Лестада

А у меня всё целиком есть, спасибо Светлане
Чрезвычайно вкусная вещь. Вы уж меня простите, когда мне всё нравится (и тема, и время действия одно из любимых), критик из меня никакой.
Единственно, в таком отрывке, вврванном из контекста, тяжело соориентироваться, кто есть кто и куда.

Кто-то услышал мой крик отчаяния о том, что произведений про упырей так мало

Неожиданная развязка. Очень. Даже немного жаль, что реальность возобладала над мистикой. С другой стороны, оставь автор полную свободу мистике, рисковал бы получить занудные обвинения в банальности.
Текст слегка бы причесать (совсем мелкие блошки).
Но в целом, здорово очень.

Вааааай, это шикарно. Как есть. На высоте и стиль, и повествование, описательные моменты, сюжет.
Временами даже мурашки по голове маршировали
Чёткая визуализация. Я будто фильм посмотрела. При этом мне даже казалось, будто я слышу голос рассказчицы (хоть автор и мужчина). И опять попадание - на этот раз с гендерным моментом.
Краткая вроде зарисовка, но такая ёмкая и... мистически-волшебная. Неожиданная для меня трактовка персонажа. Но здорово. Очень здорово.
Каюсь, я вообще большой любитель сказок, кыргызских в особенности.

, продолжение

В поисках Итадзуры

 

 

Снежная завеса застилала глаза. Мне чудились то диковинные замки, выраставшие из ниоткуда, то исполинские снеговики, распадавшиеся на мириады белых точек на фоне стремительно темнеющего неба так же быстро, как и возникавшие из них. Снег был всюду: он лез в глаза, нос, уши, пытался просочиться сквозь плотно сомкнутые губы. Да уж, похоже, Сусаноо (1) разыгрался не на шутку.

 

Хлёсткий ветер царапал щёки и забирался под тонкое кимоно. То самое из зелёного шёлка, любезно подаренное мне когда-то Итадзурой-куном. Проклятым Итадзурой, чтоб его! Год назад мне удалось выбраться из лап ногицунэ – лиса-оборотня. Две недели тот удерживал меня в плену. Две сумасшедшие недели, во время которых я чуть было не потерял счёт времени и свой разум. Но я смог выкрасть лисий жемчуг – жемчужину, что висела у него на шее, в которой, по преданиям, хранится душа ногицунэ. Ха, как глуп я был, когда решил, что лис, проживший не одну сотню лет и успевший обзавестись пятью хвостами, позволит человеку обхитрить себя. Но он позволил. Лишь для того, чтобы развеять свою скуку и посмотреть, что я буду делать с таким сокровищем, как душа древнего сверхъестественного существа. И что же я сделал? Пожелал отправиться домой. Чем, конечно, разочаровал Итадзуру. Он выполнил желание, вот только я опять всё испортил, ибо молчание – не самое моё сильное качество.

 

Я разболтал всем про Итадзуру (пусть и сделал это в виде якобы литературного рассказа), и теперь вынужден болтаться где-то в Японии, рискуя в любую минуту превратиться в ледяное изваяние. Спасти меня может только Итадзура. Я должен найти путь к его жилищу. Но ни один живой человек не может мне помочь. Я погибну в тот же миг, как только произнесу имя коварного ногицунэ. Таково условие.

 

Проблема ещё в том, что я понятия не имею, куда идти. Ни телефона с GPS-навигатором, ни карты, ни гостеприимных сельчан, ничего. Только нескончаемая бутылка сакэ (Камэоса-сан не давал мне замёрзнуть, но упорно хранил молчание) и шматок вяленой свинины (за неделю скитаний от него остался лишь крохотный кусок, буквально на один зуб) – всё, что дал мне с собой Итадзура, перед тем как выбросить в… не знаю где, обрядив в традиционную японскую мужскую одежду. Хорошо хоть сжалился в последний миг, и вместо деревянных сандалей-гэта на ногах у меня красовались добротные кожаные сапоги. Хотя сжалился ли? Быть может, просто решил продлить мои страдания. Сидит сейчас где-нибудь, катает наливное яблочко по тарелочке и потешается над скитаниями болтливого Киру-чана.

 

Мысли не радостные, но от зубодробительного холода на время отвлекли. Я уже не чувствовал ни рук, ни ног. Мной завладело странное спокойствие. Я просто шёл вперёд, по колено проваливался в снег, выбирался и снова шёл, понимая, что если остановлюсь, то точно умру.

