваших книжных местах отдохновения душ, то бишь, библиотеках?

Выяснилось, что первоисточником стал Интернет. Полюбопытствовав ещё о способах получения информации и работы с ней, Плесень вздохнул обречённо:

– Что ж, с завтрашнего утра начинаем ваше обучение, как оно того требует сообразно вашим пустотам. Пещеры Саблино завидуют объёму вашего полого пространства в головах. Прошу не опаздывать к уроку, – и он развернулся к двери, намереваясь выйти.

– Но завтра Новый год! – в отчаянии сказала Катя. – И мы хотим домой!

– Как косвенный потомок Петра Алексеевича, учредившего эту превесёлую, но бессмысленную традицию, я отменяю её временно, до появления удовлетворительных результатов вашего обучения, – и вышел.

Игра в снежки

Под горбатым мостиком, невидимые со стороны, сидело трое: Андрей, и Жэка. Остальным было поручено разыгрывать для Серой Плесени представление – весёлую игру в снежки и перемещаться по территории парка как можно активнее. Остальные конспиративно по двое будут присоединяться к Совету под мостом. А пока обсуждался вопрос побега.

Главная проблема была в том, что все попытки улизнуть с территории Плесень пресекал самым непостижимым образом, появляясь рядом. Молча брал за руку и вёл к дому. Теперь же, когда рядом не осталось взрослых, вызывающих доверие, устроить спасительное мероприятие будет сложнее.

– Может, его подкараулить, ударить по голове и того? – предложил кардинальную меру Андрей, которому досталась пара ударов тростью за болтовню во время лекций.

– Угу, только убийства нам и не хватало, – потёр замерзающий нос Жэка.

– Да не убьёте вы его. Он же вампир, – забежавший на минутку узнать о ходе совещаний Рома возразил. – Он не спит ночью – раз. Сам видел, как он ходил по дому туда-сюда. Никто ни разу не видел, как он ест – это два. Лицо его видели? Натуральный вампир. Три. Подозреваю, что он сожрал всех наших учителей. А Маринка его за руку трогала, говорит, холодная, как у мертвеца.

Мальчишки поежились. Жэка осторожно выглянул из-за моста:

– А вдруг он сейчас нас подслушивает?

– Девчонки сказали, что видели, как он из окна смотрел на них… Э-э-зх, пойду погреюсь: дубак какой! – и Андрей побежал к играющим в снежки.

Жэка последовал за другом. Пересказывать отсутствие решения пока досталось Ромке. Под мост нырнули Марина и Яна.

– Янка хочет что-то нам рассказать, – предвосхитила «сюрприз» Марина на вопросительный взгляд Ромы.

– Хотел бы я знать, какая ценная информация находится в вашей голове, – повторил слова Рома, передразнивая Плесень.

*****

Уходили, дождавшись, когда в гостиной соберутся все знакомые «упыри». Действительно, мальчишки наблюдали, как постоянные гости поднимаются из кухонного погребка на первый этаж. И дверь, которую нашла Яна, оказалось возможным открыть. За ней простирался тёмный коридор. Собрав все свечи, какие нашли, и спички, ребята осторожно двинулись по подземному ходу. Не мог же и он, как дорога, идти вокруг усадьбы! И прикрыли за собой дверь, понадеявшись, что со стороны кухни теперь (хотя бы временно) попасть в туннель будет невозможно.

Шли быстро, насколько это было возможно, но туннель не кончался, разветвившись трижды. Андрей, который уже бывал в этих местах, убедительно отказался сворачивать, потому что «кто его знает? Вдруг потом будет ещё поворот и ещё…» – и в результате они вернутся в усадьбу. Поэтому лучше идти только вперёд. И надеяться, что тупика не будет.

И всё-таки тупик предстал перед подземными ходоками, когда свечи сгорели больше, чем на две трети. Мальчишки ощупали стену.

– Глухая, – разочарованно и не показывая панику, сказал Андрей.

Все остановились, не решаясь первым огласить поражение. И вдруг в тишине сверху капнула вода.

– Смотрите! – Яна подняла свечу вверху, и пламя закачалось согласно: – Может быть, там выход?

Ромка и Жэка подсадили Андрея, тот долго ковырялся, и на головы сверху посыпалась глина. Потом девятиклассник подтянулся и исчез в темноте потолка, чтобы через минуту его руки свесились вниз:

– Девчонки первые!

– Где это мы? – осматривая, кажется, пещеру, Марина подошла к стенами и приблизила свечной огарок.

– У могилы Белого Спелеолога,  – прокряхтел Андрей, вытаскивая Яну.– Я сразу узнал это место! Вот подозревал всегда, что неспроста эта могила здесь.

– Главное, что мы не в Тайцах, – первую радостную мысль подал Жэка: – Выбрались! Куда теперь?

Андрей раздумывал:

– Это… Не хочу вас пугать… Мы-то выбрались, тут, от Саблино, до станции рукой подать, но…

– Не пугай меня, пожалуйста, – захныкала Катя. – Если бы не вы вообще-то, мы бы вообще не влипли в эту историю!

– Сегодня какое число? Тридцать первое. А это значит, что вряд ли сюда кто-то придёт раньше второго. Минимум. Знаете, сколько здесь случаев было, когда неделю плутали туристы? А я… Никак не могу вспомнить, в какую сторону идти. Эх, был бы у меня смарт полный, я бы быстро разобрался. Как знал – карту пещер скачал! И, блин…

Но выхода другого не было: либо оставаться на месте, либо продолжить искать выход. Ситуацию спасла Янка.

– Подождите-ка, – сказала она. Села у стены и сложила ноги по-турецки, закрыла глаза. Она тоже видела эти карты, Андрей показывал их тем, кто сидел рядом, хвастался, какие они запутанные. Ещё тогда, рассматривая лабиринт, Яна подумала о траектории передвижения от входа к дальней пещере, куда дала себе слово попасть. И эта могила Спелеолога была как раз на пути.

– Да, давайте все поспим, – съязвил Жэка и притворно захрапел.

Она вспомнила! Словно в голове зажёгся навигатор.

– Я знаю, куда надо идти! – и Янка уверенно поправила рюкзачок на плечах, направилась к одному из выходу из пещеры.

– Ну, пойдём, Сусанин. Один чёрт, куда идти, – согласился Андрей, уповая на наблюдательность мелюзги, которая уже однажды разглядела дверь, мимо которой сто раз все проходили.

Вместе с путешественниками двинулись с места длинные расплывчатые тени, облизывая головами потолки…

Самые добрые водители – дальнобойщики, потому что подобрать шестерых детей решился только водитель огромной фуры с фруктами. Места в кабине было мало, и мальчишки благородно отправились в фуру, а девчонкам уступили место в тёплой кабине водителя. Пока шли по сугробам от пещер (Янкина память не подвела!) к трассе, договорились встретиться после Нового года и обсудить случившееся, а пока родителям говорить, что, мол, пошутили, в саблинских пещерах плутали неделю. Маловероятно, что похитители во главе с Серой Плесенью, когда поймут, что детям удалось сбежать, будут сидеть и спокойно ждать полицию. Свалят из усадьбы сразу же. Каз-лы! Ну ничего, у Ромки дядя в прокуратуре работает, разберётся, что к чему.

