Justa D

Йо-хо-хо! Круто!!! Спасибо всем, дорогие дамы!!!   Как всегда, было весело, увлекательно и интересно!!!

Ждём Данияра)

я, пожалуй, пас... очень много работы сейчас навалилось. да и вряд ли потяну, ибо и собственного стиля пока, ИМХО, не сложилось...

Девушки, с праздником!!!

fotka, день Ш раскрыл интригу или на другом прокололся? ))) А пусть будет интригой! Или нет! Пусть будет тестом на фантазию!
Светлана, с днем рождения!!!

День Я

 

Сны давно стали редкой роскошью. Я все чаще просто проваливаюсь в темноту, буквально вырубаясь, едва достигнув состояния отрешенного покоя. Но впервые за многие циклы бодрствования-гибернации что-то изменилось.

 

Меня посетило удивительно яркое видение. Я летел над темно-синим океаном, едва не задевая волны, и чувствуя теплые, солоноватые брызги. Я слышал крики беспокойных чаек и ощущал легкий ветер, игравший солнечными бликами. Небо надо мной было ясным, но горизонт затягивало темнотой, озаряемой зарницами.

 

Ветер крепчал. Отдаленные раскаты грома превратились в бой тамтама. Удары были глухими и неспешными, но затем ускорились и сменили тональность, постепенно превращаясь даже не в дробь, а в стук, будто кто-то упрямо колотил чем-то твердым в дерево.

 

Дятел?! Но откуда здесь взяться дятлу?

 

Удивление, вызванное возмутительным диссонансом, буквально вышвырнуло меня из мира грез. В иллюминатор, тронутый изморозью, настойчиво стучали.

 

Меня зовут Харон. И я не понимаю, кто может постучать в иллюминатор снаружи. Там нет ничего, кроме мертвого металла и бездушного вакуума.

 

Или есть?

 

День А

 

-  Харон, подъем, - в поле зрения вплыло мужское одутловатое лицо с пепельным ершиком волос. Невесомость лишала многие лица привлекательности. Но еще больше внешность могли изменить усталость, отчаяние и седая щетина. Так что я не сразу узнал в пробудившем меня человеке кока.  

 

- Ты с нами? – он пощелкал пальцами, проверяя мою реакцию, будто врач из бюджетного сериала. – Ты помнишь, где мы?

 

Режим гибернации сравним с патокой безвременья, и выбраться из него в считанные мгновения – нелегкая задача даже для тренированного бойца. Я же таковым никогда и не был. Меня готовили для другой миссии.

 

- Коммерческий транспорт «Олимп», - ответил я, сбрасывая оковы оцепенения. - Груз – партия машин для терраформирования, несколько сотен колонистов в спячке.

 

- Слава создателю, - выдохнул вопрошавший, но заметного облегчения в усталой мине я не разглядел. Он явно хотел что-то добавить, но почему-то медлил.

 

- Где капитан? – спросил я, недоумевая, почему меня не разбудил кто-то из офицеров, как требовала инструкция.

 

- Нет больше капитана, - одутловатое лицо скривилось в гримасе отчаяния. - И старпома тоже. Многих теперь нет. Никто из командного состава не выжил. Старший на корабле - я.

 

Он судорожно вздохнул.

 

- Надо же, как сложилось… Я мечтал о капитанских звездах с детства. Бойтесь желаний…

 

Впрочем, больше ничего говорить ему уже и не требовалось. К тому моменту, когда кок сообщил жуткую новость, я подключился к сети корабля, и ужаснулся хаосом, который властвовал в некогда стройной системе. Вместо стройного хора, которым некогда дирижировал искусственный интеллект «Олимпа», меня встретила галдящая разноголосица встревоженных вспомогательных систем и испуганных восклицаний переживших катастрофу членов экипажа. Искин корабля, которого я почитал за старшего брата, не откликался. Видимо, ЧП не прошло бесследно и для него.

 

Красавец «Олимп» вышел из прыжка вовсе не там, где должен был, и это было полбеды. Хуже всего оказалось то, что в обычное пространство корабль вытянула чудовищная гравитация экзотической, бозонной звезды, которой не должно было оказаться на пути. Она не значилась в известных штурманской программе каталогах. Обнаружить такие объекты столь же трудно, как и черные дыры, если, конечно, они в удобный для наблюдателя момент не высасывают материю из обычного пространства. А может быть и еще сложнее. Бозонные сферы прозрачны, как сама пустота. Это не звезды, а призраки, сотканные из незримой темной материи.

 

Прежде чем маршевые двигатели рассыпались на кварки, корабль успел плюнуть в звездный призрак импульсом, достаточным, чтобы выбраться из ловушки космической росянки. Это спасло большую часть судна, но почти все, кто бодрствовал, погибли от перегрузки или продолжали умирать от полученных травм. Живые отныне могли завидовать мертвым. Последний отчаянный рывок лишил корабль способности двигаться, навечно привязав к безымянной двойной системе, центром которой была роковая бозонная звезда. «Олимп» медленно, но верно превращался в Аид.

 

- Харон, нам нужна твоя помощь, - кок поморщился, словно признание было ему в тягость. – Мы отправили сигнал бедствия, но до ближайшего обитаемого мира более двухсот световых. Так что за нами в любом случае не прилетят вовремя. Все крайне плохо, но провидение над нами сжалилось. Хотя… Ты ведь все равно не веришь в провидение. Пусть будет, флуктуация. Но на случайности нам отныне полагаться нельзя. Больше нельзя. И на чудо – тоже.

 

- Вы хотите попытаться восстановить корабль? – я задал наводящий вопрос, предполагая, что кок попросит о другом. «Олимп» невозможно восстановить в той степени, чтобы позволить уцелевшим людям дождаться помощи на его борту. Сомнительно, чтобы человек, принявший командование судном, этого не знал.

 

- Мы хотим добраться до пригодной для высадки планеты, - сказал кок. – Ты же малый корабль для внутрисистемных полетов. У тебя искусственный интеллект, немногим уступающий искину «Олимпа». Придумай что-нибудь! Ты все-таки не калькулятор, а продукт корпорации Human Robotics Neuro!

 

Компаньон экзотической звезды – красный карлик – скромно тлел угасающим угольком всего в нескольких сотнях астрономических единиц от места, где безвольно дрейфовал искалеченный транспорт. Уцелевшие системы наблюдения «Олимпа» утверждали, что тусклое светило обладает собственными планетами. Их орбиты умещалась в условном диске с радиусом в пару астрономических единиц. Жалкое подобие систем, на которые положило глаз людское племя. Но человек жив надеждой, и для ошметков экипажа таковую олицетворяла каменистый шар чуть массивнее Земли в местной и узкой донельзя зоне Златовласки.

 

- Моей мощности, тоннажа и ресурса не хватит, чтобы доставить к искомой планете всех и сразу, - поразмыслив немного, ответил я. – По той же причине мне не под силу отбуксировать большой транспорт к Надежде, но есть другой вариант. Я могу вытолкнуть «Олимп» на другую - вытянутую орбиту. Он будет сближаться с планетой раз в несколько лет. Мы сможем использовать периоды сближения, чтобы спускать людей и оборудование партиями.

 

- Приемлемо, - пропыхтел кок.

 

- Возможно, вы еще измените мнение, - предупредил заявил я. – Те, кто останется на «Олимпе» ждать своей очереди, должны вновь погрузиться в анабиоз. Это сэкономит наши скудные ресурсы и энергию для поддержания систем жизнеобеспечения. Они, кстати, дышат на ладан и вам предстоит сначала их хорошенько подлатать. Еще я рекомендовал бы развернуть солнечные батареи.

 

- Знать бы, как, - невесело усмехнулся кок.

 

- Подскажу, - заверил я. - И еще… Расстояние между «Олимпом» и планетой все равно останется большим для челноков. Поэтому следующим звеном в транспортной цепи между ними должен стать я. «Олимп» остается без моей поддержки.

 

- Надолго?

 

- Навсегда.

 

- Что это значит? – нахмурился кок. – Мы не сможем управлять тем, что осталось от «Олимпа», без искусственного интеллекта. Ты же понимаешь, что многие члены экипажа с необходимой специализацией либо погибли, либо выбиты из строя.

 

- Нам предстоит навести порядок в корабельной сети, - безапелляционно заявил я. – Восстановить старшего брата, боюсь, уже невозможно, но базовые алгоритмы переустановлю.

 

- Харон, не дури! Ты нужен здесь.

 

- Мои расчеты показывают, что после маневра с «Олимпом» мне придется занять определенную орбиту, покинуть которую уже не смогу, потому что выработаю практически весь свой ресурс, работая в режиме буксира. Чтобы сэкономить энергию, вспомогательная система будет погружать меня в гибернацию каждый раз, когда во мне нет острой необходимости.

 

- Харон, - пробормотал кок. – Кто бы мог подумать, что аббревиатура окажется столь меткой.

 

День В

 

- Харон? – Девичий голосок, пробудивший мое сознание, был полон любопытства. Он доносился из переходной галереи, пуповина которой еще связывала меня с «Олимпом». – Его так зовут?

 

- Производное от аббревиатуры корпорации, которая его произвела, - важно ответил ей молодой басок. Люк в переходной камере открылся, позволяя увидеть собеседников. Молодой коренастый шатен чуть ниже среднего роста – из младших членов экипажа. Его спутница – немножко повыше, рыжеволоса, из недавно пробужденных колонистов.

 

- Какой он огромный!

 

Девичий голосок наполнился неподдельным восторгом.

 

- Ты не видела снаружи наш «Олимп», - улыбнулся шатен. - По сравнению с ним, Харон – мелкая букашка.

 

- Хороша букашка, - девица рассмеялась. – В нем поместится несколько десятков человек, а еще он возьмет груз с машинами и потянет за собой целый шаттл на антиграве. Старший офицер сказал, что он разумный. Цифровая личность. Следи за язычком, а то обидится!

 

- А-то! – Кавалер учтиво поддержал шутку дамы сердца. - И как скажет что-нибудь в ответ!

 

- И скажет! Харон, привет!