 

Вот и чьи-то кровавые следы. Алая лента шлейфом тянулась по снегу, то петляя и пропадая, то вновь появляясь. Волки? На кого-то напали волки, и этот кто-то пытался спастись? Но как? Насколько знаю, этих хищников в Японии нет давно. Последние вымерли в конце девятнадцатого века. Ну, или вполне вероятно, что несчастного путника задрал медведь. И это мне очень не нравится. Потому что следующим могу оказаться я, и никакой Итадзура не спасёт. Не успеет просто, тварь такая.

 

Вопреки здравому смыслу я доверился чужой линии жизни и теперь шёл по ней, представляя в конце пути то обглоданное тело, то огромный клубок из кровеносных нитей. Видимо, сказывалось воспитание на русских народных сказках – они въелись в мозг более прочно, засев на подсознательном уровне, и теперь перекликались с японским фольклором, прелести которого мне приходится испытать на собственной шкуре.

 

На очередном склоне линия оборвалась вконец. Замело снегом, наверное. Но внизу, у подножия горы я вдруг увидел небольшой домик, утонувший в снегу едва ли не по самую крышу, из трубы которой поднимался тонкой струйкой дым. Я моргнул несколько раз, пытаясь либо прогнать наваждение, либо осознать, что мне, наконец-то повезло. Впервые за неделю я буду спать не в пещерах, наскоро возведённых из снега, не под открытым небом у костра, а в настоящем доме.

 

А там как будто только меня и ждали. В окнах зажёгся свет – но не яркий, почти белый, электрический, а с красноватым отсветом, как бывает при свечах. И вдруг позади меня раздался волчий вой. «Не может быть», - ошеломлённо прошептал я и обернулся: сквозь снежную завесу оранжевыми точками светились десятки, а то и сотни глаз. С каждым вымораживающим душу и тело воем, они становились всё ближе и ближе. Новый порыв ветра ударил в спину с такой силой, что я не удержался на ногах и покатился по склону, обдирая руки.

 

Вот и дом. Порог завален снегом. Похоже, хозяева давно не выходили. Пережидали стужу в тепле. Я оглянулся и чуть не закричал: серая туча клубящихся волчьих тел скатывалась по склону. Они последовали за мной! Онемевшими от холода пальцами я бросился откапывать вход и, что есть силы, звать на помощь. Позади волки уже отряхивались и готовились к прыжку, когда дверь, наконец, открылась, и я буквально влетел внутрь, моля всех богов – славянских, японских и даже греческих, чтобы хозяева успели крепко запереть засов.

 

 

Тепло. В доме было тепло и безопасно – вот первое, что я почувствовал, когда страх за собственную жизнь, наконец, сдал позиции. Удивительная женщина в белом кимоно, расшитом красными нитями, - стала первым, что я увидел в этом доме. Лицо без возраста – с равной уверенностью его обладательнице можно было дать как восемнадцать лет, так и тридцать. Слишком чистая, как первый снег красота, слишком знающие глаза, без тени наивности, присущей юности. Кожа белее алебастра, алые губы приоткрылись – ей любопытно, кто я и что я. Веки чуть тронуты красной кистью, отчего чёрные глаза под тонкими бровями приобретали ещё большую выразительность. Гладкие волосы спускаются чуть ли не до самого пола, такие блестящие, что хочется дотронуться до них, проверить – не парик ли? Так ли они шёлковы на ощупь, как кажутся? Монохромная, хрупкая красота с брызгами алого.

Склонившись над мной, женщина заботливо вглядывалась в моё лицо, словно могла на нём прочитать ответы на все вопросы, которые её волновали. На миг мне даже стало неловко.

- Кто ты? Почему Оками преследовали тебя? – спросила она, распрямившись и отойдя к полкам у стены над очагом, где тут же принялась перебирать какие-то пучки с травами.

- Оками? – я прошёл к очагу и протянул к нему руки, чтобы согреться, - вы же про волков сейчас говорите? Или про кого-то ещё (2)?

Она вновь окинула меня долгим, внимательным взглядом, после чего кивнула и принялась растирать травы в деревянной ступке. В маленьком доме среди скромного убранства она казалась нереальной. Погаси огонь в очаге, и света будет хватать от одной этой женщины. Пара циновок, с наброшенным на них сеном и низкий стол с нехитрой кухонной утварью – всё это тонуло во тьме, тянувшей свои когтистые лапы из углов. Пестик мерно постукивал о края ступки, пламя чавкало и потрескивало, пожирая дрова, а по невысоким стенам ходили тени. То вытягиваясь, то опадая, то сворачиваясь кольцами, то разбегаясь в стороны.
Мне снова начало казаться, что я схожу с ума. Как тогда, в жилище Итадзуры-куна. Только в этот раз ногицунэ рядом не было. И никто не мог приструнить разбушевавшуюся нечисть, если она вдруг решила бы поразвлечься за мой счёт. Вместе со страхом вернулись и другие чувства: я, наконец, заметил, что моё кимоно хоть и подсыхало, но было разорвано в нескольких местах, а руки ободраны едва ли не до локтей. Снег, забившийся в сапоги, давно превратился в воду, и теперь ноги болели от нестерпимого холода.

