Justa D

Замечательно!)) Какое счастье, что я - просто меломан и по конкретным исполнителям не фанатею. Хотя, что уж, знаю людей, которые могут подряд часами слушать не то, чтобы одного исполнителя, а один трек! Но сам нередко переслушиваю понравившийся альбом или сборник по несколько раз за неделю

Али новая история будет?

уже есть!
Простите, дамы, что не отвечал! Трое детей в новогодние дни - это серьёзно!))) Спасибо за лестные оценки!!!

Бриллиантовый корабль

Светло-желтый полумесяц Сатурна рассекал Млечный путь дугой исполинского лука. Незримая часть гигантской сферы закрывала звезды и была бы чернее самой чёрной ночи, если б не грозовые всполохи в атмосфере. Колоссальная система колец планеты с этого ракурса виделась серебряной стрелой, нацеленной в далёкое Солнце.

Над плоскостью бескрайних ледяных полей неспешно плыл объект, казавшийся неудачной карикатурой на сам Сатурн. В центре конструкции серел побитый микрометеоритами шар, украшенный мигающей гирляндой габаритных огней. Как и гигантский оригинал, он был окольцован, но не диском, а тором со спицами переходов и лучами технических шахт.

Заняв удобную орбиту, объект лёг в дрейф. Тор начал вращение, его секции осветились изнутри, и если б кто-то мог заглянуть в иллюминаторы снаружи, то увидел бы ровные ряды безликих коконов. Сведующий легко признал бы в них криокапсулы низшего класса, прозванные - давно и справедливо - морозилками. Коконы с шипением распахнули крышки, предоставив теплому воздуху и слабой искусственной гравитации завершить процесс пробуждения.

Одна из капсул разразилась надсадным кашлем и выпустила мужчину средних лет в чёрной робе с идентификационным кодом в двенадцать буквенных и цифровых символов. Он вывалился на палубу и несколько секунд просто лежал, делая глубокие вдохи, чтобы избавить легкие от дурманящей дыхательной смеси, которой пичкала криокамера. Палуба пахла пылью, металлом и электросваркой, но даже этот коктейль был лучше ненавистного душка ментола и подгоревшей изоляции, с которым сознание теперь прочно связывало образ высокотехнологичного гроба в виде тесной анабиозной камеры. Сколько он провел в ней времени, человек не знал, как, впрочем, и то, где оказался. Но, по крайней мере, он был жив, в отличие от бедняги из соседней капсулы, остекленевшие глаза которого покрывал голубоватый иней.

"А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мёртвым", - всплыло в голове. Он с ненавистью посмотрел на свою криокапсулу. На поверхности её крышки кто-то небрежными линиями нацарапал "хрен вам!". Видимо, человек с двенадцатизначным кодом не был первым, кого упаковали в эту морозильную камеру.

Повсюду, куда не падал взгляд, чернели робы выбравшихся из ледяного заточения людей. Не менее сотни, не считая тех, кто так и не проснулся. Некоторые как и он откашливались, кого-то рвало, в отдалении истерично хохотали. Большинство же молча осматривалось. Бледные осунувшиеся лица - мужские, женские, юные и изрезанные шрамами прожитых лет, были мрачны и преисполнены предчувствием скорой и горшей беды. Словно предупреждая о её приближении, палуба содрогнулась от тяжёлой поступи.

В узком проходе между распотрошенными куколками капсул вышагивал, взвизгивая сервомоторами и лязгая бурыми пластинами панциря, устрашающего вида металлический голем. Механоид недовольно вертел приплюснутой головой с чёрными зрачками объективов. Люди, оказавшиеся на дороге чудовища, спешно отползали к коконам сна, чтобы не быть раздавленными махиной.

- Подъем, каторжане! - Зычный рев голема разнесся под сводами станции. - Я не тупая машина, как может кому-то показаться по незнанию, наивности или ограниченности воображения. Я - делегат Стил, и нахожусь среди вас не потому, что вы мне нравитесь. С точностью до наоборот! Меня тошнит от вашей гнилой кампании. Все вы государственные преступники - изменники, саботажники, вольнодумцы, тунеядцы, сепаратисты. Я глубоко оскорблен тем, что эту станцию осквернили вашим присутствием. Но я именно тот, кто призван обеспечить на здесь порядок и послушание.

Достигнув середины секции, делегат остановился, едва не наступив на зазевавшегося хлипкого каторжанина, слишком занятого опорожнением желудка, чтобы обращать внимание на внешние раздражители. Голем брезгливо отодвинул его ногой и подбоченился, обозревая пространство и людскую массу.

- Какой сегодня год, делегат Стил? - осмелился выкрикнуть кто-то. - Какой день?

- Для вас, каторжане, сегодня первый день нового года, - безапелляционно и громогласно заявил голем. - Нового года вашей новой истории.

- Бред какой-то, - воскликнул хлипкий каторжник, который так и не смог найти в себе силы или желания отползти подальше от голема. Тот протянул клешню, ухватил за ворот робы и поднял легко, как куклу, на всеобщее обозрение. Каторжник возмущенно заверещал, засучил ногами, но делегат хорошенько его встряхнул, заставив жалко взвизгнуть.

- Вы имущество глобальной корпорации, акционером которой являюсь я и миллиарды других законопослушных землян, - угрожающе прорычал голем. - Что значит - вы и моя собственность. У вас нет имён, только инвентаризационные номера. Если кому в криогене память отшибло, напомню: вас освободили от медицинских экспериментов потому, что вы никчёмные отбросы.

Голем отшвырнул каторжника к криокапсуле и продолжил вещание.

- Но милость корпорации велика, и вам дан шанс послужить человечеству с пользой, для общего блага. Здесь, в кольцах Сатурна, вы будете заниматься сбором нужных людям ресурсов и, если проявите должное усердие, быть может к вам проявят снисхождение и вернут имена, а затем и домой. Возможно, со временем вы даже войдёте в число акционеров и сможете влиться в цивилизованное сообщество свободных сознаний. А сейчас построиться в колонну. Я отправлю вас на инструктаж.

Криосекция к удовлетворению делегата заполнилась упорядоченным движением. Мужчина с двенадцатизначным кодом, не сводя глаз с механоида, последовал примеру остальных и занял место в колонне. Хлипкий каторжанин у ног голема судорожно вздохнул, обмяк и больше не пошевелился. Удар об капсулу, похоже, выбил из него дух.

- Брак, - голем разочарованно покачал головой и, тут же забыв о его существовании, рявкнул: - В следующий отсек шагом марш!

Колонна потянулась в направлении, указанном делегатом.

- Что он вообще за хрень такая, - буркнул вполголоса кто-то за спиной и голос этот показался знакомым. - Почему мы должны служить этому роботу?

- Тс-с, - прошипел в ответ усталый женский голосок. - Он может услышать. Делегат - не робот. Это аватар, платформа для временного размещения сознания. Большинство акционеров предпочитают обитать в цифровом пространстве на Земле. Вечная жизнь! Неограниченные возможности и удовольствия. Если же нужно выйти в физический мир, к услугам богатый выбор носителей. Их конструируют специально под миссии. Но Стил явно проштрафился.

- Ни фига себе, прогресс, - произнес знакомый голос. - В моё время такое было возможным только гипотетически.

- Вы из предшествующей эпохи? - В женском голоске проскользнуло любопытство.

- Цыц, каторжане! - Познавательную беседу прервал окрик делегата.

Инструктаж проводил другой делегат. В отличие от голема из секции с криокапсулами, этот аватар был более утончен и изящен, обладал белым кукольным лицом, носил женский псевдоним и обладал набором гибких манипуляторов в затылочной зоне, что придавало ему некоторое сходство с героиней древнего мифа. Характер у нового персонажа был столь же скверен, что и у Стила, с тем лишь отличием, что горгона не стремилась блеснуть красноречием.

- Во время полёта в ваши никчёмные бошки вшили всю необходимую информацию о том, как пользоваться вверенным инвентарем и вести себя на орбитальной станции, - холодно отчеканила горгона. - Если поднапряжете память, найдёте кое-какие данные об её оснащении. Там же сыщете краткий экскурс в историю, которую проспали в криогене.

Кукольное личико скривилось в гримасе отвращения. Гибкие манипуляторы исполняли сложный танец, словно гиптонизируя аудиторию.

- На этом инструктаж можно считать законченным. В следующей секции получите еду, а затем отправитесь к шлюзу, где выдадут скафандры с картами рабочих участков и определят смену. Хотя лично я не доверила бы любому из вас и гаечного ключа. Невесомость и жёсткое излучение довольно быстро снижают способность органического мозга трезво соображать. Счастливчики отправятся наружу первыми. Стил, забирай доходяг.

Голем рыком и пинками загнал презираемую биомассу в подобие столовой, где ещё один механизированный делегат всучил каторжникам по паре тюбиков питательной, но безвкусной бурды грязно-серого цвета. Один следовало опорожнить сию минуту, вторым заправить систему кормления в скафандре. После приёма пищи Стил пустил колонну аллюром по изогнутому тоннелю тора к шахте, ведущей к шлюзу.

У шлюза был свой хозяин. Новый делегат предстал перед черноробниками в образе гигантского роботизированного паука.

- Каторжники с идентификационными номерами, заканчивающимися нечетной цифрой, отправляются в первую смену, с четной - во вторую, - арахноид пошевелил жвалами. - Разделитесь.

- Их число может быть неравным, - влез с замечанием Стил.

- С каких пор ты обращаешь внимание на статистические погрешности? - проскрежетал хозяин шлюза.

Голем промолчал. Паук сфокусировал камеры на первой смене.

- Снаружи работаете в парах. Так требуют правила безопасности. Двойки формируются из носителей близких цифр. Первую для порядка я создам сам.

- Ты, - Он указал на мужчину с двенадцатизначным кодом. - Твой номер заканчивается на 01. Шаг вперёд, Первый. Твой напарник - с 03. Нет таких? Значит, попал в брак. С морозилками так бывает. 05?

- Пятый здесь, - вперёд выступил каторжник со знакомым Первому голосом. Это он точил лясы с женщиной у него за спиной.

- Принцип ясен? - паук грозно сверкнул линзами перед остальными. - Даже голуби способны к нехитрой арифметике. А вы - гоминиды! Шевелите мозгами.

Затем паук переключился на новоиспеченных напарников. Делегат выкатил к ним пару громоздких пластиковых ящиков и издал жутковатый на слух смешок. - Примеряйте обновки, мальчики.

Первый, не дожидаясь понуканий, вскрыл ящик. В нем он нашел тяжёлый скафандр, усиленный жёстким экзоскелетом, к которому крепились уродливые манипуляторы и горб маневренного двигателя. Память - горгона не врала - мгновенно выдала на бис всю необходимую информацию о снаряжении и управлении системами защитной оболочки. Вот только сам скафандр никак не тянул на обновку. Некогда белое покрытие посерело, на шлеме виднелись царапины. Изнутри он пах резиной, чужим потом и экскрементами. Отгоняя тошноту, Первый нырнул в неизбежное.

Пятый, в отличие от напарника, нерешительно замялся.

- Чего завис? - поинтересовался паук.

- Я никогда не выходил в открытый космос. Почему добычу ресурсов не поручить роботам или… Или…

- Аватарам, ты хотел сказать? - Паук отвесил Пятому оплеуху. - Потому что только на проектировку моей платформы потрачено несколько тысяч человеко-часов, а на твою - максимум пара случайных минут. Шуруй, безымянный, и не трепи мне нейронные цепи, пока не отправил в брак.

Перед тем, как герметичный скафандр отрезал от большинства внешних звуков, Первый услышал, как Стил приказывает второй смене заняться очисткой криосекции от блевни и тел непроснувшихся. Деактивированные анабиозные камеры отныне станут каторжанам нарами. Горгона вновь оказалась права. Попасть в первую смену было удачей. Ещё бы скафандр отмыли и выветрили. Или хотя бы оснастили дезодорантом.

Вскоре он забыл о миазмах. Вид за пределами станции потрясал воображение. Безымянной и жалкой песчинкой он висел в пустоте над гигантским диском, убегающим в бесконечность, чтобы растаять во мраке космоса тени исполинского жёлтого шара, рядом с которым блекли ярчайшие звезды. Кольца под ногами струились призрачной дымкой и искрили кристаллами льда, как поземка в погожий январьский день на далекой Земле. Нет, ни одной камере не было под силу отразить это грандиозное по масштабам и красоте великолепие.

Справившись с головокружением и минутной слабостью, Первый, не дожидаясь напарника, полетел над космическим чудом к рабочему участку. Их с Пятым сектор был самым дальним от обиталища каторжан.

Станция дрейфовала недалеко от группы крупных обломков, затерявшихся в ледяном потоке кольца. Первый принял бы их за ошметки разрушенного астероида, если б не знал, что здесь некогда сошлись в смертельной схватке два крупнейших космических флота, когда-либо созданных человечеством. Каторжникам предстояло разрезать разбитые корабли на чушки, которыми затем станция с помощью электромагнитной пушки обстреляет орбиту Земли. Там их выловят, чтобы направить на переработку.

- Корпорация, смотрю, нехило бодалась за власть, - ожил эфир голосом Пятого. - Металла мёртвого осталось хоть соплом жри.

- За что тут друг дружку утюжили? - задумчиво произнес Первый. - Не ради красивого пейзажа, полагаю.

- Байку травят, будто в недрах Сатурна некогда нашлась точка перехода в другие системы. Через неё якобы контрабандисты прыгали.

- В открытом пространстве такой точки что ли не нашлось?

- Как же? - Пятый искренне удивился. - И такие имелись. Но точки выхода обычно располагаются за орбитами крайних планет. А там, понимаешь, уже как бы международные воды.

- Ничего не пойму. Ты можешь по-человечески объяснить?

- У, брат, а тебе, видать, данных об истории серьёзно недоложили, - с сочувствием сказал Пятый. - Обвесили, собаки жадные. Но зачем?

- Так что с другими точками?

- Были, да сплыли, как только власть на Земле к корпорации перешла, - вздохнул Пятый. - Людям запретили покидать Солнечную систему. Карантин! Даже контакты с чужими строго воспрещены.

- Кем это воспрещены?

- Как кем?! Враждебным галактическим большинством. Не любят чужие нашу родную корпорацию.

"Я, пожалуй, с ними согласен", - сказал про себя Первый, но вслух произнес другое: - Сволочи.

- Ага, - согласился Пятый. - Гребаные ксенофобы.

Они на какое-то время замолчали, сдав эфир фоновому шуму Сатурна, и не возвращались к скользкой теме истории ни в эту, ни в последующие смены. Пятый с удовольствием и помногу точил лясы, мечтая вслух однажды вернуться на Землю и окунуться в виртуальный мир, который в красках живописали другие каторжники. Первый сомневался, что когда-нибудь это вообще произойдёт, но предпочитал не откровенничать, а больше слушать. Он как и Пятый родился в другой эпохе, и совсем не помнил, за что его упекли в криокамеру, в чем, впрочем, был не одинок. Ни один из носителей чёрных роб не мог рассказать о преступлении, которое совершил. Горгона, однажды сменившая неприятие на милость, призналась, что корпорация подчистила каторжанам память, чтобы те смогли начать с чистого листа. Но Первый подозревал, что делегат лукавила. С чего бы ей вообще быть искренней с теми, кто даже не имел право на имя и привилегию его помнить?

Двенадцатичасовые смены текли одна за другой. Каторжники вгрызались в поле все глубже, постепенно подбираясь к центру скопления лома. Здесь все чаще попадались крупные куски конструкций и Первый все чаще ловил себя на мысли, что надеется найти уцелевший двигательный отсек и улететь подальше от места ссылки, но затем случилось то, что рано или поздно должно было произойти.

Паре болванов вздумалось покинуть место ссылки, прикинувшись болванками. Или, точнее, спрятавшись в специально подготовленных полых чушках. Затея была дурной и глупой. Болванки улетали к Земле с приличной скоростью. Электромагнитная пушка меньше чем за секунду разгоняла чушки так, чтобы те сумели вырваться из гравитационного колодца планеты-гиганта. Человеческий организм таких перегрузок не выдерживает. Но если придурки, решившиеся на подвиг Мюнхаузена, каким-то чудом и выжили б, делегаты вполне могли бы предоставить беглецов воле рока. Лететь на ядре пришлось бы очень долго - от полугода до полутора лет, в зависимости от положения планет друг к другу. Воздух в скафандрах даже несмотря на систему регенерации должен был закончится гораздо раньше, не говоря о еде. Иными словами, к Земле в чушках прибыли бы хладные трупы. Но аватары устроили беглым показательную казнь, распылив болванки вместе с людьми на глазах у отдыхавшей смены. Так выяснилось, что станция оснащена боевыми модулями и делегаты между делом прекрасно умеют с ними обращаться.