Разомлевшие от тепла и уверенности в скором возвращении домой, девчонки сначала чуть не всплакнули, да стыдно водителя стало. Катя и Маринка задремали, и только Янка упрямо следила за дорогой, болтая обо всём подряд с добрым дальнобойщиком, и боясь пропустить поворот на Санкт-Петербург. До Нового года оставалось всего пять часов! Три часа до города, час чтобы добраться до дома… Ох, как обрадуются родители! Они, бедные, наверное, всю надежду потеряли!

А мальчишки в фуре ели холодные мандарины и жалели, что сейчас девчонки лишены этого сладкого, новогоднего удовольствия. Ничего, потом они (мальчишки) заплатят водителю за съеденное. Или оставят в ящике деньги. Какой же праздник без мандаринов?

[Текст удалён по требованию издателя]

[Текст удалён по требованию издателя]

две смешные истории уже) читается легко очень

Памяти мамы…

С благодарностью Северной — ее рассказ напомнил мне эту историю

«Модное» имя (Тренинг)

Тренинг по продажам группа менеджеров некой весьма успешной компании воспринимала, как дополнительный отпуск. Еще бы: вместо офиса — уютная однокомнатная квартирка в центре города с крохотной прихожей и кухонькой, вместо трезвонивших телефонов и надоедливых клиентов — задушевные беседы, игры. В перерывах между занятиями хозяйка, психологиня Ирина Александровна, варила вкуснейший кофе, а потом, накинув куртки, все вместе — и курящие, и некурящие — с кружками с руках выходили на перекур в маленький дворик. Неудивительно, что уже на второй день сюда шли, как домой.

Занятия проходили в комнате с расписанными мультяшными героями стенами, мебель заменяли горы разноцветных подушек.

— Яна, не хотите что-нибудь рассказать?

Менеджеры по продажам — они ведь всегда, точно на сцене: улыбка, голос… Яна, девушка лет двадцати, строгая, с гладко зачесанными блестящими черными волосами сразу же выпрямила спину.

— Спать хочу. Нет, — она мотнула длинным «конским» хвостом.

— Александр?

Полноватый мужчина лет сорока вместо ответа лишь страдальчески скривился.

— Зубы?

Александр выразительно взялся за щеку.

— Ладно, не буду вас мучить. Николай?

Бойкий худощавый молодой человек — типичный офисный работник — с трудом оторвал взгляд от Яны и заерзал на подушке. Единственный из присутствующих в костюме и при галстуке он смотрелся нелепо на фоне кота Матроскина, дядюшки Скруджа и прочих. К счастью, со стороны себя Николай не видел, да и не стал бы он заморачиваться на подобной ерунде. Ослепительно улыбнувшись, он охотно начал рассказывать, как пробирался по пробкам, как с трудом припарковал машину.

— Олеся?

Улыбка Олеси, в отличие от дежурной улыбки Николая, завораживала. Если клиент начинал скандалить, если требовалось разрулить безнадежную ситуацию, звали Олесю. Сейчас, правда, девушка притушила начавшую было распускаться улыбку и опустила глаза.

— Давайте я, — взяла на себя инициативу Светлана, миниатюрная блондинка, примерно ровесница Александра. — По дороге сюда проезжала мимо техникума, в котором когда-то работала. Помнишь, Саш? — Точно хрустальную, Александр сначала осторожно поднял голову, затем не менее осторожно кивнул. — И подумала, как хорошо, что я там больше не работаю.

Видимо, Александр знал нечто такое, чего не знали другие, потому что вдруг засмеялся, но тут же опомнился и схватился за щеку.

— Ирина?

Иришка — единственная, кого пока никак не удавалось разговорить, — замотала головой и закрылась подушкой. На работе она вовсю хамила клиентам, но здесь с первого дня ушла в глухую оборону. Впрочем, Ирину Александровну это, похоже, нисколько не беспокоило.

— Не хочет нам ничего рассказывать моя тезка. Ладно. А сейчас, — она загадочно улыбнулась. — Поговорим об именах. Почему вас так назвали, нравится ли вам ваше имя? Зачем, объясню позже.

— Терпеть не могу! — подскочил на подушке Николай. — Коля, Колька… Ага, еще Колян. В самый раз у пивного ларька.

И он возмущенно смолк. Походило на то, что, данное ему от рождения имя он воспринимал не больше и не меньше, как угрозу будущей блестящей карьере.

— А как же тогда Николай Первый, Николай Второй… — вкрадчиво поинтересовалась Ирина Александровна.

Носитель «царского имени» мгновенно потерял весь свой офисный лоск: глаза вытаращились, рот приоткрылся. Правда всего лишь на мгновение: вот Николай уже приосанился, расправил плечи… Все испортила Светлана:

— А Коленька? Ведь это так красиво! Ко-о-о-ленька… — пропела она.

— Коленькой меня еще никто не называл, — буркнул Николай.

Внимание от покрасневшего, как помидор, молодого коллеги отвлек Александр:

— Вроде отпустило. — Он провел рукой по темным, с легкой проседью, волнистым волосам. — Будучи в интересном положении, матушка увлеклась Испанией, — бархатный баритон сначала звучал лениво и как бы нехотя, но потом вдруг заиграл, множась разнообразием интонаций: — И решила назвать меня Рикардо. Батя заявил, что только через его труп. Чуть не подрались. В конце концов, вспомнили своего преподавателя Александра Петровича, которого оба очень уважали, и назвали в его честь.

— Мир в семье, — резюмировала Ирина Александровна.

— Вроде того, — хмыкнул Александр.

— А меня назвал папа!

— Яна — это от Янины? — уточнила Ирина Александровна.

— Нет! Папа сказал, никаких Янин — только Яна. Она одна такая. И самая красивая.

Если бы сейчас кто-нибудь посмотрел на Николая, то не усомнился бы в этом ни на минуту.

— Здорово! — улыбнулась Ирина Александровна. — Олеся?

— Мама очень любила Марину Влади. Еще в детстве посмотрела фильм «Колдунья» и уже тогда решила, что если у нее будет дочка, то обязательно назовет Олесей.

— А почему не Мариной? — изумился Николай.

— Ты не читал Куприна? — светлые, широко расставленные глаза Олеси распахнулись от удивления. В этот момент она действительно здорово походила на знаменитую французскую актрису.

— Фильм был снят по мотивам повести Куприна «Олеся», — на всякий случай пояснила Ирина Александровна. Ну, а вас, полагаю, — она повернулась к Светлане, — назвали из-за песни? Во времена моего детства из всех репродукторов звучала песня «Светлана». Самое модное имя было…

— И да, и нет, — Светлана на минуту задумалась. — На самом деле история слегка… — она поискала слово, — мистическая. В то время не было никаких УЗИ, поэтому пол будущего ребенка оставался тайной. Могли лишь предполагать. К примеру, в бане…

— Понимаете, каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню, — не удержался Николай, но под взглядом Александра, который вместо сослуживца, словно увидел свой больной зуб, невольно втянул голову в плечи.

— Вроде того, — засмеялась Светлана и, чуть посерьезнев, продолжила: — Тогда не было не только УЗИ, но и телевизора, а у многих и горячей воды, поэтому ходили в баню. Так вот в бане к беременной маме несколько раз подходили совершенно незнакомые женщины и, глядя на ее живот, говорили: «У вас будет мальчик». «Ну, мальчик, так мальчик…» — маме было все равно. А когда начались схватки, в голове у нее вдруг зазвучало «её, мою желанную, не зря зовут Светланою». «Ничего себе мальчик!» — подумала мама. И родила меня.