- Пей, - женщина поставила передо мной плошку с какой-то мутной жидкостью в ней. – Пей, - она пристально посмотрела в глаза, и я подчинился, не успев ничего возразить. Она же отошла к самому тёмному углу и завозилась там, переругиваясь с кем-то в полголоса. Так продолжалось довольно долго. Мои жалкие лохмотья даже полностью просохли, когда женщина вернулась с ворохом тёплой одежды. Современного покроя, что удивительно. Чёрное полупальто, такого же цвета джинсы, свитер с высоким воротом, кожаные перчатки, вязаная шапка и новые сапоги. Некстати вспомнилась Герда из «Снежной Королевы», прочитанной в далёком детстве.


- А олень будет? – нервно хихикнув, спросил я. Хозяйка недоумённо выгнула бровь. – Ладно, я даже не знаю, кто вы и читали ли творение грустного сказочника… Забудьте. Так кто вы?

- Одевайся и уходи, - вместо ответа сказала она и взмахнула белоснежным рукавом в сторону двери.

- Но там же волки! – запротестовал я, тем не менее начав переодеваться. Ну, не отказываться же от такого полезного и, главное, своевременного подношения?

- Оками тебя не тронут. Я попросила их пропустить тебя.

- То есть, как это попросила? Когда? Каким образом? Так ты тоже из этих? Из ёкаев? (3) – вопросы сыпались один за другим, на что женщина лишь досадливо поморщилась, но быстро вернула прежнюю безэмоциональность.

- Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой. Как самочувствие? – без перехода поинтересовалась она и, мне показалось или нет, но она улыбнулась, спрятав эту эмоцию в рукаве своего кимоно.

- Хорошо, - и я не врал. Приятное тепло разливалось по жилам, наполняя их силом. Чтобы ни было намешано в том мутном, противном на вкус отваре, но оно действовало.

- Прекрасно. Теперь я готова слушать. Кого ты ищешь? К кому идёшь?

- Но… я не имею права рассказывать. Если я сделаю это, то Ита… он убьёт меня!

- Тебе есть, ради чего жить? – она подошла ближе и пытливо вгляделась в меня. Я уже был одет, но почему-то от близости этой женщины холод вновь начал подбираться к моему сердцу.

- Да, - моргнул я в попытке снять наваждение, - то есть, я думаю, что да. Не знаю. Но я хочу жить.

- Одного желания мало, - ещё шаг, крохотный шажок маленьких ног, и я с ужасом увидел, как мои ноги по колено покрылись инеем.

- Что это? – прохрипел я севшим голосом, на что женщина взмахнула рукавами, и потолочные балки в тот же миг украсились бахромой из сосулек. Алебастровое лицо совсем рядом, алые губы растянулись в игривой улыбке. Алые… как те пятна на снегу. Как россыпь узоров на её кимоно. Как кровь, что сверкала замороженными рубинами в поясе-оби, обхватывающем тонкую талию.

- Отвечай, пока я не заморозила твоё сердце, - вьюгой прошептала красавица, и ледяная сеть сковала меня уже по пояс.

- Итадзура, - просипел я, - я ищу Итадзуру. Грёбанного лиса, ногицунэ мать его, пятихвостого.
И как только я сказал это, холод тут же отступил. С потолка всё так же свешивалась многолетняя паутина, в очаге весело потрескивал огонь, подмигивая мне то одним глазом, то другим, то всеми сразу, а Юки-онна мирно стояла у полок с травами и толкла что-то в ступке.


- Юки-онна, - выдохнув, я сполз по стене и сел на циновку. Я встретил одного из самых опасных ёкаев Японии, Снежную Королеву Страны Восходящего солнца и по какому-то странному стечению обстоятельств всё ещё был жив. Меня не постигла ни кара Итадзуры, ни смерть от ледяного дыхания Юки-онны (4). Было над чем поразмыслить, чему удивиться, за что свечку поставить или табличку в храме заказать.

- Как звучало его условие? – не оборачиваясь, спросила Юки-онна.