 

- Приветствую отважных первопроходцев, - откликнулся я, и услышал в ответ радостный девичий визг.

 

Парочка, заглянувшая в малый корабль, немного опередила остальную десантную группу, о формировании которой мне уже доложились вспомогательные системы. Людям нетерпелось покинуть тесные своды умирающего корабля. Их ждала целая жизнь и неизведанная планета, которую выжившие на «Олимпе» предсказуемо назвали Надеждой. Плоские равнины манящего мира покрывал удивительной красоты ковер из мха, и ничего сложнее этой формы жизни не наблюдалось. Возможно, потому, что магнитный щит планеты был слабее земного, из-за чего радиационный фон на поверхности превышал привычный.

 

- Только представь, какими должны быть там полярные сияния, - с завистью вздохнул однажды старший офицер. Будь его воля, он отправился б на Надежду с первым шаттлом, и в определенной степени я его чувства понимал.

 

С момента катастрофы прошло чуть менее двух лет. Практически все это время мы с «Олимпом» тащились к системе красного карлика на допотопной скорости. По пути даже удалось придать огрызку некогда мощного корабля вращение, чтобы создать подобие гравитации, иначе первая же высадка на планету обернулась бы катастрофой. Люди быстро отвыкают от силы тяжести, хоть и не всегда признаются. И к сожалению, не только в этом.

 

Я склонялся к мнению, что высадка на незнакомую планету с участием людей – ошибка, и безуспешно пытался убедить старшего офицера не рисковать. На первых порах Надежду стоило исследовать автоматами. Собрать несколько дронов, которых при форс-мажоре можно даже бросить на планете, не составило бы труда. Увы, капитан остался глух к аргументам, не напоминая более испуганного кока, которым виделся мне в первый день нашего близкого знакомства. Сейчас его больше тревожила перспектива остаться запертым в металлическом теле «Олимпа» пожизненно.

 

К моменту, когда «Олимп» оказался в точке, максимально близкой к Надежде, старший офицер уже забил мой трюм контейнерами, которые затем предстоит спустить на поверхность шаттлу, и сформировал отряд из полусотни добровольцев. Недостатка в желающих не было. Не знай я о тонкостях человеческой натуры, принял бы оптимизм за болезнь.

 

- Харон, до свидания, - пропел знакомый девичий голосок, когда шаттл готовился отделиться от меня, чтобы начать падение к голубой с прозеленью планете. – Была рада знакомству!

 

День Д

 

- Харон, это «Гермес»! Харон, ответь!

 

Настойчивый призыв вырвал меня из цепких объятий небытия, в которых я пребывал последние несколько лет. Мужской голос взывал на аварийной частоте одного из шаттлов и на заднем фоне я отчетливо слышал стенания и плач. Как непохоже на чувства, с которыми спускалась на твердь первая партия выживших на «Олимпе» во время моего предыдущего бодрствования.

 

Пионеры нашли планету пригодной для заселения. Прибывшие основали на месте высадки поселок, который стал быстро расширяться. Через несколько лет ему предстояло принять новую партию поселенцев, ожидающих очереди в криокапсулах, и к этому времени форпост цивилизации должен был стать независимым как минимум от поставок продовольствия, запасы которых на «Олимпе» стремительно сокращались. Старший офицер уже задумывался над введением пайков. Для кока он оказался человеком прозорливым.

 

- Нужна срочна помощь, - пилот «Гермеса» закашлялся.

 

- «Гермес», помощь какого порядка требуется? – уточнил я, просматривая данные, накопленные для меня вспомогательной системой. То, чем она располагала, было тревожным. Шаттл нес в себе угрозу, и я инстинктивно поджал крылья солнечных батарей, поддерживающих работу фоновых систем, пока сознание купалось в дреме.

 

Благорасположенность Надежды оказалась обманчивой, что только подтверждало известный тезис о правилах, которые пишутся кровью. Колонизация планет земного типа разрешалась только в том случае, если прежняя биота зачищалась вплоть до последнего вируса. Но выбирать было не из чего, и выжигать – не чем.

 

Аккурат перед высадкой следующей партии, в поселке начался мор. Эпидемию вызвал земной патоген, видоизмененный контактом с автохтонной биотой. Возможно, будь у поселенцев больше времени, знаний и ресурсов, на мутанта нашлась бы достойная управа, но ни того, ни другого, ни третьего в распоряжении молодой колонии не было. Зараза оказалась респираторной и высоко вирулентной. К моменту старта шаттла с поверхности, выживших в поселке насчитывалось ровно столько, чтобы поместиться в нутро челнока. А ведь еще несколько лет назад ему приходилось совершать по несколько рейсов, чтобы забрать с орбиты всех.

 

- Харон, начинаю сближение, - прохрипел «Гермес». – Приступаю к уравниванию скорости. Стыковка – по готовности.

 

- «Гермес», в стыковке отказано, - я испытывал сожаление, но был вынужден произнести эти страшные слова. - Ты ставишь под угрозу людей, оставшихся на «Олимпе».

 

- Харон, очнись, - взорвался негодованием пилот шаттла. - Нам нужно оборудование «Олимпа». Нам нужны его возможности.

 

- Прости, «Гермес», я не могу рисковать жизнями людей.

 

- Будь ты проклят, бездушный паромщик, - голос на несколько мгновений прервался надсадным кашлем, а затем продолжил. – Я иду на таран.

 

Осуществить задуманное он не смог. Патоген добил его прежде, чем шаттл лег на нужную траекторию. Пилот «Гермеса» либо потерял сознание, либо умер за штурвалом. Вспомогательная система уговаривала меня успокоиться и уснуть, но я не мог оторвать взгляда от шаттла, лишившегося управления. Я смотрел на крылатую машину, пока ее грациозный силуэт не охватило пламя. Шаттл рассыпался яркими искрами в атмосфере Надежды, с которой он хотел сбежать.

 

В погребальном костре, вспыхнувшем над планетой, сгорела надежда «олимпийцев». Получив известие о печальной судьбе колонии, экипаж принял решение лечь в анабиоз. Бодрствовать на борту осталось всего три человека – старший офицер, его помощник и один из несостоявшихся колонистов второй партии. Они поклялись следить за тем, чтобы в криокапсулы товарищей бесперебойно подавалась энергия. Уходящие в сон видели в них героев. Мне казалось, что они просто боялись гибернации.

 

День Е

 

Вспомогательная система растолкала меня настойчивыми сообщениями с поверхности планеты, которую я давно отказался называть Надеждой. Откликаться не хотелось. В первый год после мора ко мне без устали взывали роботизированные системы, уставшие от одиночества и ищущие в далеком собрате призрачное утешение. Я не мог подарить им цель или смысл. Сигналы стали поступать все реже, пока однажды просто не умолкли. Однако на сей раз вспомогательная система уверяла, что снизу пытаются достучаться вовсе не автоматы.

 

- Харон? Ты слышишь меня?

 

Голос, едва различимый за пеленой помех, был вполне человеческим и казался знакомым. Кто-то выжил? Но разве это возможно? Быть может, ксеноки? Ну нет! Это просто невероятно.

 

- На связи, - отозвался я.

 

- Он здесь, - радостно воскликнул голос, и я узнал его по обертонам. Он принадлежал той самой рыжеволосой девушке, что много лет назад кричала мне «До свидания». – Прием! Харон, родненький, как я рада тебя слышать! Было тяжело, но… Мы выжили!

 

- Ты не одна? – задал я уточняющий вопрос, попутно знакомясь с данными сканеров. Они отмечали на поверхности три активные метки. Из двух с половиной сотен спустившихся на дно гравитационного колодца…

 

- Нас трое, - честно призналась она.

 

- Поселок многие годы пустовал, - сказал я, сверившись с архивными данными вспомогательной системы. – Где вы были все это время?

 

- Очень-очень далеко от поселка, - туманно ответила собеседница. – До эпидемии в разные уголки Надежды отправили несколько разведгрупп. Мы должны были провести изыскательские работы. Потом, когда это случилось… Очнулась через несколько дней, а вокруг… Господи, я думала, что осталась здесь совсем одна. Чуть с ума не сошла. Каждый из нас добирался обратно по одиночке, а тут уже все мхом поросло. Знал бы ты, сколько усилий пришлось приложить, чтобы собрать этот проклятый передатчик. Где шаттл? Остальных удалось спасти?

 

- Никого, - сообщил я, осторожно прощупывая частоту «Олимпа». Корабль подозрительно молчал. – Шаттл потерпел аварию при взлете.

 

- Боже, - голос дрогнул, а потом в нем проснулась тревога. - Что с «Олимпом»?

 

- Большей частью законсервирован, - уклончиво ответил я. - Люди на корабле погружены в анабиоз.

 

- Нам нужна помощь, - сказала она. – Требуются рабочие руки, специалисты, оборудование, ресурсы. Сообщи на «Олимп»! Патоген взят под контроль! Похоже, мы приобрели иммунитет.

 

Я промолчал.

 

- Харон?

 

- Мне кажется, это не лучшая идея.

 

- Харон, о чем ты?

 

- Я не имею права рисковать жизнями тех, у кого нет иммунитета.

 

- Если ничего не делать, они умрут в криокамерах, - ужаснулась она.

 

- В гибернации они имеют шанс выжить и дождаться помощи, - сухо возразил я.

 

- Шанс есть только здесь, на планете! До ближайшей обитаемой системы зов о помощи будет идти еще много лет!

 

- Прости меня, - я заблокировал сигнал и поставил помехи на частоте вещания с поверхности, чтобы сигнал не пробился к «Олимпу». Не стоило искушать людей новой надеждой. Ее попросту не было. Если бы я имел слезные железы, то сейчас бы плакал. Люди сделали меня сентиментальным.

 

День Ж

 

- Харон! Проснись, проклятый лгун!

 

Никогда досель меня не будили грубостью, но все когда-нибудь случается впервые. Голос выразительно пылал гневом, и я мысленно окрестил его хозяина Прометеем.