Казнь оказала на ссыльных должное впечатление. Каторжане возлюбили труд пуще прежнего, и поток болванок к Земле стал плотнее, а потом Первый наткнулся на практически целый корабль. Искушением суждено было выступить старому фрегату с пигментными пятнами заплат на обшивке и оплавленной дырой у командного отсека. В неё-то и сунулся Первый, а за ним и его словоохотливый напарник.

- Что-то подсказывает мне, фрегат брали на абордаж, - сказал Пятый. - Возможно, это был командный корабль.

- Генералитет предпочитает суда покрупнее, - возразил Первый. - Броня толще, пушек больше. Хотя, быть может, ты и прав.

В разоренном декомпрессией отсеке одиноко плавала фигура в скафандре. Сквозь треснувшее забрало шлема на каторжников смотрело юношеское лицо, искаженное гримасой ужаса. В желтом свете Сатурна, заглядывавшего в пробитый борт, оно казалось вылитым в воске. Посмертная маска несколько веков хранила последнее чувство, которое испытал несчастный, прежде чем отдать душу вакууму.

- Акционеры когда-то выглядели вполне по-человечески, - искаженный радио голос Первого звучал неожиданно грустно.

- Делегаты - тоже люди, - буркнул Пятый. Восхищение перед корпорацией в нем давно померкло.

- Периферийные устройства, скорее, - с сомнением заметил Первый.

- Но управляют ими люди. Разве нет?

- Кто знает, сохранилось ли вообще в цифровых сознаниях что-то человеческое.

Космический холод и вакуум сохранили следы скоротечного боя в некоторых отсеках - дыры, опалины, щепы и мелкие обломки, ошметки разнесенной мебели. Однако основные агрегаты судна остались целыми, что только подтверждало версию об абордаже. Беглый осмотр показал, что корабль можно вернуть в строй после косметического ремонта.

- Возможно, это наш шанс, - задумчиво произнес Первый. Но Пятый вложил в его слова другой смысл.

- Бери выше, напарник, - восторженно откликнулся он. - Это наш билет домой! Надо срочно доложить о находке.

Не дожидаясь согласия товарища, Пятый вызвал станцию и вскоре к кораблю прилипли делегатские модули. Десант со станции был малочисленным, но представительным. Взглянуть на находку прилетели аватары, с которыми каторжники сталкивались чаще всего. Возглавлял прибывшую группу паук, который, возможно, был лучше остальных приспособлен к условиям невесомости. Затем в пробоину нырнула горгона, а за ней втиснулся голем. В пустом фрегате сразу стало тесно.

- Благодарю за инициативу и рвение, - сказал паук ожидающим его вердикта людям. Он довольно скоро убедился, что каторжники правы и фрегат действительно ещё пригоден к полетам. - В качестве награды я рекомендовал другим акционерам не наказывать вас за невыполнение дневного плана и увеличить паек. В течение трех суток будете получать по два продовольственных тюбика на завтрак, обед и ужин.

- Теперь марш отсюда, - прошипела горгона. - Не путайтесь под ногами.

- Разрешите взять дополнительное время на выполнение нормы? - Первый взял под козырёк, игнорируя протестующие восклицания Пятого.

- Возражений не имею, - фыркнула горгона. - Инициатива наказуема.

- Следующая смена начнется по расписанию, - рявкнул голем. - Дополнительного времени на отдых предоставлено не будет. В ваших интересах закончить работу быстрее.

Каторжники поспешили выбраться наружу.

- Гадство, - Пятый тешился надеждой на иную награду, и теперь ему хотелось плюнуть с досады, но он вовремя вспомнил, что в скафандре это непозволительная роскошь. - Нет отсюда ходу. И ты ещё со своим энтузиазмом. Кто за язык тянул, а? Выслужиться хотел? Получи бурду в награду! Мы будем вкалывать на делегатов, пока не сдохнем.

- Поздравляю со снизошедшим откровением, - философски заметил Первый. - Большая часть золота во вселенной рождена столкновением нейтронных звёзд, а опыта - ожиданий и реальности.

- Откуда в тебе столько сарказма?

- Всего лишь лёгкая ирония, друг мой. Так что не бурчи. Нас ждут трудовые подвиги! Предлагаю перейти к торжественному распилу вот той чудесной конструкции.

Первый указал на надломленный посередине крупный обрубок то ли крейсера, то ли линкора, плывущий в окружении обломков поменьше в километре-полуторах от фрегата.

- За этой красотой болтается ещё один перспективный кусок утиля. Резать - не перерезать!

- Ну и урод же ты, братец, - процедил Пятый. - Говорить с тобой больше не желаю.

В гробовом молчании они добрались до обрубка, облетели вокруг, прикидывая, с чего начать. Наметив удобную точку, Пятый остановился и включил резак. Лазер резал толстый металл бронированной туши туго, нехотя, и человеку пришлось изрядно попотеть, пока он сумел отсечь кусок нужного размера. Первый, небось, за то же время несколько болванок заготовил. У него дело всегда спорилось. Пятый огляделся и вдруг понял, что порядком не видел ни отблеск резака напарника, ни его самого.

- Первый?

Ответом служило молчание.

- Первый, разорви твоё сопло! Напарник?!

- Чего разорался? - Первый выглянул из-за конструкции, торчащей из бортовой плоскости акульим плавником.

- Сразу ответить не мог? Я забеспокоился.

- Плыви сюда, тут режет легче.

- Вот ушлоган! - Пятый направился к плавнику, заготовив всердцах пару крепких ругательств, но Первый поднёс указательный палец к той части шлема, за которой скривились в усмешке губы, и поманил поближе. Затем ушлый мерзавец вывел на пыльной поверхности обломка два слова: "Выруби радио". Пятый округлил глаза. Первый терпеливо ткнул в сделанную надпись. Напарник, мысленно покрутив пальцем у виска, подчинился. Первый прислонился к его шлему своим и Пятый услышал приглушенный голос.

- Не включай передатчик, если не хочешь, чтобы подслушали, - Первый заговорщицки подмигнул. - Теперь посмотри вниз и направо. Видишь глыбу?

- Ну?

- Это не камень. Чужой корабль. Понимаю, так не может везти в один день, но сегодня наша седьмая смена. Мы тут неделю чалимся. Понял? Считай, подарок на Рождество. Хотя, на самом деле я приметил корабль до того, как нашёл фрегат. Мне даже отчего-то кажется, что чужак и был истинной причиной боя.

Он прыгнул к объекту и искусно затормозил у самой его поверхности. Пятый повторил маневр и рассмотрел, наконец, что одна из сторон глыбы отблескивала металлом с нанесенными на ней буквами кириллицы "П", "Т" и "Н". Другие отсутствовали. На их местах светлели затянувшиеся рубцы. Возможно, в прежней жизни корабль носил имя Протон или Плутон. Какой же это чужак?

- Регенеративная обшивка, - с уважением сказал Пятый. - Я слышал о таких разработках, хоть в корпорации не прижились. Эффективно работает против мелких пробоин. С крупными - проблемно. Чтобы затянуть большую дыру, нужно много времени и материалов. А кораблю, смотрю, хорошо досталось. Кто-то всадил в борт отменную порцию плазмы или чего-то подобного. Видишь, по краям пробоин алмазы превратились в графит? Для этого нужна высокая температура. Но с чего ты взял, что это не наш корабль?

- Во-первых, другие обводы. Корабли корпорации и тех, кто тут с ними воевал, внешне довольно уродливы. Их конструировали для космоса и не заморачивались дизайном.

- Что?

- Формы, говорю, у них другие. А у этого обводы планера. Он явно проектировался под разные задачи. В том числе, чтобы спускаться на планеты и взлетать с поверхности.

- Это мог быть наш экспериментальный корабль или шаттл.

- Мог, но во-вторых, поверх металла он покрыт ещё одной оболочкой и это не керамика, - Первый провел по поверхности перчаткой. Даже сквозь нее чувствовались бугры и бородавки наростов. - Смотри.

Он ударил по обшивке корабля безинерционным молотком из инвентаря.

- Это… Да ну на фиг! Кристаллы?

- Самые прочные из известных!

- Алмазы?

- Какой ты сообразительный, - в голосе Первого сквозила уже не скрываемая ирония. - Да, это алмазное покрытие. Что говорит: корабль не был в составе ни одной из погибших здесь флотов. Я полагаю, что знаю, в атмосфере какой планеты он побывал, прежде чем очутился здесь.

- Надо же!

- Это элементарно.

- Ватсон, - с сарказмом добавил Пятый, обнаружив, что и он не лишён способности язвить. - Ты забыл добавить "Ватсон!". Где же, по твоему, побывал кораблик, прежде чем оказаться тут?

Первый молча указал на гигантский шар Сатурна.

- Браво! Отменная дедукция! Ты серьёзно?

- Атмосфера Сатурна содержит в себе большое количество углерода. Ты в курсе, что в определенных слоях атмосферы планет-гигантов идут алмазные дожди? Он явно был там и попал в грозу. Молния превратила прилипший к обшивке углерод в алмазы.

- Алмазный корабль!

- Думаю, опыт с фрегатом убедил тебя, что об этой находке сообщать делегатам не стоит. По крайней мере, пока сами с ней не разберёмся.

- Что ты задумал?

- Хочу найти аварийный люк и проникнуть внутрь. Если корабль починил обшивку, вполне вероятно, что он годен ещё на что-нибудь.

- Сбежать решил? Да брось! Куда? Корпорация нас везде найдёт.

- Там, откуда прибыл этот корабль, корпорация не достанет.

Пятый несколько секунд молчал, раздумывая.

- Хорошо, - наконец сказал он. - Если ты оживишь эту лоханку, я с тобой.

- Договорились. Но это стоит сделать, не откладывая.

- Шутишь? Смена заканчивается. А жрать что?

- Ты будто собрался вернуться на станцию?

- Нам обещали двойную пайку! Я мигом. Только пожрать захвачу.

Первый отстранился и покачал головой.

- Я останусь дорезать чушки, - ожила рабочая частота его голосом. - Захвати с собой мою пайку. Я на ходу перекушу.

- Будь спок, коллега. Доставлю в целости и сохранности.

На станции готовилась к выходу наружу вторая смена. Паука, голема и горгоны ни в шлюзе, ни в других доступных каторжанам отсеках не было. Они, видимо, все ещё исследовали призовой фрегат. Нарадоваться, поди, не могут. Пятый зло усмехнулся и бросился в столовую, где уже началась раздача еды. Он грубо растолкал очередь и заграбастал четыре тюбика с бурдой.

- На себя и напарника, - объяснил он делегату на раздаче.

- Где он сам? - делегат с подозрением воззрился на Пятого.

- Режет очередную болванку. Мы обязались выполнить дневной план. Я сейчас обратно наружу.

- Похвально.

Первый в это время отыскал скрытый за алмазной коркой аварийный люк и зажёг лазерный резак. "Главное сейчас - вскрыть, а подлатать можно и потом", - думалось ему.

Внутреннее пространство корабля заметно отличалось от того, что Первый видел на станции и в неповреждённых декомпрессионными взрывами отсеках кораблей мёртвых эскадр. Конструктор позаботился об удобстве и комфорте, и это навело на мысль, что судно, скорее, было гражданским, а его владелец - состоятельным человеком, вряд ли связанным с контрабандистами. Здесь обнаружилась просторная кают-кампания, камбуз с запасом продовольствия, медотсек, несколько отдельных жилых кают. Каторжник заглянул в пустой трюм, инженерный отсек с 3d-принтерами, технический и двигательные отсеки, нашёл действующую энергоустановку неизвестного ему типа, и, наконец, мостик с "предбанником" для вспомогательных систем управления.

Судя по тому, что переборка, разделяющая мостик и соседний с ним отсек, блестела радугой побежалости, один из ударов по кораблю предназначался системам управления, и хоть не разрушил их, но лишил энергии, а когда коммуникации восстановились, включить подачу, видимо, было уже некому. Что ж, рассуждал про себя Первый, щелкая тумблерами, мы это недоразумение исправим.

Включилось аварийное освещение. Затем корабль наполнился вибрацией, словно потягивался после долгого сна. Первый сбросил экзоскелет с нагрузкой и, проклиная неуклюжий скафандр, втиснулся в кресло капитана. На пульте перед ним ожил командный дисплей. По нему к восторгу Первого пробежали слова: "Проверка бортовых систем. Ожидайте".

- Жду, что уж, - невольно вырвалось у Первого вслух.

- Несказанно рад, - откликнулось в шлеме голосом Пятого. - Уже лечу и даже перекусить захватил!

"Внимание, - вспыхнул новым сообщением дисплей. - Нарушена герметичность корпуса. Запущена регенерация. Энергообеспечение - в норме. Двигательные установки - в норме. Вспомогательные системы, системы жизнеобеспечения…".

- Ты бы поторопился, напарник, - сказал Первый, отвлекаясь от дисплея. - Я один за двоих чушек при всем желании не нарежу.

- На подлете, - сообщил Пятый. Ранец с маневренным двигателем медленно тащил его мимо злосчастного фрегата. Модули делегатов вцепились в старый корабль как клещи. Один, два, три… Всё на месте.
Из пробоины высунулась голова голема. Пятому показалось, что аватар за ним наблюдает. Он прибавил бы ходу, но ранец пыхтел на пределе возможностей.

Дисплей перед Первым, тем временем, свернул окно диагностики и вывел две строки на выбор "Введите пароль" и "Сброс к базовым установкам". Тот не стал искушать судьбу и обнулил настройки.

"Перезагрузка… Представьтесь".

"Капитан", - отстучал по клавишам Первый.

"Приветствую на борту, капитан. После восстановления атмосферы будет доступен режим голосового ввода команд. Запускаю регенерацию. Включаю стандартный режим освещения, искусственную гравитацию".

Вспыхнул свет. Экзоскелет с грохотом рухнул на белоснежную палубу. Экраны в командном отсеке заполнились отображением окружающего корабль пространства, словно его и не покрывал слой алмазов. Первый содрал с себя шлем и вдохнул полной грудью чистый воздух с лёгким оттенком цветочных ароматов. Корабль наполнялся шумами - тихим гудением, почти неслышным шипением вентиляции и лёгким скрипом панелей внутренней обшивки, отвыкшей от комфортной для человека температуры. Первый закрыл глаза и не сразу услышал призывные вопли, доносящиеся из шлема.

- Первый? Напарник? Первый?!

- Здесь, - ответил новоиспеченный капитан.

- Тук-тук! Открывай!

Пятый висел у аварийного люка, который корабль успел восстановить и наглухо закрыть. Первый приказал впустить напарника, а сам стянул с себя опостыливший скафандр и принялся задавать кораблю вопросы, которые считал важными, сам ещё не понимая почему.

- Цель прибытия в Солнечную систему?

- Данные изъяты, капитан, - ответил корабль приятным баритоном.

- Порт приписки?

- Данные изъяты.

- Название корабля?

- Данные изъяты.

- Владелец корабля?

- Вы, капитан.

- Предыдущий владелец?

- Данные изъяты.

- Чертовщина какая-то, - Первый потёр переносицу. - При каких обстоятельствах изъяли данные и кем?

- Данные утеряны в результате некорректного вмешательства техника без достаточного уровня квалификации.

- Круто, - пробормотал Первый. - К этому имеет отношение фрегат, дрейфующий неподалёку?

- Данные утеряны в результате некорректного вмешательства техника без достаточного уровня квалификации.

- Вот как… Ближайшая точка перехода в другие системы?

- Координаты последней точки входа-выхода сохранены в базе данных, капитан.

- Алилуя! Сколько потребуется времени для подготовки к прыжку?

- Тысяча шестсот тридцать четыре секунды с учётом времени на движение к точке входа-выхода и расчёты для прыжка.

- Куда мы можем прыгнуть?

- В базе данных сохранилась информация только о последнем переходе, капитан.

- Откуда?

- Система Глизе-581, 20,4 световых года от Солнечной системы.

- Кто атаковал корабль?

- Данные утеряны.

Познавательную беседу прервало появление в отсеке грузной фигуры Пятого. Обнаружив напарника без защитного костюма, он сбросил шлем и пнул его в сторону.