- Не рассказывать никому из людей про то, что я ищу и кого ищу.

- Всё верно. Но ведь я и не человек. Теперь понятно, почему оками преследовали тебя. Они не в ладах с ногицунэ. Эти лисы порядком крови попортили не только людям, но и ёкаям, и прочим сверхъестественным существам. Я подскажу тебе, как найти Итадзуру, но ты должен сделать кое-что для меня.

Я кивнул, выражая полную готовность, хотя Юки-онна всё также стояла спиной ко мне.
- Достань ключ от моей темницы, - она резко обернулась, и её чёрные глаза ожгли холодом, - проклятый лис заточил меня в этой долине, и теперь я не могу добраться ни до одного селения. Ты должен освободить меня, ведь здесь так одиноко. Только редкие путники, заблудившиеся туристы иной раз перепадают…

- Но если я освобожу тебя… Ты опять начнёшь вредить людям?

- Нет-нет-нет, - яростно замотала она головой, глаза увлажнились слезами, а губы весьма кстати предательски задрожали, - я хочу создать семью, понимаешь? Я буду хорошей! Я больше не буду никого замораживать! Правда-правда! Только достань мне этот ключ! А не достанешь, - и вновь разительная перемена. Колючий взгляд, от которого тело тут же покрылось мурашками.

- Я сделаю всё, что в моих силах, - пролепетал я. Юки-онна ободряюще улыбнулась и хлопнула в ладоши. И в следующий миг я очутился в самой сердцевине снежной бури, которая несла меня невесть куда. К Итадзуре, я так полагаю. Но уж лучше бы в аэропорт, с билетами в кармане сразу.
----------------------------------------------
(1) Сусаноо - бог ветра в японской мифологии. Повелевает снегом, градом, стихиями вообще.

(2) Оками - старояпонское слово для обозначения японского волка, который в настоящее время считается вымершим видом. Является ёкаем и посланником богов-ками, популярным персонажем японского фольклора. Оками понимает человеческую речь и умеет заглядывать в людские сердца. Оками выступает защитником лесов и гор, помощником нуждающихся людей, он загодя предупреждает жителей селений о грядущих природных катастрофах, хранит поля от вытаптывания кабанами и оленями, служит защитником путников в горных лесах. В одной истории он вывел из чащи слепого флейтиста.
(3) Ёкай – общее обозначение японских мифологических существ, демонов, призраков.
(4) Юки-онна – ёкай. Способна заморозить дыханием. Является в образе красивой женщины в белом кимоно. Оставляет на снегу кровавые следы. Нередко выступает в роли вампира, суккуба. Но если влюбится в жертву, то может и пощадить. Главное, не рассказывать никому о её природе, иначе конец.

Вроде как до смерти Анастасии, да и много после неё царь ещё не был таким безумным, каким вырисовывается здесь. А почитать его переписку политическую и около того, так вообще большого и незаурядного ума был государь, со своеобразным юмором, правда, но всё же. Сдаётся мне, Анастасия вполне могла его любить.
А со временем все его параноидальные страхи, которые до поры редко бывали, проявлиться стали всё явственнее.
Вот ежели бы вы ещё любимца моего (и государева ) Фёдора Басманова выписали, ааах
Жаль, что не целиком. Любопытная вещь по стилизации - веет временем тем, но не настолько архаично написано, чтобы не быть читабельным для современного читателя.

И, как всегда, прекрасно написано. Стиль заворачивает, помещая на ту самую трапецию. И кажется, что, собственно, и выбора у Григория не было. Это как бездна, которая манит и затягивает. Всё было предопределенно. И Зимин этот (холодный и слякотный,как зима порой), смахивающий на беса невысокого ранга, и три девицы, словно те самые три дочери-искусительницы Дракулы (кстати, знаете же, да, что на самом деле у Дракулы, у реального Влада Цепеша, не было дочерей, но было три сына).
А изменил Григорий тому чистому, что было в нём самом, что отражалось в его жене. Не случайно же он зовёт её "Ангел мой".

от чего у Маши сладко замирало в желудке.

В желудке? о_О

 

актер увидел простыни пододеяльники

Знак препинания пропущен.

 

Голливудские красавцы не задумываются о том, откуда берется уют. Столкновение с действительностью может нанести творческой душе неизгладимую травму.

Это вряд ли. Некоторые из них и самолично какульки за своими кошками из лотка убирают. Так что, возможно, сами и не гладят (времени просто нет), но но что и откуда берётся, знают. Но, полагаю, это умозаключение - не автора, а Маши, которая как любая фанатка мечтает, что украдёт знаменитость и завлечёт её в постель котлетами и борщом.