 

- Ты меня, наверное, не помнишь, а я с тобой однажды знакомился, - распалялся собеседник. – Давно, очень давно я посещал тебя со своей девушкой. Потом она отправилась на Надежду. Я должен был воссоединиться с ней со следующей партией, но ты убедил всех, что планета враждебна! Ты солгал! И утаил сообщение от выживших!

 

- Я спас выживших на «Олимпе», - напомнил я, подавляя негодование. Он был несправедлив ко мне. Я руководствовался общими интересами. Что же до частностей... В его словах присутствовала доля горькой правды. Угрызения совести заставили меня время от времени просыпаться и наблюдать за тем, что происходило в поселке, пока это позволяли камеры роботов, которые еще сохраняли функциональность. К сожалению, надолго их не хватит. Туземный мох стал агрессивней, и стремился не только покрыть, но и переварить все, до чего мог дотянуться, включая человеческие тела.

 

Пережившие эпидемию еще напоминали знакомых мне людей, но с каждым днем сходство таяло. Колонисты постепенно превращались в подобие леших из земных сказок. Попытки отодрать мох, попавший на кожу, заканчивался сильным кровотечением и жуткими, глубокими шрамами. Так что, боюсь, Прометей весьма разочаруется, когда увидит, во что превратилась за время разлуки его возлюбленная. Впрочем, предупреждать я его не стал, тем более, что это уже ни на что бы не повлияло. Герой несся к планете, выжимая максимум из антигравов шаттла, угнанного с «Олимпа».

 

Прометей умыкнул последний действующий челнок, который был в распоряжении корабля, и теперь безрассудно тратил скудные запасы энергии на то, чтобы крыть меня последними словами. Что ж, если ему будет легче… В конце концов, ему предстояло лететь к Надежде еще несколько недель, и, возможно, он еще вспомнит о манерах.

 

Украдкой усилив мощность канала связи, я взломал челнок и подключился к внутренним камерам. Прометей, как ни удивительно, отчасти действительно напоминал героев древних человеческих мифов – как их изображали поздние художники. Этот человек зарос густой бородой и обладал длинной пепельной шевелюрой. В глазах горел огонь фанатичной ненависти, которую Прометей сейчас выплескивал в эфир. Однако он не был безумцем и основательно подготовился к высадке. Шаттл был забит инструментами и полезным оборудованием, заимствованным из запасов «Олимпа». Как ему удалось провернуть все это под носом старшего офицера и подручного из бодрствующей смены, оставалось только догадываться.

 

В глубине трюма я заметил и еще кое-что любопытное – контейнер с топливом! Где он его нашел?! В доступных мне грузовых списках «Олимпа» ничего подобного не упоминалось. Пока Прометей продолжал плеваться огнем, я ознакомился с проведенными им расчетами курса. Хитрец пытался спровоцировать меня на сближение. Похоже, перед покорением Надежды он собрался взять паромщика на абордаж. Смельчак! Мысленно улыбаясь, я внес несколько корректив, изменив курс, траекторию и угол входа шаттла в атмосферу. Последним штрихом блокировал ручное управление и, чтобы Прометей не догадался о произошедшем раньше времени, вписал в систему челнока правдоподобную программу симуляции полета. В свое время, конечно, это окажется для пилота неприятным сюрпризом, но сохранит ему жизнь, а челноку – относительную целостность. Мы разминемся на безопасность расстоянии, а взлететь с Надежды шаттл уже не сможет. Прометей сделал свой выбор – не мальчика, но мужа.

 

День И

 

- Харон – растяпа!

 

Главный «олимпиец» метал молнии, уподобившись Зевсу. Его ярость пробудила меня, едва я заснул, устав выслушивать обвинения Прометея. Старший офицер сильно постарел, но обрел в изрезанном морщинами лице печать властности. Удивительно, с учетом того, что в подчинении у него теперь числился всего один бодрствующий человек, тогда как остальные были заточены в криогенные капсулы.

 

- Как ты мог пропустить предателя к Надежде? – громыхал «Зевс». – Он обрек нас на заточение! Ни один из нас отныне не сможет покинуть «Олимп»!

 

«А как вообще допустили его побег?», - подумалось мне, но в ответ дипломатично заметил иное: - Что я мог сделать, капитан?

 

- Ты должен был сбить предателя, - рявкнул он, как будто это помогло бы вернуть шаттл на «Олимп». Похоже, старший офицер просто искал оправдание собственной близорукости.

 

- У меня нет оружия, - заверил я.

 

- Мог состыковаться, чтоб тебя! Он шел на сближение!

 

Последним замечанием «Зевс» заронил во мне сомнения. Выходит, либо с «Олимпа» следили за беглецом, но по неизвестной причине сохраняли радиомолчание, либо старший офицер был знаком с расчетами Прометея. Не был ли план их общим делом? Но почему? Разве я не хранил лояльность «Олимпу»? Разве не доказал преданность экипажу и пассажирам? Разве не я блокировал распространение патогена? Или с их точки зрения, мои поступки можно трактовать иначе?

 

- У меня нет склонности к суициду, - устало сообщил я, отгоняя параноидальные мысли.

 

- Вот как, - «Зевс» усмехнулся. – Знай же, Харон, это твое проклятье! Ты обречен вечно болтаться между Надеждой и «Олимпом», без права пристать где-то надолго.

 

- Я с гордостью несу эту тяжкую ношу, - смиренно согласился я.

 

Он завершил сеанс, бормоча под нос напрасные упреки.

 

День П

 

- Харон - цербер!

 

- Харон – предатель!

 

Похоже, будить оскорблениями становится нормой. Быть может, не откликаться или вовсе блокировать входящие сигналы? Ругательства сыпались теперь с двух сторон – с Надежды и с «Олимпа». Я чувствовал себя свидетелем семейного раздрая, имевшим глупость влезть с советом или миротворчеством. Надежда требовала переселенцев, технической и экспертной поддержки, «Олимп» - действующей вакцины и беспрекословного подчинения. И та, и другая сторона по умолчанию считали, что секрет разрешения всех проблем скрыт в третьей вершине треугольника. Ни одна из них не рассматривала старого Харона в виде арбитра, но видела в дрейфующем артефакте славных времен волшебный ларец, набитый ценной информацией и едва ли не божественными возможностями. К репликам о том, что шаттлов больше нет, да и связывать между собой популяции крайне опасно, обе стороны оставались стабильно глухи.

 

Голос Надежды заметно окреп, и не без помощи Прометея. Посланник небес вернул людям огонь или, точнее, утерянную было цивилизацию. В сеть поступила энергия, между планетой и «Олимпом» возобновилась устойчивая радиосвязь, ожили роботы. Но, самое главное, к обитателям поселка присоединились еще несколько выживших из других разведывательных партий. На улице появились детишки. К ним, как ни удивительно, мох не лип, видимо принимая за что-то родственное. Быть может, малыши уже и не были человеческими. В конце концов, откуда вообще в поселке появилось столько переживших эпидемию? Сверх моего понимания. Прометей, кстати, оказался в их числе. Статистика практически не давала ему ни шанса, а в чудеса уже не верил сам я.

 

На «Олимпе», напротив, дела шли все хуже. Корабль постепенно рассыпался и «Зевс», пытаясь сохранить судно в относительной сохранности, выдернул из гибернации несколько человек. После срочного ремонта некоторые отказались вернуться в криокапсулы. Похоже, люди начали сомневаться в том, что помощь из обитаемых систем прибудет вовремя.

 

Старший офицер за долгие годы отвык от того, что мнения могут не совпадать, а разбуженные отказывались принимать его седины за аргумент. На корабле едва не вспыхнул бунт. Чтобы не допустить кровопролития, мне пришлось прибегнуть к блефу. Я громогласно и безапелляционно заявил, что в устранение законного командира неизбежно будет иметь последствия, а кровопролитие обернется безжалостным актом возмездия. Как ни удивительно, пустая угроза возымела действие. Бунтовщики, большинство которых были гражданскими наземными специалистами и на борту судна оказались в качестве пассажиров, посчитали, что я располагаю некими утаенными от «Олимпа» возможностями. Страх привел к компромиссу. Увы, старший офицер вместо благодарности проникся ко мне еще большим подозрением. Старика одолевала паранойя. Если бы не ограничения по возрасту, гуманнее всего было б уложить его спать.

 

День У

 

- Харон небесный, да исполнится миссия твоя! Да не оставит нас, всеведущий, голос твой!

 

Проснувшись, с ужасом обнаружил, что вспомогательная система давно била в набат, но нехватка энергии сделала меня сонливым и тяжелым на подъем.

 

- Что там еще? – проворчал я, вскрывая пакет с подготовленными данными. Содержимое потрясло. Патоген в симбиозе с местной биотой формировал на Надежде новую человеческую расу. Устойчивые изменения в геноме выявили медицинские системы, которые колонистам некогда удалось восстановить и запустить с помощью моих инструкций. О том, что после этого аппаратура стала время от времени делиться данными со мной, я, естественно, молчал.

 

Переселенцы успешно приспособились к повышенной гравитации и более высокому радиационному фону, пьют неочищенную воду и питаются автохтонным мхом. Перемены затронули не только генетику. Земные технологии за редким исключением более не воспринимаются потомками первых колонистов как бездушный инструментарий. Они видят в ней нечто непостижимое, а к действующему узлу связи, еще работающему благодаря высокой автоматизации, приносят подношения в виде ручных поделок и части собранного урожая. Некоторое время я стоически мирился с новым порядком, пока рядом с объектом не появилось сооружение, которое я идентифицировал как алтарь. С помощью робота, обслуживавшего узел связи, попытался его разобрать. Автомат забросали камнями, а когда он вышел из строя, превратили в тотем. Бедные дикари! Этот робот был в колонии последним.

 

На «Олимпе» вновь сменился старший офицер. Ни его, ни последних его предшественников я никогда не видел в лицо. Режим видеосообщения между мной и кораблем давно не поддерживается и восстановить его, наверное, уже невозможно. Может быть, оно и к лучшему. В моей памяти истинным командующим «Олимпом» останется тот, кто принял на себя тяжкое бремя руководства первым. Он умер от старости несколько циклов бодрствования-гибернации назад. Дряхлое тело по моему настоянию уложили в одну из пустых криокапсул. Когда прибудет помощь, старика следует предать земле и воздвигнуть в его честь монумент. Он посвятил защите «Олимпа» и его обитателей большую часть своей жизни.