Затянувшееся молчание нарушила Ирина Александровна:

— Какое замечательное напутствие. Ведь выбирая имя, родители невольно дают своему ребенку напутствие в этот мир. А теперь…

— А я? — перебила вдруг Иришка. — Вы не спросили меня…

Картонный человек

Она шла медленно. Одна из всей серой массы, что шагает по улицам, она выделялась походкой, взволнованным взглядом и ярким румянцем.

– Обычно такое не часто встретишь, – сказал один из мужчин, стоявших на станции. – Спорим она из новой коллекции? Я слышал, что их тела состоят из силикона, есть кровеносная система, прочнейший скелет и даже искусственные нейроны, благодаря чему они могут чувствовать.

– Кто бы мог подумать, что техника до такого дойдет! – засмеялся в ответ другой.

– Да уж, старина, – к ним подошел офицер. – И, правда, техника!

Он выглядел совершенно иначе. Если все вокруг выглядели как манекены: однообразные, почти одного роста, с большими глазами и искусственными волосами, то он – был большим картонным человеком. Звали его Пэйп. Плоский, но большой. У него была нарисованная форма, улыбка, глаза, нос, губы – все было небрежно вырисовано, как рисунок восьмилетнего ребенка. Но он гордился тем, кто он есть. У него были большие мечты. Такие же большие, как и он сам: почти 2 метра в высоту, что на целую пластиковую голову выше, чем у остального населения.  Он добродушно улыбался своей широкой улыбкой. К сожалению, картон – не тот материал, который может менять мимику, так что выбора у него не было.

Пэйп взглянул туда, куда смотрели завороженные манекены. Но той девушки уже не было видно.

Несмотря на основу его тела, в нем были наилучшие технологии, позволяющие следить за порядком. Можно было бы подумать, что он полностью автоматизированный робот, но нет. Когда–то, до нашествия моды на искусственные тела, он работал в большой корпорации, был немного толстоват, но в целом, очень приятен на вид, да и умом не обделен. Но, все–таки, недостаточно он был умен, чтобы предвидеть, что желание целого мира превратиться в пластик станет обязанностью граждан, и впервые тела можно будет приобрести бесплатно. Пэйп отдал все свои сбережения на перемещение разума в микрочип размером с таблетку от кашля, и тогда еще самое модернизированное тело, которое дало сбой уже через год. Тогда ему предложили тело картонного офицера вместе с должностью. Тут уже либо умирать, либо быть большим куском картона. И он сделал свой выбор. Конечно, страх дождя, абсолютная незащищенность микросхем и непривлекательное тело не делали его счастливым, но зато он знал, что приносит в этот мир пользу.

Пэйп последовал за толпой, выслеживая девушку. Может, ему было просто интересно взглянуть на молодую леди, облаченную в силиконовое тело, а может, он заподозрил в ней одну из Настоящих. Настоящих осталось совсем мало. Каждый, кто отказывался после стольких лет принять гражданский долг, должен был либо стать одним из офицеров, либо умереть. Он пробирался сквозь толпу марширующих граждан, неуклюже толкаясь и сбивая с ног пластмассовых людей. Через некоторое время он понял, что потерял ее след и она, скорее всего, скрылась в переулке за магазином пластмассовых животных. Это ввело его в некоторый ступор, ведь такая леди с таким телом не должна посещать такие места. Он направился обратно к своему посту, убеждая себя в том, что она поймала такси, а его сенсоры дали некоторый сбой. Но, по пути, он решил все–таки заглянуть в тот сквер, на всякий случай. Там не было ничего примечательного. Кирпичные здания, уродливые, мусорные баки, забитые пластмассовыми отходами, в частности запчасти от кошек и собак: разноцветные лапы, микросхемы, искусственная шерсть и настоящая. Некоторые могли себе позволить животных из настоящего меха, и никого при этом не волновало, что для этого отстреливают последних собак и кошек. Пэйп достал из мусорки то, что осталось от механической кошки, погладил шерстку, заглянул в пустые механические глаза, вздохнул и положил на место.

Вдруг его сенсоры уловили странный звук. Это был писк, похожий на крысиный. Он доносился из коробки рядом с мусоркой. Пэйп открыл ее и отпрянул в сторону: в коробке ворочался маленький, пухленький щенок. Удивленный, он медленно подполз к коробке и снова ее приоткрыл. Щенок был совсем крохой, не больше месяца отроду. Рядом с ним лежала бутылочка с молоком, одеяльце и грелка.

Слипшиеся глаза, малюсенькие ушки и совсем маленький хвостик – ну кто тут устоит? Пэйп, как должностное лицо, должен был сдать щенка в высшие органы, но разве можно отдать такую малютку на живодерню? Он погладил щенка по его черной шерстке, разглядел два белых пятнышка – на левом ушке и животе. Щенок, привыкший к теплу в своей коробке, начал дико скулить. Пэйп вернул его в коробку, укутал тонким одеяльцем и поднес к морде бутылку и щенок начал жадно пить молоко, причмокивая и ворча от удовольствия. Картонный человек всерьез задумался, что же делать с щенком: либо отнести его к себе в коморку и надеяться, что никто и никогда не узнает об этом, или оставить его здесь.

Тем временем за ним следила та самая девушка, спрятавшись за деревянным забором. Когда она поняла, что Пэйп собирается забрать щенка, у нее не оставалось выбора, кроме как выдать себя. Девушка перепрыгнула через забор, толкнула картонного стража и схватила коробку, но Пэйп быстро сообразил, в чем тут дело и сбил ее с ног. Щенок в коробке завизжал от резкого удара. Она, встав на колени, подползла к коробке, достала беднягу и крепко прижала к сердцу, ощупывая конечности на предмет перелома. «Бедный, бедный Чар!» – прошептала девушка. Она повернулась к офицеру, все еще закрывая своим телом  щенка. Тот опешил, пережевывая все, что произошло.

– Прости. Он как? В норме? – еле слышно спросил Пэйп. – Мне очень жаль, что все так произошло.

– Если ты отнесешь его в участок – то нет, – сквозь зубы произнесла девушка.

– Я хотел отнести его домой, чтобы позаботиться о нем.

– Это не твоя забота, картонка. Если ты отпустишь нас, с ним все будет хорошо.

– Ты ведь понимаешь, что у меня будут проблемы? Ты одна из Настоящих.

– В таком случае тебе лучше уйти и стереть это из своей памяти, – она встала, уложила щенка обратно в его убежище, вырвала доску из старого забора и протиснула туда коробку, даже не глядя на картонного офицера.

– Я провожу вас.

– Чтобы потом мы искали новое убежище? – с ухмылкой сказала она, повернувшись к Пэйпу. – Расслабься, милый, мы будем в порядке.

Ее миниатюрное тельце скрылось через дыру в заборе. Пэйп понял, что эта девушка – невероятна. Его интересовало много вопросов: откуда у нее молоко, где она живет, с кем, почему она так вцепилась в этого щенка и, конечно же, насколько сильно она может ненавидеть таких, как сам Пэйп. Он вздохнул, понимая, что, скорее всего, больше ее не увидит.