 

Был видна поросшая русой бородой щека и ухо. Маша вздохнула. Это вам не Джонни Депп.

а чего, Джонни Депп не храпит, и борода у него не растёт? Очередная дура-идеалистка.

 

«Штирлиц в подобной ситуации сказал бы, что это провал», – подумала она.

 

Эк её проняло

 

 

История очень понравилась. Моменты про огурец так вообще шикарны. 

Хм... понравилось. Есть в этом что-то светлое. Каждый хочет любви. Даже тот, кто думает, что не хочет.
Эротики, конечно, тут член наплакал, но вещь симпатичная.

Высокая ставка

 

- Сыграем?

 

- На что?

 

- На твою душу.

 

- Опаздали-с. Проиграна давно.

 

- Кому же?

 

- Да вам, милейший сударь. Неужто не помните? Обещали показать весь мир, разложили карты на карте, чертили на мне маршруты будущих путешествий, рисовали перспективы грядущих открытий, предрекали несметные богатства, но бросили на полпути, так и не добравшись до заветного острова.

 

- Ты, верно, безумна? Я впервые вижу тебя.

 

- Лжёте, сударь. А давайте и впрямь сыграем? Только на этот раз моими картами, а не краплеными вашими. Играть будем честно, без мухлежа.

 

- Хм... И на что же? Души у тебя...

 

- Да сдалась вам эта душа? Мне так ваша совсем не нужна, даже будь она у вас. Сыграем на раздевание. Кто останется без одежды, тот выполняет любое желание победителя. Стриптиз и одно желание. Но только в том случае, если игра будет честной. Идёт?

 

- Не боишься проиграть?

 

- Боюсь выиграть.

 

Лживое пламя свечей искажает силуэты в комнате. Тени деревьев, глядящих в окно, вытягиваются и будто ползут по стенам. А над столом склонились двое – мужчина и женщина. Рубашками верх летят на выщербленную деревянную поверхность карты, расстегнут ворот белой рубашки мужчины, чей облик являет собой воплощение хладнокровия, хоть и сдвинуты к переносице чёрные брови, и хищно трепещут крылья носа. Проигранные сапоги, жилет вместе с сюртуком уже лежат у ног женщины – её лицо всё ещё прекрасно, несмотря на давно отцветшую юность, в плавных движениях сквозит врождённое благородство, столь неуместное для яркого наряда продажной девки, в который она одета. А на щеках, сквозь слои пудры, проступает лихорадочный румянец.

 

- Твой платок, - прерывает затянувшееся молчание мужчина, - на нём кровь. Ты больна? От тебя несёт смертью. Она скоро пожалует за тобой. Взмахнёт косой, и ты падёшь к её костлявым ногам. Но я могу изменить твоё будущее. Могу вернуть молодость, даровать бессмертие…

 

- Не трепись. Давай, вскрывайся. Что там у тебя? Опять проиграл, - потрясённо выдыхает она. – У меня флэш, а у тебя…

 

- А у меня всего лишь трипс. Скверное дело, – язвительно посмеиваясь, отвечает он, - так что мне снимать?

 

- Снимай рубашку, - после секундного размышления говорит женщина, оглядываясь в поисках воды. Здесь жарко. И как она раньше не замечала? Тяжесть июньской ночи обрушивается на неё стрекотом цикад. Сквозь открытые ставни не долетает ни дуновения ветерка, словно вязкий туман, невидимый глазу, окутал трактир, а, может, и всю землю. И нет никого в целом мире, только дьявольски красивый мужчина напротив, медленно расстегивающий пуговицы своей рубашки, неотрывно глядя при этом в глаза замершей женщине. Чуть улыбаясь, он неторопливо стягивает рубашку, и в ночной тишине явственно слышится скольжение тончайшего шёлка по атласной коже. Мгновение, и сорочка оказывается на полу.

 

- Играем дальше? – изогнув бровь, вопрошает он. – Где ты научилась игре в покер? – сдавая карты, интересуется он.

 

- Матросы обучили, - следя за полётом спрятавшихся королей, валетов, дам и карточной челяди, отвечает она.