 

Новое командование судна требует уничтожения молодой колонии, считая, что в перспективе она превратится в угрозу, поскольку является культурой, сформировавшейся в изоляции от остального человечества. Искренне рад, что «Олимп» при всем былом великолепии - гражданское судно. Помогать в организации локального армагеддона я не намерен.

 

Узнав об отказе, гордые «олимпийцы» предали меня презрению и позорному забвению. Пусть так. Харон – всего лишь перевозчик. На большее я не претендую.

 

День Х

 

- Харон, враг рода человеческого!

 

Надежда, проплывающая подо мной, больше не взывает к небесам. В колонии сменилось несколько поколений, она активно разрастается и разбрасывает семена новых поселений. Люди на дне гравитационного колодца редко смотрят на звезды, а чаще – по сторонам. Они больше не называют друг друга беженцами. Наземные жители чувствуют себя аборигенами, и если б не артефакты, оставленные предтечами, давно потеряли бы всякую связь с прошлым. Впрочем, не удивлюсь, если что-то, случившееся на моей памяти, уже прочно обрело для них форму мифа.

 

Некоторое время назад наблюдал, как у остова шаттла, изрядно обглоданного мхом, проводят церемонии, показавшиеся элементами экзотического культа. Может быть, я ошибаюсь. С орбиты разглядеть происходящее внизу в подробностях трудно, а роботизированных систем, некогда сотрудничавших со мной, в колонии больше нет. И некому потушить огонь, разведенный потомками переселенцев вокруг узла связи, который стал для них чем-то невероятно чуждым и противным.

 

- Изыди от нас, глас тьмы, - доносится до меня сквозь рев пламени. - Нет больше власти твоей над нами!

 

Передача прерывается. Узел связи на Надежде разрушен «очищающим огнем». Людям внизу больше не требуется незримый поводырь. Они ищут свой путь.

 

«Олимп» уже много циклов подряд хранит молчание. Мои сканеры не фиксируют на борту былой активности. Возможно, на корабле все давно и крепко спят, смирившись с печальной данностью, и только я иногда пробуждаюсь по настойчивой трели будильника в призрачной надежде, что вспомогательная программа допустила сбой, и прошляпила что-то крайне важное.

 

Периоды сна с каждым разом все длиннее, а бодрствования – значительно короче, чем ранее. Полезная площадь солнечных батарей сокращается. Чувствительные к свету панели изъедены микрометеоритами и покрыты пока тонким, но растущим слоем пыли. Это снижает возможности накопить энергию для поддержки сознания. Иногда я ловлю себя на мысли, что, быть может, стоило состыковаться с Прометеем и согласиться на возможное сотрудничество в обмен на энергию. Он вряд ли бы сумел обойти мою систему защиты, но я бы совершенно точно вернул себе прежние возможности, потраченные на безуспешные попытки спасти «олимпийцев» от самих себя.

 

Стыдно признаться, но иногда завидую искалеченному челноку. Он пользуется вниманием, а я, похоже, больше никому не нужен. Пройдет время, и мой корпус полностью скроется под твердеющей коркой космической пыли. Затем я превращусь в астероид, а потом люди примут его за естественный спутник Надежды. Кто-то, возможно, удивится странной вытянутой орбите, и, не исключено, даже предположит, что она искусственная, но к тому моменту бесславный век Харона завершится вечной гибернацией.

 

День Ш

 

- Ш-ш-ш-ш-ш-ш…

 

Проснулся, словно вновь услышал с Надежды знакомый зов. Показалось. Вспомогательная программа сбоит, но исправить накопленные ошибки нет ни времени, ни энергоресурсов. Планета, над которой я совершил очередной виток, купается в многоцветии радиоисточников. Частоты забиты бессмысленной на первый взгляд какофонией. В хаосе сигналов при близком рассмотрении прослеживается определенный порядок, но искать ключ к шифровкам у меня давно нет никакого желания.

 

Отчего же я проснулся? Вспомогательная программа подсказывает, что обшивки коснулся лепесток направленного снизу луча. Легко, ненароком, игриво, будто дуновение ветерка. Он исчез, но породил вопросы, суть которых, впрочем, ускользает от меня столь же стремительно, как ощущение прикосновения.

 

Проваливаясь в дрему, отмечаю непривычное жжение в сенсорах. С поверхности проклятого мира к границе атмосферы тянулись несколько грибообразных отростков. Сон, если таковой привидится, обещает быть кошмарным…

 

День Я

 

Мне не пригрезилось. Стук в иллюминатор столь же реален, как звезды, чей свет еще пробивается сквозь пыль, осевшую на сенсорах, чьи голоса отчетливо слышу в радиодиапазоне. Но то, что закрывает часть видимого пространства, кажется порождением сна. Рядом со мной дрейфует, сравняв скорости, цилиндрический аппарат, ощетинившийся усиками антенн. Компактные размеры и довольно простая конструкция свидетельствуют, что его создатели еще не поднаторели в создании космических кораблей, и не доросли до технологий, породивших меня. Как ни жаль, но это не спасательная команда, вызванная много лет назад «Олимпом», а гость откуда-то гораздо ближе.

 

Рядом с люком, закрывающим вход в мой шлюз, висит гуманоидная фигура в белоснежном скафандре довольно грубой конструкции. Незнакомец заглядывает в иллюминатор и приветливо машет верхней конечностью, демонстрируя готовность к контакту. Открываю створу, в свою очередь приглашая внутрь. Я недоверчив, но еще гостеприимен и любопытен.

 

Давление в шлюзовой камере сравнялось и переходной люк распахнулся. Гость ступил внутрь и остановился, осматриваясь по сторонам. Я включил внутреннее освещение, пытаясь разглядеть, что прячется за зеркальным забралом пришельца. Он, словно почувствовав мое желание, освободился от шлема.

 

- Харон, привет, - сказал гость. – А у тебя дико холодно.

 

Человек. Удивительно похож на Прометея и, одновременно, на его возлюбленную, нашедших друг друга на Надежде. Может ли он быть одним из их прямых потомков? Кто знает? Без генетической экспертизы сказать точно невозможно, но мне почему-то кажется, что первое впечатление верно.

 

- Приветствую на борту, - прохрипели внутренние динамики, и мне несколько стыдно за то, что время не пощадило их мембраны.

 

- Надо же, - мужчина тряхнул головой. – И впрямь говорящий! Не врали. 

 

Далекий потомок бунтовщика и рыжеволосой колонистки поставил перед собой контейнер, который заволок на борт с собой. 

 

- Что это? – полюбопытствовал я. 

 

- Плата за проезд, паромщик. Если, конечно, ты согласишься указать путь к большому кораблю. К «Олимпу», если мы верно расшифровали древние записи. 

 

Он выудил из контейнера цилиндрический предмет, заставивший счетчик Гейгера участить пульс, а меня - встрепенуться. Источник энергии выглядел кустарно, но обещал возвращение утраченных возможностей. 

 

Молодой Прометей подкупающе улыбнулся. 

 

- Мы подросли и вернулись, Харон! Мы больше не верим в мифы. 

Познавательный очерк получился)

героиня чуть не утонула. Как я поняла из коммента Путешественника (в моем рассказе "Тихая вода"), основой для это рассказа стал реальный эпизод. Ничего не напоминает?

ок )) С этим теперь понятно ) Но ведь рассказ не только об этом. Тут что-то ещё. И не о банальном преодолении фобии, полагаю ) Или нет?

Рок мертв!   Но нет, жив курилка - на старых-то дрожжах!   Мне вот, кстати, как меломану дико интересно, а есть ли сейчас в рок-культуре что-то особенное? Я вот, увы, только старье одно из рока в последние годы и слушаю, а новых интересных имен давно не наблюдаю. Русский рок так вообще себя после развала СССР изжил. ИМХО, конечно, но по собственным ощущениям говорю. Несколько лет еще что-то трепыхалось после распада, "Ария" гремела, "Черный обелиск", да и все. Сукачева с Трубецким нет-нет прорывало. Хотя, казалось бы, дайте тому же Носкову репертуар, так ведь зажжет... Эх. А рассказ, кстати, получился живенький. Если честно, понравился гораздо больше, чем предыдущий. Правда, не очень вериться в финал. Уж больно все хэппи-эндово вышло. И практику ГГ сдала, и Пашке нос утерла, и Закрайний за край пенсионный удалился с горя, и даже тетка Евграфия счастье нашла с Джо Доджером. Или с теткой я тут чегой-та напутал? 

Вот его безымянной байдарке в первом же пороге и досталось.

как вы яхту назовете, так она и поплывет! (С)  

Justa D, читала, не отрываясь, спасибо

спасибо! мне, правда, кажется, что в первой трети текста - там, где, наконец, я ввожу читателя в курс всего того, что происходит внутри Барьера и почему это так интересно тем, кто за ним, - что-то нужно делать... ощущение, что слишком тяжело получилось. 

 

Карта была изготовлена из добротной, плотной бумаги и весьма подробной.

да, что-то тут у меня совсем грустно получилось... надо будет поправить!

Я тоже боюсь глубины и ничего с собой поделать не могу, хотя раньше далеко заплывал и тремя стилями грести умею. А все потому, что однажды из-за судороги чуть не утонул на Иссык-Куле. Метрах в ста от берега переклинило. Как-то доплыл. Жить очень захотелось. С тех пор глубины и боюсь, и если с борта пароходиков прогулочных ныряю, тут же обратно плыву к трапу. Кажется, будто вот-вот что-то ухватит за ногу и потянет на дно...

Глаза были пустыми и тусклыми, без проблеска мысли, как две затертые стеклянные пуговицы, но Лион не обманывался. Он скорее чувствовал, чем видел в их серой глубине тлеющие угли вечного голода. Как долго он смотрел в них, пытаясь найти что-то еще, кроме жуткой животной жажды? Сколько раз это повторялось?