***

Прошло два месяца. Так уж принято у картонных полицейских, что каждые полгода они стирают память, чтобы поддерживать дисциплину и сохранять порядок в штабе. У Пэйпа оставалось всего 3 месяца, прежде чем он забудет о щенке и той милой девушке. В надежде снова их увидеть, он ушел с поста поздним вечером и направился к зоомагазинчику, где он видел их в последний раз. Он подошел к той самой мусорке, увидел коробку, похожую на коробку щенка. Заглянув в нее, он увидел грелку, бутылочку с остатками молока и одеяльце. Пэйп понял, что мог прийти туда и на следующий день после встречи и вновь увидеть новорожденное чудо и Настоящую вновь. Он сел рядом с мусоркой, положив на картонные колени коробку, и начал разглядывать одеяльце. Маленькое, с кружевными оборочками по краям и вышитой надписью в уголке «Эмма». Было видно, что тот, кто вышивал это имя, старательно делая каждый стежок, испытывал много нежных чувств.

Пока Пэйп рассматривал одеяло, за ним все так же, как и в прошлый раз наблюдали. Только на этот раз не девушка. Это был щенок. Черный, с пятнышком на ушке, он, хоть и не узнавал этого странного человека, но чувствовал в нем что–то доброе, родное. Он, высунувшись из дырки в заборе, едва слышно тявкнул, проверяя реакцию Пэйпа. Но тот не откликнулся, и даже не обратил внимания. Пэйп посчитал это отголоском в памяти. Тогда щенок тявкнул громче, и тут картонный страж слегка повернул голову. Щенок тявкнул еще громче, но, понял, что сделал это слишком громко и тут же спрятался за забором, поджав маленький хвостик. Пэйп понял, что ему не показалось. Он медленно встал, подошел к забору, но было уже поздно. Все, что он увидел – это сверкнувшая пятка той девушки в подворотне. Картонный страж с трудом перелез через дырку в заборе и пустился в погоню. Он бежал, изредка теряя девушку из виду, но, в конце концов, выбежав на пустую улицу у заброшенных домов – он сдался. Она могла быть где угодно. Пэйп понял, что теперь ему точно никогда не найти девушку с щенком, и, истошно вздохнув, плюхнулся на тротуар.

– Эмма! – крикнул тот, уже даже не надеясь на ответную реакцию.

Но это дало результат – девушка замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Что–то заставило ее вернуться обратно и выглянуть из за угла. Она поняла, что он в отчаянии. И это заставило ее подойти ближе, выйти на свет. Пэйп, заметив ее, резко встал и тут же пожалел – она вернулась обратно в темноту. Он медленно приближался к ней, приговаривая «прости, прости, не бойся, я тебя не обижу». Она разозлилась: никто и никогда не смел ее обижать.

– Чего ты хочешь от меня? – крикнула она.

В след послышалось тихое рычание Чара.

– Я.. Я не знаю, я просто хочу подружиться, – он изобразил добродушную улыбку фломастером на своем картонном лице.

– Я тебе не верю.

– Вот, глянь, GPS и рация выключены! – Пэйп указал на две лампочки, расположенные на воротниках нарисованной рубашки.

Она посмотрела на него оценивающим взглядом. «Ладно, пошли» – буркнула она, направляясь в здание заброшенной аптеки. Они вошли в маленькую комнатку, где стоял деревянный стол, красный диван с различными узорами и маленькими подушками. Эта часть города была заброшена и лишена энергопитания, поэтому девушка зажгла свечи. В этом свете она казалась более красивой: темные волосы с медным блеском струились по ее плечам практически до пояса, глубокие серые глаза, острый нос, слегка напоминавший клюв ворона. На ней был темный плащ, рубашка, корсет и шорты до колена. Но все же красавицей ее назвать было сложно, хоть она и обладала большой долей обаяния.

– И ты не станешь нас арестовывать? – спросила она.

– Нет, не буду, – ответил Пэйп, находясь все еще в дверях.

– Проходи, – крикнула она, убегая в другую комнату.

Он неуверенно сел на диван, где уже лежал, свернувшись в клубок, маленький Чар. Пэйп провел по его шерстке, и тот, заворчав, прикрыл свой нос лапой и тихо вздохнул.

– Прости, мне нечего предложить такому как ты, – девушка вернулась с банкой кока–колы и уселась на стул, который так же принесла с собой.

– Ничего, я и не ем, и не пью. Мне это не нужно.

– Бедняжка! – посочувствовала она ему, но вспомнив, что он один из тех, кто променял тело на удобство, потому что так велела мода, тут же изменила тон, показывая иронию в голосе. – Ничего, зато у тебя есть это крутое тело!

Пэйпу стало обидно. Тело и, правда, было не очень, но ведь это не его вина. Или его? Он задумался.

– Ладно, как тебя зовут?

– Пэйп, – обиженным голосом ответил он.

– Амелия, – она протянула руку картонному человеку.

Почувствовав подвох, Пэйп посмотрел на девушку, потом на протянутую руку, потом опять на девушку и, чуть–чуть помедлив, протянул руку в ответ.

– А-а-ай!

– Хм, так ты чувствуешь боль? – она удивленно разглядывала иглу в руке картонного офицера.

– Ну, если проткнуть нерв, то да!

– Искусственный нерв, – поправила она.

– Очень гостеприимно с твоей стороны!

– Прости, – она резко вытащила иглу из его руки.

В ней было столько интереса, что злость в нем быстро угасла. Следующие несколько часов они разговаривали. Он и не заметил, как ее потянуло в сон, и Амелия заснула, пока он рассказывал о своей жизни перед нашествием пластмассовой эры. Пэйп накрыл одеялом девушку и ее маленького питомца одеялом, что висело на стуле. И тут он задумался, что ничего так о ней и не узнал толком, не разведал, кто такая Эмма. А еще его посетила мысль, что за поимку Настоящей, ему полагался настоящий дом, пластмассовое тело и более солидная должность, но он тут же отогнал эту мысль и задул свечи в помещении. Перед уходом он кинул взгляд на девушку и подумал, что хотел бы вернуть свое нелепое тело, если бы была такая возможность.

Прошло несколько недель. За это время он приходил к ней по вечерам, раз пять, но все никак не осмеливался спросить о ее жизни. Каждый раз, когда он приходил к ней, больше всего радовался Чар. Он прыгал на картонного человека с разбегу и вылизывал его картонное тело. Пэйп понимал, что может ее отпугнуть, и прекрасно знал, что она ему не доверяет. И вот, когда они разговаривали об одной книге, которую она прочла на досуге, он все–таки решился. Он скукожился, неловко ковыряя нарисованным каблуком ботинок дырку в линолеуме, и еле слышно произнес: «Кто такая Эмма?». Амелия изумленно смотрела на офицера:

– Чего? Где тама?

Но Пэйп не ответил. Он достал из своей картонной сумки коробку, развернул одеяльце и показал Амелии.

– Эмма – это моя дочь. Ее назвали в честь меня, когда сочли мертвой. С тех пор я ищу ее. И пока мои поиски привели сюда, в этот грязный город. Сейчас для меня самое главное, чтобы она не стала такой, как вы. – Амелия смотрела на одеяло, нежно поглаживая вышитые буквы.

– Хочешь, я помогу?

– От этого хуже будет. Поверь.

– Не будет, я ведь полицейский. Какая у нее фамилия? Сколько ей?

– У всех последних Настоящих одна фамилия. Либерти, – девушка отложила одеяльце и подошла к витрине заброшенной аптеки. – Ей уже пять лет.

– Надо сказать говорящая фамилия.

– На то и расчет, – она изобразила улыбку.

Пэйп знал, что это опасно. А еще он знал, что, скорее всего, потеряет Амелию и Чара, если она найдет дочь. И, размышляя об этом, он спросил, куда она отправится, если найдет дочь.