 

- А хочешь, - смотря в свои карты, говорит он, - Я сделаю так, что ты станешь женой уважаемого в городе человека? У тебя будут слуги, свой дом, ребятишки народятся? Я могу сделать так, что у тебя будет безупречная репутация. Только представь, окружённая любящими домочадцами, в красивых, богатых нарядах…

 

- Хватит болтовни. Играем, - отрезает она, стараясь не смотреть на то, как чувственно он облизывает пересохшие губы, как змеятся по плечам рассыпавшиеся пряди блестящих чёрных волос. Даже в легкомысленном платье ей жарко так, как будто на ней накинуто, по меньшей мере, три шерстяных платка, тех самых, дареных одним влюбленным в неё матросиком.

 

- Я могу вернуть тебе родителей. А противного дядюшку убрать вовсе, - как бы невзначай бросает он.

 

- Вскрывайся, - отрывисто бросает она. И снова удача. Фортуна на её стороне. В сердце кольнуло нехорошим предчувствием, но женщина мысленно отмахивается от него. А в следующее мгновение заходится в безудержном, лающем кашле. На застиранном платке, что она подносит ко рту, расцветают новые алые пятна.

 

- Жизнь уходит из тебя. Каждая минута имеет свою ценность. Подумай, я всё ещё согласен прекратить игру, - откинувшись на стуле, он расстёгивает брюки, испепеляя её взглядом. – А помнишь, как  хороша ты была, когда я повстречал тебя? Ты была подобно только что распустившемуся цветку. Я с упоением вдыхал аромат твоей невинности, - поднявшись, он снял брюки, оставшись в одном исподнем, - ты бесстрашно шагнула за мной в пропасть, и теперь также бесстрашно стремишься достигнуть её дна. Подумай хорошенько. Я могу исполнить любое твоё желание, только прекрати игру. Хочешь, я уничтожу всех твоих злопыхателей? Сделаю тебя главной куртизанкой? Ты станешь фавориткой самого короля, а поэты будут слагать в твою честь оды…

 

- Заткнись. Хватит того, что я поверила тебе один раз, - новый приступ кашля сотряс её.

 

- Ставки слишком высоки. Вдруг ты проиграешь всё? Именно сейчас, когда я предлагаю тебе это всё? К чему этот азарт, если можно получить всё сейчас и не рисковать дальше?

 

- Сдавай карты, - шепчет она. Её колотит крупная дрожь, на лбу выступила испарина. Жар сменяется ледяным холодом, когда мужчина чуть подаётся вперёд. Пламя свечи бросает красноватый отсвет на его белоснежную кожу, обрисовывая рельефность мышц. В измученном тяжёлым недугом теле женщины рождается жар, другой жар. Он клубится внизу живота, заставляет сгорать в сладостной истоме.

 

- Прекрати эти штучки, - выплёвывает она зло. Ей, опустившейся на самое дно, стыдно за себя, со свою несдержанность, за свою слабость. А он посмеивается.

 

- А хочешь, я подарю тебе незабываемую ночь любви со мной? Я буду ласкать тебя так, что ты забудешь обо всём. И эта ночь покажется тебе бесконечной, сплошь сотканной из наслаждения. Последний раз предлагаю, прекрати игру, и получишь это, получишь... меня.

 

- Вскрывайся, - хрипит она сквозь кашель и застывает в немом ужасе, когда он показывает свои карты. – Флеш-рояль, - обречённо срывается с её губ.

 

- Аха-ха, ты так и осталась наивной, глупой девчонкой. Неужто ты думала обыграть меня? Меня?! Признаться, я удивлён твоей игрой. Но никакая Фотруна не поможет тому, кто сел за стол со мной. Карты – моя стихия. Я – тот самый азарт, что живёт в ваших ничтожных душах. Играть честно было увлекательно, но не продуктивно. Карты сами подчинились мне. А ты потеряла всё. Что же мне взять с тебя?

 

- Я знала... что скоро... умру, - едва слышно говорит женщина, падая на пол. Кашель не даёт ей дышать. Вновь и вновь исторгает её горло рванные, лающие звуки. Платок, который она судорожно сжимает в кулачке, уже весь красен от крови. – Спасибо... – в перерывах между приступами кашля шепчет она, - спасибо... что... вернул мне душу...

 

- Как вернул? – в его голосе неподдельное изумление, - я же выиграл!

 

- Ты... проиграл. 

Работа с людьми - самая изнурительная в психическом плане работа. Невольно станешь мизантропом, кстати.
Мне показалось, что многовато гиперболы. Оглушительные телефоны, оглушительные начальники, непременно стереотипичные боровы на Хаммерах. Впрочем, допускаю, что в данном жанре это, наверное, оправдано.