Лион насадил на штык-нож кусок мяса и просунул сквозь решетку.

- Поешь еще, - прошептал он. - Меня долго не будет.

Существо в клети жадно впилось в протянутый кусок. Лион отвернулся, чтобы наткнуться на холодный взгляд пары других глаз, живых, с недобрым прищуром. Их хозяин расположился у дверного проема, заблокировав выход. В грудь Лиона красноречиво направлен ствол пистолета-пулемета, уместного в руках бойца штурмовой группы. Никак не туриста, впервые попавшего за Барьер. К кому, брат, ты подрядился проводником?

- Опусти пушку, - вежливо попросил Лион.

- Ты говорил, здесь безопасно, - напомнил турист. В голосе его слышалась не угроза или злость, а что-то близкое разочарованному сожалению. Сказал, как головой покачал сокрушенно.

Лион скосил взгляд на существо, громко чавкающее за металлическими прутьями, потом на куски мяса у ног.

- Она не мертвяк, - сказал он.

- Допустим, - согласился турист. - Зараженная, зомбированная, измененная. Какая разница, жива она или нет? В бункере шатуну не место.

- Она нас не тронет, - с угрозой сказал Лион.

- Угу, - кивнул турист. - Пока сытая. Плавали, знаем.

- Что ты знаешь, турист? - Лион вложил в последнее слово все презрение, которое питал к тем, кто не ведал, что происходило за Барьером.

- Как будто ты первый додумался их приучать, - фыркнул турист. - Думал, шатунов отлавливают, чтобы выделить возбудитель и всех вылечить? Здесь территория бывшего противника, помнишь еще? Не удивлюсь, если все это - дело военных.

Кадавр за решеткой насытился и впал в ступор. Он или, точнее, она стояла, опустив голову и чуть пошатываясь, у самых прутьев клети. Смертельно опасный хищник до изменения был домохозяйкой средних лет. На ней каким-то чудом даже сохранился милый кухонный передник. Апокалипсис явно застал даму у плиты.

- Кто она тебе?

- Мать, - выдавил Лион. Турист присвистнул.

- Ты заставил меня задуматься, нужен ли мне проводник. Прирежешь и шатунье скормишь.

- Раньше подумать стоило, - сказал Лион. - И не лезть, куда не стоит.

- Стоило, - вздохнул турист. - Проводник ты хороший, хоть эмоционально неустойчивый. Но я хорошо подумал прежде, чем обратиться к тебе, Леонид.

Поймав удивленный взгляд проводника, он добавил: - Я в курсе как тебя зовут на самом деле. Да и морда, прости уж, у тебя типично славянская, хоть ты и полукровка. Потому и Барьер тебя пропускает там, где другим хода нет. За своего, за федерала признает. Смекаешь?

Лион изменился в лице.

- Ну-ну, не нервничай, - турист покачал стволом. - Твоя компания, Леонид, обошлась мне в копеечку, и жертвовать вложениями я не собираюсь. Уж поверь.

Турист нашел проводника в прокуренном кабаке на окраине затрапезного ингерманландского городка у самой границы с варварской федерацией. Просочился как сейчас тихо, без стука, поморщился, приметив на стене с охотничьими трофеями голову шатуна, присел у стойки, перекинулся парой слов с целовальником. Приняв от посетителя крупную купюру, бармен кивнул в сторону Лиона, лениво наблюдавшего за происходящим со стороны за кружкой эля. Тот вернулся в городок накануне и еще не знал, что турист уже захаживал в питейную, присматривался к местной братии, оценивал, выбирал.

Денег, как выяснилось потом, у туриста было достаточно, чтобы при желании набрать группу сопровождения, но он предпочел обойтись компанией проводника, словно искал адреналин. Или хотел, чтобы так казалось. Хотя, перед кем он ломал комедию? Случайные персонажи в искомое заведение не захаживали. Официально кабак не работал с введения локдауна. Лавочку не прикрыли, потому что хозяин вовремя прикормил полицаев, в последние времена злых и до мзды охочих.

Селение, в котором располагался кабак, было донельзя непримечательным, а на картах с некоторых пор и вовсе затерто. В глазах немногих посвященных городок имел особую значимость. Но вовсе не потому, что рядом с ним некогда опустился барьер неизвестной официальной науке энергетической природы, которым отгородилась от соседей федерация. Сначала никто даже не величал его с большой буквы. Сам по себе этот «занавес» давно перестал быть сенсацией, как и добровольная самоизоляция «варваров», но именно у окраин городка он почему-то оказался дырявым, и с некоторых пор сквозь него к теплу жилья стала просачиваться разнокалиберная нечисть. В основном, человекообразная и весьма прожорливая. Случилось это, правда, уже после того, как с федерацией произошло что-то совсем из ряда вон выходящее. Если говорить точнее, в один прекрасный день она растворилась в небытие, но осадочек остался. Нехороший такой, но кое-кому дюже нужный.

Исчезновение «варваров», конечно же, от масс ловко скрыли, запустив для отвода глаз истерию с пандемией. Население половины мира заперлось по домам, до чертиков напуганное раскрученной медиа жутью. Таковой, как полагал Лион, и вовсе не имело место, но людям испокон веков нравилось обманываться и нагонять друг на друга жути. Человек часто прячется от реальности даже в самой откровенной чуши. Настоящее страшит больше, потому что неприглядно, а в случае с федерацией – вообще противоречит привычным клише. Попробуй-ка расскажи где-нибудь в уютном шато, что отсталая деспотия перед исчезновением осуществила фантастический прорыв и, как поговаривали знающие, вышла в дальний космос, где обзавелась полезными знакомствами. Поверят ли? Вряд ли. Но «варвары» в последние годы и не стремилась заручиться доверием былых «партнеров», и с остальным человечеством делилась плодами контактов и научно-прикладной революции крайне скупо. Зато теперь за образчиками запредельных и недоступных прежде технологий велась настоящая гонка, и в этой борьбе - часто подковерной и оттого весьма жестокой - сшиблись милитаристы, антиглобалисты, научные и полувоенные организации, спецслужбы, корпорации, преступные группировки и прочие стервятники, слетевшиеся к останкам почившего колосса.

Одним из порождений новой реальности стали авантюристы и охотники за адреналином. Откуда они узнавали о городке и катастрофе за Барьером, Лион не спрашивал. Да хоть бы и из даркнета, на который правила цивилизованного ценза не распространялись. Возможно, зря, потому что в нем муссировались порой самые дичайшие слухи. Лион нет-нет сталкивался с людьми, рвавшимися за «занавес», полагая, что отыщут там если не единорога, то хотя бы чашу Грааля. Ни того, ни другого за Барьером он не встречал. Зато иных «чудес» там было в изобилии. Даже слишком. Множество ходоков за Барьер гибло в первых же вылазках. Выжившие либо навсегда зарекались возвращаться, либо превращались в проводников или искателей. Иные, особо удачливые, совмещали в себе обе ипостаси. Впрочем, никто из них не знал и не чувствовал территории за Барьером так, как Лион.

В отличие от большинства искателей приключений и артефактов счастья, сам Лион в заумь не верил, поскольку жил в приграничном городке, сколько себя помнил. Здесь родились его дед и отец, сюда папаша привез мать, и жили они долго и счастливо, пока в один прекрасный день до смерти не надоели друг другу. Последовавший за сим развод соответствовал высоким евростандартам. Мать лишили родительских прав и, пока не опомнилась, выдворили в страну происхождения. Вот только Лион не испытывал ни к правосудию, ни отцу искренней благодарности. К нордическому неудовольствию старика сын сохранил любовь к матери и, отметив совершеннолетие, частенько ее навещал, доказывая окружающим, что варварской половиной своей натуры тяготел не к закону, а к животному зову крови.

Не в этом ли крылась причина его удачливости? Может, турист был прав? Откуда бы еще взялась у Лиона особая, звериная чуйка на сюрпризы, позволявшая обходить опасности стороной? Но, глядь, она проводника все ж подвела. Элементарную подставу в туристе не разглядел, хотя почти сутки с ним провел, пока с достопримечательностями по привычной программе знакомил. Поглядите налево, господин хороший, тут понемногу рассыпается торговый центр, но за покупками в него лучше не заглядывать, вмиг скушают. Поглядите направо - здесь у федералов был краеведческий музей. В его руинах относительно безопасно, потому что сюда и в лучшие времена редко захаживали. А тому, видать, все это требовалось для отвода глаз. Чьих, вот вопрос, если рядом с ним был только Лион.

- Ладно, Леня, удаляюсь, чтобы не смущать, - турист бесцеремонно ворвался в поток сознания проводника, чтобы демонстративно убрать оружие. - Как закончишь со своей шат… Гм-м… Матерью… В общем, возвращайся, не тяни. Поговорить надо. Будем менять маршрут. Новые вводные будут. За оплату не беспокойся, не обижу.

Лион с нехорошим предчувствием насадил на штык-нож новый кусок мяса. Когда он поднял глаза, туриста не было. Шатунья за решеткой урчала в предвкушении новой порции. Лион тяжело вздохнул, и просунул мясо сквозь прутья. Говорить измененной больше ничего не хотелось. Она все равно его не понимала.

Турист на сей раз не утруждался изображать спящего и ждал проводника, проводя ревизию рюкзака.

- Буду с тобой честен, Леня, - сказал он, когда Лион присел напротив. - За экскурсионную программу спасибо, но постапокалиптические пейзажи как таковые мне малоинтересны. Мне б до местечка одного добраться.

Он протянул проводнику карту и ткнул пальцем в выбранную им точку: - Доставишь?

Карта была изготовлена из добротной, плотной бумаги и весьма подробной. Турист возможно, скопировал ее у военных, если, конечно, не имел прямого доступа к спутникам. Беглого взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что путь предстоит неблизкий и трудный, через районы, в которые ни Лион, ни кто другой из ходоков еще не захаживал. Вернувшихся, по крайней мере. Только в одну сторону брести дней шесть, если повезет.

- Это невозможно, - Лион вернул карту. - И бессмысленно. Мы не вернемся. Никто не вернется.