– Мы поедем туда, где нет пластиковых людей. Где только леса и поля. Где ребенок сможет дышать полной грудью.

– Знаешь, у меня есть одно условие. Возьми меня с собой – с ноткой самоуверенности сказал Пэйп.

– Я подумаю, – поправляя рукава рубашки, произнесла девушка.

Пэйп был слегка озадачен. Он знал, что будет сложно, и предполагал, что за ним начнется слежка. Все, что нужно было для выполнения задачи – найти девчонку и смыться. Опускаться ниже было уже некуда. За сокрытие Настоящей любому гражданину грозит лишение тела, промывка мозгов и, в самом крайнем случае – смерть. Но что такое смерть, когда ты борешься с диктаторским режимом, заставляющим детей менять тела, не испытав всех радостей жизни, таких как разодранные коленки, запах пыли после дождя, ощущение солнечного тепла после долгих заморозков. Пэйп собрался с мыслями и разработал план. Он долго сидел и думал, карябая на листе бумаги все возможные варианты исхода событий. Мозговой штурм был закончен и он отправился на работу.

На следующее утро офицер появился в главном штабе.

– Эй, как дела, Эрл? – крикнул он на весь зал ожидания своему коллеге, абсолютно идентичному картонному человеку, разве что только форма его немного отличалась – у Пэйпа была фуражка полицейского, а у Эрла – фуражка охранника.

Но в ответ Пэйп получил лишь ворчливое бормотание. Пэйп зашел в кабинет к капитану.

– Здравствуйте сэ..

– Чего надо? – перебил его капитан.

– Мне бы поисковой базой воспользоваться.

– Меня не интересует, делай что хочешь, – не отрывая глаз от бумаг, произнес босс.

Такой реакции Пэйп не ожидал. «Получается, граффити, которое он рисовал ночью, пропадет зря?» – подумал Пэйп. Но задерживаться в кабинете капитана он не стал – себе дороже. Пэйп направился в отдел информации, сел за самый дальний стол.

«Поиск: Эмма Либерти

Нет информации по данному запросу»

То, что выдал экран, слегка озадачило Пэйпа. Он уже подумал, что Амелия напала не на тот след, но чуть–чуть подумав, продолжил поиски.

«Поиск: Амелия Либерти

Амелия Либерти. Происхождение неизвестно. 28 лет. Балерина, известная под именем Эмми Сонг. Детей нет. Мужа нет. Особо опасна»

Чуть ниже висела ее фотография, перекрытая огромной надписью «Настоящая».

«Поиск: Эмма Сонг

Нет информации по данному запросу.

Поиск: Эмми Либерти

Эмми Либерти. Происхождение неизвестно. 5 лет»

И хотя фотографии на этот раз не было, ниже на квадратике для фото красовалась надпись «Настоящая». «Хорошие новости, ее не нашли» – подумал Пэйп. Это сильно усложняло его задачу, но он хотя бы мог заставить Амелию радоваться. Он только–только встал из–за стола, как его резко вырубило.

***

Пэйп открыл глаза. В голове что–то жужжало. Он не понимал, что это и почему все вокруг движется. «Так, надо расставить все по полочкам. Где я был, когда меня вырубило? Где я сейчас? Куда я направляюсь? О! Отличный вопрос, я куда–то иду. Вот откуда это жужжание. Хорошо, тогда почему я иду не по своей воле?» – размышлял он. Пэйп попытался повернуть голову, но она не слушалась. Лишь уголком глаза он увидел, что рядом кто–то идет. Кто–то очень маленький. Он попытался что–то сказать. Не выходит. «Ок. Значит надо искать знакомую местность» – продолжал размышлять картонный человек. И тут он понял, что идет в сторону аптеки. Он часто пробирался через эту пустошь, чтобы не привлекать внимания. Раньше с ним было подобное, когда сильно уставал и включал автопилот, но на сей раз, это было что–то, что достойно дикой панике, ведь на этот раз он и головой пошевелить не мог. Он попытался повернуть голову еще раз и она, нехотя, но все-таки послушалась. Рядом, схватив его за большой картонный палец и пританцовывая, шла маленькая девочка. Она подняла свои большие голубые глаза и спросила:

– А долго нам еще идти?

– Ку...да? – выдавил Пэйп из своего непослушного нарисованного рта.

– Как куда? Дядя полицейский, ты обещал меня отвести к маме! – удивленно пропищала девочка.

– Эмма?

Девочка кивнула. У нее были глаза Амелии. И, кажется, нос отдаленно напоминал нос Амелии. И форма лица. Девчушка, хоть и казалась копией, но все же была намного милее и симпатичнее своей мамы, в прочем, как и все дети ее возраста. И тут Пэйп осознал, что попался. «Это ловушка. Меня используют» – эхом отдалось в его картонной голове.

– Пэйп! – он услышал чей-то крик.

«Только не это». Он повернул голову и увидел Амелию. Она находилась в метрах пятнадцати от Пэйпа и Эмми. Пэйп, стараясь остановиться, сжал кулаки и изо всех сил крикнул: «Сто-о-о-о-о-о-ой». Тело, будто постеснявшись, немного притормозило.

– Беги к маме.

Девочка сделала один шаг, потом другой, потом рванула со всех ног и прыгнула в объятия к маме. На глазах Амелии были слезы:

– Ты смог! Ты сумел! Ну чего ты там стоишь? Поехали! – крикнула она офицеру.

Она была слишком далеко, чтобы различить его всхлипывания.

– Не подходи ко мне. Уходите отсюда, – дрожащим голосом крикнул Пэйп.

Амелия стояла в недоумении. Тут из–за угла выбежал Чар. Он несся к Пэйпу сломя голову, перебирая толстыми лапками.

– Останови его! – крикнул Пэйп, всхлипывая.

Но было поздно – щенок пронесся мимо Амелии и Эммы, а те даже не успели и голову повернуть. Черный щенок, размером чуть меньше табуретки, бежал, как мог, к предмету своей любви. Произошел взрыв. Амелия автоматически прикрыла своим телом Эмми. Куски картона были разбросаны повсюду, пепел, подобно снегу, опускался на землю. На асфальте осталась лишь лужа крови. Амелия закрыла глаза дочери, схватила ее на руки и убежала прочь.

***

Так началась революция Настоящих против правительства. Ее возглавила Амелия Либерти и продолжила ее дочь – Эмма. Наша революция началась 23 ноября 2034 года и длится по сей день. Сегодня мы вернем наш дом, мы вернем наши тела! 

Спасибо, Автор. Если и были какие огрехи - не заметила

Огромное спасибо за поддержку! А то я чего-то расстроилась.

Ну, как я и ожидал: будет засилье женской прозы. Переживания, воспоминания, ми-ми-ми и плак-плак. Девочкам понравится, несомненно. Вроде и язык хорош, и сюжетец имеется, и аж на сто лет растянута история... Но не моё.

Слезодавилка.

Фи, какой вы. Разве не главное - качество произведения? Какая разница, кто его написал: мужчина или женщина? Ваш рассказ про осколок, кстати, мне понравился, и оценку я ему поставила  высокую. Хотя тоже могла заявить, что все эти там драки и войнушки - чисто "мужская" тема и "не моё". И никакой специальной "слезодавилкой" я не занималась. Обидно, честное слово ((((

[Текст удалён по требованию издателя]

Здесь можно посмотреть больше фотографий:

http://www.ljpoisk.r...ve/7144292.html

Запощу ещё парочку.