Продолжение следует? А где же оно? Какая-то тайна таится в Чёрном. Не так прост он, совсем не проста Лина. И соседка, обыкновенная женщина, тётя Рита это подспудно чувствует.
Стиль превосходен, как и всегда. Одна фраза цепляет за собой другую, и хочется читать, поглощать, не останавливаясь.
Отдельное спасибо за атмосферность и визуальность.

Ага. Там "мне" пропущено.

И ага, со вторым я тоже согласна. Не лучшая моя вещь, даже халтура. Идея была, но воплощение подкачало. Возможно, будь у меня больше времени, и обилие букафф, вылившееся в бОльшее развитие сюжета, сыграло бы так, что концовка не разочаровала бы.
Видела где-то советы о том, как разыграть друга на 1 апреля. И в их числе был как раз совет найти актёра, который бы сыграл персонажа любимой книги "жертвы". Я тогда ещё порадовалась, что вряд ли кому придёт в голову разыгрывать меня таким образом. И задумалась о своих персонажах. Ни с кем бы из них я не хотела бы встретиться в реальности, наверное.
Кстати, есть у меня персонажи моих произведений, которые периодически преследуют меня. К счастью, только во сне. И Амир из их числа. Иногда мне даже его жаль о_О
Только не говорите, что я сошла с ума

Вне конкурса потому, что опубликовано. Но раз неделя о профессиях, думаю, можно разместить до тех пор, пока не созрею на что-то новое. Постараюсь обойтись в этот раз без лишней крови. Она же мне самой нужна

 

Новости

 

Три часа ночи. А я не сплю. Сижу и разглядываю ладонь. В ней скопилась странная жидкость, накапавшая из моего носа. Без вкуса и запаха. На кровь не похоже. В свете ночника она кажется расплавленным золотом. «У меня вытекают мозги, - бросает в холодный пот, – и как теперь с этим жить?». Пуститься в экзистенциальные размышления мешает сигнал SMS. От начальства: «Через час будь в аэропорту. Приезжает агрегат. Встретить, снять. На 6:00 бокс+синхрон. Потом сюжет».

 

10:00. Глаза слипаются. На автопилоте спускаюсь из монтажки к лифту. Мой труд уже в эфире. Мозг выдаёт анонсы сновидений. Вдруг над самым ухом гаркает шеф-редактор:

 

- О! Ты ещё здесь! Срочно надо на прессуху. Больше некому. Все на заданиях. Как сделаешь, можешь ехать домой отсыпаться.

 

12:00. В лифте информагентства известный политолог любуется моим блокнотом, после чего недобро улыбается и полувопрошает-полуутверждает:

 

- Это самый правдивый канал? – звучит как оскорбление.

 

- Почему же? - смущаюсь.

 

- Ну, если это так и есть, - довольный своей гениальной репликой, гордо удаляется, добивая примерно такой фразой: «Вы не виноваты, что вы такие какашки. Вы просто продаетесь не тому»... Бесит! Правда - это такая относительная вещь, что просто не может быть единственной. Есть одно событие, из которого вытекает несколько правд - в зависимости от того, под каким углом, с какой стороны, в каком ракурсе на это событие смотреть. Одни и те же факты можно подать разными способами. От направления подачи будет зависеть та или иная «правда». Всё это прописные истины. Но почему-то каждый раз находятся люди, требующие подать им ПРАВДУ. На самом деле они хотят, чтобы им сказали то, что они желают услышать. Туда же затёртую всеми объективность.

 

SMS от шефа опять лишает радости думать: «Возьми синхрон политолога. Он был на прессухе». Твою ж за ногу! Политолог, зараза такая, уже выезжает за ворота. Кричу, топаю, размахиваю блокнотом, на что мне делают ручкой и скрываются за поворотом.

 

Чёрт! Всё равно он не любит наш канал. Риторически вешаюсь ему на телефон и получаю ожидаемое: «Абонент не доступен, или отключен…»

 

13:00. Без надежды, эксперимента ради, жму кнопку вызова лифта. «Да, конечно, - воодушевлённо улыбаюсь начальнику. - Я поеду туда. Сниму пожар, а на обратном пути заскочу ещё на митинг. Мне не трудно».

 

- После можешь ехать домой отсыпаться, - благодушно разрешает шеф.

 

15 00. Кассета с отснятым пожарищем, завёрнутая в мой сопроводительный текст, уехала с нашим водителем. Я же мёрзну на митинге, пока оператор делает подсъёмки.

 

17:00. Лифт радушно распахивает передо мной двери. Уже почти переступаю его порог, когда шеф-редактор деланно изумляется, хватая меня за руку:

- О! Ты ещё здесь? Там один мужик рысь себе в качестве домашнего питомца завёл. Ты же любишь животных? Бантик в итоговый выпуск позарез нужен.