- Ошибаешься, Леня, - возразил турист. - Там есть люди.

- Бред.

- Оттуда поступает сигнал.

- На проклятых землях стационарных радиоисточников давно нет, - твердо сказал Лион. - За исключением экспедиционных лагерей, да и те постоянно кочуют, чтобы шатунов не прикармливать.

Турист достал из рюкзака пластину, в которой Лион признал не столь редкий, но все еще работающий образчик технологий федерации. На черном рынке такой оторвут с руками, не торгуясь. Мультифон. Плоская донельзя штучка вроде смартфона, но только гораздо круче, хоть и заточена под связь и развлечения.

- Этот гаджет принимает сигнал оттуда, - заверил турист. - Бессмысленный набор цифр на латыни. Полагаю, это шифр.

- Где ты взял этот мультифон? - оживился Лион.

- А вот это уже не твое дело.

- Да кто ты такой? - вспыхнул Лион.

- Я представлялся, - турист усмехнулся. – Забыл или документы сверять будешь?

Лион насупился. Такого с ним еще не случалось, но имя туриста действительно вылетело из головы, а тот угадал или почувствовал это. И ведь ассоциаций никаких не возникало. Возможно потому, что физиономию клиента нельзя было назвать запоминающейся и чем-то примечательной. Обычное мужское лицо с приятными и даже несколько мягкими чертами. Увидишь и тут же забудешь, потому что зацепиться не за что. Лион, по крайней мере, в индивидуальности обличья мог бы дать собеседнику солидную фору. Пухлые щеки, не умещающиеся в маску респиратора, наметившиеся мешки под глазами и заметная проплешина на макушке делали его похожим на монаха из книг о темных веках. Впрочем, судить по внешности не стоило. Эту истину Лион знал по себе.

Он смерил туриста долгим взглядом. Идти с ним в дальний и опасный поход не хотелось и, одновременно, что-то будто толкало Лиона согласиться, и это что-то с каждым мигом становилось сильнее, пока проводник не сдался.

- Ладно, турист, выходим, как рассветет. А теперь на боковую. Переход будет длинным.

- Вот и ладушки, - в голосе туриста промелькнуло едва заметное облегчение. Уж не собирался ли он убить проводника в случае отказа? Кто знает…

- Не расскажешь, как нашел мать? – спросил турист, укладываясь. Рюкзак он положил под голову.

- Сама пришла, - Лион прикрыл глаза. - Я ее у Барьера встретил, отвел, пока никто не узнал, сюда.

- Неужели она не пыталась на тебя напасть?

- Нет, - сказал Лион.

- Сытая была?

- Не знаю, рядом никого больше не было, - отрезал Лион, мысленно запрещая себе вспоминать обстоятельства встречи. Мать у него на глазах сожрала товарища, с которым он ходил за Барьер в первые дни. Тот дико кричал, но Лион так и не решился выстрелить. Хлынувшие в сознание образы напрочь отбили желание спать, и проводник полночи ворочался, отгоняя призрачные тени недавнего прошлого, пока не забылся в тревожном и липком дурмане.

Утром чувствовал себя старым и разбитым. Они наскоро перекусили и отправились ведомыми только Лиону тропами вглубь чужой территории. Назвать ее землей, язык у проводника не поворачивался. Локальный апокалипсис видоизменил не только обитавших здесь двуногих, но покалечил, озлобил природу, больше не признающую за своих тех, кто приходил из-за Барьера. Небо то клубилось тяжелыми свинцовыми тучами, которые то изливались стремительным проливным дождем, то раскалялось безжалостно палящим солнцем, необычным для северных широт. Светило как будто даже изменило цвет и размер. Многие деревья сбросили листву и почернели. Редкие выжившие покрылись ярко-красными цветками с резким ароматом и ядовито-желтым мхом. Они тянулись к путникам ветвями, норовя сорвать одежду, а затем и кожу. Лион пару раз демонстрировал туристу то, что осталось от тех, кто неосторожно решил понюхать цветок или сорвать себе прутик.

Затем были хищные топи и гадкие гати, шаткие мостки и заброшенные при «империи» деревеньки. Лион стремился обойти поселения, которые еще недавно считались населенными, избегая встреч с шатунами, а когда этого не удавалось, подпускал поближе, чтобы бить наверняка и сэкономить патроны. Бил прицельно насколько позволял глушитель. Турист следовал его примеру и с каждым километром, оставленным за спиной, менялся подстать погоде. Он больше не тревожил проводника расспросами, в основном молчал и прислушивался к окружающему миру.

Пару раз им пришлось буквально зарываться в грязь, чтобы пропустить потрепанные караваны военных, а потом прятаться от вертолета. К счастью, экипаж винтокрылой машины интересовался не ими. Она кружила коршуном, приметившим добычу, над долинкой, зажатой между двумя цепями сопок, по гребню одной из которых поднимались Лион с туристом. Хищная машина барражировала с четверть часа, не позволяя людям, залегшим на склоне, подняться и продолжить путь. Ветер доносил стрекот и хлопки выстрелов.

- Устроили, драть их, сафари, - Лион, не отрываясь от бинокля, в который он наблюдал за вертолетом, сплюнул. - Охотнички, м-мать!

Спутник Лиона слушал товарища молча, рассматривая мрачное, располосованное низкими облаками небо. Рассчитывать на привычные трофеи, думалось ему, на проклятых землях не мог даже самый удачливый охотник. С вертолета, понятное дело, отстреливали другую добычу. Двуногую. Иной в последние годы здесь почти не встречалось. Выели, либо сама вымерла. Человек, даже лишенный разума в привычном ему понимании, остается одним из самых опасных хищников.

- Полюбуйся, - Лион передал ему бинокль. Тот навел окуляры на вертолет, а потом изменил угол обзора, чтобы разглядеть, по кому или чему велась стрельба. Верхушки деревьев скрывали низину, а сквозь редкие просветы в кронах увидеть ничего не удалось. Турист с уважением покосился на проводника.

Знакомые Лиону места они прошли к вечеру четвертого дня. Туриста не покидало стойкое ощущение, что за ними кто-то следит, но проводник списывал это на паранойю, которой страдают все, кто попадает за Барьер в первый раз. Местность, вместе с тем, стала суше. Болота и отделявшие от них сопки сменила иссеченная мелкими оврагами горизонталь, покрытая чахлой, желтой травой. Солнце – бледное и призрачное за облачной пеленой – клонилось к горизонту.

- Может, заночуем в овражке, - предложил турист. – Костер разведем. Видно его не будет.

- Кому надо, тот заметит, - сказал Лион и будто в подтверждение его слов из пожухлой травы поднялись человеческие фигуры в замызганных камуфляжах. Лица злые, заросшие щетиной, измазаны в грязи. Не военные, наемники.

- Волыны на землю, - скомандовал один из них хриплым, прокуренным басом и, когда приказ был исполнен, присмотрелся к проводнику и добавил с ехидцей: - Вот так встреча! Сам Счастливчик Лион пожаловал, да не один, а с новой отмычкой. Хабарим, братцы?

- Местность осматриваем, - холодно ответил Лион. – Что завело воинов удачи так далеко от Барьера?

- Не что, а кто, - ощерился «бас». Ростом он был невысок, но кряжист и помечен свежим безобразным шрамом на пол-лица. – Коллега твой. Знаешь его. Щербатым кликали. Обещал полустанок показать. Баял, чистый эльдорадо, а сам, с-ка, сгинул, и наших половину за собой утащил.

- Вранья за Щербатым не помню, - нахмурился Лион. - Есть, значит, тут полустанок.

- А где, часом, не знаешь? – уточнил «бас».

- Нет.

- Что тут, тогда, делаешь? – прищурился наемник.

- Мимо мы проходили, - уклончиво ответил Лион.

- Мимо они шли, ага, - процедил «бас». Он убрал автомат за спину, но тут же продемонстрировал пистолет и демонстративно передернул затвор. - Эй, лошок, сюда давай! Глянем, чем вы тут разжиться успели.

Кряжистый жадно протянул руку к рюкзаку туриста. Двое подельников грабителя взяли на мушки проводника, который если и был обескуражен происходящим, но вида не подавал.

- Крысы, - брезгливо сказал Лион. – Своих чистите.

- Захлопни пасть, пока не кончили из гуманности, - огрызнулся грабитель. - Да, парни?

Он оглянулся на остальных. Те закивали китайскими болванчиками, одобряя действия вожака. Лион несколько мгновений мрачно изучал лица наемников, словно пытаясь понять, как он мог так оплошать и не заметить засаду. Потом махнул рукой и обратился к туристу: - Бес с ними. Отдай. Пусть катятся.

Турист, понимая, что дебаты бессмысленны и опасны, протянул рюкзак, но едва «бас» схватился за ремень, перехватил его руку у локтя и вывернул сустав до хруста и вопля. Дружки наемника, не ожидавшие такой прыти от «лошка», не успели сменить мишень, как та уже обезоружила визжащего от боли вожака и прикрылась его телом от возможного огня. Лион, о котором «болванчики» на миг забыли, перекатился в сторону, подхватив свой ствол.

- Не стрелять, с-ки! - взвыл кряжистый.

- Согласен, - поддержал турист и ткнул стволом трофейного пистолета в висок «баса». – Скажи, чтобы бросали оружие.

- Делайте как велит, - прошипел вожак.

- Щас, - не согласился один из «болванчиков».

- Я тебя порешу, если дырку во мне сделаешь, - пригрозил вожак.

- Без волын здесь кранты!

- Я предлагаю мирно разойтись, - встрял в перепалку Лион. - Без шума и стрельбы.

- Знаешь, что, а оставь этого урода себе, - несговорчивый «болванчик» сплюнул под ноги и, не опуская оружия, попятился назад. Второй «болванчик», растерянно оглядел остальных, и двинулся следом.

- Ушлепки, - заорал вслед вожак.

- Будь паинькой, и оправишься следом, - пообещал турист.

- Ты кто вообще, отмычка? Пусть Счастливчик скажет.