- Надо торопиться, - выпалил он. - Делегаты что-то подозревают. Мой скаф только что отослал Стилу пакет данных. Думаю, копию наших переговоров или информацию с системы телеметрии.

- Вниманию капитана, - доложился корабль. - Фиксирую приближение потенциально опасного объекта.

- Так ты у нас уже капитан, - воскликнул Пятый. - Вот так карьерный рост! Ну а я - бортинженер. Я скромный, и в меня знаний закачали, мама не горюй!

- Объект идёт курсом на сближение, - продолжил информировать корабль, игнорируя тираду. - Вывожу проекцию.

Перед каторжанами возникла голограмма боевого модуля со станции.

- Это Стил, век воли не видать, - запаниковал Пятый, в мгновенье ока сменив настроение. - Вдарь по нему чем-нибудь, капитан!

- У нас есть вооружение? - обратился Первый к кораблю.

- Вооружение отсутствует, капитан, - сухо проинформировал корабль. - Активирована противометеоритная защита.

Палуба под ногами едва заметно задрожала. Модуль на проекции распался, но когда облачко обломков рассеялось, выяснилось, что пилот не только цел, но и продолжает движение.

- Опасное сближение, - сообщил корабль. Через мгновенье делегат Стил врезался в обшивку, закрепился и начал молотить по ней кулаками. - Попытка проникновения.

- Он вскроет нас как консервную банку! - взвыл Пятый.

- Или они, - Первый кивнул на новые проекции модулей, возникшие чуть в стороне от голограммы голема. - Идут следом.

Голова была на удивление ясной, словно угроза, исходящая от аватаров очистила её от лишних мыслей и эмоций.

- Кораблю, доложить о готовности к старту к ближайшей точке перехода из Солнечной системы, - в голосе Первого появилась неожиданная жёсткость.

- Экипажу занять ложементы согласно предписанию, - спокойствию корабельного баритона можно было позавидовать. - Начинаю предстартовый отсчёт. Десятисекундная готовность. Девять, восемь…

Боевые модули делегатов заходили с кормы, открыв предупредительный огонь по курсу. Акционерам явно не хотелось повредить ещё один призовой, но более ценный, чем фрегат, корабль. Голем, тем временем, пробил обшивку и расширял отверстие, чтобы протиснуться внутрь.

- Пошёл! - выкрикнул Первый, теряя самообладание.

- Нераспознанный приказ, - корабль прервал обратный отсчёт. - Повторите команду.

- Поехали!

- Стартуй уже, бл…! - возопил Пятый.

Корабль сорвался с места бешеной гончей, нарушив мерное течение прятавшего его кольца. Мощный импульс сорвал с борта несуразного голема, вырвав с корнем манипуляторы, которыми он цеплялся за обшивку. Дыра, проделанная Стилом, затянулась, выплюнув чужеродные обрубки.

Делегаты в боевых модулях в бессильной злобе наблюдали, как добыча ускользает к Сатурну, чтобы нырнуть под его аммиачные облака.

- Зря я тебя послушала, - прошипела горгона. - Надо было стрелять на поражение.

- Ты повредила бы ценный трофей, - проскрежетал паук.

- Где теперь этот трофей, болван? Они увели его из под носа.

- Но и им не жить, - паук развернул модуль, чтобы подобрать голема. - На другой стороне их будут ждать.

Сатурн встретил беглецов ураганным ветром, который бросал отважный кораблик из стороны в сторону, пытаясь разорвать в щепы. Но безымянному найденышу в драгоценной оболочке, казалось, этого испытания было мало. Он рвался все глубже, врезался в сверкающий циклопическими разрядами грозовой фронт, прошил налитые яростью стихии тучи и, миновав шторм, вынырнул в относительно спокойном участке атмосферы олимпийского кольценосца. Экипаж в чёрных робах не заметил бы, что оказался по ту сторону перехода, если бы желтая мгла вокруг корабля вдруг не сменила окрас, став зелено-голубой. Судя по всему, точка входа в атмосфере Сатурна соединялась незримым человеку тоннелем со схожей точкой, но уже в глубинах планеты-гиганта другой системы.

- Вырвались, - Первый позволил себе расслабленно улыбнуться. Он оглянулся на напарника и подмигнул. - С освобождением, борт-инженер! Добро пожаловать в необъятную Вселенную!

- Виват капитану-освободителю! - воскликнул тот. - Предлагаю отпраздновать победу над угнетателями двойной порцией бурды!

Он выложил четыре тюбика, которые захватил в столовой на бесконечно далекой теперь станции.

- Исходящее сообщение, - напомнил вдруг о себе корабль.

- Внимание, нарушитель, - по отсеку разлился приятный женский голос с лёгкой хрипотцой. - Карантинная служба! Немедленно лечь в дрейф для осмотра и утилизации!

Пятый растерянно взглянул на капитана.

- Чуда не случилось?

- Как сказать, - ответил тот после небольшой паузы. - Сдаётся мне, все только начинается.

По обшивке корабля стучали алмазы.

чудесно! сказочно! только я не понял: дама - ведунья? или некто подобный? ) как она время и пространство сдвигает? ))

Богемное местечко, намоленное.

супер! 

 

классная зарисовочка! светлая. эх, аж в Питер захотелось... 

отличный сон! я даже обзавидывался ))) а я свои редко помню... как проснусь, все улетучивается... печаль...

Стальной створ отрезал от внешнего мира и я наконец окунулся в привычный уже шум и гам общего коридора, заполненного радостным визгом детей, нудным бубнежом телевизоров, запахами снеди, стирального порошка, прогорклого масла и хлорки.

- Папа! - В ноги вопящим болидом врезалась дочь. Я погладил её по голове.

- Папочка вернулся! А ты знаешь, я научилась…

Чему научилась дочь, я узнать не успел, поскольку в этот самый момент распахнулась соседская дверь, и оттуда высунулась морщинистая, унылая физиономия с широко расставленными, выпученными и слегка косящими в разные стороны глазами. Так бы, наверное, выглядел мопс, доведись ему уродиться в человечьем обличье.

- Принёс? - зычно гаркнул мопс.

- Что удалось найти, Пётр Маркович, - сказал я и, чуть отстраняясь от дочери, стянул с себя тяжёлый рюкзак, набитый добычей.

Дочь бросила на соседа осуждающий взгляд, и унеслась прочь по коридору к скрытому от меня эпицентру детского писка.

- Давай-давай, не тяни, - нетерпеливо протявкал Пётр Маркович. - Неделю со свечкой в уборную хожу. Ни почитать, ни подумать. Мрак один.

- Да будет свет, - я протянул ему несколько светодиодных ламп. - Тёплого свечения нашлось всего две. Остальные, уж извините, холодного.

Он придирчиво осмотрел упаковку каждой лампы. Потом с едва заметным одобрением кивнул, словно одолжение мне сделал, но тут же подозрительно прищурился.

- Чем сейчас рассчитываются?

- Пока видите в телевизоре говорящие головы, в ходу - привычная валюта, - заметил я. - Бартер не предлагать. Только наличные.

- Я не смотрю пропагандистские каналы! Что я тебе должен?

- По сотне за каждую.

- Были дешевле, - недовольно заворчал мопс.

- Цены растут как на дрожжах, - я пожал плечами. - Не верите, сами к торговцам сходите.

- Сходит он, как же, - послышалось из-за спины. - До первого патруля.

Из квартиры напротив обиталища мопса выглядывала дородная седовласая матрона с удивительно неподходящим её комплекции именем Аида. Аида Маратовна, если уж быть точнее и к её возрасту почтительнее.

- И вам принёс, - заверил я, предугадывая ее вопрос, и передал ей пару ламп.

- Как сейчас снаружи? - с неожиданной тоской спросила она.

- Небо прояснилось. Воздух как будто чище и прозрачней стал. Народ за блок-постами непуганый. Будто с другой планеты. На меня только пальцем не показывали. ЧуднО!

- Вот! - В беседу бесцеремонно влез почти забытый мопс. - О чем я давно говорю! Это заговор! Тоталитаризм! Диктатура! Нагнали бронетехники, поделили территорию на зоны, поставили блок-посты, выпустили патрули, ввели пропуска! Специально разделили, чтобы легче было всех несогласных…

Он сделал жест, как будто сворачивал кому-то шею.

- Бог с вами, Пётр Маркович, - укорила его Аида Маратовна. - Не сталинизм нынче. Кому вы нужны!

- Вы все прекрасно знаете! - мопс повысил тональность. - И ваш муженек к этому причастен!

- Он давно на пенсии!

- А бывших среди них нет. Все с погонами к этому причастны! Все!

- Петр Маркович, поберегите нервы, - поморщился я. - Они - ваши соседи.

- Их специально подселили рядом, - не унимался тот. - Ради контроля! Для соглядатайства! Разуй глаза, малый, и до тебя очередь дойдёт. Каждый вольный ум - под колпак! Хунта! Церберы!

- Это кто там лает? - донеслось из квартиры соседки. Голос был дребезжащим, хриплым, но ещё слышались в нем командные нотки. Принадлежал он супругу Аиды Маратовны, отставному силовику, которому я и раньше старался не показываться на глаза - уж больно строг старик, а сейчас, когда вылазками нелегальными занялся, тем более. Однако Пётр Маркович, услышав реплику, только раздухарился.

- Это ты лаешь, пёс цепной!

- Гнида либеральная, - лязгнул голос оппонента. - Дождёшься, сволочь, выйду!

Аида Маратовна картинно закатила глаза и закрыла дверь, умудрившись перед этим сунуть мне упаковку гречки на пару кило. Некоторые старики считали её более твёрдой валютой, чем банкноты. Я хотел оставить её под дверью, но покосился на Петра Марковича, и положил в рюкзак.

- Когда ещё выйти наружу планируешь, - полюбопытствовал мопс. Он удивительно быстро вернул себе спокойствие.

- Как заказы наберу, - неопределённо ответил я. - Вам что-то еще нужно? Фонарик, может быть, или свечки, чтобы не мучиться в уборной? Монтировку могу доставить или перцовый баллончик на случай перехода соседского конфликта к горячей фазе.

Он смерил меня презрительным взглядом и молча закрыл дверь. Мерзкий все же тип, а интеллектуальную оппозицию из себя строит. Тьфу.

Я двинулся по коридору дальше, здороваясь и перекидываясь ни к чему не обязывающими словами, оставляя заказы и принимая новые. Батарейки, маркеры, переходники, чехлы для мобильного, стикеры и наклейки, пластиковые формочки и все подобное, что довольно скоро отправится в мусор. Люди стойко цеплялись за бессмысленные в целом мелочи, с которыми ассоциировали цивилизацию, умножая отходы, с объемом которых не могла справиться и мать-природа. Интересно, надолго ли хватит запала? Вот лампы, понимаю, нужная в хозяйстве вещь. Не какой-нибудь вам мини-кальян, как жилец из самой дальней по коридору квартиры заказал. Мутный мужик, и имени его никогда не мог запомнить, но на нем моя миссия сегодня и завершится.

Дверь напротив нужной мне квартиры была облеплена ядовито-желтыми сигнальными лентами. Утром их не было. Нехорошо. Тут, помнится, молодая семья обитала. Младенчик у них – и полугода нет. Папаша его ко мне намедни приходил. Просил за блок-посты вывести. Я, конечно, отказал. Сам где хочешь проскользнуть могу, а с группой - вряд ли… Что ж тут случилось в мое отсутствие?

Из квартиры мутного заказчика в общий коридор просачивались сочные басы. Я позвонил, потом еще раз. Подождав с минуту, собрался было уходить, но музыка смолкла, щелкнул замок. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы показать мне предохранительную цепочку и одутловатую морду с покрасневшими глазами. Из щелки пахнулО перегаром, застарелым потом и сладковатым дымком гашиша.

- Сталкерам салют, - подмигнула морда. – Теплится ли ещё жизнь на Марсе?

- Только на сникерсе, - я продемонстрировал фигурную колбу. – Принимай, пока не уронил.

- Ха-ха, - донеслось из-за двери. – Юморист! Погодь чуток, мне тут баррикаду разобрать надо.

- Я могу у двери оставить.

- Не-не, постой, у меня вопрос серьезный есть.

Послышалось странное шуршание. Что-то с грохотом покатилось по полу. Заскрежетал металл. Наконец дверь открылась, демонстрируя мне полуголого гоминида. Одной рукой он почесывал волосатую грудь.

- Ты, бро, только до рынка мотаешься? – вполголоса полюбопытствовал он.

- На этом рынке теперь разве танки не сыскать, - пошутил я. - Богатая локация. Зачем куда-то ещё?

- Скоро, наверное, и танки толкать начнут, - согласился гоминид. – А в другом направлении двигаться не пробовал? Ну, там, по координатам определенным пройтись, что-то взять, где-то оставить?

- Не интересно, - отрезал я, примерно представляя, на что он меня подбивал. От его логова этим "что-то" сейчас некисло так несло в коридор.

- Я бы хорошо заплатил, бро, - с обидой в голосе сказал гоминид. - Это выгоднее, чем на рынок тащиться. Один фиг, ты сейчас игрок нелегальный. Попадёшься патрулю, закроют как за закладки. И плевать, что в рюкзаке хозтовары. Пропуска-то у тебя нет. А я помочь могу.

- Могу повторить, - твёрже сказал я. - Не интересует!

Снаружи донёсся надрывный вой сирен. Мы с мутным мужиком, не сговариваясь, застыли как по команде, прикидывая, не по нашу ли душу. Сирены взвывали все громче, но потом стали стихать. Спецмашины проследовали мимо.

- Рисковый ты, - вдруг совершенно трезво вздохнул мутный. - Жаль, бро, конечно, но нет, так нет.

Прежде чем дверь закрылась, я сунул между ней и косяком носок ботинка. Гоминид в неподдельном удивлении воззрился на него, потом поднял глаза на меня.

- Передумал, что ли?

- Нет. Тоже спросить хочу.

- Ну давай, - без энтузиазма разрешил он.

- С соседями что стряслось?

- С этими, чтоль? - Он кивнул на дверь с лентами. - Да дурни оба. Особенно соседушка. Бизнес, говорил, у него прогорел. Без средств остался. Нет пропуска, нет бизнеса. Все честно! Чтобы на социальных пайках больше не сидеть, вместе с женушкой за блок-посты выбраться возжелал. Прослышал, вроде, что там режим помягче. Уж не от тебя ли, бро?

- Ушли, выходит? - у меня неприятно засосало под ложечкой.

- Ага. Только недалеко. Патруль их быстренько вычислил и накрыл. Бабенку обратно возвернули - под строгую изоляцию. Кормящая все же, а у нас - гуманизм. Соседа, как я понял, в кутузку закрыли, а оттуда, сам знаешь, сейчас один выход. В лабораторные крысы. Вопросы?

- Спасибо, - сказал я и убрал ногу.

- Если надумаешь, заглядывай, бро, - махнул он.

Щёлкнул замок. Загудели басы. Я поставил перед дверью с лентами гречку от Аиды Маратовны, поразмыслил, и сунул под куль несколько банкнот. Им будет нужнее. Нажал на кнопку звонка и, услышав трель, ретировался.

У своей квартиры я остановился, чтобы перевести дух и натянуть маску бодрости, но стоило потянуться к ручке, как дверь отворилась сама. На пороге с сияющими от счастья глазами стояла дочь. И когда она только успела просочиться домой?

- Папочка, ну где ты ходишь? – Схватив меня за руку, она выскочила наружу и потащила за собой. – Все хотела сказать, а ты занят был. А я читать научилась! Да! Сама, пока ждала тебя сегодня у главной двери! И мне никто не помогал. Даже мама. Честно! Пойдем, я тебе прочту.

Мы остановились у створа, отделяющего наш маленький мирок от внешнего пространства, и дочь принялась знакомить меня с надписями, громко и тщательно выговаривая слоги.

- Вни-ма-ни-е! О-пас-но! Вы-ход без СИЗ за-пре-щен! Ви-рус-но-е за-ра-же-ни-е!

Она с торжеством взглянула на меня. Я вздохнул.

- Папочка, что случилось? - встревожилась дочь. - Ты загрустил?

- Совсем нет, - я поднял ее на руки и понес домой, подальше от двери, отмеченной с ядовитым знаком биологической опасности. - Мне просто хотелось, чтобы у первых прочтенных тобой слов был совсем иной смысл.