Этот балкончик в давние времена служил обычным туалетом. Всё сливалось на задний двор по каменной стенке. (с)

Представляю, как там пахло жарким летним днём.

Дворец Бебенхаузен

Дворец Бебенхаузен (Schloss Bebenhausen) находится в 4 км от города Тюбингена ( Tübingen), на территории земли Баден-Вюртемберг. В 1183 году, по инициативе Рудольфа – пфальцграфа тюбингенского, здесь было основано аббатство ордена цистерцианцев. Монахи из Шёнау поселились в Бебенхаузене в 1889 году.

В средние века многие здания строились укреплёнными. Монастырь Бебенхаузен (Kloster Bebenhausen) тоже был обнесён массивной стеной. Аббатство в те времена было богатым и преуспевающим. Монахи поставляли в соседние с Тюбингеном города мясо, вино и рыбу. На внутренней территории они устроили огород, где разводили лекарственные растения.

В XVI веке, в период Реформации, Ульрих Вюртембергский закрыл и распустил монастырь. В опустевшем здании была организована гуманитарная протестантская школа.

http://holidaygid.ru...etskih-koroley/

История профессора Шпрангера

Тюбинговские достопримечательности

Если вы когда-нибудь задумаете путешествие по старой доброй Германии, обязательно загляните в Тюбинген. Фахверковые дома, Средневековый дух, царящий не только в Хоентюбинговском замке или монастыре Бебенхаузен, или в других исторических достопримечательностях, пощажённых временем, — вас очарует всё.

А может быть, вам захочется причаститься другим духом, литературным? Тогда вас позабавит двойственное отношение к гению поэзии Гёте, следы присутствия которого здесь хранятся в табличках, как-то: «Здесь жил Гёте» и «Здесь стошнило Гёте». Говорят, вторая надпись стала ироничной местью по отношению к поэту, остановившемуся здесь всего на десять дней и посмевшему высказаться о премилом городке уничижительно. И если вы выберете литературу, то уж совсем точно вас заинтересует Хоентюбинговский замок как жилище герцога Вюртембургского, да-да, того самого, упомянутого Гауфом в его «Сказании о гульдене с изображением оленя». До сих пор герб Тюбингена венчают две руки, держащие оленьи рога. Как знать, возможно, старина Вильгельм не так уж и сильно приукрасил выдумками свою историю о взаимоотношениях трёх братьев, доброго Куно и его сводных хамовитых Шалька и Вольфа.

А может быть, вам повезёт и вы встретите всеобщего любимца, девяностолетнего профессора медицины Ульриха Шпрангера, неторопливо бегающего по утрам вдоль реки Неккар или спешащего на лекцию в свой знаменитый Эберхардовский университет, или просто неспешно прогуливающегося с улыбкой счастливого человека. «Быть довольным, как Ульрих Шпрангер», — так говорят в Тюбингене о человеке, постигшем наиважнейшую премудрость — удовольствие от жизни.

Сам герр Ульрих на вопрос о том, как ему удаётся пребывать в столь замечательной физической форме и положительном настроении, каждый раз начинает рассказывать о чудесной силе нейромедиаторов, в частности, моноаминов и катехоламинов — адреналина, дофамина, серотонина — и полезного гормона счастья — эндорфина. Профессор попытается вам доступным языком объяснить, что «эндорфин ходит рядом с адреналином и поэтому нет лучшего способа избавления от депрессии, чем бег или прыжок с парашютом, или путешествие в незнакомые страны». Что «сама природа подарила человеку уникальное средство для купирования абстинентных синдромов и нормализации процессов вегетативной регуляции» — тот самый эндорфин, который ваш организм обязательно будет вырабатывать, если, конечно, у вас «не наблюдается истощения эндорфинергической системы, попросту, эндорфинодефицита, как у людей, истощённых болезнями и депрессией». Нет, конечно, современная медицина пытается что-то предпринять в этой связи, изобретает различные модуляторы настроения, например, основанные на принципах электростимуляции, но вряд ли вам захочется лежать на кушетке и получать слабые разряды тока для того, чтобы поднять себе настроение. Тогда уже нет лучшего способа избавиться от депрессии, как посидеть на электрическом стуле, потея от страха и прощаясь с собственной жизнью. Затем быть оправданным и, освободившись от мешка на голове, наконец, понять, что только вы в состоянии сделать свою жизнь счастливой и нравящейся вам, даже если вы абориген засушливого африканского района. Можно антидепрессанты глотать пачками и лечиться годами от уныния, но «более всего рекомендуется научиться самому вырабатывать в себе этот самый эндорфин, взять в привычку, а не полагаться на гипофиз вещества беталипотрофина, когда он, наконец, отреагирует на стресс».

Если у вас хватит терпения выслушать всё выше изложенное, стать адептом «эндорфинного образа жизни» и посетить несколько лекций герра Ульриха, не исключено, что тогда вы подружитесь с этим улыбчивым приятным человеком. И тогда за чашечкой чая вам будет рассказана удивительная история, случившаяся с самим профессором и изменившая его представление о счастье.

Ну а я, простой журналист, поделюсь рассказом, избегая по возможности научной терминологии, как полагается рассказывать истории для избалованного простотой слушателя.

Изобретение профессора

Профессор Ульрих Шпрангер был тогда сорокалетним профессором университета Эберхарда-Карла, писал диссертацию по нейромедиаторам и мечтал сделать открытие или, как минимум, изобрести совершенный прибор, который помог бы человечеству быстрее и качественнее избавляться от депрессии, превозмогать стрессы. Для достижения своей научной мечты даже вступил в студенческое ёжинное братство (1), которое помогало начинающим студентам влиться в университетское сообщество; ненавязчиво наблюдал за психологическим состоянием новичков и оказывал необходимую помощь.

В начале своих изысканий Ульрих Шпрангер испробовал все известные на тот момент научные методы, направленные на улучшение ментального состояния человека, который не мог выбраться из депрессии либо реагировал на стрессы стандартным образом — распитием кружки пива в прикуску с местными знаменитыми колбасками, а утром опять возвращался в своё серое состояние, встречаясь с действительностью.

В конце концов герр Ульрих пришёл к навязчивой идее создания некоего прибора, который мог бы не только излечить депрессию, но и действовать глубже — в первопричину недуга, избавлять человека от привычки быть несчастным.

Мало-помалу герру Ульриху пришла в голову одна блестящая идея. Он отказался от таблеток, памятуя об опасном ЛСД, на заре своего создания считавшимся лекарством. Отказался от любого способа, который мог быть связан с уколами, ударами малого тока — всем тем, что рано или поздно выдаёт свои последствия, выраженные в народной мудрости «одно лечить — другое калечить».

Он изобрёл (правда, ещё не проводил испытания на людях) собственную машину счастья — прибор «Абсолют». Представлял собой «Абсолют» небольшую кабинку-душевую, в которой несчастного человека омывало трижды разными потоками воды, структурированной по образу молекулярных связей эндорфина, адреналина, дофамина. Так им образом, по мнению герра Ульриха с человека смывался весь негатив, заряжая тело не только положительной энергией, но и помогая клеткам мозга настроиться на решение невыполнимых, как могло показаться, проблем, из-за которых и случалась депрессия.