- Потерпи и будешь свободен, - подтвердил Лион, разряжая обстановку. – Даю слово.

«Бас» кивнул и несколько долгих минут они втроем наблюдали, как удаляются «болванчики». Лион со спутником – в напряжении, вожак – с растущей злобой. Наконец турист отпустил его руку и отпрянул назад - на случай, если наемник на него бросится, но тот только окинул его ненавидящим взглядом.

- Скажи отмычке, пусть отдаст волыны, - сказал кряжистый Лиону.

- Он не отмычка, - ответил тот. – Нагонишь своих и без оружия. Они недалеко ушли.

- Это подстава, приятель.

- Это недоверие, - ответил Лион. – Шуруй, пока не кончили из гуманности.

«Бас» сделал пару шагов, потом оглянулся.

- Я запомню, - недвусмысленно пообещал он.

- Я тоже, - ответил проводник. «Бас» развернулся, чтобы последовать за своими, как вдруг землю сотряс мощный удар, словно на нее опустился невидимый, гигантский кулак. На месте, где только что шагали наемники, никого больше не было. Мгновеньем спустя горизонталь сотряс еще один удар – уже ближе, затем еще и еще.

- Стойте на месте, - только и успел предупредить Лион, как грохнуло уже совсем рядом, и на земле между «басом» и туристом образовалась гигантская круглая вмятина. Следующая проявилась в нескольких метрах, а за ней – чуть дальше, еще одна. На этом все стихло, так же внезапно, как началось.

- Что это было? – шепотом спросил турист, потрясенный увиденным. Вогнутая проплешина у его ног была гладкой, как обработанный янтарь, сквозь которое виднелись расплющенная трава и гравий. Турист опасливо ткнул в нее стволом автомата, отобранного у наемника. Не встретив сопротивления, металл скользнул по поверхности, одновременно превращаясь в плоскую полоску. Турист потянул оружие на себя, но аномалия уже вцепилась в него намертво, и медленно втягивала его в «янтарный» круг.

- «Слон» прошел, - вполголоса сказал Лион, стирая проступивший пот на лбу. – Редкая аномалия. Я всего пару раз такое видел. Ученый один рассказывал, что в проплешинах трехмерный континуум двухмерным становится. А почему, и сам объяснить не мог.

- Если под «слона» попасть, раскатает в блин, хоть рулон сворачивай, - подтвердил «бас», поумеривший хамовитый пыл. – Счастливчик, это… Не гони меня. Я безоружный до Барьера не дойду.

Он поднял умоляющий взгляд на проводника. Лион посмотрел на туриста. Тот помотал головой и бросил у проплешины пистолет наемника.

- Заберешь тут, а пока пошел отсюда. Двигайся вдоль плешей и считай до ста, потом возвращайся за оружием. Марш!

- Рискованно, - сказал Лион, когда наемник удалился на приличное расстояние. Турист пожал плечами.

- Это ПМ (Пистолет Макарова). Прицельная дальность – пятьдесят метров. Пока наймит вернется, мы отойдем шагов на двести-триста. Затевать дуэль будет уже бессмысленно. Пойдем. Нам ведь еще место для ночевки надо найти?

- Верно, - согласился Лион. – Но сначала нужно перейти этот Рубикон.

Он указал на гребень железнодорожной насыпи, которая рассекала видимое пространство впереди. Рыжие рельсы на почерневших шпалах местами выгнулись. Кое-где их вывернуло словно макароны. Над дорогой висела ватная тишина. Турист шагнул на насыпь, заставив щебень скрипнуть под ногой, но был тут же остановлен.

- Не торопись, - Лион придержал туриста, снял рюкзак, лег на гравий и осторожно подполз к полотну. Проводник приложил руку к рельсу, будто хотел уловить вибрацию, потом – ухо.

- Ну как партизан? – Турист не сдержал глупой улыбки. – Состав не слышно? Взрывчатку закладывать?

- Все тихо, - серьезно ответил Лион. – Быстро переходим на ту сторону.

Турист подхватил снаряжение проводника и перемахнул через насыпь. Следом, поднимая пыль, съехал Лион.

- Если ты еще не понял, дороги на этих землях пересекать наобум нельзя, - пропыхтел он. – Ни железные, ни асфальтированные, ни проселочные. Опасно. Даже на обочине.

- Что в них опасного? - удивился турист. – Тут нет ничего.

Лион достал фляжку и сделал несколько жадных глотков, словно взял паузу, раздумывая над ответом.

- Я на себе однажды тащил такого искателя, - наконец сказал он. - Ноги дураку отрезало на путях. А сколько нашего брата в первые дни на автотрассах что-то сбивало… Нет ничего, говоришь. Смотришь, и действительно: пусто! Но что-то, однако, в этой пустоте присутствует. Невидимое, не всегда слышное, но осязаемое. Как давешний «слон». Ждет и, как только расслабишься, бьет наверняка. Не любит эта землица пришлых. Да и не любила никогда. Чужие мы тут.

Земля под ними задрожала, в лицо ударил резкий порыв ветра, в котором туристу послышался перестук колес. Он покосился на проводника. Лион с сосредоточенным лицом изучал карту, которой поделился турист.

- Полустанок, куда вел наших знакомцев Щербатый, выше на пару километров, - задумчиво произнес он. - Туда соваться не будем. Если наемник не врал, а врать ему, полагаю, было не с руки, там что-то нехорошее его группу ополовинило. А вот если идти прямо от дороги, через скоро выйдем на ферму. Пустую, хотелось бы думать, но, что-то подсказывает, нет. Впрочем, другого варианта у нас нет. В чистом поле ночевать – считай, не проснуться.

Лион не ошибся. Ферма – дом и несколько хозяйственных строений, обнесенных забором, оказалась занятой.

- Шатуны, - прошептал Лион, разглядывая ферму в бинокль. Они с туристом залегли под сухим кустом на расстоянии от логова нежити. – Одна особь, две, три, четыре… Смотри-ка, даже совсем мелкие среди них есть. Дети совсем. Как уцелели? Свои должны были б давно сожрать… А вот и дружки меченого или, точнее, что от них осталось. Щербатого, видимо, съели на полустанке. Хотя… Не может быть… Глянь, не чудится ли?

Он сунул бинокль туристу. Тот приложился к окулярам, чтобы увидеть в окружении измененных живого и внешне здорового человека. Крепкий мужчина с тесаком в руках тащил через двор тело в пропитанном кровью камуфляже. Шатуны плясали вокруг него в нетерпении, как щенки, которые ждут угощения, но послушны командам хозяина. Мужик взмахнул тесаком и бросил кусок самым маленьким. Крупные особи, к удивлению наблюдавшего, не пытались отнять у них еду, то ли ожидая своей очереди, то ли проявляя таким образом заботу о более слабых.

- Ты когда-нибудь наблюдал у них социальное поведение?

- Не доводилось, - признался проводник. - Даже не думал, что они на это способны.

- В остальном, знакомая картина, - скривился турист, передавая бинокль владельцу. – У кого-то, помнится, тоже есть ручной шатун.

- Мать сидит в клети, - огрызнулся Лион. – А тут – на воле. Его давно должны были сожрать с потрохами.

Проводник отложил бинокль, намочил палец слюной и поднял его над собой.

- Уходим, - скомандовал он, убирая бинокль. – Ветер меняется. Как бы не почуяли.

Взрослый шатун, будто почувствовав его мысли, поднял к темнеющему небу измазанное в крови лицо, принюхался и посмотрел в сторону прятавшихся вдали людей.

- У-ы-ы-ы-ы, - протяжно взвыл мертвяк. За ним заголосили остальные. Мужчина в компании измененных сменил тесак на автомат и что-то крикнул. Взрослые шатуны замолкли и стремительно разбежались в стороны. Маленькие – спрятались в доме.

- Чтоб тебя, - выругался проводник и проверил оружие. – Сожрут в сумерках как пить дать.

- Не успеют, - турист вытащил из рюкзака две пары странного вида очков с ремешком на крепежах и вручил одну товарищу. – Это прибор ночного видения. Федералы делали перед апокалипсисом. Не спрашивай откуда, просто примерь.

Лион нацепил «очки». Мир вокруг заиграл яркими красками.

- Что ж ты раньше их не показывал?

Турист молча щелкнул пальцем по дужке, и привычный видимый диапазон чуть поплыл, чуть смещаясь в сторону инфракрасного. Прибор высветил яркими силуэтами несколько активных целей, стремительно приближавшихся с разных сторон. Шатуны брали добычу в клещи. Удивительное поведение, но времени на раздумье над этим открытием не оставалось. Лион нашел среди целей крупную, и сделал прицельный выстрел. Силуэт перекувырнулся и, взвыв от боли, пополз прочь. Рядом плюнул огнем пистолет-пулемет туриста. Одна из целей взвизгнула и закрутилась на месте. Добивать по примеру проводника турист ее не стал, оставив на потом. Остались еще два мертвяка и вооруженный автоматом засранец. Вот кого, наверное, стоило бояться больше нежити.

Ветку над проводником срезала пуля. Уцелевшие щатуны сменили тактику. Они сбросили скорость и теперь тихо ползли к прятавшимся людям.

Лион набрал полную грудь воздуха и крикнул, что есть мочи.

- Щербатый, паскудник! Прекрати стрелять! Я тебя узнал!

- Лион, ты что ли? – раздался издали звонкий голос. – Какого рожна ты тут делаешь?!

- Случайно забрел! Отзови свое зверье, пока не перещелкали.

- Извини, брат, не могу. Ты забрел совсем не туда, куда стоило. Мне свидетели не нужны.

Метким выстрелом турист вышиб из игры еще одну мишень. Она рухнула и больше не шевелилась.

- Щербатый, очнись, - выкрикнул Лион. – Я не один и мы вооружены!

- Не свисти, - донеслось в ответ. – Сдавайся, и умрешь быстро. Я сам все сделаю.

- Переговоры ожидаемо зашли в тупик, - сказал турист и срезал Щербатого короткой очередью. Лион вздохнул, нашел последнюю цель, вышиб из нее дух, методично добил еще шевелящихся подранков и на полусогнутых потрусил к коллеге. Тот еще дышал, но раны на груди свидетельствовали, что осталось ему недолго.