 

18:00. Едем на съёмки. За окном проносится город. Люди. Они уже идут домой. Кто-то радостно и чуть ли не вприпрыжку, кто-то - едва волоча ноги. Для многих из них рабочий день уже закончился. Для некоторых он только начинается. Для нас он не заканчивается никогда. Ведь даже когда мы спим, что-то происходит. В три часа ночи тебя могут поднять с постели и отправить куда-нибудь к чёрту на куличики. Ага, медиа не спит.

 

22:00. С чувством выполненного долга, с остывающим адреналином в крови, иду в свой кабинет.

 

- Юль, ты всё успела? – сбивает сонный настрой мужской голос из телевизора. Вздрагиваю. Невольно вспоминаются те эпизоды из «Media Sapiens» Минаева, где герой общался с телевизором. И все бредовые и вместе с тем гениальные идеи приходили из вот этого ящика с движущимися картинками. Криво улыбаюсь. По телевизору идёт какой-то сериал. Да уж, надо пропить успокаивающие. Кстати, я так и не сходила к врачу. Что там с моими мозгами? Может, после сегодняшней погони за новостями у меня больше нечему вытекать?

 

 

 

Репортаж из любой точки

 

Я веду прямой репортаж из котла, в котором меня варят жители племени Тумба-Юмба.

Они поймали меня, когда я пытался позаимствовать их золотого теленка. И, похоже, решили сварить из меня мясной супчик. Но я не унываю! Долг журналиста прежде всего! И, пока я буду жив, я буду выполнять его по мере моих возможностей!

Итак, в данный момент вождь племени, некогда ободравший бедного павлина и напяливший останки многострадальной птицы себе на голову, с плясками в стиле святого Витта подскакивает к котлу и со всего размаху бросает в меня какой-то сверкающий булыжник. Я-то думал, что для придания "бульону-из-меня" священного вкуса ко мне в котел кинули бриллиант из пасти их золотого теленка. Но на самом деле это просто большой кристалл NaCl, в просторечие – соль. Ммм… водичка приобрела солоноватый вкус!

Остальные участники этого действа дергаются в конвульсиях, не на много отличающихся от "торжественного шествия" к котлу их вождя. При этом они обдирают ближайшие деревья на предмет грибов, бананов и неких странных, извивающихся существ, присутствие которых в любой другой ситуации заставило бы меня исторгнуть дикий крик и забраться куда повыше. Но здесь деваться некуда. И крикам туземцев примешивается мой нездоровый смех, так как мне приходится уворачиваться от всего этого с испуганными ужимками и корчить рожи из-за весьма не прохладной водички.

В последние годы мне часто говорили, что я насквозь прожженный тип. Но, знаете, кожа-то моя стала приобретать приятный розовый цвет, а запах "бульона-из-меня" никто бы не посмел назвать неаппетитным.

К сожалению, мои дорогие коллеги и телезрители, а также натершийся гуталином оператор (чтоб тебе оказаться на моем месте!), мне приходится прервать свой репортаж. Причина довольно банальна (между прочим, оператору наверняка хватит пленки, чтобы запечатлеть "поедание меня"): когда-то нам преподавали, как мы считали, ненужные естественные науки… Так вот, там говорилось, что человеческий организм не переносит температуры кипения воды. Это святая правда, друзья мои!

Эх, жизнь моя жестянка!.. Станцуем?!

Вставил тоннели в уши, потом – в нос, в щеки, а там и до черепной коробки недалеко. Внутри ведь все равно ничего нет. Понимаете? А мы находим этой органике применение. Удобно, и похищать больше никого не нужно.

Ну, вот. Опять стереотипы, основанные на внешнем виде индивидов. Помню, когда я училась на первом курсе и была вся из себя такая мрачная, в чёрных одеяниях, тяготевшая к готике и слушающая блэк-метал, так вот, были некоторые преподаватели, которых мой внешний вид на первых порах вводил в заблуждение. И каково же было видеть их удивление, граничащее почти с разочарованием, когда я лучше всех отвечала тему и на семинарских вела вполне осмысленные дискуссии

Так что, не знаю, не особо люблю тексты, которые построены на стереотипах. Раз блондинка - значит, дура. Раз бодимодификатор - значит, тоже дурак и без цели в жизни. Раз веселятся на танцполе в "бесовский/буржуазный" праздник - значит, порочные и испорченные молодые люди. 

 

Но фокус с "яркой жизнью" для ангела понравился. Неожиданно. Яркое пятно в рассказе.