Сначала профессор провёл испытания на меланхоличных мышах и болеющих животных и получил удовлетворительные результаты, которые не могли не обнадёживать: этот способ работает! Оставалось дело за «малым» — испытанием на человеке. Поскольку прибор «абсолютного счастья» находился дома у профессора, а не в лаборатории (Ульрих мудро решил раньше времени не оглашать своих безумных идей, поскольку хорошо понимал, что даже конгениальное полезное изобретение люди умудряются обращать во вред себе), постольку желающих стать подопытной крысой нужно было ещё найти. Ульрих уже подумывал, как и полагается настоящему учёному, испытать прибор на себе самом, но каждый раз его что-то останавливало. И в день, когда он собирался наконец последовать девизу университета, в котором он работал — «Attempto!» (2), —отправился на прогулку, дабы собраться с духом.

Ноги сами понесли рассеянного, задумчивого Ульриха в ботанический сад, где учёный некоторое время расхаживал, не отвечая на приветствия знакомых.

И вдруг Ульрих заметил печального незнакомого человека лет тридцати в неопрятной одежде, который, понурив голову, сначала сидел на скамье, а затем, шатаясь, пошёл к выходу из сада. Что-то ёкнуло в груди Ульриха, и он последовал, будто загипнотизированный, за незнакомцем, напоминавшим то ли пьяного хиппи, то ли опустившегося в горести человека.

Несчастный пришёл к берегу Неккара, перелез через перила и собрался было прыгать в воду, но руки профессора ухватили мужчину за одежду и спасли от необдуманного шага.

Опущу ненужные подробности и скажу только, что звали самоубийцу Ханс Майер. Ещё год назад благополучно жил он в Аугсбурге, служил в одном из банковых отделений, получал солидную зарплату и радовал себя приятными излишествами жизни. Потом колесо фортуны по неизвестным причинном застопорилось и заглохло, отменяя все приятности жизни. Сначала у Ханса начались неприятности на работе, затем он узнал, что его молодая жена ему изменяет. Кроме перечисленных скорбей, словно по указу свыше, на Ханса был вывалено содержимое ящика Пандоры — от болезней до нелепых случаев типа ежедневной чёрной кошки, перебегающей дорогу, вечно ломающихся, искрящих бытовых приборов. В финале этой печальной истории Ханс оказался сокращён на работе, изгнан из собственного дома, а друзья стали сторониться его, одарив прозвищем «Тысяча несчастий».

Как мы видели, мытарства привели несчастного Ханса к тому месту, где, судьба вдруг запела дудочкой феи-крёстной и свела с профессором, ищущим кого-то нуждающегося, вроде невезучего герра Майера.

Ошибка

Ульрих привёл Ханса домой, чем вызвал некоторое недовольство со стороны любящей опрятность жены и сына-гимназиста, однако перечить главе дома не стали. Ханс находился в таком безнадёжном состоянии духа, что он не раздумывая согласился на предложение чудаковатого профессора, лишь бы наполнить желудок горячимсупа и выспаться в месте, для сна более подходящем, нежели уличные скамьи.

Будучи чистым и накормленным, Ханс, не скрывая слёз благодарности, вошёл в святая святых — кабинет учёного, разделся и встал в испытательную кабинку. Зажужжали резонаторы, засверкали, переливаясь приятным перламутром, стены прибора «Абсолют» — и Ханса Майера вдруг окатила такая приятная волна, без цвета и вкуса, что испытуемый засмеялся, прикрыл глаза и вдруг вспомнил себя, мальчишку, наслаждающегося тёплым летним ливнем.

По окончании процедуры Ульрих, со слов Ханса, записал в дневник ощущения испытуемого, выдал новую одежду, чтобы уж совсем наверняка избавиться от старых «молекул несчастий», и отправил Ханса в приготовленную комнату для отдыха. Что ж, всё обстояло более чем благополучно. От процедуры даже морщины на лице Ханса разгладились, а сам он выглядел счастливым, не в пример тем минутам, когда профессор его встретил.

Оставшись один, профессор полез в кабинку, чтобы набрать смыв в пробирку, поскользнулся на краю поддона, упал и, ударившись головой, потерял сознание. В остывающей воде профессор пролежал некоторое время, очнулся, и всё же не придал особого значения последствиям своей неловкости. Анализ воды показал, что она снова приобрела свои свойства, должно быть, время оказалось потерянным.

Утром Ульриха ждало новое огорчение: утром Ханса не оказалось в комнате. Он сбежал, оставив для хозяев записку с бесконечными уверениями в благодарности и фразой, что сегодня ночью на него снизошло озарение, и он не может терять ни минуты, чтобы не попробовать начать жизнь с нуля, вернее, с единицы счастья.

Забегая вперед, скажем, что спустя некоторое время от Ханса Ульриху пришло письмо, более обстоятельное, чем оставленная записке. Оказалось, что Хансу удалось не только поправить своё безнадёжное положение, но и стремительно улучшать как карьеру, так и личную жизнь. Ханс добавил, что ничерта не помнит из той лекции, которую ему читал профессор до процедуры «Абсолюта», кроме одного — как быть счастливым. Теперь Ханс был безмерно счастлив.

После побега Ханса профессор испытал разочарование, ещё не подозревая, что гений его изобретения уже работает. Следующим вечером профессор хотел было испытать «Абсолют» на себе, но, увы, что-то сломалось в машине и не хотелось исправляться.

Следующий день настал, а профессор чувствовал себя как никогда разбитым и опустошённым. На лекции он ловил себя на мысли, что говорит чушь, и даже студенты почувствовали неладное, глядя на профессора изумлённо. День прошёл, а состояние не улучшилось. Нечто странное продолжало происходить: профессор вдруг среди лета простудился, потом начал подхватывать заболевания, включая те, которыми переболел в детстве. Словно бы он сам, Ульрих, поменялся местом с некогда невезучим Хансом.

К этому моменту было получено письмо от счастливого господина Майера, и Ульрих принял решение повидаться с ним, поехал в Аугсбург, где герр Майер исполнял должность управляющего того самого банка, из которого был когда-то изгнан.

Ульрих пришёл к Маейру, но тот едва взглянул на сильно изменившегося профессора и надменно сказал, что не имеет-де чести знать этого старика. Так долгожданный диалог не состоялся.

И тогда Ульрих понял свою ошибку: природа не терпит крайностей, и при наличии плюса всегда рядом будет находиться минус. Ханс «смыл» с себя несчастья, они-то и достались профессору, ведь ничто из ничего не берётся…

Дальше Ульрих более не удивлялся происходящему: ректор университета предложил герру Шпрангеру отдохнуть некоторое время от работы; деньги на банковском счету быстро истаяли; сын-гимназист увлёкся ставками в казино, а жена, добродушная хохотушка Катарина загрустила, однажды собрала свои вещи и уехала к матери, чтобы, по её словам, отдохнуть от всех этих несчастий.

В итоге одним холодным вечером Ульрих стоял, не осознавая своих желаний, на том самом месте у берега Неккара, где однажды собирался покончить с собой Ханс Майер. И Ульрих прыгнул.

К счастью, в том месте река оказалась неглубокой, а вода настолько отрезвляющей, что Ульрих быстро пришёл в себя.

— Какой я был дурак! Какой я был дурак!.. — начал восклицать профессор и, стуча зубами от холода, как был в мокрой одежде, бросился домой. Пока он бежал, задыхаясь, вдруг почувствовал то, что спортсмены называют «вторым дыханием».