, валерьянки тебе и терпения! Ибо раньше были цветочки

2. Дознаватель

 

В комнате для дознания не было никого, кроме конса и Луи. Нелегал, пользуясь возможностью, уже не скрываясь, пристально рассматривал рудокопа.

 

- Так вот, значит, что такое глубокий сеанс, - хмыкнул он, наконец. – Бодрствующий совет! Как вы коллективно управляетесь с телом? Я имею в виду данный случай. Понимаю, симбиотическая сеть и все такое, но тем не менее...

 

- Несущественно, - сказала сеть, воспользовавшись голосовыми связками Лу-3. – Вы вторглись на территорию колонии. Вы были вооружены. Мы расцениваем это как акт агрессии. Чем вызваны подобные действия? Отвечайте по существу, от искренности зависит ваша жизнь. Надеемся на сотрудничество.

 

Конс стер улыбку с лица и оглядел обезличено серые стены, словно пытаясь пробить взглядом толщу камня и найти тех, кто говорил с ним через тощую и жалкую на вид марионетку. Рудокоп сидел недвижим. Бодрствующий совет пока двигал только его губами, но сущность гамма-Лу была готова отдать ему полный контроль над телом и восторженно трепетала в сторонке. Прежде ей не доводилось купаться в сполохах сети, объединившей сознания тысяч колонистов. Где-то там наверняка была Лу под номером один, а может и другие члены семьи, успевшие пробудиться.

 

Тихий бессвязный шепот чужих мыслей волнами накатывал на сознание, убаюкивая мороком неясных, но невероятно знакомых образов. Лу-3 изо всех сил противился сну, желая впитать в себя все, что увидит. Душа ликовала: сегодня он - рядовой рудокоп - станет исполнителем общей воли колонии! Семья будет его боготворить. Он сам готов себя боготворить! Глубокий сеанс! Час назад он и помыслить не мог и о такой чести! Какой-то час назад!

 

- Надеемся на сотрудничество, - повторила сеть, но уже чуть жестче.

 

- Да понял, понял, - нелегал поерзал на стуле, к которому был прикован, откашлялся и произнес: - Я, в принципе, и не уполномочен вести переговоры, но учитывая обстоятельства... Мы хотим сотрудничества. Нам всем грозит опасность. Когда я говорю «нам», я имею в виду нас и вас.

 

Сеть скривила губы гаммы-Лу, обозначив скепсис. «Нас и вас»? С каких пор? Что задумал дрянной конс?

 

- Мы проводили разведку, - продолжил Геб. – Нашей задачей было выяснить, не стала ли колония жертвой поглощения.

 

- Кто мы? – изрекли губы Луи.

 

- Мы - Первое поселение.

 

В голове Лу-3 зажурчали возмущенные голоса. Бодрствующий совет негодовал. Первое поселение! Старейшая из основанных на Астире колоний и единовластная хозяйка действующего космопорта, беспокойная и разношерстная, и совсем не внушающая доверия. Принимая беженцев и оседающих членов экипажей грузовиков, она цинично экономила на клонах и благоразумии. В Первой все меньше добывали нейробит, но все настойчивей навязывали остальным колониям услуги посредничества и перевозок. Легкие деньги опускали ее в омут порока глубже, чем можно было представить. В темных тоннелях Первой даже самый искушенный грешник мог найти все, что угодно – от экзотических удовольствий до внезапной кончины. Мысль об этом приводила в трепет, но некоторая часть совета испытывала любопытство, и губы рудокопа вновь зашевелились.

 

– О каком поглощении идет речь? Отвечайте полно, по существу.

 

- Как такое скажешь по существу, - Геб покачал головой, словно размышляя, с чего начать. - Как давно вы связывались с Западным поселением? Хотя, о чем я? Вы же зарылись в Астире по уши, и ничем не интересуетесь кроме обмена минерала на эмбриональные камеры, чтобы хоть как-то сохранить популяцию. Три дня назад Западное прервало поставки нейробита в космопорт. Вам что-нибудь об этом говорит?

 

- Нет, - ответила сеть. – Продолжайте.

 

- Мы пытались связаться, но канал забит помехами, - сказал конс. – У руководства появились предположения, что на Западном случилась авария. Разумеется, это следовало сохранить в тайне, но шила в мешке не утаишь. Кое-кто из наших отправился к Западному на разведку.

 

Сеть откликнулась усмешкой. Дельцы из Первого были бы не прочь наложить руки на богатые рудой горизонты других колоний. Разумеется, под благовидным предлогом помощи пострадавшим при аварии.

 

- Западное поселение подверглось... гм-м... Подверглось видоизменению. Не внешне, а, скорее, внутренне, на уровне сознания. Нам неизвестно точно, что произошло. Но население колонии стало вести себя как рой насекомых, управляемый неким источником, природу которого мы пока не поняли.

 

- Это все, что выяснили разведчики?

 

- Конечно же нет, - конс сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

 

Лу-3 ощутил беспокойство, не вполне осознавая, его ли было это чувство или других бодрствующих колонистов.

 

- Нам казалось, что мы выявили причину, - сказал Геб. - Нейробит – тот самый минерал, который все мы добываем на Астире. Вы знаете, какими он свойствами обладает? Почему Земля так жаждет получать его все больше и больше? Сплавы с этим минералом используют в создании обучаемых систем. Но он настолько хорош, что используется даже в протезирования поврежденных участков мозга. Понимаете? Это шаг к вечной жизни! Пока медицина научилась заменять мозговую ткань частично, но если мы сможем сделать это полностью, сохраняя сознание?

 

- К чему вы клоните? – Сеть, несколько сбитая с толку, еще не решила, вернуть ли беседу в прежнее русло, или позволить консу высказаться.

 

- Кто знает, что произойдет с человеком, если он будет соприкасаться с нейробитом постоянно - во взвеси, в микроскопических дозах, на протяжении нескольких поколений? Задумались? Насколько увеличилась продолжительность жизни людей в вашем поселении? Раза в три-четыре от нормы? А людей ли вы еще выращиваете на своих горизонтах?

 

- Патетика, - резюмировал совет. Нелегал недовольно звякнул цепями. На землистом лице Геба проступил болезненный румянец.

 

- Думаю, вы, все вы, что прячетесь под радужкой глаз посредника, сейчас разом выдохнули, - голос конса гневно задрожал. - Мне известно, что нас с Первого на дальних поселениях называют консами и параноиками. А мы вас кличем либрами. По части презрения мы квиты, но в остальном! Вы, как погляжу, предусмотрительны. На каждом – индивидуальный респиратор, воздух в помещениях фильтруется. Однако вся гадость ситуации в том, что либры с Западной-два относилась к нормам безопасности не менее строго чем вы или мы, но вчера с ней случилось то, что днем раньше с Западной.

 

- Допустим, - неожиданно согласилась сеть. – Но причем тут наша колония?

 

- Как? – Геб едва не вскочил, но цепь удержала его на месте. – Вы к ним ближе всех!

 

- И Первое поселение, конечно же, хотело бы помочь? – Луи ощутил прилив сарказма.

 

- Мы полагаем, что в первую очередь необходимо приостановить добычу нейробита - временно, до выяснения причин происходящего.

 

- Наконец-то все встало на свои места, - губы гаммы-Лу вновь скривились, теперь презрительно. - Вы хотите выдавить нас с рынка.

 

- Нет, Астире вас иссуши! Мы полагаем, что Западное и Западное-два захвачены неизвестной формой жизни или, возможно, поражено инфекцией, которая переносится нейробитом.

 

- Чушь.

 

- Послушайте, - конс сменил тон и теперь не убеждал, а просил. - Видоизменение - угроза людям. Мы полагаем, что человеческий вид стал жертвой агрессии и столкнулся с более сильным и коварным противником, чем сам. Две колонии поглощены тем, что ведет себя как рой насекомых, и с каждым измененным он растет. Помощи ждать неоткуда, понимаете вы? Мы слишком далеко от Земли.

 

- Паранойя, - подытожила сеть. – Свойственно индивидам.

 

- Индивидам? – Нелегал вскинул головой. – Я не ослышался?

 

- Паранойя свойственна индивидам, - повторила сеть, вызывая в Луи безоговорочное согласие с истиной. – Мы не нуждаемся ни в сотрудничестве, ни в союзничестве с вами.

 

Геб с плохо скрываемым отвращением заглянул в распахнутые глаза Лу-3, надеясь найти в них след того, что говорило с ним через недотепу-рудокопа.

 

- Так ты контролируешь их, - конс разочарованно покачал головой. – Выдаешь себя за человеческий совет, а рулишь сама. Сеть! Бездушная ты система. Ты обязана защищать людей!

 

- Членам колонии не угрожает опасность, - отрезала система. - Борьба с роем, вымышленным или реальным, не входит в ее задачи.

 

- Ты хуже, чем рой, - сказал конс, и, вздохнув, добавил: – Технологии! Мертвее мертвого. Тем хуже для всех нас.

 

Дверь в комнату открылась, и в проеме возник страж. Он спокойно прошел за спину Геба, активировал оружие и приставил ствол к затылку. Пленник побледнел, наконец потеряв ощущение уверенности.

 

- Внимай, нелегал, - голос Лу-3 обрел холодную глубину. – За вооруженное вторжение на территорию колонии ты приговорен к...

 

- Осень, два, луна, - быстро, но четко произнес конс бессмысленный на первый взгляд набор слов, но из рудокопа будто выбило воздух. Страж за спиной нелегала рухнул, как подкошенный. Лу-3 беспомощно сполз со стула, в голове звенела удивительно чистая пустота, а тело казалось чужим, аморфным и вязким. Комната поблекла, посерела, превратившись в обезличенное, казенное помещение, и не было больше ни безупречной эмали стен, ни кафельного глянца под ногами, а только грубо обработанная порода Астире. Стол покрылся пятнами ржавчины, скрипнула несмазанной петлей кривая металлическая дверь. Лицо Геба, напротив, приобрело нормальный оттенок, на щеках проступил румянец, чуть смазанный прежде облик обрел четкость и Луи вдруг разглядел в нем... самого себя.

 

- Нравится? – спросил конс, наклонив голову, чтобы видеть лежащего посредника. – Думаю, нет. Я бы на твоем месте просто одурел. Колбасит, думаю, не по-детски. А, гребаная ты машина?

 

Страж позади нелегала неуверенно поднялся, и неуклюже, словно что-то или кто-то неумело дергал за невидимые Лу-3 ниточки, привязанные к конечностям, положил оружие на стол. Лицо бойца утеряло правильные черты и заострилось, исчезли бугры мышц и сквозь материал тоги, больше не цветной, проступили жалкие ключицы. Трансформация потрясала, но гамма-Лу, все еще тонущий в патоке измененного сознания, чувствовал немое удивление. Как в стражи мог попасть этот болезненно бледный человек?

 

- Тебе, наверное, интересно, как мы перехватили управление? – спросил Геб, не отводя взгляда от Луи, и страж щелкнул замками, освобождая нелегала от цепей. – Вирус. Я активировал его голосовой командой. Мы подбросили тебе вирус еще там, в тоннеле, через имплантат посредника. Забавный клон. Так и не представился, но, полагаю, его зовут Лу. Лу номер три! Бирка на лацкане не врет, не так ли?

 

Конс фыркнул и потянулся, хрустнув суставами.

 

- Убожество. Неужели так плохо с фантазией? Трудно придумать имена всем? Или Лу – это фамилия семьи? Кстати, а зачем клонам семья? Детей им не рожать. Ты же их в пробирках выращиваешь.

 

Нелегал встал, освобождая место стражу. Тот послушно сел и пристегнулся к стулу. Конс проверил оставленное на столе оружие, продолжая нелепый на слух Луи монолог. Колонист мог дотянуться до его ноги, но тело –  собственное тело! - не слушалось, повергая рудокопа в отчаяние.

 

- Мы подозревали, что на Юго-Западной неладно. Надеялись, что не настолько, но подстраховались. Прости, Лу номер три, мне совсем не хотелось делать тебе больно, просто глубокий сеанс – самый быстрый способ распространить вирус по всей сети.

 

Страж за столом затрясся в припадке, на побелевших губах проступила розовая пена. Под серым потолком ожил скрытый динамик.

 

- Чего ты добиваешься, пришелец?

 

Голос был все тем же, нейтральным, бесполым и бестелесным, разве что, исходил он теперь не из Луи.

 

- Уже лучше, - сказал Геб. – Наконец-то до беседы снизошла сама хозяйка! А как же марионетки? Сдулись?

 

- Опустим детали.

 

- Ну уж нет, - едва не пропел конс. – Ты, нежить, должна знать, что человек неприкосновенен! И я, и клон, который корчится на полу! Ты нарушила главный закон. Машина не должна причинять вред человеку!

 

- Я не машина, - произнес голос из-под потолка. – Я – сообщество разумов, коллективный интеллект колонии, усовершенствованный и усиленный уникальными технологическими решениями.

 

- Знаем мы твои решения, - нелегал сплюнул. – Серверная с элементами искусственного интеллекта. Поставки всех комплектующих на Астире контролирует Первое поселение. Забыла? Нам отлично известно, из чего ты состоишь. Теперь сечешь, машина? Чем ты подчуешь марионеток? Дополненной реальностью? Я не ошибся?

 

- Не ошибся, - признала система без малейшего намека на раскаяние. – Чего ты хочешь?

 

- Подчинения, - сказал конс, и произнес громко и отчетливо еще несколько слов, но теперь на незнакомом Луи языке.

 

- Приоритетный статус, - сдалась система. Геб кивнул и простер руку над рудокопом, все еще лежащем на полу.

 

- Нарекаю тебя Тресом* (Трес – лат. tres, три). Встань и иди!

 

Лу-3 улыбнулся новому имени и удалился на задворки сознания, уступая место более решительной и энергичной ипостаси.

 

 

3. Союзник

 

Ать-два! Ать! Новонареченный Трес чеканил шаг, маршируя в строю у грубо сколоченной трибуны. Подле ней расположился давешний конс, с кислой улыбкой обозревая шеренги ополченцев. Трес откуда-то знал, что Геб уже сменил статус нелегала, возвысившись до первого советника Юго-Западной, а в колонии объявлено военное положение, чтобы дать отпор врагу, вторгшемуся в родные пределы. Ноги топали синхронно, в такт, заданный сетью, поднимая вверх розоватую взвесь нейробита.

 

- Стой! – разнеслось широко, и Трес едва не ткнулся в бритый затылок новобранца шагавшего впереди. Тот чуть обернулся и раздраженно шикнул. Несло кислым потом, в складках сероватой кожи темнели полоски грязи. Воцарилась тишина, нарушаемая сиплым дыханием тысячи глоток. Первый боевой тумен ополчения Юго-Западной был готов к смотру.

 

Многие лица вокруг были знакомы. Ополчение сформировали из бодрствующей смены, в которую Лу-3 обычно отправлялся в забой. Трес привстал на носочках, чтобы обозреть пространство. Колонистов собрали в центральном гроте, обычно используемом для больших приемов. Только он – главный зал центрального уровня Юго-Западной, обычно сверкавший яркими красками и украшенный богатыми тканями, мог одновременно принять в себя большое количество людей.

 

Торжественного убранства больше не было, испарилась куда-то и пышная драпировка, и особой красоты отделка, и эта картина внушала бы прежнему обывателю Юго-Западной подозрение в подлинности. Что если дополненной реальностью было то, что он видел сейчас, а не тогда, до мобилизации? Трес не задавался подобными вопросами и взмахнул рукой, чтобы отогнать наваждение, а потом у самой трибуны качнулось море голов.

 

В унисон бьющей по шеренгам волне фанатичного обожания на трибуну тяжело поднимался пожилой и незнакомый рудокопу человек. Заняв центральное место, он оперся обеими руками о боковины, чуть склонился вперед и обвел взглядом грот, набитый людьми. Увиденное отчего-то не доставило незнакомцу удовлетворения, углубив жесткие складки у сжатых губ, и Трес ощутил искреннее огорчение, с которым пришло осознание, что он знает почтенного мужа. На трибуне стоял глава Департамента охраны Первого поселения - гранд-комиссар Блитц, важный и влиятельный человек. На задворках сознания мелькнула странная мысль, что информацию в память гаммы-Лу только что вложил имплантат.