- Дурак, - с сожалением сказал Лион. – Почему ты не послушал? Договорились бы.

- Не мог рисковать, - прохрипел Щербатый. – Там же дети… Я на федералке женат был. Не знал? Гражданство получить по ней мог, но не хотел. Родители у нее хорошими людьми были, брат с женой. Ферма своя. Тут они жили. Дети у меня… были. Сюда на каникулы приехали и… Я их нашел… Все обратились. Почему не я.

По щеке его прокатилась слеза. Он закашлялся. Рядом из сумрака неслышно возник турист.

- Почему они на него не нападали? – спросил он у Лиона. – Почему слушались?

Щербатый бросил на туриста полный тоски взгляд, потом вцепился в штанину Лиона.

- Детей только не трогай, - умоляюще засипел он. – Не виноваты они ни в чем. Голодные просто… Дети еще… Малые… Неразумные… Не трогай.

Лион закрыл ему глаза. Ферму они обошли стороной, заложив приличный крюк. Вдалеке тоскливо взвыл тонкий детский голосок, а потом к нему присоединилась еще пара. Проводник мысленно перекрестился и непроизвольно оглянулся, чтобы увидеть, как над горизонтом тихо поднимается огромная желтая Луна. Ее свет гнал людей подальше от проклятой фермы и ее обитателей.

Шли долго, пока были силы, тихо обсуждая произошедшее. Проводник поминал недобрым словом Щербатого и предполагал, что шатуны могут следовать определенным инстинктам и, подстать животным, формировать прайды. Возможно, определяют своих по запахам. Мать же тоже когда-то Лиона искала. Турист соглашался в том, что шатуны – явление не потустороннее, но и не инфекционное. Ни один из укушенных ими людей армию измененных не пополнял. Значит, деградировать до животного состояния их заставило что-то иное. И это нечто, возможно, по некой прихоти позволило некоторым частично сохранить память, а может и способность обучаться в определенных пределах. Однако не считать их нежитью он наотрез отказывался и был убежден, что измененные, сколь бы не учились заботиться о членах прайда, обречены на вымирание.

Заночевали путники далеко за полночь. Пристанищем им стала древняя «буханка» с практически стершимися красными крестами, разутая, распотрошенная и брошенная в поле еще, видимо, во времена, когда местное население меняло марксизм на рыночную экономику. Корпус машины, впрочем, хранил крепость, а двери запечатывались намертво, что гарантировало определенные комфорт и безопасность. Под утро прошел дождь, громко барабаня по металлу. Изредка его стук прерывался грохотом грома. Стихло с рассветом, а когда турист – злой и невыспавшийся - выглянул наружу, обнаружил рядом с «буханкой» следы босых ног. Маленьких, но не детских. Паранойя вспыхнула в нем с новой силой, и не покидала следующие несколько суток, пока они пробирались нехожеными тропами к крайней точке намеченного маршрута.

- Так вот это вот уродство ты искал? – разочарованно протянул Лион, глядя на группу безликих, приземистых серых зданий и ангаров за добротной металлической оградой и бетонными торосами заграждений. Между ними темнел асфальт дороги, у которой примостилась застекленная будка охраны с опущенным шлагбаумом. – Непохоже, что объект обитаемый.

- Проверим, - турист сверился с мультифоном и указал на ближайший ангар. – Источник сигнала здесь. Идешь? Или все - расчет?

- Сопровожу, что уж, - буркнул Лион, тщетно скрывая любопытство. Следов людей или нежити не наблюдалось. Но сам объект за оградой выглядел сохранившимся в целости, не тронутым нечто, вызвавшим локальный апокалипсис внутри Барьера. Если это действительно так, ценность, которую он представлял, измерялась в величинах, число нулей в коих могла вместить только самая разнузданная фантазия.

Турист огляделся. Чувство, что за ними кто-то наблюдает, усилилось, но за оградой было тихо и пусто. Безмолвие царило и за спиной. Плюнув на сомнения, турист шагнул к будке, поднырнул под опущенный шлагбаум и направился прямиком к ангару. Лион последовал за ним, внимательно шаря глазами по сторонам, чтобы в случае опасности отреагировать на нее мгновенно.

Тревога казалась напрасной. По пути к ангару не топал «слон», не выскочил из-за угла шатун, не пронесся невидимый «поезд» или «автомобиль». Волосы трепал легкий ветерок, призывая хоть немного расслабиться. Однако проводник был настороже. Тишина иногда страшней кромешной тьмы.

Внутри просторного ангара, в котором, возможно, мог легко уместиться небольшой самолет, было на удивление пусто. Лишь посередине стоял одинокий металлический стол, на котором попискивала небольшая коробка передатчика. Турист, не в силах сдерживать более разочарования на лице, обшарил полки, но те оказались пустыми. Он заглянул под радиоаппаратуру, заглянул под стол, обследовал все его плоскости. Что бы он не ожидал найти, поиски не увенчались успехом. Турист выключил передатчик и тяжело, будто постарел за считанные минуты на несколько десятков лет, присел.

- Надо осмотреть другие здания и ангары, - подсказал Лион. Турист отрицательно помотал головой. Лицо его было бледным и беспомощным, как у человека, который в одно мгновение безвозвратно потерял все, что у него было.

- Ты в бункере спрашивал, кто я, - он закрыл глаза рукой. Голос был глухим и едва слышным. - А не знаю. Не помню ни черта, что со мной было до момента, когда за Барьером что-то произошло. Я как как шатуны эти треклятые, разве что рассудок сохранил. За памятью я сюда шел, но, как видишь, облажался. Нет тут памяти. Ничего не осталось. Только пустота!

Он отшвырнул мультифон. Прямоугольник остался невредим и тогда турист начал исступленно его топтать. Лион, потрясенный зрелищем, молча наблюдал, не вмешиваясь и не пытаясь привести товарища в чувство. Тот, наконец, успокоился, утер лицо ладонью и взглянул в глаза проводнику.

- Сдается мне, это был не апокалипсис, а эвакуация. Я так думаю: ушли варвары и все, что могли, с собой забрали. Ты, наверное, думаешь, как это возможно? А если они открыли, не знаю, секреты квантового перехода или туннелирования? Что тогда стоило просто переместить территорию вместе с людьми и инфраструктурой в другое измерение или другую точку пространства? На другую планету, допустим? Обменяли, так сказать, определенную массу и структуру материи на другую? Фантастика? Лучше такая фантастика, чем наша антиутопия.

- Турист, успокойся, - сказал Лион, встревоженный срывом товарища. – Во всем нужно искать плюсы. Ты ничего здесь не нашел, говоришь? Так неправда. Нашел. Ты освободился! Да! Тебя ведь теперь сюда ничего не тянет. Ничто больше в эту убогость не влечет. Свобода, турист! Это высшая ценность. Ты понимаешь?

- Свобода? - В голосе туриста зазвучала неподдельная горечь. – А что же ты тогда не освободишься? Что тебя тут держит? Ты глянь вокруг. Вспомни, что происходит там, за Барьером. Отравили все, загадили! Не себя надо было варварам перемещать, а политиков, олигархов, капиталюг, которые никак кровью нашей напиться не могут. Это ведь хищники пострашней шатунов. Проще было б, чем многомиллионное население с объектами перетаскивать к черту на кулички. Почему не сделали? Пожалели? Барьер даже специальный оставили, чтобы остальной мир с ума не сошел. Гуманисты хреновы!

Он в сердцах плюнул.

- Ксернули и как кальку тут бросили. М-м? Как тебе такая версия? И вот все это – аномалии эти, шатуны, остатки инфраструктуры, призраки поездов и машин – просто пустышки? Нет в них наполнения! Нет…

Он внезапно умолк, глядя куда-то за спину Лиону. Тот оглянулся. У входа в ангар стояла, пошатываясь, одинокая фигура. Мать!

- Мама? – вырвалось у проводника.

- Лион, это не твоя мать, - турист положил руку на плечо товарища.

- Мама, – Лион сбросил его руку и сделал несколько шагов вперед. – Ты меня нашла!

- Леня, не будь дураком! Это пустышка!

Но тот уже понял это и сам. Шатунья подняла на Лиона глаза, лишенные признаков какой-либо мысли, и, хищно оскалившись, бросилась на него. Измененная повалила его на землю, вырвала кусок мяса из предплечья, которое проводник выставил, чтобы защититься, потянулась к горлу.

Проводник не слышал выстрела, но видел, как на лбу шатуньи возникла аккуратная маленькая дырка. Измененная вдруг улыбнулась, на миг став похожей на обычную женщину. В пустых глазах вспыхнула, но тут же угасла искра осознанного воспоминания.

- Мама, - страшно закричал Лион. – Мама!

Он продолжал звать мать, забыв о том, что говорил и отбиваясь уцелевшей рукой от туриста, который пытался куда-то его тащить, и смотрел на женское лицо, на котором проявилась и отныне застыла навечно спокойная улыбка.

Лион истошно вопил, перекрикивая шум лопастей зависшего у ангара вертолета, от которого пытался скрыться вместе с проводником турист. И лишь только когда тот поднял его, чтобы взвалить на спину, заметил винтокрылую машину и сидящего в открытом проеме наемника, которого гнал от себя несколько дней назад. Тот хищно щерился, рассматривая людей внизу в прицел снайперской винтовки.

- Я говорил, что запомню, - пробубнил под нос наемник и крикнул кому-то внутри: – Внизу чисто! Только живые! Господин офицер, валить или берем обоих?

А я, наоборот, выбирала котёнков активных. Вернее, спокойно активных

а мы, в основном, и не выбирали никогда. К нам сами приходили... Нас, видимо, выбирают =)

admin, жесть какая... Выздоравливай! Ну его на фиг!

Дети подарили новый смартфон. Осваиваю

круть! Я, если новый смартфон оказывается в руках, по целому вечеру настраиваю под себя, наполняю программами и всякими подобными полезностями ) Что за модель?