В самом дальнем углу винного погребка была обнаружена запылившаяся бутылка глинтвейна, Ульрих согрел себе вино и, уже одетый в сухую одежду, уснул сном выздоравливающего. Утром же, едва солнце светало, выбежал на свою первую в жизни пробежку…

Что случилось с «Абсолютом», спросите вы. Ульрих разобрал прибор и более никогда не возвращался к его восстановлению. Вскоре вернулась жена и сказала, расплакавшись и уткнувшись в плечо супруга:

— Ты стал таким невыносимым занудой, что даже я не смогла этого терпеть! Прости меня, пожалуйста, я знала, что ты болеешь, но всё-таки не смогла долго выносить это.

То ли вода Неккара помогла, то ли сам Ульрих понял, что «сглазил сам себя» — только с тех пор дела пошли в гору. Что касается судьбы Ханса Майера, можем сказать, что кончил он плохо, не смотря на дарованный ему «эндорфинный эфир», а может, пары того испарились… Достигнув пика счастья, которое, по мнению герра Майера, состояло в большом количестве денег и всеобщем боготворении его самого, однажды он не рассчитал своего могущества и был (так писали газеты) убит в собственном особняке на берегу залива. Родных и прислуги рядом не оказалось, чтобы помочь истекающему кровью Хансу: сам он, однажды обжегшись, полагал, что семья только вредит счастью.

Так что, собираясь в Тюбинген, обязательно познакомьтесь с профессором медицины Ульрихом Шпрангером. Он как никто знает, что значит быть счастливым. И если вы подружитесь настолько, что он вам расскажет ту же историю, что и мне, не теряйтесь, простите подарить книгу, тамошний бестселлер «Абсолютное счастье» герра Ульриха Шпрангера. Только заранее предупреждаю читателя, любящего упрощения: это глубоко научный труд по биохимии.

А впрочем… вы можете просто полюбоваться достопримечательностями Тюбингена. Постоять на берегу Неккара, чьи воды считаются особенными после случая с профессором. Скорее всего, вам удастся увидеть прыгающих в воду, рядом с проплывающими лодками, отчаянных туристов, а может быть, и вам захочется сделать то же самое. Только помните, что настоящие тюбинговцы относятся к этому развлечению иронично: ведь в нашем теле, по мнению учёных, восемьдесят пять процентов воды и совсем не обязательно прыгать в мутные воды.

И, если вы будете стоять у Неккара рано утром или ближе к закату, возможно,  мимо вас обязательно пробежит трусцой или пройдёт быстрым шагом улыбающийся старичок. Доктор Ульрих Шпрангер, знаток простого человеческого счастья.

(1) — имеется в виду братство «Игель» («Ёж»)

(2) «Attempto!» - лат. «Я отваживаюсь!»

Тюбинген и река Неккар

Фахверковый дом

Надпись: "Здесь вывернуло Гёте".

Про ужин в театре

Послеполуденная сиеста была самым ленивым временем в доме Продюсера.  Сигара, прохладный коньяк или горячий чай, обсуждение интересных публикаций сначала показались Игорю как гостю эксцентричными, но затем он понял: это и не сиеста вовсе, а как молебен для монаха – способ, хотя  и односторонний, общения с миром одного чокнутого шоу-мена. Как сильно не ненавидел мир Продюсер, тем не менее придерживался аксиомы: кто владеет информацией, тот владеет миром.

Ещё не настало время поквитаться за своё забвение и поэтому требовалось постоянное поддержание ненависти и презрения к миру, оставшемуся по ту сторону особняка, в котором несколько лет назад «спрятался» Олейко Иван Дмитриевич, в шоу-бизнесе известный под именем гениального продюсера Мистера Сюрприза.

Игорь, не зная в начале знакомства, какая именно новость может заинтересовать Продюсера, зачитывал хроники шоу-бизнеса, но Иван Дмитриевич только фыркал и показывал, на что именно стоит обращать внимание:

- Молодой человек, я вас таки умоляю, не читайте очевидного, следите за реакциями! Вот где нужности зарыты. В реагировании заключён величайший секрет обывательской психологии. И чаще обыватель видит только ту сторону шоу, которое повернуто к нему лицом. Но самое интересное (помяните потом моё слово) – это закулисье…

Сегодня Продюсер развеселился не на шутку: фыркнул для начала, затем закашлялся в смехе, крякнул и потряс любимым планшетом, на котором обычно путешествовал в виртуальности. Газет в этой глухомани, однажды избранной Продюсером для затворничества, разумеется, не было. Но бесчисленные электронные устройства отлично поддерживали связь с ненавистным миром. Игорь, увидев скорость трафика в первый раз, открыл рот в изумлении.

- Что там, Иван Дмитриевич, не томите! – Игорь подыграл тщеславию Продюсера, впрочем, было и любопытство: какое «закулисье» в этот раз преподнесёт философия бывшего шоу-мена.

- Друг мой, сегодня самое настоящее закулисье, - самодовольно ответил Продюсер, не кокетствуя и не намекая на упрашивание. – Несколько депутатов одной слабо развитой страны провело несколько часов на сцене разваливающегося оперного театра в застолье, объядении и опивстве.

- И что это значит? То есть, какова была реакция общественности?

Продюсер оторвался от чтения и поднял взгляд поверх очков на визави:

- Угадайте, мой друг, угадайте.

- Посмеялись?

- Ещё! – тоном человека, требующего подачу, сказал Продюсер.

Игорь оторвался от созерцания фотографий обнажённой теледивы, выслеженной папарацци:

- Может, негодование?

- Бинго, мой друг! Общество, привыкшее жевать, разговаривать по телефону, комментировать происходящее во время спектакля, возмутилось.

Представляете? Готов поспорить, что все вопящие о порушенной девственности Храма Культуры, хотя бы раз да укусили сочный, истекающий жиром пирожок во время лицедейства. Лицемерие, мой друг, лицемерие! Пусть оно и не оправдывает желание отличившихся персон пощекотать свой зад сидением на сцене театра. Про неуместность – речь особая. Вот вам, скажите, случалось ли пить кофе, сидя на унитазе и почитывая газетку? А-а-а, вы покраснели, мой друг! Это всё равно что секс на школьной парте.

Игорь выпучил глаза:

- Какой секс?

- Такой. Школьная парта и секс  - две вещи абсолютно не совместимые. Но кто из нас не ронял слюни при виде молоденькой практикантки с глубоким декольте, а? Желание совместить две несовместимые вещи, долг и  запретное – вот что по-настоящему удовлетворяет наши фантазии…

- А театр?

- Что «театр»?

- Ну, ужинать на сцене театра – это плохо, как по-вашему? – Игорь с сожалением закрыл страницу с эротикой. После продюсеровского вторжения в мечты не хотелось больше разглядывать бёдра.

- Это никак, мой друг. Совсем никак. В наш век – это никак, - пробормотал Мистер Сюрприз. – В наш век, сколько бы не вопил обыватель, как говорится, кто платит, тот и танцует. По мне, лишь бы в конец не разбили сцену, которая давно не подходит для пуант. Вот как прекратите жевать на спектакле, покупать своим детям шуршашие сладости только чтобы чадо ваше заткнулось, да одарите тот самый театр крупной суммой на ремонт сцены, так и  поговорим…

Иван Дмитриевич замолчал, углубившись в чтение следующих новостей и выискивая новое «закулисье» реакций…

Вдохновившая публикация:

http://www.vb.kg/doc/307417_depytat_gorkenesha_byl_na_bankete_na_scene_teatra_opery_i_baleta_obnovleno.html