 

- Бойцы! – прокричал гранд-комиссар, оглядывая шеренги, и Трес почувствовал прилив воодушевления. – Долг каждого из нас защитить колонию и все человечество, наших братьев и сестер! Враг коварен и беспощаден! Полчища рабов, готовых умереть по его приказу, вторглись в нижние горизонты вашего поселения. Противник, с которым вы столкнетесь на тех уровнях, выглядит как человек, но вы не должны обманываться! Он таковым не является. Враг выжег мозги всем, кого подчинил, и он сделает это с вами, если сдадитесь!

 

- Нет! – исступленно рявкнули тысячи глоток, и Блитц позволил себе чуть улыбнуться.

 

- Вы не сдадитесь? – прокричал он.

 

- Смерть врагу! – пролаяли шеренги, и оратор удовлетворенно кивнул. Гранд-комиссар ожидал подобного ответа и выбросил вверх сжатый кулак: - Будьте безжалостны! Будьте непоколебимы!

 

- Смерть! – ответили ему. Советник у трибуны криво ухмыльнулся. Трес видел это отчетливо, и по неведомой ему причине отметил в памяти.

 

Память... Трес помнил, что до перерождения вел другой образ жизни. Лу-3 каждый день добывал минерал, который потом отгружался в Первое поселение, где его забирали большие корабли. Он как тысячи других колонистов жил в семье, где оставлял все самое яркое, что рождала фантазия, и знал, что новые горизонты подарят еще. С каждой добытой тонной нейробита ощущения становились острей, краски – сочнее, а жизнь – проще и понятней. Но теперь Трес знал, как близко Лу-3 подошел к краю, за которым маячило мрачное единение коллективного сознания, полностью растворившего в себе искры индивидуальности. Кем бы он стал, успей рой занять Юго-Западную? Понял бы важность миссии, доверенной ему и другим колонистам?

 

- Вот где наш герой! – Треса бесцеремонно хлопнули по плечу. Он обернулся и узнал стража – того самого, что говорил с Лу-3 в туннеле. Тот радостно щерился, демонстрируя неровный ряд зубов. Трес неуверенно улыбнулся в ответ. Страж поменялся местами с соседом, чтобы встать рядом со знакомцем.

 

– Ты же в семье третьим был, - затараторил он. – А я под вторым номером ходил. Вроде, по статусу даже выше. Но разве это важно сейчас? Праздное! Новые времена, новые правила, новые номера. Слышал, тебе персональное имя дали? И как оно тебе? Воодушевляет?

 

Испытав гамму чувств от смущения до легкой досады, Трес, непривыкший еще к чужому вниманию, неопределенно пожал плечами, еще не решив, как относится к неожиданному соседству.

 

- Я тоже себе имя хочу, - доверительно сообщил страж. - И чтобы особенное, но не придумал пока. Меня ведь в семье как? Болтом кликали. Представляешь? Сократили от Болтуна, чтобы короче и не обидно. А я ж не виноват, что общительный. Стража нуждалась в коммуникабельных. И будет еще нуждаться, еще увидишь! Без этого в страже никак. Работа с людьми, друг, умения общаться требует.

 

- Да заткнулся бы уже со своей стражей, - буркнул кто-то за спиной Болта, но тот даже не обернулся, а заговорщицки подмигнул Тресу: - С роем только разберемся и наведем порядок, будь уверен! Уж мы супостату покажем!

 

Что стражу не терпелось показать противнику, Трес не узнал. Под высокими сводами зазвучали отрывистые команды, и тумен пришел в движение, дробясь на колонны. Та, в которой оказались гамма-Лу и болтливый страж, двинулась к выходу, где мобилизованных ждал офицер из пришлых. Консами союзников из Первого поселения на Юго-Западной больше никто не называл. Советник Геб, приметив в уходящей колонне Треса, проводил его задумчивым взглядом, потом развернулся и растворился в толпе.

 

Он прошел через зал, свернул в тоннель, ведущий на другой уровень, а затем, воспользовавшись подсказкой услужливой сети, нашел транспорт, доставивший его к гроту, который несколько часов назад покинул Лу-3. Геб остановился у металлических створок пневматической двери, отделяющей обиталище его знакомца от общего пространства колонии. Он огляделся по сторонам. Коридор был пуст. Помявшись на пороге еще пару секунд, Геб толкнул створы и дверь с шипением открылась.

 

Советник сделал несколько осторожных шагов, осматриваясь вокруг. Если бы кто-то спросил, зачем советник пришел в обиталище рядового рудокопа, Геб вряд ли смог бы ответить что-то вразумительное. Нет, это не было простым любопытством. Гебом двигало какое-то иное, не вполне ему понятное чувство.

 

Внутри царил легкий полумрак, созданный рассеянным светом маломощных софитов. Геб, стянув с себя надоевший, впитавший запах пота респиратор, сделал глубокий вдох. Воздух в жилых зонах колонии фильтровался, но всегда хранил индивидуальные запахи. Иногда резковатые, насыщенные огнем или мятой специй, иногда – мягкие, успокаивающие или убаюкивающие, забивающие ощущения не хуже опиумных смесей, реже – пустые, нейтральные; и практически никогда букет не казался Гебу своим. Но только не сейчас, и от осознания всей странности ощущений тоскливо защемило в груди. Советнику вспомнилась его холостяцкая индивидуальная ячейка, оставленная накануне в Первом поселении, заставленная полками с носителями информации разных типов – бумажными книгами и пластиковыми журналами, цифровыми или аналоговыми записями. Нет, в его берлоге пахло иначе – нагретым металлом и песком, обработанным ультрафиолетом.

 

Короткий коридор выходил в просторное помещение, служившее гостиной и, одновременно столовой. На одной из стен залы темнел большой интерактивный экран, сейчас, впрочем, погруженный в темноту режима ожидания. Перед ним пустовал широкий, протершийся кое-где диван неопределенного цвета. Противоположную сторону комнаты занимал простенький пластиковый стол со стульями разной формы и, очевидно, из разных комплектов.

 

На столе сидел пушистый дымчатый кот и лениво вылизывал оставленную тарелку. Заметив гостя, животное нехотя спрыгнуло на пол и, всем видом демонстрируя пренебрежение к пришельцу, вальяжно проследовало мимо. Геб двинулся следом, невольно улыбаясь тому, как кот, стараясь не уронить достоинства, все быстрее перебирает лапками. Усатому явно не нравилось, что кто-то его преследует.

 

Кот привел его в сферическую комнату с просторным ложем посредине, на котором, наверное, легко могли бы уместиться несколько человек. Животное улеглось посередине и, всем видом выказывая полное равнодушие к незнакомцу, принялось вылизываться. Геб аккуратно присел с краю. Под потолком жужжал вентилятор, чьи огромные лопасти нуждались в новой покраске. Несколько ниш с занавесями из ткани разных цветов похоже заменяли обитателям шкафы. Где-то журчала вода, а потом советник услышал пение.

 

Голос был женским, теплым и приятным, в меру звонким, но не пискливым, с запоминающимися обертонами. Геб назвал бы его идеальным. Обладательницей такого голоса, подумалось ему, могла быть красавица. Длинноногая, с гибким по-девичьи станом, и с чуть раскосыми, огромными и томными глазами в обрамлении густых ресниц. Да только где в Юго-Западной взять красавиц? Колонисты словно соревновались друг с другом в серости, бледности и истощении. Геб ошибался.

 

Журчанье стихло. Геб, ругая себя за то, что позволил себе зазеваться, поднялся, чтобы незаметно уйти, но не успел. Занавесь над одной из ниш вдруг распахнулась и на пороге спальни появилась обладательница заворожившего его голоса. К его удивлению, она была немолода, но еще привлекательна, по крайней мере - на фоне тех колонисток, которых он успел увидеть на Юго-Западной. Правильные черты лица, чуть тронутые затаенной грустью и хронической усталостью, подтянутая фигура, темно-русые волосы чуть ниже плеч. Женщина, все еще мурлыкая что-то себе под нос, энергично обтиралась полотенцем. Заметив Геба, она замерла.

 

- Что-то случилось? – В голосе ее удивительным образом переплетались неподдельное удивление, участие и искреннее сочувствие, с которым она была готова встретить любое объяснение. - Почему ты не на смене?

 

- Я, - промямлил Геб, чувствуя, что краснеет. – Меня...

 

- Призвали, да? – Женщина, совершенно не стесняясь своей наготы, прошла мимо, сбросила полотенце и грациозно потянулась к полупрозрачному комбинезону, лежащему на противоположному от нее краю ложе. Геб, к своему стыду, понял, что и не заметил чужой одежды, когда присел.

 

- Мой юный супруг попал в ополчение, - Женщина с уверенностью ответила на свой же вопрос. Судя по бирке на нагрудном клапане комбинезона, она носила имя Лу-1. – Вижу, тебе выдали форму. Нравится?

 

Геб кивнул.

 

- Прости, у меня имплантат барахлит, новости доходят с опозданием, - альфа-Лу ласково улыбнулась и потрепала Геба по шевелюре, отчего тот пришел в необъяснимое ему самому смущение. - А почему ты изменил цвет волос? Лимонный оттенок придавал тебе особую яркость.

 

- Захотелось перемен, - выдавил он, радуясь полумраку.

 

- Мой милый мальчик возмужал, а я только заметила, – альфа-Лу испустила смешок, мило прикрыв рот ручкой. Ладонь у нее была изящной, с длинными, артистичными пальчиками. Гебу вдруг пришло в голову, что супруга Треса относилась либо к специалистам, либо к администраторам, не имеющим ничего общего с физическим трудом.

 

- Значит, нас ждут перемены? – спросила она, и советник обнаружил, что взгляд ее стал серьезным и проницательным.

 

- Да, - сказал Геб, радуясь, что не приходится лгать. Она бы поняла, что слышит неправду.

0. Интро

 

- С кем честь имею?

 

Луи повертел головой, встряхнув густой шевелюрой, выкрашенной накануне в лимонный цвет. Кроме него и человека, который задался вопросом, в комнате, располосованной яркими красками в цвета спектра, никого не было. Луи занервничал и покосился на закрытую дверь. Его не предупреждали, что нелегал будет говорить. Может, позвать стража? Уж он-то знает, как вести себя с пленными.

 

- Зовут, говорю, как? - Нелегал не терял духа и иронии, словно не был прикован к жесткому стулу, и не кривил подбитым глазом. От Луи его отделял простой, видавший виды металлический стол, покрытый темно-зеленой краской, уже подтершейся на ребрах. Пленный не был первым, и точно не будет последним. Юго-Западное поселение манило их как магнит. - Видимся во второй раз, а так и не представились! Я – Геб, а ты?

 

Лу-3 сделал глубокий вдох. Пахло пылью, химией и ложью, ауру которой отторгала даже холодная эмаль стен. Нелегал был консом, консерватором, привыкшим прятать за словами истинные мысли и устремления. Ничего похожего на устройство для мнемосвязи с машинами, по крайней мере, сканирование не выявило.

 

Пленник – бледный, блеклый брюнет - был одет в глухой темно-синий комбинезон штурмовика, украшением которому служили лишь карманы во всевозможных местах. Последний рудокоп в Юго-Западной колонии знал, что консы боятся открывать тела, чтобы не быть осмеянными. Природа сделала их несовершенными, порой чрезмерно жестоко балуясь с пропорциями, тогда как любой уроженец обособленного поселения имел идеальное сложение. Прозрачная туника кремового оттенка, накинутая Лу, не скрывала ни изгиба, и консу было отчего комплексовать.

 

Ничем выдающимся нелегал не обладал. Не виделось в нем ни особой стати, ни харизмы, ни запоминающихся черт, кроме, разве что, одного. Сразу после допроса нелегала аннулируют, и Геб знал об этом, но почему-то озорно блестел глубоко посаженными и черными как смоль глазами. Будто нипочем, словно и не страшно. Неужели все консы такие? Или подобное поведение им нетипично, а болтливый супчик таков сам по себе?

 

Луи, никогда не покидавший колонию, мысленно пожал плечами. Какая в руду разница? Если б нелегал не был дремучим консом, его, пожалуй, можно было зауважать. Сейчас, однако, колониста снедала досада. Что-то было неправильным, и Лу-3 сжимал губы. Попирающий свободы достоин презрения! Моральное рабство – что может быть хуже?

 

Симбиотическая сеть колонии была с Лу-3 согласна и, воспользовавшись его губами, изрекла: - Бодрствующий совет колонии. Говорите.

 

 

1. Рудокоп

 

Часом ранее Луи пересекал палубу огромного корабля, тщетно пытаясь сохранить равновесие. Небо – темное, грозовое, неистовое - тонуло в волнах, раскачивающих судно словно дощечку. По своду то тут, то там возникали циклопические трещины молний, с грохотом рвущих ткань мироздания. Ветер, доносивший громовые раскаты светопреставления с некоторым опозданием, яростно трепал флажки на канатах и бросал в лицо смельчака холодные соленые брызги. Он сбивал с ног, заставляя буквально ползти по мокрому настилу. Изрядно утомленный, промокший и продрогший Луи уже не помнил, что именно послужило причиной выхода наверх, но несомненно что-то очень важное. В противном случае он бы и носа не высунул наружу. В теплых внутренних отсеках было гораздо комфортнее.

 

Корабль накренился и Луи, не удержавшись, проехался по палубе, больно приложившись о доски спиной. Скольжение по наклонной закончилось тем, что его схватили за руку. Спасительной остановкой незадачливый путешественник был обязан матросу, мокрому и злому.

 

- Вернитесь вниз, – прокричал флотский и указал на темную стену впереди. – Этот вал скоро будет здесь.

 

- В трюме течь, – Луи вспомнил почему оказался здесь. – Качка сдвинула контейнеры, и мы, почти вся семья, не можем...

 

- Вниз! – рявкнул матрос. Пассажир замотал головой: - Мне нужно к капитану...

 

Матрос с руганью потащил упрямца к ближайшему люку. Он почти успел открыть его массивную крышку, когда на корабль обрушился тяжелый удар. Исполинская сила стихии подхватила людей и швырнула за борт, где их поглотил голодный океан.

 

В темно-синей толще, в которую погружался Луи, было спокойно, словно сверху не бушевал шторм. Волнение виделось из глубины неспокойной рябью, гаснущей с каждым новым метром, отделяющем человека от поверхности. В угасающее сознание проникла густая, вязкая, удушающая темнота. Ее чернильные щупальца опутали тело, сковав конечности, и сдавили горло, заставив утопающего раскрыть рот в безмолвном крике.

 

Луи вынырнул на поверхность реальности в полумраке спального отсека, жадно глотая воздух.

 

- Мой мальчик, опять кошмары? – Щеки коснулась прохладная ладонь альфа-супруги. Голос Луизы был сонным, отчего казался не сочувствующим, а томным.

 

- Да, дорогая, - нехотя согласился Луи. Странный сон, из глубин которого он только что всплыл, и образы которого ускользали от понимания, являлся к нему не в первый раз.

 

– Ты так и не обратился в отдел сновидений, - с укоризной прошептала она. - Хочешь, запишу тебя к доктору Мура? Он прекрасный специалист по гипностике и онейрологии.

 

«А еще - хороший нарколог, и обязательно поймет, чем клиент пудрит нос», - мысленно добавил Луи, но вслух произнес другое: - Я сам, дорогая. Чуть позже.

 

Луиза не ответила. Луи прислушался к дыханию альфа-супруги. Оно было мерным и ровным. Женщина уснула. Луи осторожно снял с груди ее руку, поцеловал в макушку эпсилон-супругу, тихо сопевшую рядом, и привстал на локте, обозревая бедлам, привычный берлоге брачного союза Лу.

 

Бета-супруг – Лу-2 или Лука, как его называли в колонии, еще не вернулся из дальнего тоннеля. Глянцевый конус дельты-Лу беспомощно лежал на полу, брошенный кем-то в беспамятстве страсти. Индикатор заряда почти погас и озабоченно мигал. Семейство вчера гуляло знатно. Луи предался было сладострастным воспоминаниям, но в мочке уже зудел имплантат.

 

Луи, которого сеть колонии идентифицировала как гамма-Лу или Лу под номером три, потянулся, в глубине души завидуя коту, дремавшему в кресле у проекции окна. Этот мерзавец мог пролежать, зарывшись мордочкой в пушистый хвост, хоть целый день. Юная эпсилон-Лу хотела объявить его супругом номер шесть, но не получила одобрения альфы.

 

Где-то глубоко под берлогой тяжело ухнуло, передав толчок вибрацией. Жалобно звякнули бокалы на столе. Поселение вгрызалось в планетарную кору Астире – каменистого шара размером с Плутон. Колония расширяла лабиринт, опускаясь все глубже за нейробитом - минералом, который далекая Земля была готова покупать по фантастической цене. Розоватые жилы, за которой следовали проходческие машины, то сходились, то разбегались друг от друга, сплетаясь в удивительную структуру. Голографическая проекция месторождения, которую когда-то Луи довелось видеть, напоминала гигантский куст. Инопланетное древо, растущее наоборот.

 

Таких образований на всей Астире нашли всего шесть, и каждый «куст» стал благодатным основанием, источником силы и богатства человеческих колоний, возникших в пустотах гигантских рудников. За их пределами люди не селились. Каменистая Астире располагалась слишком близко к материнской звезде, из-за чего органическая жизнь на поверхности была невозможной, и слишком далеко от Земли, чтобы хранить верность метрополии и ее традициям.

 

Лу-3 нехотя поднялся. Его ждала смена, в течение которой он должен добыть свою обязательную норму руды, чтобы сохранить за брачным союзом привычный жизненный стандарт. Он не трутень с нижних уровней, где жила была столь богатой, что безбедную жизнь целой семьи мог обеспечить всего один работающий супруг. Один, а не четверо, как на этом ярусе! Луи с сожалением вздохнул. Да, трутням здесь не место, но уж он-то не отказался бы от одного.

 

Немножко странные, утонченно-манерные, глуповатые, но неизменно притягательные в глазах колонистов создания источали изумительные ароматы, завлекательно звенели дорогими побрякушками, и всегда смотрели на простых рудокопов свысока. Грациозные тела трутней служили для удовольствий, а не труда. Лу-3 надеялся, что когда-нибудь его семья сможет завести такого супруга. Вот что стало бы волшебным обретением!

 

Напялив маску респиратора, Луи вышел в тоннель. Сегодня его стенки отливали нежно розовым, в тон минералу, чья едва видимая взвесь подкрашивала воздух. Имплантат в мочке слегка завибрировал, уведомляя о сообщениях сети. Перед глазами всплыл значок о получении свежего новостного пакета с Земли. Рудокоп скривился и удалил сводку, не читая. За время, которые сигнал пробивался до Астире, на материнской планете могло произойти все, что угодно. Да и чхать он хотел на то, что происходило с обитавшими на ней консами. Что может быть примитивней общества, где не приветствуются сложные брачные союзы? Луи гораздо интересней, что происходит в местных поселениях, ей-ей. Между парой из них вроде назревал какой-то конфликт на почве - подумать только! – идеологических разногласий. Смешно! Скорее, соседи не поделили жилу на границе соприкосновения.

 

Фыркая на воинственных недотеп, гамма-Лу зашел в боковую штольню, чтобы срезать путь к транспортному узлу. Сеть услужливо подсказывала, что предыдущая смена проходчиков успела уйти на добрую милю вперед. Как бы поспеть вовремя! Он торопливо протопал метров сто, когда мигнуло и погасло освещение. Рудокоп остановился, вспоминая, в какой карман положил фонарь, как вдруг за спиной что-то зашуршало и в голове взорвался фейерверк. Потом искры растаяли, в нос ударило чем-то резким, вспыхнул яркий свет, и Луи повел глазами, жадно цепляясь за плывущую картинку.

 

Здоровенный конс с совершенно зверской физиономией водил перед носом рудокопа нашатырной ваткой. В другой лапе мордоворот сжимал ствол леденящего на вид калибра. Еще пара неприветливых парней стояли рядом. Один светил в лицо фонарем, второй держал проходчика на прицеле, метя прямехонько в лоб. Луи испуганно вскинул руки, закрываясь от кошмара. В сознании метались панические мысли: Что происходит? Как консы проникли в закрытую колонию? Где стражи? Его сейчас убьют?

 

- Смотри, как похож, – воскликнул конс, который держал Лу под прицелом.

 

- Еще скажи, что я его специально подманил, - сказал тот, что был с фонарем, и фыркнул: – Чистая случайность.

 

- Как же, случайность, - изрек здоровяк. – Расскажи кому, не поверит. Дьявольское семя!

 

- Рот прикрой, - оборвал его конс с фонарем. – Всем доводилось быть донорами. Уверен, и ты был грешен.

 

- Я не был донором, - пророкотал здоровяк. – Я свой материал просто так не отдам.

 

- А кто говорит, что за «просто так»? – нелегал, все еще державший рудокопа на мушке, противно хихикнул. – За образцы для принтов неплохо платят, а ты, толстолобый, как всегда, не в курсе.

 

- Прекратите, - прошипел конс с фонарем и присел рядом с гамма-Лу, разгоняя вихрь путанных мыслей.

 

- Ты как? – Нелегал приглушил свет и участливо поправил Луи маску респиратора. Гримаса делового участия, натянутая консерватором на открытый участок лица, не выражала радости от встречи, но оружие было убрано в кобуру. Убивать колониста он, наверное, не собирался. - Жив, здоров? Сильно ушибли? Двигаться можешь?

 

Рудокоп ошарашенно кивнул.

 

- Молодцом! – похвалил конс и зачем-то кивнул сопровождающим. «Делец» явно был в группе главным. Лу-3 судорожно выдохнул: - Что случилось?

 

- Тс-с! – цыкнул бугай. Рот рудокопа самопроизвольно закрылся. «Делец» иронично прищурился и, потрепав его по щеке, поднялся: – Беги! Ты же спешил?

 

– Не расслышал? – рявкнул здоровяк. - Встать! Бегом марш!

 

Луи немедленно вскочил и припустил что было мочи в сторону светлого пятна – выхода в следующий тоннель. Голова еще кружилась, но движение вернуло ей способность соображать. Все еще ожидая выстрела в спину, рудокоп выскочил, наконец, из штольни и, спрятавшись за углом, прижался к стене, пытаясь сквозь дробь сердца в ушах расслышать, не бегут ли консы по его душу.

 

Имплантат в мочке, до этого подозрительно молчавший, наконец тревожно зажужжал, призывая на помощь ближайших стражей. Нелегалов следовало найти и обезвредить. Чужакам в колонии не место! Отдышавшись, Луи осторожно выглянул из-за угла.

 

Штольня, насколько он мог видеть, была пуста. Лу-3 сел на пол и закрыл глаза. Пустая руда, ему бесконечно повезло! Консы вполне могли оставить его в там, в темноте, предварительно проделав несколько несовместимых с жизнью отверстий.

 

Добра от консов не жди.

 

Голова налилась тяжестью. Сеть требовала объяснений, и он открыл память, делясь образами, пока его не подобрали стражи. В ватные руки сунули оружие, и Лу-3 неуклюже прижал его к себе, не вполне представляя, как будет стрелять, а потом в отдалении зло затрещали стаккато очередей. Стражи бросились на звук, забыв о рудокопе, а когда он их наконец догнал, все почти закончилось.

 

Колонисты смыкали кольцо, в центре которого скрючились в неестественных позах двое нелегалов, среди которых был давешний здоровяк. Третий - тот самый конс, что держал фонарь и говорил с Луи - стоял на коленях, обреченно подняв руки. Маска на его лице сбилась, и физиономия казалась странно знакомой. Рудокоп почувствовал дурноту – то ли от взвеси вездесущей минеральной пыли, поднятой беспокойными ногами бойцов, то ли от пороховой гари, то ли от тяжелого, железистого духа чужой крови, пролитой в тесном туннеле. Гамма-Лу нервно поправил респиратор. Он не должен был чувствовать запахи, и не хотел смотреть на трупы чужаков.

 

- Задело?

 

Рудокоп, вздрогнул и поднял глаза. На него с беспокойством смотрел один из стражей.

 

- Ранен? Нет? Ну?

 

Гамма-Лу помотал головой, и тогда страж провел по шее рудокопа, а затем продемонстрировал вымазанную багрянцем подушечку пальца. Луи испуганно приложил ладонь к тому же месту, и почувствовал что-то мокрое и теплое, совсем немного, с пару капель, но… Это была его кровь! Почему же не было больно? Или было?

 

- Дай-ка гляну, - скомандовал страж и, чуть погодя, ободряюще хлопнул по плечу. – Царапина, с укол. Мигом затянется. Наверное, осколком камня задело, рикошетом. Пули, брат, порой такие искры высекают. Но ранение боевое! Так что ты теперь герой! Обнаружил нелегалов, помог обезвредить. Понимаешь? Может, даже трутня пожалуют!

 

А что? Между прочим, было бы самое то! Но подошедший санитар не наложил на боевую рану и пластыря, а только прошелся слегка ваткой для дезинфекции. Пощипало немного, и все. Царапина совсем не болела, и на геройство никак не тянула, но сеть имела на рудокопа свои виды. Поэтому санитар отдал Лу-3 честь, а за ним приветственно вскинули руки и остальные стражи. Объяснение не заставило себя ждать: сеть известила, что приглашает рудокопа на глубокий сеанс. Бодрствующий совет колонии допросит конса через отважного Луи.

 

- Глубокий сеанс, – прошептал страж, глядя в сторону. - Точно трутня дадут.

 

Конс покосился на Луи с плохо скрываемым любопытством.

Марионеток легче всего превратить в висельников. Шнурки уже есть. Станислав Ежи Лец.

 

 

-1. Призрак горизонта

 

Пространство перед тяжелыми гермозатворами ярко освещалось прожекторами, и оплавленные бурые кубы контейнеров отбрасывали на пепельную поверхность резкие черные тени. Чуть поодаль согнулся искореженный температурами металлический скелет погрузчика, сквозь ребра которого проступало ярко-красное пятно тяжелого скафандра. Оператор машины покончил с собой, подняв забрало гермошлема. Однако обстоятельства его гибели свидетельствовали, скорее, не о суициде, а об убийстве. Шлюз запечатали изнутри, поставив беднягу на поверхности перед выбором между ледяным удушьем вакуума и адской сковородкой огненного рассвета. Случилось это менее местных суток назад или почти пятьдесят часов в земном исчислении.

 

Верхние горизонты подземного поселения, обездушенные и обесточенные, тонули в вязком мраке, едва разгоняемом светом фонарей. В рубке, управляющей шлюзом, покрывались плесенью остатки скромной трапезы на двоих. Ложка в контейнере для супа прилипла ко дну, тронутому желтоватой жирной коркой. На скамье в раздевалке серел ворох белья, а на полу у открытого шкафчика лежала забытая кем-то маска респиратора. Вездесущая розоватая пыль успела покрыть ее тонким слоем талька.

 

Люки в спальном секторе были распахнуты. Жилые помещения, обычно оберегаемые от чужого глаза и духа близкого рудника, тронула вуаль розовой пыли из коридоров и штолен. Весь уровень казался огромным выпотрошенным некрополем. Ни живых, ни мертвых, ни сигнатур, а только брошенные вещи, засыхающие растения, аквариум с задыхающимися рыбками, початая бутылка и надкусанное бурое яблоко под столом. В глухой тишине гулко отсчитывал мгновения плохо закрытый кран в душевой.

 

Разведчик ослабил ремешок респиратора. Стараясь не вдыхать затхлый воздух, – вентиляция в обесточенном секторе отключилась, - он жадно приложился к бутылке, забытой кем-то на столике в кантине у самого перехода к другому уровню. Пойло приятно обожгло глотку и принесло чувство обманчивого облегчения. Осмотр горизонта, жители которого куда-то разом исчезли, вызывал необъяснимый трепет, и разведчик, некогда далекий от суеверий, уже несколько раз ловил себя на диком, ирреальном ощущении. Он будто очутился в трюме огромного корабля-призрака, откуда нельзя вернуться в привычный мир.

 

Утерев губы рукавом, разведчик вернул маску на лицо и доложился в гарнитуру коммуникатора: - Гнездо, я - Пятый. Сектор чист. Ни души. Готов к спуску на следующий уровень. Прием.

 

В глубине трепетавшей души еще теплилась слабая надежда, что поисковую команду, рассеянную по опустевшим секторам, отзовут. Что бы не произошло в поселении, но больше всего это походило на странную эпидемию, сопровождавшуюся, однако, отлично организованной эвакуацией в неизвестность. Как бы по возвращению не оказаться в карантине. А ведь он обещал заглянуть вечерком к новой подружке.

 

Коммуникатор подозрительно молчал. Приемное устройство улавливало только шорох помех от местной звезды.

 

- Гнездо, как слышите? - повторился Пятый. – Прием?

 

Ответа не было, и разведчик, досадуя на растущий страх и обстоятельства, перешел на общую частоту.

 

- Я – Пятый, меня кто-то слышит?

 

Ни отклика. Пятый в сердцах чертыхнулся, уповая отогнать панические мысли, а потом до слуха донесся тихий плач. Где-то в глубине перехода всхлипывал маленький ребенок. Разведчик оцепенел. Насколько ему было известно, детей в таких поселениях обычно не заводили. Пятый с подозрением покосился на оставленную бутыль, однако слух не обманывал и из перехода все так же слышалось жалобное хныканье. Обычно, подумалось ему, не значит никогда.

 

- Вроде кого-то засек, - шепотом сказал разведчик на общей частоте. – В галерее, ведущей к следующему уровню. Возобновляю движение. Прием?

 

Пыль под ногами скрадывала звук осторожных шагов. Луч выхватил темное пятно боковой выработки, затем метнулся ниже, тщетно пытаясь найти плачущего. Однако с каждым пройденным метром свет фонаря словно слабел и темень вокруг разведчика сгущалась.

 

- Эй, малыш, - позвал Пятый, искренне надеясь, что его голос звучит мягко. – Иди сюда. Не бойся! Я отведу туда, где безопасно и светло.

 

Хныканье прекратилось. Разведчик подошел к пересечению перехода с боковой галереей и остановился, раздумывая, стоит ли продолжать путь, и если да, то в каком направлении.

 

- Какой молодец, - ободрил он невидимого малыша, пытаясь не выдать растущее замешательство. – Не надо плакать. Лучше иди к дяде.

 

Перед тем, как обрушилась тьма, Пятый успел ощутить загривком легкое движение воздуха. Потом мрак, в котором растворился разведчик, заполнился шуршанием и шорохами, сквозь которые пробился звук иной природы. «Пятый, я – Второй, - щелчок, треск помех. – Пятый, слышу тебя. Связь барахлила, извини. Прием?».

 

Ожившую далеким и искаженным голосом гарнитуру подняла и взвесила на ладони чужая рука - тонкая, бледная, с темным узором прожилок.

 

- Пятый, я – Второй, - отозвалась гарнитура на прикосновение. - Как слышишь?

 

Коммуникатор упал, взметнув облачко розоватой пыли. В следующее мгновенье на него наступила босая нога. Передатчик хрипнул и замолк.

 

 

А отчего б нам не заздравить с ДР главную волшебницу и владетельницу сего удивительного форума? ))) , с днем рождения!!! Счастья, радостей и щедрой музы!!!         

последний стих - вообще просто супер! ) показалось, не хватает завершающего четверостишия. выдержать бы его в темпе, наполнении первого, и получится просто волшебная вкуснятина! 

- Стоять! – Никифор выступил из глубины павильона под неоновый свет, легко удерживая в вытянутой руке тяжелый скорчер. Ствол дезинтегратора был направлен в живот пеннивайза. Клоун звенел бубенцами, весело пританцовывая на месте, и улыбался, словно не видел перед собой реальной угрозы. От метаморфа пахло свежей сдобой и ванилью, и Еловский, забывший за годы, проведенные вне Земли, о домашней выпечке, невольно сглотнул набежавшую слюну. От самого Никифора несло потом, оружейным маслом и грязью.

 

Девочка лет четырех-пяти, которую пеннивайз привел к павильону, испуганно захныкала.

 

Эфир загалдел встревоженными голосами. Сознание Никифора вычленило Ольгу и Всеволода Марковича, устроивших перепалку. Глава миссии требовал немедленно завершить операцию и эвакуировать стрелка. Рыжая отбрехивалась, попутно отдавая команды дрону, который оказался не беспомощным дозорным, а вполне себе боевым автоматом, и одновременно пыталась напомнить Еловскому о чувстве долга и ответственности, но Никифор не ощущал внутри ничего, кроме звенящей пустоты, вынесенной из черного сердца аномалии. В свободной от оружия руке он держал маленькую курточку с алым пятном на воротничке.

 

- Иди сюда, маленькая, - позвал ребенка Никифор, стараясь произнести это как можно мягче, но голос от волнения дрожал. Девочка вопросительно посмотрела на клоуна, потом перевела взгляд чистых голубых глаз на Еловского и отрицательно замотала головой.

 

- Иди же, не бойся, - повторил Никифор и нашел в себе силы улыбнуться так, будто не держал на мушке опасного и непредсказуемого противника. – Я – добрый человек. Хочешь, отведу туда, где хорошо, есть новые игрушки и живут взрослые? Как я.

 

- Взрослых не бывает, - нерешительно сказала девочка. Звон бубенцов стал громче, а запах ванили разбавил цветочный аромат.

 

- Но я же есть, - сказал Никифор как можно мягче. – Стою здесь, перед тобой. Настоящий, а не ростовая кукла, которая держит тебя за руку.

 

Девочка опустила голову и затеребила подол ветхого платьица. Истекла патокой долгая секунда, за ней потянулась другая. Ветер за спиной странной пары погнал через площадь лоскут пластиковой пленки. Потом девочка решилась и сделала было шаг навстречу, но метаморф и не подумал отпустить ее ручку.

 

– Отпусти ребенка, – с угрозой сказал Еловский. Метаморф, будто не понимая, чего от него хотят, продолжал пританцовывать и глупо улыбаться, сжимая детскую ладошку. Пройти в павильон он не мог: мощная фигура групп-егеря занимала весь проход.

 

- Никифор, мальчик мой, - надрывался в наушнике Всеволод Маркович, непостижимым образом заглушая другие голоса в эфире. – Умоляю тебя, уходи оттуда! Тебе не нужно никому ничего доказывать: ни человеческую природу, ни человечность! Прошу, уходи немедленно! Мы отправим тебя на Землю, а потом, если надумаешь, на Гиганду. Куда пожелаешь, только скажи!

 

- Отпусти, ну! – Еловский, игнорируя увещевания, в искренности которых он не без оснований сомневался, недвусмысленно качнул перед пеннивайзом стволом оружия.

 

- Ох, и дуболом, - вдруг отчетливо произнес метаморф голосом Ольги, и тогда Еловский нажал на спусковой крючок.

 

В далеком от места событий бункере сквозь треск невесть откуда взявшихся помех Ольга расслышала истошный детский визг. Перед тем, как картинка, транслируемая зависшим над площадью дроном, поплыла и погасла, она успела разглядеть, как мрак за спиной Никифора оформляется во что-то огромное и жуткое, многоногое и многоглазое, похожее одновременно на паука, спрута и краба. Чудище хищно тянулось к Еловскому, чтобы утащить в тартарары, а павильон сминался и рушился вместе со зданием, в которое был встроен.

 

И тогда Ольга закричала голосом испуганной девочки из бункера: - Ипотан!..

 

 

...Пыль осела, открывая взгляду массивный глайдер специальной модели. Доступ к таким имели только сотрудники отдельных и очень специфичных служб. Колпак аппарата откинулся и на выжженный ярким солнцем песчаник спрыгнул подтянутый моложавый мужчина. Он щегольски поправил кепи и направился к краю каньона, у которого возвышался одинокий каменный дом. Мужчина легко взбежал на крыльцо и постучал в дверь, потом еще, пока, наконец, она не отворилась. Из дома вышел высокий широкоплечий старик с темным, будто высеченным из дерева, мрачным лицом.

 

- Никифор Иванович Еловский, если не ошибаюсь, - сказал посетитель с любопытством разглядывая хозяина.

 

- Угу-м, - сказал Еловский. – Мое земное имя звучит так. Настоящее - иначе.

 

- Да-да, - ответил мужчина, виновато улыбаясь. – Ипотан Абревекс. Планета рождения - Надежда. Обнаружен звездолетчиком и следопытом Иваном Еловским, впоследствии усыновленный и воспитанный им же. Узнал о тайне своего происхождения в результате инцидента на Надежде. Все верно?

 

- Абсолютно, - ответил Еловский, равнодушно разглядывая посетителя.

 

– Я как раз по поводу памятного для вас инцидента на Надежде, - воскликнул тот. - Сорок семь лет назад вы участвовали в операции «Пеннивайз».

 

- Что вам нужно? - прервал Еловский, всем видом показывая, что не рад гостю и не горит желанием пускать его на порог. – Меня вышвырнули из Института экспериментальной истории как только вытащили из-под завала на месте павильона. За прошедшие годы я уже все рассказал вашим коллегам, и не раз. Больше добавить нечего. Оставьте меня в покое.

 

- Конечно, - ответил посетитель. – Уверяю, больше вас не потревожат. Я только уполномочен сообщить, что несколько часов назад жучки откликнулись.

 

Еловский изменился в лице и схватился за дверной косяк.

 

- Это невозможно, - глухо сказал он.

 

- Разве? – Посетитель пожал плечами. - Как и предполагалось, в павильонах на Надежде работали подпространственные переходы. Нуль-Т, только более продвинутой технологии, если хотите. Мы ошибались в другом. Они связывали точки не в пространстве, а во времени. Хотя, если уж быть точным, с поправкой на смещение Надежды по галактической и внутренней орбитам. Население планеты эвакуировали в будущее. Или, точнее, в наше с вами на данный момент настоящее. Вы, наверное, слышали, что на Надежде удалось восстановить экологию. Буквально, пару месяцев назад на планету вернулась жизнь.

 

- Я не слежу за новостями, - буркнул старик.

 

- Прекрасно вас понимаю, - в тоне гостя сквозил намек на сочувствие.

 

- Не думаю, - резко ответил Еловский. – Кто вас прислал?

 

- Думал, вы догадались, какой институт я представляю, - посетитель вновь улыбнулся, но теперь только краешками губ.

 

- Из какой вы конторы, я понял сразу по вашим иезуитским манерам, - сказал Никифор. – Кто конкретно послал ко мне?

 

Посетитель замялся. Хозяин дома горько усмехнулся.

 

- Опять тайны, - резюмировал Еловский. - Столько времени утекло, а все неймется.

 

- Фантом, - наконец выдавил из себя «иезуит». – Это псевдоним. Больше я ничего не могу вам сказать.

 

- Благодарю и за это, - кивнул Еловский. - Я могу через вас передать ему просьбу о встрече?

 

- Боюсь, что нет, - гость опустил голову. – Фантом безвременно покинул нас больше десяти лет назад. Наша беседа состоялась по одному из условий его завещания. Удивительный был человек, прозорливый. Многое предвидел.

 

Выдержав паузу, которую Еловский, однако, не заполнил, «иезуит» добавил: – Что ж, спешу откланяться.

 

Посетитель развернулся и бодро зашагал к глайдеру.

 

- А как же метаморфы? – крикнул вслед Еловский.

 

- Исчезли, - посетитель остановился и, развернувшись к старику, развел руками. – Рассыпались в пыль. Видимо, так и останутся тайной, которую нам еще предстоит разгадать.

 

Дождавшись, когда глайдер взлетит, хозяин дома прикрыл дверь, постоял немного, пытаясь унять бешено стучащее сердце. По половице у его ноги медленно полз большой черный жук.

 

- Как ты тут оказался? – Еловский, заметив движение, наклонился над жуком и дотронулся до него пальцем. – Прибыл с нарочным?

 

Жук, в ответ на прикосновение, поджал лапки и замер, притворившись мертвым. Еловский осторожно взял его двумя пальцами и выставил за дверь. Затем он прошел вглубь дома, открыл люк, за которым пряталась лестница, ведущая в подвал. Спустившись по скрипучим ступеням, Никифор прошел к дальнему углу, где стоял кованый железом и украшенный алайской вязью сундук, дезактивировал кодовый замок и открыл крышку, а затем выудил на свет детскую курточку с бурым пятном на воротнике. Прижав ее к груди, он заплакал.

 

- Живы, - прошептал он. – Живы!

 

Примечания

 

* Синдром Вернера или прогерия – описанные в современной медицине случаи аномально быстрого старения организма. Причиной считаются мутации генома или наследование дефектного гена.

 

** Янтарин – материал, внешне схожий с янтарем и неизменно присутствующий во всех неземных объектах, создание которых приписывается Странникам. Определить его химический состав ученым так и не удалось.

 

*** Имеется в виду писатель Стивен Кинг и его роман «Оно», в котором фигурирует мистическая сущность, принимающая обличье танцующего клоуна и известная под именем Пеннивайз. Прототипом главного героя служил реально существовавший маньяк Джон Уэйн Гейси, посещавший праздники в наряде клоуна, и похищавший детей.

 

**** Долины Маринера - гигантская система каньонов на Марсе. Имеют длину 4,5 тысячи километров (в четверть окружности планеты), ширину — 200 и глубину — до 11 километров. Эта система каньонов кратно превышает знаменитый Большой каньон и является самым крупным известным каньоном на планетах Солнечной системы.

 

***** Кицунэ - в японской мифологии лисы-оборотни. Считаются умными хитрыми созданиями, умеющими превращаться в людей. Как правило, в соблазнительных девушек.

...Нет, ребята, краплеными картами со мной лучше не играть. Шулеров я на дух не перевариваю. Игрище, в которое меня втравили, и раньше пахло дурно, а теперь и вовсе смердит. Тройным одеколоном облейся, а зловония не перебить. Я, конечно, тоже хорош! Боевик! Отряд аборигенов уложил, а сам без царапинки, хоть в учебник вписывай, да диверсантов по нему учи. На Гиганде такое чтиво точно устроило бы фурор. А подайте-ка, благородие, за ратный труд нашему бравому групп-егерю медальку, да плесните крепкого, чтоб в жар бросило и румянец вернуло!

 

Иной алаец может и гордился бы успехом, случись подобное в устье Тары, а по ту сторону бруствера выплясывали крысоеды. Имперцы бесстрашным сынам герцогства, конечно, не чета, но не больные и чем попало вооруженные мальчишки. За что их, и меня – за что? Последнее человеческое вытравить хотят. Так не логичней ли сменить живого снайпера на послушный автомат? Машина вопросами задаваться не будет, если, конечно, не запрограммирована. Почему роботам убивать людей запрещено, а нам – хоть и в порядке исключения - можно?

 

Дураку понятно, пядей на лбу не считай, сбой дрона вызван искусственно. Вопрос только, кем. Угадайте, детки, кому понадобилась показательная бойня? Ольге? Совсем не исключено. С высокой, сказал бы, долей вероятности. Барышня на поверку цинична, по жесткости за пояс заткнет весь персонал убогой миссии, и ради успеха операции готова зайти беспримерно далеко. Кому, если не ей, сейчас претендовать на дивиденды? Сектор, заметьте, успешно зачищен, у аборигенов в обозримом будущем вряд ли появится возможность собрать еще один поисково-карательный отряд, если вообще появится желание сунуться к площади. Разве не так? А история нас потом оправдает, как апологетов правильной и единственной верной стороны. Ведь мы и только мы олицетворяем добро, и оно у нас всегда лучшее, исключительное, с мощными кулаками, чтобы отбить у зла любое желание высунуться. Коль взялись творить благое и светлое, то, считай, наверняка, наотмашь, с оттяжкой, с размахом, до победного конца. Потому, видимо, мы издавна любим совмещать и складывать вместе удивительно разные понятия: гуманитарная операция, принуждение к миру, несокрушимая свобода, активная оборона.

 

Но если не Ольга? Если торчат за инцидентом чужие ушки? Всеволод наш Маркович – чем не кандидат? Он сотоварищи спят и видят, как избавиться от нелюбого гостя, но так, чтобы вроде сам вляпался. Не хочется баюну потом перед мировым советом крупом ерзать, да девицей краснеть. Оно и понятно. Ольга, опять же, ему чем-то дорога. Будто не координатор вовсе, а дочь приемная. А я – что? Меня не жалко. Был прогрессор и нет его. Подавай следующего, авось лучше будет. Старый ханжа!

 

Есть, братцы, и третий вариант. Не самый, возможно, очевидный, но зато интригующий. Я этим вариантом, между прочим, могу на диссертацию по теории заговоров претендовать и почетное место на ярмарке тщеславия. Что если и Ольга, и Всеволод Маркович – не игроки, а фигуры на доске? Что если вся эта операция – фикция, чудовищный обман, и не аборигены, а я - главный объект в немыслимом по жестокости эксперименте? Что если кто-то там, наверху, усомнился в том, что мы, земляне, достигли наивысшей точки развития и достойны жить в светлом, уютном, добром мире без войн и страдания? Каково? Имеет версия право на существование? Вполне. С высокой, опять же, долей вероятности.

 

Ну ничего, я выведу кого бы то ни было на чистую воду. Пусть сам вымазан по уши, и совесть все чаще стыдливо молчит, но истина – вот моя индульгенция. Ключик к заветной дверце, за которую упрятано это сокровище, у меня практически в кармане. Ох, знали бы мои кураторы, что было в следопытовом планшете, забегали бы, заметались как тараканы под ярким светом. Но я приберег сюрприз на потом, а пока всячески демонстрирую обитателям бункера маску безоговорочной лояльности и в доказательство преданности общему делу трофей с застежкой сдал. При свидетелях и едва ли не с порога. Всеволод Маркович, разглядев в планшете листки с местными закорючками, просто запрыгал от восторга на своих коротких ножках. Невдомек ему, что самое ценное я оставил себе. Ольга, разве что, заговорщицки улыбнулась, однако открыто скепсиса не выказала. И на том спасибо. Глупо верить в мою честность после того, что со мной сделали. Непредусмотрительно...

 

 

... Все больше уклоняясь от согласованного с координатором маршрута, где дворами, а где прямиком сквозь здания, через выбитые мародерами окна и выломанные ими же двери, Никифор держал путь к известной только ему цели – двухэтажному особняку на городской окраине. После спонтанной зачистки, уничтожившей наиболее боеспособных аборигенов округи, Еловский не искал встречи с теми, кто жаждал бы отмщения. И хотя координатор уверяла, что контакт с группой следопыта был случайным, он подозревал, что дозорный автомат не мог проморгать движение целого отряда.

 

Здание отмечалось на карте следопыта, о которой Еловский умолчал, чтобы оставить себе, и оно же – вот ведь какое изумительное совпадение! – обозначалось в базе данных миссии. Под ним скрывался вход в шестой бункер, который по неясной причине предпочитали не поминать всуе Ольга и Всеволод Маркович. Еловский мысленно пожал плечами. На их месте он бы давно подчистил старые архивы. Наивно полагать, что прогрессор с его стажем, навыками и любопытством не способен обойти защиту локального информатория и получить доступ к нужным сведениям. Дилетанты!

 

Район, в котором он вскоре очутился, разительно отличался от центральных. Предместье избежало тотального, варварского разграбления и вандализма, хотя и казалось таким же брошенным и необитаемым, как и весь остальной город. Причину Еловский обнаружил довольно скоро. Пригород находился под властью одичавших псов, сбившихся в стаи. Никифор не питал иллюзий: четырехлапые вряд ли довольствовались крысами или змеями, которых в городе расплодилось великое множество, если представлялась возможность загнать добычу крупнее.

 

На одну из свор Еловский чудом не напоролся в паре кварталов от искомого объекта. Хаотичная россыпь приземистых строений, между которых теснились кривые улочки, зажатые ветхими заборами, скрадывали звуки, иначе бы он услышал приближение зверья издали – гипнотический, приглушенный топот множества лап, разноголосое тявканье, рычание и поскуливание истекающих слюной глоток. Никифор прижался к стене дома, мимо которого проходил, и, не шевелясь, наблюдал, как в паре десятков шагов от него текла неспешным потоком хищная стая, распространяя вокруг ауру голодной злобы и нестерпимую вонь. Многократно умноженный, тяжелый и тягучий запах псины буквально просачивался сквозь фильтры плотной маски, заставляя человека брезгливо морщиться.

 

Течение живой массы неожиданно исторгло из себя крупного лохматого пса с желтыми подпалинами. Зверь замедлил бег и озабоченно поводил блестящим носом, принюхиваясь к воздуху. Потом он остановился и повернул морду в сторону стены, с которой слился человек. Никифор почувствовал, как стекает по спине холодный пот, и приготовился выхватить скорчер, но пес сел, и, высунув язык, принялся чесать за потрепанным ухом, став похожим на обычного дворового барбоса. Закончив с неотложной процедурой, лохматый потрусил параллельно движению сородичей, а затем слился с общим потоком.

 

Стая растворилась в глубинах квартала, но Еловский выждал несколько минут. На Земле, думалось ему, нужно обязательно отыскать создателей камуфляжа и пожать руки. Костюм не просто превращал в невидимку, но и блокировал запахи владельца, а если б флюиды страха разнесло по округе, ему не помог бы и верный скорчер. Тут, наверняка, потребовался бы огнемет, надежный ранцевый огнемет. Сухопутные зверюги с известных ему землеподобных планет как правило боятся пламени, и туземные собаки, пожалуй, вряд ли служили исключением.

 

Особняк, к которому вскоре вышел Никифор, выглядел на фоне соседних строений чем-то инородным. Сложенный из камня, скрепленного известковым раствором, этот двухэтажный дом казался слишком большим, слишком высоким и слишком хорошо сохранившимся. Территорию вокруг была обнесена прекрасно сохранившейся высокой каменной оградой с гребнем изъеденных коррозией чугунных пик и кованными ажурными воротами, покрытыми струпьями ржавчины.

 

Улица, на которой стоял объект, была запружена остовами грузовиков и автобусов. Здесь, в узком ущелье частной застройки, застрял, да так и остался стоять навечно, большой конвой. В голове и хвосте колонны темнели узнаваемые силуэты броневиков, поставленных так, чтобы блокировать любое движение извне. Пространство еще хранило следы панического бегства: лоскуты линялого тряпья, ошметки растерзанных дорожных сумок из пластика, выползки полимерной пленки, огрызки фольги и осколки стекла, рассыпающиеся в прах гильзы. Все это было втоптано множеством ног в мостовой камень и плитку самого двора, ступени особняка, ведущие к сумеречному холлу.

 

Искусственный «ковер» неприятно пружинил под ногами, вызывая у Никифора чувство, будто он шел по чему-то живому. От кого спасались бегущие люди, в кого стреляли? Колонну преследовали метаморфы, либо сами чужаки? Или же огонь – злой, кинжальный, в упор - велся по тем, кто тоже стремился попасть в бункер, но по каким-то причинам был лишен права на место в убежище? После недель, проведенных на Надежде Еловский мог принять за объяснение любое безумие.

 

На колонне у врат зеленела покосившаяся табличка с угловатой вязью. Окисление сделало некоторые символы практически нечитаемыми, но общий смысл был понятен.

 

- Департамент бережного развития, - произнес Никифор вслух и, оглядевшись, добавил уже от себя: - Злая ирония.

 

Кто-то очень давно, настолько, что петли успели схватиться намертво, оставил между ажурными половинками щель, сквозь которую мог бочком пройти человек. Но когда-то, очевидно, ворота были распахнуты настежь. Еловский остановился и задумчиво поднял с земли голову пластмассового пупса. Один глаз куклы приоткрылся, позволяя рассмотреть край стеклянной радужки ярко-зеленого цвета. Никифор осторожно положил игрушку на место и быстрым шагом направился в особняк. Следы бегства вели его к широкой лестнице, ведущей к тяжелым створам, перекрывающим проход.

 

Гермозатвор с честью выдержал натиск пуль и попытки подрыва, покрывшись оспинами и окалиной, но перед тяжелым лазерным резаком землян оказался бессилен. Луч когерентного света пробил врата насквозь и перерезал запоры. С тех пор прошло много лет, и теперь, чтобы приоткрыть створу, Еловскому пришлось навалиться плечом и крякнуть от натуги. Люк подался нехотя, со скрежетом, пропуская человека в жерло тоннеля, населенного призраками прошлого.

 

В бункере, значительно большем чем тот, что занимала миссия, царствовали мрак и ватная тишина. Еловский нашел распределительный щиток и пощелкал рубильниками. Энергии в сетях не было. Источник, их питавший, либо блокировали, либо он просто иссяк, и чем дальше Никифор углублялся в убежище, тем больше склонялся ко второму варианту. Подземелье было мертво, как и его обитатели.

 

Первый уровень, судя по надписям на стенах, некогда отводился под жилые отсеки. Теперь его коридоры были пусты, а металлические двери в кубрики плотно закрыты. За теми, что Никифору удавалось вскрыть, фонарь выхватывал из темноты мумифицированные останки аборигенов – в военной форме и гражданской одежде, разного роста, сложения и пола. Эвакуация с поверхности, видимо, никого не спасла. Болезнь косила людей, несмотря на отфильтрованный воздух и, возможно, замкнутый цикл жизнеобеспечения. Население бункера, скорее всего, сокращалось довольно быстро, но исчезло не одномоментно, поскольку кто-то, чудом сохраняя рассудок и силы, все же укладывал тела умерших и запечатывал помещения.

 

Осмотрев галереи первого уровня, Еловский спустился на второй, где его ждала та же картина. Почему следопыт нанес бункер на карту, оставалось догадываться. Возможно, где-то ниже сохранились арсеналы или запасы продовольствия, но желание продолжать осмотр у Никифора давно улетучилось. Он понял, что пора поворачивать назад, и мысленно ругал себя последними словами за бесплодную авантюру, когда луч нашарил отсек, створа в который была чуть приоткрыта. Сердце застучало быстрее.

 

Помещение оказалось просторнее осмотренных ранее и, видимо, служило подобием детского сада. Стены отсека украшали узнаваемые картинки: улыбчивое желтое солнышко, плачущие тучки, зеленые холмы, уютные домики, причудливые зверушки и человеческие фигурки, держащиеся за руки. В дальнем углу, за куцым рядком пустых двуярусных кроватей со свернутыми матрацами, покрытыми ворсом пыли, возвышалась горка пустых консервных банок, рядом с которыми лежали цветные кубики. В противоположном краю стоял открытый стеллаж, полки которого занимали несколько книг и игрушки. Совсем не такие, что Никифор видел на витрине павильона метаморфов. Те были яркими, ладными, блестящими, словно только сошедшими с фабричного конвейера. Игрушки, которые развлекали детей бункера, передавались из рук в руки, все чаще ломались, но тут же заботливо чинились, и, конечно, давно не имели привлекательного вида.

 

Еловский взял с полки первую попавшуюся книжку и, открыв первую же страницу, обнаружил, что держит фотоальбом. На снимках – пожелтевших и мутных - были запечатлены дети. Целая группа – от совсем еще малышей на руках у матерей до вполне самостоятельных сорванцов. С каждым листом число ребятишек таяло, а лица воспитателей старели, а потом исчезли вовсе. На последней карточке стояли, тесно прижавшись друг к дружке, несколько неулыбчивых мальчишек от ясельного до предшкольного возраста и девочка лет четырех. Несладко им было в подземелье.

 

Никифор, сам не понимая для чего, бережно убрал фотографию во внутренний карман. Мысли путались, и на душе скребли кошки. Постояв немного, Еловский привел дыхание в норму и отправился обратно. Он вышел в галерею, все еще удивляясь тому, как легко ориентируется в заброшенном бункере, уверенно миновал несколько разветвлений, не сбившись с намеченного курса, а потом каким-то звериным чутьем почуял, что находится в убежище не один. Никифор перешел на мягкий, неслышный шаг и вытащил из кобуры скорчер.

 

У выхода, опершись рукой о тяжелое полотно гермозатвора, стоял Всеволод Маркович с белым как мел лицом, словно увидел не Никифора, а приведение.

 

- Что-то нашел? – спросил он тоном, чуть выше обычного.

 

- Нет, - соврал Еловский, стараясь говорить обыденно, словно увидел знакомого, с которым встречался на том же месте по десять раз на дню. – Пусто здесь. Безжизненно.

 

- Пусто, - сдавленно повторил Всеволод Маркович. – Безжизненно.

 

- А вы что здесь делаете? – поинтересовался Никифор.

 

- Молодость вспомнил, - замялся глава миссии, избегая смотреть Еловскому в глаза. – Я ведь этот бункер лично открывал.

 

- Вот как, - сказал Никифор, пряча сарказм и усмешку.

 

- Давно это было, - ответил Всеволод Маркович и голос его был подобен бункеру – пустым и безжизненным. – Думал, забылось все. Оказалось, нет...

 

 

...Струхнул Всеволод Маркович, как есть, да так, что маска отеческая набок сползла. Он внешне постарел даже, будто сам прогерию подхватил. И больше всего, чую, пугает его мысль, что в становище наше я не вернусь. Будто у меня альтернатива имеется в запасе. Куда тут податься? К аборигенам, разве что. Но я для них нелюдь, не иначе. Знамо, проходили.

 

Что ж я в заброшенном бункере эдакого разузнать мог? Интрига! И самому теперь дюже интересно. Но беспокоить старика расспросами тревожно. Вижу, не в себе патрон, вот-вот резьбу сорвет. Как я потом отцу в глаза смотреть буду? Извини, батя, угробил твоего давнишнего товарища, довел грешным делом до инфаркта. Сердечко у него было большое, но слабое. Так что больше весточек с Надежды не жди. Бр-р-р!

 

Всеволод Маркович, конечно, пытается держаться бодрячком. Но скрыть, что сопровождение отбившегося от рук сопляка отнимает у него последние силы, не может, и сам это прекрасно понимает. Кажется, рухнет вот-вот, да только страх на ногах держит. Поэтому тараторит Всеволод Маркович всю дорогу без умолку: про то, как они с моим отцом бункера нашли, как гермозатворы вскрывали, как полудохлые реакторы гасили и затем утилизировали. Плохонькие реакторы были, беда одна. В шестом он вообще почти сдох, энергии только на аварийное освещение хватало. Но разве что-то другое на Надежде было долговечнее? Здесь все на последнем издыхании: аборигены, их убогая цивилизация, сама разоренная планета. Консервы, разве что, тут выпускались едва ли не бессрочные, поскольку наполовину из синтетики. На запах и вкус что резина вяленая, но когда есть нечего и такому до слюнок рад.

 

Вскоре Всеволод Маркович монотонным бубнежом меня вконец утомил, и я сам не заметил, как перестал на словесный поток внимание обращать. Общий фон: о таком вспоминаешь, только если исчезает. Погрузился в себя, а внутри бессловесная тоска. Мыслей путных нет, душа ноет, хоть в петлю лезь, и старый снимок из бункера грудь огнем жжет.

 

По возвращению сдал Всеволода Марковича на руки медику, послонялся немного рядом, чтобы убедиться, что беспокоюсь напрасно. Мужик он еще крепкий, многих переживет, если близко к сердцу чужие выходки принимать перестанет. Потом заглянул на камбуз, выпросил у деда Клауса кружку крепкого чая, и заперся в своем отсеке от чужих глаз. Выудил из-за пазухи фото, приглядываюсь, и осознать не могу, чем он трепет вызывает.

 

Снимок сделан в том же отсеке, где я его и нашел. На заднем фоне стена с картинками, но горки вылизанных консервных банок еще нет. Мордахи малышей назвал бы совсем обычными – на каждой человеческой планете таких пруд пруди. Крайний, самый маленький, даже на меня чем-то чутка похож. Я на снимках таким же выходил – насупившимся, неулыбчивым. Однако отличить детей подземелья от карапузов с других миров все же можно, хоть и не сразу поймешь, в чем. Печать обреченности на лицах. Такое, скорее, присуще взрослым, осознающим перспективы. Странно чувствовать подобное в нежном возрасте, но фото – немой свидетель. Видимо, понимали бедняжки, что кроме них и не осталось больше в бункере почти никого. А судя по тому, что снимок в альбоме был последним, вскоре, очевидно, и фотограф их покинул.

 

Господи, я ж своими глазами видел горку консервных банок, а только сейчас задним умом понял, что в один жуткий момент осталась малышня в бетонном склепе одна! Думать об этом просто страшно, но представляется живо, как наваждение. Те, что постарше, какое-то время бродили по сумрачным коридорам в поисках консервов, чтобы самим поесть и младших накормить. Но потом? Выбрались наружу? Или остались лежать за герметичными дверями безымянного кубрика? Если так, хуже всего, наверняка, было самым маленьким. Мука видеть, как исчезают те, кто был рядом, и пытка – остаться в склепе в одиночестве.

 

Раздумья так тягостны, что готов, братцы, на стенку лезть и волком сирым взвыть. Так бы и сделал, змеиное молоко, но кругом люди, а я пока не готов душу выворачивать. Мне до исповедей как безбожнику до Иордана. Не дождетесь! Я еще торжественным маршем в алайском строе по имперской столице пройду! Поэтому сижу тихонько и зубами поскрипываю, как слышу вдруг, в дверь скребут – тихонько, осторожно, проверяют, словно, не спекся ли. Открываю, а в коридоре Клаус Юрген, добрый наш Санта, с термосом мнется, и мягко выговаривает. Долго, дескать, юноша на пороге немолодого человека держать будешь? Не ровен час, расплескаю горячего. Не найдется ли пустого стаканчика?

 

От термоса Юргена распространяется аромат диковинных трав и мяты, и страсть как хочется к содержимому приобщиться. Да и Санта, полагаю, не просто так зашел, но дед Клаус отмахивается. Слышу, мол, не спишь. Сам, говорит, издавна бессонницей страдаю, отварами только и спасаюсь. Товарищи старые с Алтая гербарии присылают. Дай, дескать, тебя угощу, чтобы морфей не задерживался.

 

Я со столика карточку убрал, но, полагаю, гость полуночный ее устатку не заметил, и стаканчик выставил. Даже подышал в него, чтобы на чистоту проверить. Старый Юрген плеснул мне с горкой, подождал, пока выпью, подлил еще. Не знаю, что он туда подмешивает, на каких снадобьях настаивает, но, чувствую, на душе легче становится, будто вместе с теплом по телу свет разливается. Не Санта, а кудесник, одним словом. Потом святой угодник удалился в свою келью, забрав пустой термос и тяжесть уходящего дня, а я сам не заметил, как прикорнул.

 

Мысли, мрачные, тягостные и беспросветные, перекочевали в дурной сон, который вернул меня в заброшенный бункер. Я плаксивым мальцом бродил по коридорам в поисках нужного мне отсека, обозначенного мудреным значком, распугивая шлепаньем босых ног красноглазых демонов, шушукающихся в темных углах. Смысл нужного мне символа был непонятен, но я знал, что только этот символ имеет для меня огромное, жизненно важное значение. Но когда наконец его отыскал, меня ждало отчаяние.

 

Я долго пытался открыть запечатанный отсек, но не получалось. Ручки, разводящие створы, были очень большими и располагались высоко, так что ни сил, ни роста не хватало, а внутри расползался липкий страх и лила горькие слезы обида, словно за жуткими дверями спрятались от меня близкие, родные, любящие меня люди. Поэтому чувствовал себя преданным и брошенным, и оттого глубоко несчастным. В конце концов, отчаявшись попасть внутрь, я сел прямо на бетонный пол, и, прислонившись к ледяным створам спиной, сидел бесконечно долго, пока не услышал жалобный девчачий крик из темноты: Ипотан! Где ты? Отзовись! Пожалуйста! Ипотан!

 

Проснувшись в холодном поту, я с удивлением совершил два открытия. Во-первых меня сморило в одежде – даже ботинки не стащил. Во-вторых, похоже, я видел девочку с фотографии воочию. И имя, которым она меня во сне назвала, тоже вспомнилось. Я его уже слышал однажды, давным-давно, в далеком детстве.

 

Наша группа вместе с учителем отправилась в экскурсию на Марсе. Мы – до всего любопытные семилетки - осматривали Долины Маринера****. Учитель полагал, и не без оснований, что нас впечатлит вид грандиозных каньонов, в сравнении с которыми шрамы, рассекавшие плато Колорадо на Земле, казались мелкими царапинками.

 

Там, на Марсе, на одной из обзорных площадок мы столкнулись с другой группой – постарше, в которой ненароком заметил девчонку, какой бы стала та – с фотографии – года через четыре после съемки. Была она медноволосой, веснушчатой и нескладной, как многие дети, только вступающие в подростковый период. Она исподтишка разглядывала меня, думая, что не вижу. Потом наш учитель с основной группой отошел, а я замешкался, залюбовавшись чужим пейзажем. Девчонка, воспользовавшись моментом, приблизилась, взяла за руку и произнесла то самое имя из сна.

 

«Ипотан? – спросила она сначала неуверенно. - Ты?». «Это ведь ты! – Она радостно улыбнулась. - Я узнала тебя! Мой маленький Ипотан!». И добавила: «Ты еще помнишь меня? Это я - Ильгенат».

 

Испугавшись, и сам не помню чего, я бросился к своим ребятам, а девчонка с растерянным видом осталась стоять на краю обзорной площадки. Одинокая фигурка с опущенными плечами. Больше я ее не видел. Или видел? Змеиное молоко! Ильгенат. С чем-то это имя созвучно...